* * *
— Рассказывай, — приказала Кира.
Александр сделал глоток воды, наколол на вилку половинку черри и начал неторопливо жевать ее. Что само по себе было нетривиальной задачей, учитывая размер этой помидорки. Александр знал, что когда сестра — обе сестры, если подумать, — говорила таким тоном, то проще было ей честно ответить: юлить, врать и уходить от темы все рано не получится.
Их недавняя ссора была забыта — с тех самых пор, как они выросли настолько, что родители перестали вмешиваться в их ссоры и заставлять их мириться, Кира и Александр предпочитали делать вид, что никакой перепалки между ними не было, и уж тем более не обсуждать ее.
— Что именно? — поинтересовался, наконец, Александр.
— У «Зималетто» проблемы, даже не пытайся отрицать. Ты в последнее время как с цепи сорвался, да и слухи ходят. Я только хочу знать, насколько все плохо и почему ты ничего нам не сказал. Что за расследование?
Александр тихо выдохнул. Это была не лучшая тема для разговора, но вначале-то он опасался, что Кира спрашивала о другом, о чем он точно говорить не собирался, а об этом можно было и рассказать.
— Помнишь тот тендер от Малькевича?
— Да, конечно, а что с ним?
— Нас пытаются обвинить в том, что мы выиграли его незаконно.
— Копают под Малькевича? — подумав, уточнила Кира.
— Под нас, — покачал головой Александр. — Малькевич самоустранился, но его и не трогают. Нас уже какое-то время прощупывают, готовят рейдерский захват, но мы неплохо прикрыты. Если удастся отбиться от этих обвинений, все будет нормально.
— Кто?
— Пока не знаю, выясняем. Все не так плохо, как кажется, не переживай. С «Зималетто» все будет в порядке.
— И ты поэтому такой злой и дерганый в последнее время? По-моему, ты сам в это не веришь. Павел Олегович в курсе, ты с ним разговаривал? Он может поднять свои связи и уладить все, пока не поздно. Саша, рейдерский захват — это серьезно, мы можем все потерять!
— Если бы это были настоящие акулы, нас бы давно уже сожрали. Нет, у того, кто за этим стоит, недостаточно ресурсов и возможностей, и поэтому нет причины паниковать. Кира, думаешь, я такой идиот, что не задействовал свои связи? Я не меньше твоего не хочу, чтобы у «Зималетто» не было проблем. Пока что реальной угрозы нет, а с той, что есть, мы справимся, это вопрос времени и денег.
Кира внимательно на него посмотрела — Александр, игнорируя ее взгляд, начал методично расправляться с салатом, — и в конце концов сказала:
— Я тебе верю. Но тогда я не понимаю, почему ты который день пугаешь всех в «Зималетто» своим злобным видом? От тебя уже все сотрудники шарахаются. Саша, у нас с тобой бывают разногласия, но ты же знаешь, что я всегда тебе во всем помогу, да? У тебя, лично у тебя все в порядке?
— В порядке, — буркнул Александр, глядя в свою тарелку.
Какое-то время за их столиком висела тишина, а потом Кира вдруг спросила неожиданно:
— Подожди, это все из-за Пушкаревой?
— Нет, — быстро ответил Александр. Слишком быстро.
— Сашка, ты влюбился, что ли?! — воскликнула она таким же тоном, с каким в детстве ябедничала родителям на брата.
— Я еще в своем уме.
— Влюбился. — Теперь в голосе Киры было недоверие, смешанное с изумлением.
— Я не собираюсь обсуждать с тобой эту тему, — отрезал Александр и снова уткнулся в тарелку.
Раньше… вообще-то раньше такой ситуации никогда не было, но в принципе он обычно легко и даже не грубя защищал свою личную жизнь он любопытства сестер. Но сейчас у него не было на это сил.
Он чувствовал себя… собственно, он не знал, как он себя чувствовал, потому что как только Катя оттолкнула его, он приказал себе забыть о том, что случилось, как будто ничего и не было. Помрачнение рассудка лучше стирать из памяти сразу, чтобы не было так мучительно стыдно. Правда, это у Александра не очень получалось, в смысле, забыть, но он старался. К стыду за собственную глупость примешивалась жгучая обида и еще что-то, о чем он старательно не думал. Не думать было трудно, особенно когда рядом была Катя, и он щедро делился этой своей проблемой с окружающими. Которые, что бы там Кира ни говорила, вовсе не шарахались от него. Так, боялись чуть больше обычного, но это только полезно, глядишь, работать лучше начнут.
— Саш, — тихо сказала Кира, — не знаю, что у вас там произошло, и не буду тебя пытать, но, поверь мне, лучше, когда все становится ясно сразу, а не потом, когда еще больнее.
Александр понимал, что она искренне за его переживает и действительно так считает, но еще он прекрасно слышал оставшееся невысказанным: «И слава богу! У вас все равно ничего бы не вышло — дочь шофера и ты? Даже не смешно».
— Все в порядке, — повторил Александр, на этот раз твердо и глядя Кире в глаза.
Та в ответ едва заметно кивнула и дернула плечом: разговор был окончен, и она это поняла.
Александр выдохнул сквозь стиснутые зубы, заставил себя расслабиться и почти спокойно атаковал стейк. Еще чуть-чуть, и это помешательство закончится: Катя уедет в Страсбург, и он снова будет жить как раньше. Никаких больше странных поступков, неуместных желаний и совершенно необъяснимого влечения к той, которая ну никак не должна была бы его интересовать. Но, вопреки всем законам логики, которой всегда руководствовался Александр, все же интересовала.
* * *
Строго говоря, Департамент логистики занимался много чем, кроме непосредственно логистики. За весь транспорт, числившийся за «Зималетто» — обслуживание, штрафы, страховка, — отвечал тоже Жданов или, точнее, его подчиненные, не слишком многочисленные, но старательные.
— Есть пара ошибок, — сказала Катя, возвращая Андрею отчеты Департамента, — я их там отметила. Они вносят путаницу, но в годовых отчетах все исправлено.
Подтасовано, если называть вещи своими именами, чего в данный момент категорически нельзя было делать.
— И все? — разочарованно уточнил Андрей.
— Все, что я нашла, — чуть виновато отозвалась Катя. — Не волнуйтесь, у вас отличные сотрудники, на мой взгляд, они со всем превосходно справляются, особенно ваша секретарша. Вера, так? Наверное, она давно у вас работает.
Работа была грубой, и Катя представляла, как поморщилась бы Бьянка, если бы слышала это, но на долгое и виртуозное вытягивание информации времени не было.
— Да, я без нее совсем пропал бы, — усмехнулся Андрей. — Точно, надо ей премию дать.
— У меня сложилось впечатление, что она, по сути, выполняет работу вашего зама, — продолжала гнуть свою линию Катя. — Нелегко, наверное, было найти такого надежного человека.
Катя спрашивала наугад, у нее не было никаких прямых доказательств или зацепок, лишь интуиция, подкрепленная, впрочем, аналитическими выкладками.
— Дальняя родственница, какая-то седьмая вода на киселе. Спасибо маме, она ее привела, — небрежно ответил Андрей, и Катя мысленно поздравила саму себя — очередной кусочек мозаики лег на свое место.
Она еще ненадолго задержалась в кабинете Андрея, спросила, как рука, («сняли гипс, наложили лангету, легче, но чешется по-прежнему»), и вышла, стараясь не опускать голову. Уже закрыв за собой дверь, она поняла вдруг, что кроме жалости и дружеской симпатии ничего больше к нему не испытывает. Ни малейшего интереса, ни намека на желание. Если бы десять лет назад, когда они сидела на дереве перед отъездом в университет, глядя на вечеринку Ждановых, ей сказали, что такое возможно, она никогда бы в это не поверила. Даже когда она встречалась с Марком и Даниэлем, в глубине души она не переставала представлять, что было бы, если бы на их месте был Андрей. Сейчас думать об этом было… не то чтобы неприятно, но определенно неловко. Вернее, неуютно.
Зато Александра она теперь легко могла представить рядом с собой. В ее семнадцать он был худым, угловатым юношей, немного нелюдимым, с неизменно мрачным видом и жестким оценивающим все и всех взглядом. Сейчас его угловатость исчезла, мрачность смягчилась, а взгляд выражал еще и другие эмоции помимо презрения. А еще он научился улыбаться и даже смеяться.
Вряд ли они еще увидятся после того, как Катя вернется в Страсбург, и чем ближе наступал этот день, тем больше она жалела, что оттолкнула его на даче, каким бы правильным это ни было.
* * *
— Что ты?.. Так это ты!
Катя вздрогнула и отшатнулась от стола Александра, поспешно выдернув из ноутбука флешку. Сердце у нее начало бешено биться, но голова, как ни странно оставалась ясной.
— Мне нужно было посмотреть отчеты за прошлый квартал, — сказала Катя, удивляясь тому, что у нее ее не дрожал ни голос, ни руки. — Простите, мне надо было спросить, но я хотела успеть составить аналитическую записку…
— Это ты! — повторил Александр, быстро подойдя к столу. Он был в бешенстве, и Катя отступила назад, невольно вспоминая все, чему ее учил Себастьян: «Пистолет — вот твое самое главное преимущество и шанс на победу. Если его нет, попытайся сбежать: с маленьким ростом это проще. Если не получится сбежать — бей первой, не думая, и используй все те приемы, что я тебе показал. Особенно самые грязные».
Мысль о том, что Александр мог ее ударить была абсу… хотя нет, вообще-то, в данную конкретную минуту это казалось вполне реальным. Александр смотрел на Катю с нескрываемой злостью, даже ненавистью.
— Прости, — пробормотала Катя, незаметно для себя переходя на «ты», — мне не следовало лезть в твой компьютер, но я не хотела ничего плохого.
Что самое смешное — это все было правдой. Кате действительно не стоило лезть в компьютер Александра, но когда утром она увидела пришедшее на рабочую почту уведомление о том, что завтра, в пятницу, на их этаже и паре соседних вечером не будет света «в связи с ремонтными работами», то поняла, что просто не сможет спокойно ждать следующего вечера. Ей надо было выяснить все сегодня, а не завтра, когда все и так выяснится само собой. И потому она, наконец, сделала то, что собиралась с самого начала: воспользовалась тем, что Александр ушел на обед, и залезла в его компьютер. Кто же знал, что он почему-то почти тут же вернется?
И она действительно не хотела ничего плохого: она не собиралась красть никакую секретную информацию.
— Это ты им помогаешь! Тварь! Вот откуда рейдеры получают инсайдерскую информацию. Кто тебе нас заказал? — Он больно схватил ее за руку и заставил разжать кулак, в котором Катя сжимала флешку. — Ну? Отвечай! — Отпустив ее руку, Александр тряхнул ее за плечи.
— Я не понимаю, о чем ты, — сжимаясь, сказала Катя, стараясь не смотреть ему в глаза — черные, страшные глаза. — Я ничего…
— Надо было сразу догадаться, что ты не просто так появилась. — Еще раз тряхнув Катю, Александр выхватил у нее флешку и наступил на нее ногой. — Можешь передать тем, кто тебя нанял, что ты провалилась.
Он добавил пару непечатных выражений. Катя даже не помнила, когда последний раз такое слышала, — почему-то ругательство на русском задело ее больше, чем мат на немецком, французском и английском, который она слышала довольно часто.
— Не знаю, что ты имеешь в виду, но ты ошибаешься, меня никто не нанимал. Я просто…
На секунду Кате показалось, что он действительно ее сейчас ударит. Но вместо того, чтобы сопротивляться или хотя бы выставить блок, она просто зажмурилась, отвернув голову. Она не понимала, что происходит, не имела ни малейшего представления, в чем ее обвинял Александр, и его реакция была слишком уж острой.
Удара не последовала
— Вон отсюда!
Когда Катя открыла глаза, то увидела, что Александр уже отошел от нее.
— Но я…
— Вон отсюда! — повысив голос, снова приказал Александр. — Убирайся!
Катя еще надеялась, что это глупое недоразумение, что им удастся объясниться, и все будет в порядке, тем более что она не успела ничего скачать из компьютера Александра.
— Я только хотела…
— Вон! — рявкнул Александр, не собираясь давать ей возможности объясниться. Он снова схватил ее за руку и потащил к двери — под ногой Кати хрустнули обломки флешки. — Убирайся, пока я не вызвал охрану, и больше здесь не появляйся, — вытолкнув Катю из кабинета, взбешенно сказал Александр и с грохотом захлопнул дверь.
Едва не упавшая Катя стояла перед закрытой дверью, силясь понять, что же все-таки произошло, пока ее не вернул в реальность голос ухмыляющейся и торжествующей Клочковой:
— Чего застыла? Тебе что сказали? Вали отсюда, а то сейчас охрану вызову. Что, не поняла еще, что все, больше тебе здесь ловить нечего? Да ты ему вообще не нужна была, он просто хотел отвадить тебя от Андрея, он сам так сказал. А ты думала, что кольцо и «Зималетто» уже у тебя в кармане? Размечталась! Ты еще здесь? Все, я звоню охранникам.
Катя бросила последний взгляд на дверь кабинета и, не обращая больше внимания на Клочкову, пошла прочь. Она не знала, что ей теперь делать, но понимала, что для начала надо уйти из «Зималетто». Хорошо еще, что телефон был у нее в кармане брюк — привычка никогда с ним не расставаться была крепко в нее вбита.
Она не помнила, что сказала Маше, как спускалась вниз, как звонила Дмитрию. Только когда Катя снова убрала телефон в карман и села на скамейку на ближайшей остановке, она пришла в себя и прерывисто вздохнула. Некоторое время она анализировала все случившиеся, а потом, разложив все по полочкам, запретила себе вспоминать об этом. В чем бы Александр ее ни обвинял, от правды он все равно был далек, а значит, завтрашней операции ничего не грозило. Конечно, то, что Катя не могла больше появляться в «Зималетто», было очень неудобно, но не критично. К тому же Катя не нашла в компьютере Александра того, что искала. Да, у нее было мало времени, но она была уверена, что, благодаря программе Кристофа, которая была на флешке, она быстро нашла бы эти данные, если бы они там были. А раз их не было, то Александр вообще исключался из уравнения, и о нем надо было забыть, хотя бы пока все не закончится.
Нареветься от души она сможет и потом.
* * *
— Даже не думайте, — хмыкнул Дмитрий, заметив, как Катя смотрела на пару запасных бронежилетов. — Вас я туда не пущу.
— Да я понимаю. Но вряд ли они будут сопротивляться, так что это не опасно, и я могла бы просто понаблюдать, без оружия, разумеется…
Катя плохо спала ночью, весь день провела в нервном напряжении, почти ничего не ела, перелопатила кучу бумаг и теперь с трудом формулировала мысли.
— Нет. Вас даже здесь быть не должно, а уж про задержание и речи быть не может. С меня голову снимут, если с вами что-то случится, но это я переживу, а вот если какой-нибудь ушлый адвокат прицепится к законности их задержания и все пойдет коту под хвост… Давайте нет будем рисковать, хорошо?
Разумеется, Катя все это понимала, но сидеть, бездействуя, и ждать было невыносимо. К тому же, она привыкла к более комфортным условиям — в фургоне, где они находились, не было кондиционера, и Катя, насквозь мокрая даже в одном топе на тонких лямках и легких брюках, с ностальгией вспоминала родной фургон, где были все возможные удобства, включая кофемашину.
Ночь Катя провела в гостинице. После того, как Дмитрий приехал за ней к «Зималетто», Катя попросила его отвезти ее в «Озерки». Она не рассказала отцу, что случилось, просто сообщила, что ей необходимо переехать в гостиницу и что у нее Александром вышло недоразумение. Объяснять все в подробностях не было сил, и только когда Катя собрала вещи, ей пришло в голову, что Александр может вывалить все свои подозрения и обвинения на Валерия Сергеевича и даже уволить его. Пришлось снова разговаривать с отцом, только этот разговор был намного длиннее и тяжелее.
«Пап, не верь ничему, что он тебе скажет, он просто все неправильно понял, но сейчас я не могу ничего ему объяснить. И ты не должен. Пап, не говори ему, где я работаю, даже если тебе покажется, что так будет лучше. Я тебе все-все расскажу, но послезавтра, обещаю. А до этого никто не должен знать, где я на самом деле работаю. Это очень важно».
«Хочешь, чтобы я ему врал? Я бывший офицер и никогда не вру, особенно если мою дочь обвиняют черт знает в чем».
И тогда Катя сорвалась.
«Хорошо, — спокойно сказала она, беря чемодан. — Не ври. Следующая убитая и выброшенная на свалку девушка будет на твоей совести. Я тебе пришлю фотографии, полюбуешься на свою принципиальность».
Это было несправедливо, и сейчас Кате было стыдно за это, но тогда она просто быстро ушла, не оглядываясь. Она понятия не имела, говорил ли Александр с отцом, и если да, то о чем, но судя по тому, что ни один из них ей не звонил, можно было предполагать, что все осталось по-прежнему.
— Они выходят, — сказал Дмитрий, и Катя, погруженная в свои мысли, резко повернула голову и посмотрела на экран, транслирующий запись со скрытой камеры видеонаблюдения, которая была установлена на другом фургоне, припаркованном на подземной стоянке высотки. Картинка была не слишком четкой, но все же можно было различить, что в группе людей, вышедших из лифта, было несколько девушек, которые пошатываясь так, словно перепили на какой-нибудь вечеринке. Сопровождавшие девушек люди бережно сгрузили их в фургон с логотипом «Зималетто», и Дмитрий скомандовал в рацию:
— Пошли.
Секунду спустя он выскочил из фургона, но Катя, не сводившая глаз с монитора, этого даже не заметила.
Только когда группа спецназа положила на пол всех, кто был с девушками, когда медики начали осматривать самих девушек, когда вторая группа спецназа привела тех, кого задержали в офисе «Зималетто», Катя позволила себе облегченно выдохнуть и немного расслабиться. Она знала, что, по сути, ничего еще не было закончено, что впереди были еще долгие бюрократические процедуры, расследование, адвокаты, суд, но все равно у Кати было такое чувство, что она победила.
* * *
Александр проснулся, чувствуя себя на редкость паршиво. Пожалуй, никогда в жизни ему еще не было так плохо. Вчера он напился, причем напился сознательно, чего раньше не делал, потому что это значило потерю контроля, а потеря контроля, в свою очередь, — уязвимость, а быть уязвимым Александр не терпел. Однако прошлым вечером он наплевал на это и напился буквально до потери сознания. Что, впрочем, не помешало ему притащить домой подцепленную в клубе девицу. Александр сполз с кровати, брезгливо посмотрел на эту самую девицу и пошел в душ, надеясь, что у него еще остались таблетки от головной боли.
Выпроводив девицу, Александр сварил себе еще кофе и долго цедил его, пытаясь понять, какого черта он творит. Не в эту конкретную минуту, а вообще. Ну, не вообще-вообще, а последние несколько дней.
Если быть честным с самим собой, то он вел себя как идиот. А если совсем уж честным, как мудак. Это было не то слово, которое Александр часто употреблял, и уж тем более не по отношению к себе, но сейчас оно как нельзя лучше описывало его поведение. Просто он всю неделю пытался выбросить из головы Катю, но никак не получалось, и это выводило из себя. И когда после разговора с юристами и нанятым специалистом, решающим проблемы рейдерских захватов, стало понятно, что кто-то внутри компании сливает информацию захватчикам, и Александр увидел, как Катя лазает в его компьютере, его переклинило. Сейчас он не понимал, почему в его сознании Катя стала пособницей захватчиков, но тогда это показалось ему ясным, как божий день. Бред, конечно, потому что пытаться наложить лапу на «Зималетто» неизвестные рейдеры начали еще до приезда Кати, и предположить, что кто-то специально нанял ее заграницей шпионить за Александром, было нелепо. Но в тот момент само нахождение Кати за его компьютером казалось полным и безоговорочным свидетельством ее вины.
Свою ошибку Александр осознал уже вечером, но когда он пошел вернуть Кате сумку, которую та оставила на работе, выяснилось, что она переехала в гостиницу. Александр не стал спрашивать Валерия Сергеевича, в какую именно, просто отдал ему сумку и поспешно ушел. Уже потом он понял, что во взгляде Валерия Сергеевича не было ожидаемого осуждения, скорее уж наоборот, он смотрел виновато, но что это значило, Александр не представлял.
У Кати надо было попросить прощения, но сделать это надо было лично, а для этого ее надо было сначала найти, и, к тому же, Александр не был уверен, что она его простит, и… В общем, у него мелькала мысль, что, может, так даже лучше: она уедет, и у него никогда не возникнет искушения позвонить ей и попросить вернуться, потому что расстались они далеко не друзьями.
Чтобы немного снять напряжение и ненадолго забыться, он и поехал в пятницу вечером в клуб. Вот только облегчения это не принесло, только головную боль.
Так ни до чего и не договорившись с самим собой, Александр впервые за утро взял телефон и тут же понял, что что-то случилось: у него было несколько десятков пропущенных звонков от Киры, Кристины, Семенова, главного юротдела «Зималетто» и даже от Кати. В первую очередь он позвонил Кире, но та не брала трубку, Кристина — тоже. Кате Александр не позвонил, смалодушничал. К счастью Семенов ответил сразу же.
— Ну слава богу, — воскликнул тот, услышав голос Александра. — Мы вас со вчерашнего дня ищем! Вы уже знаете, что тут творится?
— Нет. Что стряслось?
— Учитывая все обстоятельства, это не телефонный разговор. Береженого бог бережет, знаете ли. Приезжайте домой, я все расскажу.
— Подождите, Кира и Кристина в порядке?
— Что? А, да, в порядке. К ним это не имеет никакого отношения, но… в общем, мы вас ждем.
До «Озерков» Александр доехал в рекордно короткие время и уже издалека понял, что да, случилось что-то серьезное и неприятное — у их дома и у дома Ждановых стояли несколько полицейских машин. И что-то ему подсказывало, что дело тут было не в «Зималетто».
— Гражданин, сюда нельзя, — попытался было преградить ему дорогу стоявший в дверях полицейский, но его прервал знакомый голос:
— Пропустите, это хозяин дома.
В холле Александра ждали Катя и Семенов.
— Так, что здесь происходит? — спросил начавший заводиться Александр.
Семенов демонстративно уставился на Катю — мол, все вопросы к ней.
— Александр Юрьевич, давайте пройдем в библиотеку, и я все объясню, — канцелярским, совсем не свойственным ей тоном сказала Катя.
Семенов кивнул — видимо, они с Катей обсуждали это, — и Александр пошел в библиотеку, чувствуя, что ему совершенно не понравится то, что он услышит.
Библиотека в доме Воропаевых также служила кабинетом для любого члена семьи, которому не хотелось сидеть за компьютером у себя в спальне или в гостиной, а также складом различных безделушек, сувениров и предметов искусства, привезенных Кристиной из разных частей света.
— Для начала я должна представиться, — сказала Катя, закрыв за собой дверь. Ее голос снова стал похож на человеческий, и Александр вдруг увидел, что она была страшно напряжена и выглядела совершенно измученной. — Агент Екатерина Пушкарева, Европол, спецгруппа под юрисдикцией Международного уголовного суда.
— Не смешно, — сказал Александр, в глубине души сознавая, что это не шутка.
— Я серьезно, — устало сказала Катя, садясь на стул. — Я не могла рассказать об этом раньше.
— Европол… бессмыслица какая-то. Что происходит? — повторил Александр, садясь напротив нее.
— Я все объясню, но для начала я должна сказать, что, по-хорошему, не имею права рассказывать тебе то, что собираюсь, — это должностное преступление. Но я считаю, что ты должен это знать, потому что иначе, думаю, ты не поверишь.
— Да не тяни ты, — в сердцах рявкнул Александр, еще не переварив Катино признание.
Катя вынула из папки несколько фотографий и положила их на стол. Едва взглянув на них, Александр быстро поднял голову и недоуменно посмотрел на Катю.
— Что это за фильм ужасов? — спросил он, старательно не глядя на фотографии мертвых обезображенных тел.
— Аня Поленова, восемнадцать лет, убита выстрелом в затылок с близкого расстояния, незадолго до смерти подверглась жесткому избиению, найдена в Лодзи полтора года назад. Света Васильева, девятнадцать лет, убита точно так же, как Аня, тем же оружием, перед смертью подверглась порке кнутом, найдена в реке Иль недалеко от Страсбурга. Катя Шеина, погибла от пневмоторакса, вызванного тем, что сломанное ребро проткнуло ей легкое, перед смертью была избита, тело найдено на свалке в Мюнхене. Карина Милина, двадцать лет, убита так же, как Аня и Света, найдена в Варшаве. По предварительным данным экспертов все девушки были проститутками.
— Какое отношение это имеет к нам?
— Ты когда-нибудь был в борделе? — спросил Катя.
— Какого?.. — Александр хотел было возмутиться, но было видно, что Катя не издевалась и что вопрос этот не риторический. — Нет, — буркнул он.
Катя кивнула.
— Даже если бы и был, то наверняка в самом обычном. Элитном, но обычном, с роскошными женщинами, готовыми на любые прихоти клиента в рамках разумного и за соответствующую плату. В мире много людей, которые хотят того, чего им никогда не найти в обычном борделе. И, как ты понимаешь, если есть спрос, то всегда будет и предложение. Например, на красивых домашних девочек, которых приятно мучить, истязать, ломать. Это не обычные садо-мазо бордели, где работают добровольно, и не бордели с опытными и согласными на все проститутками, по которым легко читается их трудовая биография. Я их не осуждаю, я просто обрисовываю тебе картину, — добавила Катя. — Так вот, есть те, кому не интересна добровольность и опыт, те, кому непременно нужны хорошие девочки, желательно чтобы они были с модельными параметрами, неиспорченные и молоденькие. Их не подсаживают на наркотики, потому что под кайфом проще переносить пытки, а это не так заводит. И их не нанимают на работу, их просто похищают, потому что так проще. В чужой стране, без языка, без поддержки семьи, которая даже не знает, где ты, почти нет шансов сбежать.
— При чем тут я? — снова теряя терпение, спросил Александр.
— Ты — ни при чем, — вздохнула Катя. — Дальше начинается то, что я не имею права тебе рассказывать, но расскажу. О том, что торговля людьми происходит по всему миру, ты наверняка знаешь. О том, что девушки из России часто попадают в бордели в других странах, — тоже. Но есть те, кто уехал добровольно, а есть те, кого похитили. Поленову, Васильеву, Шеину и Милину — похитили. На момент похищения им было от пятнадцати до семнадцати лет. Они все были девочками из не самых, может быть, благополучных, но вовсе не асоциальных семей. Просто у их родителей не было времени, возможностей или желания следить за дочерьми. Да и за современной молодежью не так-то просто уследить. Карине Милиной удалось сбежать из борделя, и какое-то время она работала в Варшаве проституткой, потому что больше ничего не умела. Она мечтала накопить денег и вернуться домой. В полицию она не обращалась, потому что боялась что те, кто ее похитили, найдут ее и убьют. Так и случилось. Незадолго перед смертью она видела проезжавший по улице фургон с логотипом «Зималетто», страшно испугалась, спряталась и сказала подружке, с которой работала и снимала квартиру, что это те, кто ее похитил. По словам подружки, она неохотно говорила о своем прошлом, но сказала, что «была дурой и повелась на обещания стать моделью». Так мы вышли на «Зималетто».
— Это все чушь, мы не занимаемся ничем подобным. Бордели, торговля людьми? «Зималетто» шьет дизайнерскую одежду, мы не мафия и не работорговцы!
— Компания в общем и целом — да, — не стала спорить Катя. — Наша спецгруппа занимается расследованием преступлений, совершенных одним или несколькими лицами в двух и более странах Европы. Фактически мы что-то вроде отряда быстрого реагирования, но это неважно. Важно то, что смерти Поленовой и Васильевой и Шеиной мы связали, когда была найдена последняя. Но у нас не было не единой зацепки, мы понятия не имели, в каких борделях они работали, при каких обстоятельствах погибли, даже имен их не знали. А потом была убита Милина, и она стала ниточкой, за которую мы начали распутывать этот клубок. Правоохранительные органы в России работают далеко не идеально и с европейскими коллегами почти не сотрудничают. Только когда мы выяснили, что Милина была похищена из России, мы проверили базы данных пропавших людей и нашли там три остальные жертвы. Все четверо были из Москвы и Подмосковья. То, что я оказалась знакома с владельцами «Зималетто», — счастливая случайность. Показаний одной свидетельницы, особенно такой ненадежной, как эта, было недостаточно, чтобы начать хоть какие-то следственные действия в отношении компании. Наблюдение, официальный сбор информации, санкционированная работа под прикрытием — все это отпадало. И тогда было решено отправить меня с неофициальным заданием. Я лишь собиралась присмотреться к компании и ее топ-менеджерам и попытаться найти хоть какие-то улики, указывавшие на то, кто именно и как организовывает похищение девушек. Мы подозревали, что «Зималетто» отмывает деньги преступной группировки, занимающейся торговлей людьми.
— Мы в этом не замешаны, у нас легальный бизнес.
Катя помолчала.
— Я знаю, что ты не имеешь к этому отношения, — сказала она, наконец. — Не скрою, я думала, что ты можешь быть причастен, но я рада, что эти подозрения не подтвердились.
— Спасибо хоть на этом, — с мрачной язвительностью ответил Александр. — Они и не могли подтвердиться. Не знаю, кто и почему использовал именно «Зималетто» в своих грязных делишках, но никто из нас, я имею в виду руководство и акционеров, в этом не замешан.
— Вчера мы арестовали тех, кто пытался похитить очередную партию девушек, — тихо сказала Катя. — Узнав личности убитых жертв, мы смогли реконструировать обстоятельства их похищения — спасибо интернету, который все помнит. Деталей я тебе рассказать не могу, достаточно того, что вчера мы взяли преступников с поличным. Арест был произведен в «Зималетто», которое использовалось для того, чтобы убедить девушек, что их действительно пригласил на кастинг известный модный дом. Как ты понимаешь, такое невозможно было бы провернуть без участия хоть кого-то из тех, кто работает в компании.
— Кто? — глухо спросил Александр.
До этого рассказ Кати звучал как сценарий к какому-нибудь боевику, но теперь Александр внезапно в одну секунду поверил в то, что все это происходило на самом деле. Что кто-то из тех, с кем он работал и кому доверял, похищал детей и продавал их в бордели.
— Ты знаешь, какая у меня основная специальность? — спросила Катя, не отвечая на вопрос. Это отдавало театральщиной, она могла бы назвать имя того, кто все это организовал, еще в самом начале, но ей было важно, чтобы Александр безоговорочно поверил ей, а для этого нужны были детали.
— Экономист, — нахмурился Александр. — При чем тут?..
— Историк искусств, — покачала головой Катя. — Экономика — моя вторая специальность. Я работала… В общем, это не имеет значения, где именно, но там я лично видела и держала в руках одну давным-давно украденную у частного коллекционера картину, которая снова всплыла пять лет назад, а потом опять исчезла. Была продана на одном закрытом аукционе, где очень богатые люди незаконно покупают произведения искусства. А две недели назад я снова увидела эту картину в «Зималетто». В кабинете Андрея.
— Жданов? — хохотнул Александр. — Вот это точно абсурд. Я не верю, что он на такое способен.
У Жданова было много грехов, но поверить в то, что он состоял в банде и торговал людьми, было невозможно. Нелепица какая-то!
— А я-то думала, что ты скажешь, что от него всякого можно ожидать, — невесело усмехнулась Катя. — Но ты прав, это не он. Картину ему подарила Маргарита Рудольфовна. Которая, как выяснилось, состоит в родстве с известной польско-немецкой мафиозной группировкой. Просто ни сама Маргарита Рудовольфовна, ни бордельный бизнес этой группировки, в отличие от их подпольных казино, никогда не попадали в поле зрения полиции. Теперь попали. Жданова лично проводила кастинги девушек, которых обещала сделать моделями, потом их опаивали, грузили в машины «Зималетто» и вывозили заграницу. Ее подельники, включая секретаршу Жданову Веру, были взяты вместе с ней.
— Это… — Это не укладывалось у Александра в голове.
— Я понимаю, в это нелегко поверить, — с искренним сочувствием сказала Катя. — Но у нас есть доказательства. Сейчас в «Зималетто», у вас дома и у Ждановых изымают компьютеры и документы и ищут улики. Это неприятно, но только так мы можем подтвердить, что компания действительно не отмывала деньги и не вела двойную бухгалтерию. Я знаю, это навредит «Зималетто», но не настолько, как обвинение в пособничестве мафии. Это все, что я могу сказать. Семенов объяснит, как действовать дальше. Все, мне надо идти.
Она встала. Александр, потрясенный и оглушенный свалившейся на него информацией, остался сидеть.
— Прости, — добавила она, уже открыв дверь. — Я не хотела, чтобы все закончилось вот так. Мне очень жаль.
И она ушла, с сожалением думая, что это был их последний разговор. Она действительно не хотела, чтобы все закончилось вот так, но выбора у нее не было.
* * *
Разумеется, Катя не все рассказала Александру. Да и не нужны ему было подробности: как будущих жертв находили в соцсетях в группах, посвященных модельному бизнесу, как, изучив их странички, отбирали тех, чьи семьи вряд ли смогут поднять на уши всю страну в поисках пропавших дочерей. Как перед кастингом проводили собеседование, чтобы точно выяснить, не сказали ли девушки кому-то о том, куда идут, — это было легко сделать, пригрозив ответственностью за нарушение условий приглашения на кастинг. Как накаченных седативными препаратами девушек перевозили через границу в машинах «Зималетто» — несоответствия в отчетах Департамента логистики, замеченные Андреем, происходили именно от того, что машины эксплуатировались чаще и больше, чем было необходимо для нужд компании. Вера пыталась подделать отчеты, но это не всегда удачно получалось, что было только на руку следственной группе.
Похищать девушек в России было дешевле, проще и выгоднее, чем где бы то ни было, как по тем причинам, которые Катя озвучила Александру, так и просто потому, что Маргарите Рудольфовне практически не надо было тратиться на это — в ее распоряжении были ресурсы «Зималетто». Деньги, кстати, она отмывала через варшавский магазин компании. Установив, что Жданова была связана с преступной группировкой, возглавляемой ее родственниками из Польши и Германии, коллеги Кати подняли все, что было у полиции этих стран на эту группировку, а остальное было делом техники: наблюдение, прослушка, сведение всей информации в один отчет, открывший немало интересного, — и адреса борделей, где держали девушек, были вычислены. Правда, получить ордер на их обыск было совсем другой историй, но после задержания Маргариты Рудольфовны, судья выписал его в ту же ночь.
Пистолет, которым были убиты Карина Милина и остальные, пока не был найден, но это был лишь вопрос времени. По крайней мере, Катя на это надеялась. В любом случае, вина Маргариты Рудольфовны была неоспорима. В операции по ее задержанию принимали участие сотрудники отдела по борьбе с организованной преступностью при поддержке контактного пункта по взаимодействию с Европолом МВД*. А если точнее, то нескольким девушкам отдела, выглядевшим моложе своего возраста, и стажеркам Академии были созданы ложные страницы в соцсетях, с фотографиями, демонстрирующими в лучшем свете все их прелести. С помощью техспециалистов МВД и при поддержке коллеги Кати Кристофа, компьютерного гения, пособник Ждановой, Радислав Величко, смог отправить сообщения о приглашении на кастинг только коллегам Дмитрия и тем девушкам, которые точно не подошли бы для борделей, например, выглядевшим жизни гораздо хуже, чем на фотографиях в портфолио, из обеспеченных семей, что было опасно для похитителей, и так далее. Как Катя с остальными аналитиками и надеялись, по итогам личного собеседования все подставные претендентки удостоились чести стать новыми моделями «Зималетто», однако к ним присоединились еще две несовершеннолетние дурехи, которые умудрились просочиться через фильтры компьютерщиков МВД и получить приглашение. Они, к счастью, отделались лишь легким испугом и, как Катя надеялась, поркой от родителей.
Проблема, как Катя с Дмитрием и предполагали, была лишь в том, что Маргарите можно было вменить лишь попытку похищения. Если ее подельники в Европе ее не сдадут, доказать ее причастность к торговле людьми и убийству Милиной и остальных жертв было невозможно. Иногда Катя думала, что Маргарита Рудольфовна убивала их лично, отдавала себе отчет в том, что демонизировать ее — глупо.
Катя сказала Александру правду: по основной своей специальности она была историком искусств. Когда она ехала в Страсбург, то собиралась стать экономистом, но как раз в то время там опробовалась новая программа, позволявшая получить две совершенно разнонаправленные специальности, и Катя выбрала первой искусство. В школе в старших классах их как минимум раз в неделю водили на двухчасовые лекции в Пушкинский музей и несколько остальных, и Кате эти уроки очень нравились. Просто в Москве ей и в голову не могло прийти выбрать искусство специальностью, но после того, как в Страсбурге она взяла курс фотографии, она поняла, что это нравится ей гораздо больше экономики, которая стала ее второй специальностью.
Картина, которую Маргарита Рудольфовна подарила сыну, действительно была Катиной старой знакомой: после окончания университета Катя работала в частной галерее, которая, как потом выяснилось, проводила нелегальные аукционы. Так, собственно, и началась ее карьера в Европоле — узнав об аукционах, Катя рассказала об этом Леону Фортье, бойфренду Луизы, работавшему тогда в Европейском суде по правам человека. Катя хотела посоветоваться с ним, как ей лучше поступить, и он дал ей контакты недавно образованной спецгруппы, занимавшейся расследованием преступлений, которые совершило одно и то же лицо или группа лиц больше чем в одной стране Европы. Картину Метсю, висевшую сейчас в кабинете Жданова (а точнее, уже не висевшую, так как ее изъяли как улику), Катя узнала потому, что ее дипломная работа была по малым голландцам. И тогда, больше пяти лет назад, в подсобном помещении галереи, где она оказалась случайно — обычно туда у нее не было доступа, — она поняла, что это подлинник по царапине на картине, которую ее бывший владелец указал как особую примету. Картина была украдена у него в шестидесятых в Бельгии, и то, что она всплыла во Франции, позволило спецгруппе под руководством Жан-Пьера Лагранжа заняться этим делом. Катя, которую уговорили остаться поработать в галерее до аукциона, помогла арестовать владельца, однако Метсю и еще несколько картин были проданы еще до этого, и отследить, кому именно, не удалось. После этого Жан-Пьер предложил Кате, которая занималась в галерее не столько подбором и оценкой картин, сколько бухгалтерией, перейти в его команду. Катя до сих пор не представляла, что такого он в ней тогда разглядел, — в его команде работали лучшие из лучших. Через год учебы и стажировки Катя стала полноправным членом команды. Но она была «белым воротничком», аналитиком и, при необходимости, координатором, и хотя она умела и стрелять, и немного драться, в перестрелках и потасовках участвовала крайне редко.
Работа в «Зималетто» была ее первой самостоятельной операций, и, как Катя твердила себе, последней — больше она на такую авантюру не решится.
«Чего я не могу понять, — сказал Дмитрий, когда стало понятно, что за всем стоит Жданова, — так это зачем ей это? Легальный бизнес, неплохие деньги, положение в обществе… И заниматься таким».
«Семейные традиции, — хмыкнула тогда Катя. — Нет, серьезно, никто же не удивляется, что итальянская мафия — семейный бизнес, все давно уже привыкли, так и здесь».
«Не скажите, — покачал головой Дмитрий. — Она могла бы отказаться, по крайней мере, если не сразу, то сейчас — точно, учитывая ее возраст, ей бы позволили. Нет, думаю, ей просто это нравится».
Катя не готова была выяснять, нравится Ждановой торговля людьми или нет. Ни тогда, ни сейчас.
Теперь Катя чуть лучше понимала чувства полиции тех стран, в которых ее группа проводила расследования и операции: они, закончив, возвращались в Страсбург, а полицейским приходилось разбираться со всем остальным — бумажной работой, родственниками жертв, уликами, пригодными для суда. Тут точно не будешь рад «приезжим», перевернувшим все с ног на голову, а после умывшим руки, даже если они и поймали преступника.
Маргарита Рудольфовна, насколько знала Катя, молчала. О том, как отреагировали Андрей и Павел Олегович на ее арест, Катя спрашивать не стала — струсила. После разговора с Александром Катя нашла отца, объяснила ему все — Валерий Сергеевич никак не мог поверить в то, что она говорила правду, — потом вернулась в гостиницу и проспала десять часов, отключив телефон.
Проснулась она ночью, чуть отдохнувшей, но все равно чувствовала себя так, словно по ней проехался Кристоф на своем мотоцикле.
За суматохой последних суток ей было некогда думать о личном, но этой ночью, когда спать уже не хотелось, а заняться было нечем да и неохота, Катя вспомнила вдруг слова Клочковой о том, Александр взял ее в «Зималетто» и проводил с ней время, только чтобы она не закрутила роман с Андреем, — хоть верить ей было себе дороже, но такое вполне было возможно.
Катя с Александром врали друг другу, но, как ни странно, это не влияло на Катины чувства к нему в данный момент. И, хотя было понятно, что у них все равно ничего не получилось бы, как Катя не переставала себе твердить все это время, в груди все равно засела тупая боль.
Исправить ничего было нельзя, но, по крайней мере, Катя еще могла сделать кое-что, чтобы загладить свою вину за проблемы, которые обрушатся теперь на «Зималетто» — да, на самом деле во всем была виновата Жданова, но тем не менее. И, открыв компьютер, Катя положила перед собой толстую папку с копией всех запросов, которые сделали люди Дмитрия.
* * *
Александр никогда не считал себя интеллектуалом и редко примерял книжные сюжеты на свою жизнь, но сейчас его не покидало ощущение, что оказался в каком-нибудь романе Кафки.
После смерти родителей он всегда был внутренне готов к любым неприятностям из категории «вполне возможные» и даже из категории «раз в год и палка стреляет»: к проблемам у компании, к финансовому кризису, к серьезной болезни, к тому, что Кира выйдет замуж за Жданова, а Кристина — за какого-нибудь пастафарианина*. К землетрясению в Москве и очередному «Лебединому озеру» вместо новостей, в конце концов. Но к тому, что Маргарита Рудольфовна окажется работорговцем, Александр был определенно не готов. В это невозможно было поверить ввиду полной абсурдности этого заявления.
В отличие от Киры Александр никогда не был близок с Маргаритой Рудольфовной, но она была другом семьи, и он всегда уважал ее за ум и волю. Вообще, если рассматривать все эту ситуацию отстраненно, то вполне можно было допустить, что Жданова была способна на то, чтобы несколько лет безнаказанно торговать людьми, — выдержки и сообразительности ей хватило бы на это с лихвой. Однако это все равно не укладывалось у Александра в голове.
И, тем не менее, приходилось в это верить. Во-первых, он с удивлением понял, что, несмотря ни на что, не ставил под сомнение ничего из того, что рассказала ему Катя. Во-вторых, когда Александр, помня о рейдерском захвате, предположил, что это подстава, Семенов сказал убежденно:
— Вы представляете, чего стоит привлечь наших к совместной операции с Европолом, да еще и на нашей территории?
Александр ответил, что не представляет.
— Насколько я знаю, это очень и очень сложно. Никто и никогда не станет делать этого ради подставы и рейдерского захвата, если, конечно, целью этого захвата не является как минимум «Газпром». И, потом, я видел кое-какие материалы — Екатерина Валерьевна любезно тайком мне их показала: Маргарита Рудольфовна действительно замешана. Мелкие сошки вроде охранника, который поводил ее и девушек в обход камер наблюдения и электронной пропускной системы, уже поют-заливаются соловьями, чтобы выйти сухими из воды, — когда Маргарита приводила девушек, кто с ней был. Одно дело — нарушение служебных обязанностей, а другое — пособничество в похищении малолетних. Да и другие свидетельские показания имеются: она лично давала девушкам воду с седативным, смотрела, как их сажают в грузовик «Зималетто», переделанный так, чтобы можно было перевозить в нем людей… Короче говоря, сейчас нам надо всячески отрицать, что руководство «Зималетто» в этом замешано, клеймить ее позором и хоть как-то попытаться спасти репутацию.
Последнее было если не совсем невозможно, то, по крайней мере, невероятно сложно, и Александр понимал, что «Зималетто» в любом случае понесет огромные потери.
* * *
Суббота была днем, словно проведенным в Зазеркалье. В воскресенье, проснувшись, Александр первым делом подумал о том, какой нелепый сон ему приснился, и только пару минут спустя осознал, что это арест Маргариты Рудольфовны был реальностью.
За завтраком Александр поругался с Кирой, которая, придя от Ждановых, спросила, знает ли он какого-нибудь хорошего адвоката, потому что «все, конечно же, разрешится — боже, глупость какая! — но с хороший адвокат может вытащить Маргариту под залог уже сегодня».
Никакие доводы о том, что Жданова и в самом деле виновна и что всему руководству «Зималетто» надо открещиваться от нее, на Киру не действовали. Она была уверена, что все случившееся или недоразумение, или, что скорее всего, чья-то грязная игра. То, что в аресте участвовала Катя, склоняло Киру в пользу последнего.
Удивительно, но Кристина приняла сторону Александра, и Кира, обозвав их предателями, вернулась к Ждановым.
Не успел Александр выдохнуть и переговорить с Семеновым, как к нему пришел Павел Олегович. За какие-то сутки он страшно постарел, и видеть его таким было даже жутковато. Он удивил Александра еще больше, чем Кристина, поскольку пришел сказать, что будет лучше, если ни «Зималетто», ни Воропаевы личными ресурсами не станут поддерживать его жену.
«Это еще больше ударит по репутации «Зималетто». Будет несправедливо, — медленно, тщательно подбирая слова, сказал Павел Олегович, — если она продолжит вредить людям, даже находясь в камере».
Нет, сам он не собирался ее бросать, и уже нашел ей адвоката, но было очевидно, что он сам уже осудил ее и вынес вердикт «виновна» без права помилования.
А после обеда к нему заглянул Валерий Сергеевич, чудом застав его дома.
— Александр Юрьич, поговорить бы.
— Давайте завтра, хорошо? — поморщился Александр. — Или послезавтра. У меня нет времени, и…
— Да я ненадолго, — твердо сказал Валерий Сергеевич. — Я просто хочу сказать, что увольняюсь.
Александр не выдержал и потер виски — голова начала болеть сразу после ухода Павла Олеговича. Вот только этого ему не хватало. Разбираться еще и с этим у Александра не было сил.
— Валерий Сергеевич, может, вы не будете торопиться? Подождите, подумайте несколько дней, а потом поговорим.
— Да не о чем тут думать, Александр Юрьич, я уже все решил. Я и раньше об этом подумывал, а тут все так совпало… Неудобно мне вас в таких обстоятельствах бросать, но так оно даже лучше. И правильнее, и вам всем так легче. Старый я уже, на покой пора.
Приглядевшись к Валерию Сергеевичу, Александр понял, что его тоже подкосили последние события. Он не хотел вот так отпускать Валерия Сергеевича, но спорить с ним сейчас казалось неправильным.
— Ну, если вы все решили… — Александр не знал, что сказать.
— Решил, решил, — проворчал Валерий Сергеевич. — Да вы не думайте, я еще неделю-другую здесь побуду — вдруг понадоблюсь? Да и вы, может, когда вместо меня найдете. А потом обязательно зайду попрощаться. Все, не буду вас больше отвлекать, — преувеличенно бодрым тоном сказал он. — Только вот это отдам — Катюха просила вам передать из рук в руки.
И, всучив Александру папку-скоросшиватель, Валерий Сергеевич ушел.
К первому листу в папке была прикреплена записка, написанная Катиной рукой, — оказывается, Александр успел запомнить ее почерк.
«Я не твой «крот», но, кажется, я знаю, кто это.
P.S. Передай ей, чтобы в следующий раз не носила очень редкие и очень дорогие духи, которые никак не может себе позволить одинокая секретарша с ребенком. Кстати, никакого ребенка у нее нет.
P.P.S. Будешь прятать тело — прячь лучше, в тюрьме плохо кормят, и тебе не пойдут татуировки и стрижка под «ноль»».
Александр хмыкнул и отложил записку в сторону. А прочитав документы — тихо, но эмоционально выругался. Маша Тропинкина оказалась мошенницей, уже имевшей судимость, правда, условную, и, что еще интереснее, фигурировала как свидетель в деле рейдерского захвата одного средней руки предприятия за Уралом. Причем захват был вполне удачным, но упорный владелец никак не хотел с этим смириться, хотя добиться правды ему так и не удалось.
С Тропинкиной он разберется завтра, хотя что, кроме как уволить, с ней можно было сделать, Александр не знал. Не убивать же ее, в самом деле. Он перечитал Катину записку, и вдруг сообразил, что их вчерашний разговор был, вполне возможно, последним в их жизни. Что они могут больше никогда не увидеться. И к этому он тоже не был готов и отказывался это принимать.
— Валерий Сергеевич, где сейчас Катя? — выпалил он, подбегая к гаражу. Почему-то простая мысль позвонить Кате и спросить у нее не пришла ему в голову.
— Так в аэропорту уже, наверное, — немного озадаченно ответил Валерий Сергеевич. — У ее самолет… через три почти часа. Сказала, что на такси доберется, так, мол, будет лучше.
Кажется, такое решение дочери обидело Валерия Сергеевич, но Александру было недосуг вникать в его душевные терзания.
— Откуда она улетает?
— Из Шереметьево. А что?..
Но Александр, не дослушав его, бросил «Спасибо» и торопливо пошел к своей машине.
Сколько он собрал штрафов по пути в аэропорт, лучше было не представлять. Хорошо еще, что его не остановили гаишники. Серверы «Зималетто» были временно изъяты, на счета — наложен арест, в прессе, куда успела просочиться информация, компанию уже называли «ширмой для торговли секс-рабынями», а все, о чем мог в этот момент думать Александр, так это о том, чтобы успеть увидеться с Катей.
Мысль о том, чтобы быстро найти ее в огромном аэропорту, была смешной, но Александр все равно решил сперва попытать счастья, и если уж не найдет — позвонить. До окончания регистрации оставалось меньше получаса, и, было вполне возможно, что Катя уже прошла досмотр, и он опоздал. Но ему повезло, как это иногда бывает в самых отчаянных ситуациях: у стойки регистрации он увидел Катю.
— Катя!
Она услышала его даже сквозь вечный несмолкаемый шум аэропорта — вздрогнула, резко повернулась и огромными глазами посмотрела на Александра. Он некстати подумал, что ее глаза были того же цвета, что и его любимый гречишный мед, который когда-то собирала бабушка на своей пасеке.
И только когда она подошла к нему, он понял, что понятия не имел, что сказать. Он не думал об этом по дороге сюда, а сейчас и вовсе растерял все мысли.
— Ты мне врала, — сказал он, наконец. Это прозвучало не обвиняющее, а скорее капризно и недовольно.
Александр мысленно постучал себя по лбу и обозвал придурком. Однако Катя, как ни странно, не обиделась. Он на ее месте развернулся бы и ушел, а Катя только улыбнулась. Устало, немного грустно, но все же улыбнулась.
— Соврала, — поправила она. — Один раз. Ты тоже мне врал, так что будем считать, что мы квиты.
— Я врал?
— Вика Клочкова сказала, что ты взял меня в «Зималетто» и держал рядом, чтобы я не поддалась чарам Андрея. Скажешь, что это не так? — испытующе глядя на него, спросила Катя.
— Не скажу, — выдавил Александр. — Но…
— Но?
— Потом все стало по-другому, — беспомощно сказал Александр, не зная, как ей все объяснить. Для этого надо было разобраться в себе, а он еще не прошел до конца по этому пути. Но одно он сейчас знал точно: — Не улетай. Пожалуйста.
Она удивленно посмотрела на него, покачала головой и спросила:
— Почему?
— Потому что я хочу, чтобы ты осталась, — честно ответил Александр. — Со мной.
Катя снова покачала головой и тихо рассмеялась.
— Только ты… Ты невозможен, ты это знаешь?
— Я… — сегодня Александр определенно не страдал красноречием.
— Я должна лететь, — с искренним сожалением сказала Катя, сделав шаг вперед и встав вплотную к нему. — Работа. Но давай договоримся: я вернусь, как только смогу, и тогда ты членораздельно скажешь мне все, что хочешь. Идет?
В ее взгляде была странная смесь веселья и нежности, и Александр кивнул.
— Идет, — хрипло сказал он и нагнулся было, чтобы поцеловать Катю, но она его остановила.
— Нет.
Это до боли напомнило дачу, но не успел Александр разочароваться, как Катя, улыбнулась и сказала: «Теперь моя очередь», а потом вцепилась ему в рубашку и, притянув к себе, крепко поцеловала.
— Я вернусь, — прошептала она, когда они оторвались друг от друга. — Все, мне пора бежать.
И, чмокнув его на прощание в губы так, словно делала это уже сотни раз, пошла на регистрацию.
Оглянувшись, она повторила беззвучно: «Я вернусь», и Александр знал, что дождется ее.
* * *
— Она же твоя мама!
— Она преступница! Кира, она продавала в рабство детей, и ты хочешь, чтобы я ее понял и простил?!
Нарыв, который зрел уже вторую неделю, наконец вскрылся: Кира настаивала, чтобы он повидался с Маргаритой Рудольфовной, но Андрей все находил отговорки и причины этого не делать. Кира, беспокоившаяся за Маргариту Рудольфовну, — ее на свидания с ней не пускали, а Павел Олегович крайне неохотно рассказывал, как у нее обстояли дела, — продолжала давить на Андрея, и сегодня тот взорвался.
— Как ты можешь в это верить?
— А как ты можешь не верить? Или, скажешь, она искренне думала, что помогает девочкам построить карьеру модели, а злые люди ее обманули и продали их в бордели? — зло спросил Андрей.
— Это же Маргарита Рудольфовна! Андрей, ты сам понимаешь, что говоришь? Как она может быть преступницей? Это все дикость, абсурд. Кто-то просто хочет нас уничтожить, нас всех, а ты им только помогаешь. Как она может доказать тебе, что не виновата, если ты даже с ней не виделся?
Не то чтобы именно это фраза все решила, но, скорее, благодаря ей Андрей, покопавшись в себе, понял, что не хочет идти к матери из-за иррационального, какого-то совсем детского страха увидеть вместо нее злое чудище. Как будто Бабайка, которым в детстве пугают детей, пришел и занял ее место. Потому что мама, читавшая ему в детстве сказки и баловавшая вкусненьким, когда он болел, не могла быть беспринципной злодейкой.
Наверное, было бы легче, если бы Андрей, придя на свидание к матери, действительно увидел чудовище, но нет, перед ним сидела все та же невозмутимая и ухоженная женщина, какой он ее всегда знал, вовсе не похожая узницу кровавого режима.
— Я думала, ты так и не придешь, — слегка улыбнулась она.
Раньше он всегда считал, что эта ее улыбка была снисходительной улыбкой матери, которая хоть и не слишком довольна своим сыном, но все же оправдывает все его слабости и продолжает любить. Сейчас Андрею почудилось в этой улыбке презрение.
Какое-то время они сидели молча. Андрей не знал, что сказать, а Маргарита Рудольфовна, казалось, была вполне довольна тишиной и не собиралась ее нарушать.
— Почему? — спросил Андрей в конце концов.
— Тебя всегда обижало, что я даже не пыталась убедить твоего отца в том, что тебе можно доверить управление «Зималетто», так? — Это был не столько вопрос, сколько утверждение. — Законы, особенно законы морали, придумали слабые люди, чтобы не дать сильным захватить мир, по праву им принадлежащий, — ни с того ни с сего сказала Маргарита Рудольфовна. — Помнишь, как мы ездили к дяде Марку?
О да, Андрей это отлично помнил — помнил и очень хотел бы забыть: дом почти в глухом лесу, натуральное хозяйство и охота.
— Помнишь, — кивнула Маргарита Рудольфовна, верно поняв выражение его лица. — Ты — не из сильных, дорогой. А я — да. Мне было даже меньше, чем тебе тогда, и я ни секунды не колебалась.
Андрею было девять, когда они гостили у дяди Марка. Когда тот подстрелил оленя, дал Андрею в руки нож и сказал: «Добей его», объяснив, как лучше встать, чтобы кровь из распоротого горла не попала на него. Андрей не смог этого сделать и позорно разревелся. Он и сейчас, пожалуй, не смог бы этого сделать. В отличие от матери.
Ушел Андрей молча. Маргарита Рудольфовна сказала ему в спину, не теряя невозмутимости:
— До встречи.
Андрей сомневался, что она когда-нибудь состоится.
* * *
Когда Валерий Сергеевич пришел попрощаться, Александр неловко, стараясь, чтобы это не было так очевидно, попытался выяснить, будет ли ему на что жить. Рассчитывать на одну пенсию было бы смешно, и Александр готов был, как в старых добрых английских романах, назначить ему частную пенсию.
Однако Валерий Сергеевич лишь отмахнулся и сказал, улыбнувшись:
— Не волнуйтесь, не пропаду. Отец ваш хорошим человеком был, и сына достойного воспитал. Я когда его возил, он всегда со мной разговаривал, иногда советы давал, а было, что и советовался со мной. Инвестировал он всегда с умом, да и на бирже дела вести умел, даром что редко с этим связывался. Ну а я следовал его примеру, рисковал и притормаживал, когда было нужно, так что на безбедную старость я себе скопил. Вы только Катюхе пока не говорите: она ж мне до сих пор деньги шлет, считает, что без этого я пропаду, и думает, что я на ее обучение брал кредит. Я ей сначала пытался запретить, но она ж упертая, и я решил, что пусть ее деньги на отдельном счету копятся, пойдут ей в приданое, и я добавлю. Так что, Александр Юрьич, она у меня завидная невеста.
Тут Валерий Сергеевич подмигнул и предложил дернуть по стопочке его фирменной наливки. В тот момент Александр окончательно понял, в кого Катя такая.