* * *
Время до Совета акционеров пролетело незаметно. Катя даже не поняла, куда делись почти полтора месяца, прошедшие с ее мучительного разговора с Андреем. Как ни странно, ей едва ли не тяжелее далось признание, что Коля никогда не был ее женихом. Говорить девочкам из Женсовета, что она врала им, было жутко стыдно, и она не раз и не два мысленно пожалела, что не может провалиться сквозь землю. Подруги ее поняли. Не сразу, после долгой череды расспросов и уточнений, но поняли и поддержали, мол, кто из нас не ошибался, кто не привирал о своих отношениях. А вот объяснить им, почему Катя теперь будет работать по свободному графику, и почему ей будет помогать Коля, было гораздо сложнее.
— Девочки, я понимаю, вам сложно поверить мне после того, что я вам рассказала, но пока я ничего не могу рассказать. Я даже сама не уверена, что у меня все получится, но если все же получится, вы узнаете одними из первых, обещаю. Я все расскажу и покажу, но потом. В начале осени.
— О-о-осени… — протянула Маша. — Это ж сколько еще ждать-то!
— Долго, — вздохнула Катя. — Но оно того стоит, правда. Это… ну, считайте, что это важный проект, о котором не стоит рассказывать, пока он не будет закончен.
— Андрей Палыч такой молодец, что отпустил тебя и согласился взять на работу Колю, — уважительно сказала Таня.
— Да… Вообще-то, у него не было выбора, — пришлось признать Кате. — Я в любом случае осенью уволюсь, надо, чтобы кто-то мог передать дела моему преемнику.
Эта новость породила очередной шквал вопросов. Кате потребовалось немало времени, чтобы убедить Женсовет в том, что у нее все в порядке, что она собирается уволиться не из-за каких-то проблем, а потому что она сама этого хочет. Знай они о театре, они бы ее поняли, но Катя боялась даже представить их реакцию на такое сообщение. Они бы не сразу поверили, стали бы настаивать на том, чтобы она что-нибудь спела, а потом растрезвонили по всему «Зималетто», что Катя теперь актриса, начали бы уговаривать провести их на настоящую репетицию… Нет уж, пусть пока «Джекил и Хайд» остается ее маленькой тайной. К тому же Катя по-прежнему боялась спугнуть удачу, до конца не веря, что ее утверждение на роль — не приятный сон или самообман.
Девочки еще немного попытали Катю, потом, она в этом не сомневалась, обсудили все за ее спиной, и постепенно жизнь вошла в новую колею. Коля обживался на новом месте. Катя неимоверным усилием воли запретила себе вмешиваться в его отношения с остальными сотрудниками «Зималетто», включая Клочкову: пусть набивает себе шишки, умнее будет.
Новый график Кати был не таким безумным, как она поначалу боялась, и Катя потихоньку привыкала. Репетиции проводились в основном утром и днем, вечером у многих актеров были спектакли. На первых групповых репетициях «свой» режиссер-постановщик, Степанов, и Марк Райс, режиссер, который по условиям франшизы был ответственным за аутентичность постановки и ее возможные изменения, рассказали труппе о концепции мюзикла, его истории и плане работы. Потом был составлен график репетиций, и началась кропотливая работа по созданию масштабного мюзикла с мрачноватым сюжетом и готическими нотками.
Отсутствие опыта сказывалось, и Кате приходилось работать больше остальных, однако все ее коллеги были либо дружелюбны и готовы помочь, либо же достаточно равнодушны, чтобы не поднимать ее на смех, когда она допускала промахи. У Кати сложились хорошие отношения со всеми партнерами: с кем-то чуть теплее, с кем-то холоднее, но, в общем и целом хорошие, как с Женсоветом.
Илья получил таки роль в «Бале» и опять жил на две страны, поэтому на первых порах миссию объяснять Кате тонкости постановки мюзикла взяли на себя Миша и Динара.
После репетиций уставшая, но окрыленная Катя ехала в «Зималетто», где решала все самые неотложные и простые дела, потом пила кофе или обедала с Женсоветом, еще работала и возвращалась домой с чистой совестью. В компании все шло по плану и даже, пожалуй, лучше, чем они рассчитывали, Коля вошел в курс дела, с Андреем Катя виделась редко — короче говоря, все было хорошо.
Правда, ощущение нереальности ее нынешней жизни не оставляло Катю, но становилось все слабее и слабее. Было сложно не начать взахлеб рассказывать, как прошла сегодняшняя репетиция, Женсовету или родителям, которые все еще ничего не знали, но Кате это удавалось.
Иногда ей казалось, что у нее началось раздвоение личности, и Катя-актриса не имела ничего общего с Катей-секретаршей, была совсем другим человеком, но потом Ярослав Зарецкий строил гримасу, напоминавшую ей об Андрее, или же Алексей Листьев ворчал так же, как Катин папа, и она снова возвращалась в реальность.
Катя знала, что Андрей в очередной раз — когда же это кончится, а? — поссорился из-за нее с Кирой. Та была возмущена тем, какую неоправданную свободу предоставил Кате Андрей. Свободный график секретарше? Где это видано? В чем-то Катя была с ней согласна, и в обычных обстоятельствах ей бы и в голову не пришло просить о таком, но за все надо было платить, вот Андрей и платил.
Филин и Рулин, вопреки Катиным ожиданиям, все же нашли своего человека в органах. Причем такого, который предложил «заинтересованной стороне» выкупить остатки тканей, хранящихся на складе. Остатки, потому что, как сказал этот «свой человек», оставшийся безымянным, почти половина партии, «была потеряна во время транспортировки после ее задержания». Переводя на обывательский язык, ткани были украдены, чему не стоило удивляться. Наоборот, было странно, что хоть что-то осталось на складе — учитывая, что Ахмед не соврал, и документов на ткани не было, их вообще могли и не оформлять официально. Катя долго думала, стоит ли их выкупать, но в конце концов решила, что даже если отдать за них запрошенную цену, вместе с уже заплаченными «Зималетто» деньгами такое количество ткани обойдется дешевле, чем если покупать их сейчас у привычных поставщиков. Правда, она сама не знала, зачем ей эта ткань. Для целой коллекции «Зималетто» ее было слишком мало, но Катя подумывала о производстве «Никамодой» собственной продукции, а начинать всегда лучше с того, что хорошо знаешь. То есть с одежды. Деньги на ткани у «Никамоды» имелись: несмотря на увеличившуюся нагрузку и легкую одержимость Викой, Коля не прекращал игру на бирже и увеличил капитал компании в несколько раз.
За несколько дней до заседания липовый отчет для Совета акционеров был готов. К тому времени Катя уже привыкла к репетициям настолько, что перестала нервничать перед каждой из них, боясь показать себя бесталанной дурой. И, освободившись от груза ответственности и прекратив издеваться над своими нервами, Катя согласилась, наконец, пообедать с Мишей.
— Я правильно сделала, что решила поменять род деятельности, — задумчиво сказала Катя, когда они припарковались у ресторана. — Артисты, судя по всему, зарабатывают лучше финансовых директоров.
Катя никогда раньше не была в «Ришелье», но слышала о нем и знала, что это дорогой ресторан.
— Если бы, — рассмеялся Миша. — Увы, нет. Но когда твой брат — шеф-повар, легко пускать пыль девушкам в глаза… и получить скидку для своих.
— Удобно, — оценила Катя.
— На самом деле он хотел с тобой познакомиться, ты не против?
— Нет. А ты что, ему обо мне рассказывал?
— Конечно. Я не мог не похвастаться тем, с какой красивой и талантливой девушкой мне посчастливилось познакомиться.
Слегка покрасневшая Катя ничего не ответила, но взяла Мишу под руку. Он был очень милым, ухаживал за ней без навязчивости, и невозможно было представить, чтобы он сделал что-то подлое. Кате было не до романтики, и она не была уверена, что влюбилась бы в Мишу, если бы никогда не встретилась с Андреем, но ей было приятно нравиться кому-то. Она старалась не поощрять Мишу, но и не отталкивала его, сама не зная, как сложится ее жизнь дальше. Премьера казалась ей далекой и нереальной, и поэтому Катя почти не ждала ее, сосредоточившись на том, как отточить свою роль — именно это было ее главной целью, а не сам спектакль. Так было легче.
Брат Миши оказался двухметровым здоровяком с внешностью обаятельного плюшевого мишки-убийцы. Он присел ненадолго за столик к Мише и Кате, на прощание попросил Катю не обижать его «братишку» и пообещал приготовить для них свои лучшие фирменные блюда.
Катя, неловко себя чувствовавшая из-за нестатусной одежды, только-только начала получать удовольствие от обеда, когда сзади вдруг раздался знакомый голос:
— Добрый день, Екатерина Валерьевна. Не ожидал вас здесь увидеть.
Катя вздрогнула, и сердце у нее ухнуло в пятки.
* * *
Андрей пытался отнестись к происходящему спокойно, и на первых порах у него это получалось. Он старательно душил в себе неприязнь к Зорькину, что ему удалось довольно быстро — тот был безобидным, но очень умным ходячим недоразумением, и это окончательно примирило Андрея с его присутствием в «Зималетто». Хотя нет, не так. На самом деле Андрей смог нормально общаться с ним только после того, как выяснил, что если Катя и выходит замуж, то не за него.
Сам Зорькин явно не желал лишний раз встречаться с Андреем, а когда они все же виделись, смотрел с такой неприязнью, что было понятно: он все знал. Зато Катя была равнодушна. Вопреки своему намерению забыть о ней, Андрей начал следить за Катей, как никогда раньше, и осознал вдруг, что совсем ее не знал. Прежде он, конечно, замечал, когда она была расстроена или устала, но лишь когда это было совсем очевидно. Теперь же он узнал, что Катя накручивала на палец прядь волос, когда думала над чем-то несложным, и морщила нос, когда задача была трудной. Она сутулилась, когда уставала, и от души потягивалась, когда была чем-то довольна. Обычные человеческие реакции и привычки, но у Кати они казались Андрею особенно милыми. Как он не видел этого раньше?
Правда, Катя изменилась теперь настолько, что в ней не осталось ничего от той девушки, которую Андрей взял на работу. И дело было не только во внешности, хотя и в ней тоже — когда Катя пришла в «Зималетто» без очков, в простых джинсах и футболке с длинноухим зайцем, Андрей не сразу ее узнал. Катя стала более раскованной и уверенной в себе, ее легко было вообразить и в ночном клубе, и на футбольном матче, и везде она смотрелась бы органично. Прежняя Катя исчезла окончательно, и Андрей по ней неожиданно скучал.
Он пытался выяснить, почему она не работала больше полный рабочий день: так не хотела видеть его, или нашла себе какое-то занятие? Хобби, подработка, страстный роман, проблемы со здоровьем, что-то еще?
Однако его шпионские игры закончились при столкновении с суровой реальностью: в первый раз, тайно последовав за Катей, Андрей дошел до остановки и понял, что понятия не имеет, как зайти в автобус. В общественном транспорте он не ездил так давно, что не знал, как можно пройти через турникет, установленный в дверях. Пока он думал, куда делись старые добрые талончики, Катя уехала на троллейбусе, а Андрей спешно полез в интернет. В другой раз он подготовился и пошел за Катей, держа в кармане проездной. Вот только Катин троллейбус подъехал полупустым, и пройти внутрь незамеченным было нереально. В следующий раз Андрей решил попытать удачу, рассчитав, что на троллейбусе Катя ехала к ближайшему метро, и добрался туда на машине раньше нее. Он даже проездной в метро купил заранее, но потерял Катю на переходе со станции в толпе людей. После этого Андрей решил, что все, значит не судьба. Если Катя захочет, сама расскажет, а не захочет — ее право.
Отношения с Кирой были далеки от безоблачных, но Андрей теперь проводил с ней больше времени, чем раньше, и поэтому скандалы между ними случались реже обычного. Андрей не воспылал вдруг к ней любовью, скорее наоборот. Та привязанность, которую он испытывал к ней еще недавно, куда-то делась, и он вдруг осознал, что Кира стала ему совсем чужой. Тем не менее, Андрей по-прежнему оставался с ней, потому что у него не было другого выбора. В последнее время в его жизни столько всего изменилось, что он, не отдавая себе в этом отчета, чувствовал себя немного неуверенно, а Кира с ее привычной любовью и ревностью поддерживала баланс.
И все же на работе Андрей старался избегать и ее, и Катю, и потому проводил много времени то на производстве, то на встречах с партнерами. До того как стать президентом, Андрей был уверен, что знал о компании все. Cейчас он понимал, что скорее выдавал желаемое за действительное. За последний месяц он вник во многие нюансы, которые упускал раньше, и не только одобрил Катины дополнения к антикризисному плану, предполагавшие существенную экономию, но и внес в него свои предложения. Судя по всему, из финансовой ямы «Зималетто» выберется раньше, чем они полагали, хоть что-то хорошее.
Незадолго до Совета акционеров Андрей был уверен, что все устаканилось. Он был спокоен, собран, ни капли… почти ни капли не нервничал перед Советом, тем более что фальшивый отчет уже лежал в ящике его стола. Андрей был готов к свадьбе настолько, насколько это было возможно.
Все его спокойствие разлетелось вдребезги, когда они с Кирой, Викой, Милко и Ромкой приехали пообедать в «Ришелье».
— Это что, Пушкарева? — удивленно спросила Кира.
Обернувшись, Андрей действительно увидел Катю. Она сидела боком к нему и оживленно разговаривала с каким-то типом, который сразу же не понравился Андрею. Было в нем что-то скользкое и неприятное, это было заметно даже на расстоянии. Катина личная жизнь не имела больше к Андрею никакого отношения, но он вспомнил об этом, только когда оказался у чужого столика. Вспомнил — и отмахнулся от этой мысли.
— Добрый день, Екатерина Валерьевна. Не ожидал вас здесь увидеть.
— Я тоже, — нервно ответила Катя.
— Вы уж простите, что я вам мешаю, — таким сладким тоном, от которого у него у самого заломило зубы, сказал Андрей, сделав неопределенный жест. И, не дожидаясь, пока Катя его представит, представился сам: — Кстати, я Андрей Жданов, начальник Екатерины Валерьевны.
Он протянул руку скользкому типу, и тот пожал ее с озадаченным выражением лица.
— Михаил Борщов, — представился тип в ответ.
Андрей только кивнул, сказать «Приятно познакомиться» было выше его сил. Без приглашения присев за столик, он продолжил:
— Просто я хотел убедиться, что Кат… Катерина Валерьевна попала в хорошие руки. Мне, знаете ли, небезразлична ее судьба. В профессиональном плане, конечно же. Мы ее теперь так редко видим в «Зималетто», что невольно беспокоимся, все ли с ней в порядке, не обижает ли ее кто? А то ведь люди разные бывают.
Он в упор посмотрел на Борщова — и сам неприятный, и фамилия у него дурацкая, — но тот ничуть не смутился, и лишь продолжил недоуменно смотреть то на Андрея, то на Катю.
— Андрей Павлович, простите, но вам лучше уйти, — тихо сказала Катя.
— Да вы не переживайте, Екатерина Валерьевна, я к вам ненадолго. Должен же я убедиться, что у вас все в порядке. Вы же в последнее время в «Зималетто» нечастый гость, я вас почти не вижу, а мне не хотелось бы потерять финансового директора. Преемника-то вы еще не успели выдрессировать.
— Андрей Павлович, со мной все в порядке, — сквозь сжатые зубы сказала Катя. — А вас невеста ждет.
— Невеста? Ждет, да, ну так она меня всегда ждет, — отмахнулся Андрей. — Понимающая она у меня, все прощает, даже то, что не должна бы.
— Поздравляю, — сухо ответила Катя.
— Так что, вас точно никто не обижает? Что скажете, Михаил Борщов? Вы Катю не обижаете?
— Я не…
— Миша, не надо, — Катя положила свою руку на его, и Андрею очень захотелось лишить нового знакомого конечности-другой. — Андрей Павлович, прекратите, пожалуйста. Я уже сказала, что у меня все хорошо. Лучше, чем в «Зималетто», если вы это хотите услышать. В силу многих обстоятельств, — добавила она многозначительно. — Что может подтвердить Миша.
— Ах, Миша, — протянул Андрей. — Миша — это хорошо. Что еще?..
Закончить предложение он не успел, его перебил веселый голос, в котором, однако, можно было уловить напряжение:
— Катерина Валерьевна, простите нашего многомудрого президента, — сказал Роман, улыбаясь так, что мог бы растопить сердце самой отчаянной мужененавистницы. — Он все о делах, да о делах, не дает людям отдохнуть. Не волнуйтесь, я его увожу, чтобы он вас больше не отвлекал от обеда. Идем, Андрей, — все так же жизнерадостно, но с явным нажимом произнес Роман.
Недовольно смотревший на него Андрей неохотно встал и пошел к своему столику, не оглядываясь.
— Приятно было увидеться, — бросил Роман напоследок Кате, которая лишь проводила его долгим неприязненным взглядом.
* * *
— Что это было, а? — спросил Роман, когда они вернулись в «Зималетто».
Обед, несмотря на великолепную еду, был ужасным: Кира пилила Андрея за то, что даже вне работы он не мог отстать от Пушкаревой, которой, между прочим, он непонятно за что дал такие поблажки. И, кстати, неужели она нашла жениха, который в состоянии водить ее по таким ресторанам? Она поэтому появляется в компании лишь от случая к случаю? И Андрей потакает ей, чтобы она могла наладить личную жизнь? Чем он только думал?
Вика ей поддакивала, но Милко, к счастью, был больше сосредоточен на еде.
Сам Андрей, как ни удивительно, лишь угрюмо молчал. Роман вмешался в его разговор с Катей, когда стало понятно, что он вот-вот взорвется — его агрессивный тон и напряженная спина не оставляли в этом сомнений. Поскольку ответить Кире Андрей так и не соизволил, обошлось без скандала. Приехав на работу, Роман пошел прямиком в президентский кабинет, чтобы поинтересоваться, какая муха укусила Жданова, но тот продолжал молчать.
— Только не говори, что ты ревнуешь! — воскликнул, наконец, Роман.
— Нет, конечно! — раздраженно рявкнул Андрей, но его взгляд говорил обратное.
Роман замер с открытым ртом и сказал через пару секунд:
— Так, это надо переварить. То есть запить. Будешь?
Андрей вздохнул, откинулся на спинку кресла и кивнул.
* * *
— Это мой шеф, — сказала Катя, когда им принесли салат.
— Я понял. У вас… плохие отношения?
— Да нет, просто… Он не в восторге от того, что я не уделяю все свое внимание компании. Он не знает, чем я занимаюсь, я ему не говорила, но уволить меня пока не может, потому что… ну, потому что многие сделки завязаны на моих личных контактах, и он вынужденно согласился на мои условия. После премьеры я в любом случае уйду оттуда. М-м-м, очень вкусно, твой брат просто волшебник.
— Не буду ему это передавать, иначе он лопнет от гордости, — отозвался Миша, понимая, что тема странного шефа Кати закрыта.
* * *
Перед Советом Катя и Андрей ненадолго вернулись к тем отношениям, которые были у них до инструкции. По крайней мере внешне. Они все утро провели в кабинете Андрея, готовясь к Совету: репетировали ответы на все возможные и даже невозможные вопросы, которые могли им задать, стараясь убедить самих себя в том, что это — правда. Получалось плохо, но, по крайней мере, они работали в полной гармонии, понимая друг друга с полуслова.
Настоящий отчет — «На всякий случай, Андрей Палыч, пускай будет», — в нескольких экземплярах лежал у Андрея на столе, прикрытый другими бумагами. Документы на передачу «Никамоды» — все готово, только место для фамилии-имени-отчества и паспортных данных осталось пустым, — Коля держал под рукой, готовый в любой момент предъявить их по первому требованию.
— Приехали, — сообщил Роман, заглянув в кабинет. — Ни пуха ни пера.
— К черту, — с удовольствием послала его Катя, нервно одергивая пиджак.
Репетировать было удобнее всего в джинсах и футболке, и она уже отвыкла от деловых костюмов, но перед Советом надо было выглядеть серьезной и ответственной.
Все должно было быть хорошо, они ведь подготовились… но Катю не покидало ощущение, что все будет плохо.
В кои-то веки интуиция ее не подвела.
* * *
В горле пересохло, руки мелко дрожали, а виски уже начинало ломить. На стресс наложилось то, что Катя не ела со вчерашнего вечера: утром аппетита не было, а потом стало не до еды.
Все, что говорил Павел Олегович — мягко и укоризненно, словно с ребенком, не оправдавшим надежд и влипшим в крупные неприятности, — по большей части проходило мимо Кати.
— Я мог ожидать такого от кого угодно, особенно от Андрея, но не от вас, Екатерина Валерьевна, у вас были такие блестящие рекомендации…
Катя вдруг поняла, что ей смертельно надоел этот разнос, замаскированный под разбор полетов. Все, что было необходимо, выяснилось еще на Совете — и о настоящем положении дел Катя с Андреем в компании рассказали, и подлинный отчет предоставили, и объяснили, как так вышло, и покаялись, и документы на передачу «Никамоды» показали, и согласились на аудит и проверку юристов. Так чего еще от нее хочет Павел Олегович? Сказать еще раз «ай-ай-ай»? Она уже это слышала и от него, и от Воропаева, и от остальных, хватит с нее.
— Как я уже сказала, — невежливо перебила она Павла Олеговича, — я готова передать «Никамоду» хоть сегодня. Но только Андрею Павловичу.
До этого момента Кате было все равно, кому отдавать «Никамоду», но теперь она вдруг ясно поняла, что перепишет компанию только на Андрея и ни на кого больше.
Павел Олегович поджал губы и сказал недовольно:
— В свете того, что мы узнали сегодня, не думаю, что это лучшее решение. Андрей совершил уже достаточно ошибок, думаю, ему хватит.
«Молчи, — мысленно сказала себе Катя. — Это совершенно не твое дело. Не вмешивайся».
Она бы промолчала, если бы не одно «но»: на Совете Андрей грудью встал на ее защиту. «Я убедил Катю… Екатерину Валерьевну подделать отчет. Даже не убедил — заставил. Она ни в чем не виновата». И пусть никто этому не поверил, Катя оценила это.
— Одну, — не выдержав, сказала она.
— Что, простите? — нахмурился Павел Олегович.
— Андрей Павлович совершил только одну ошибку: решил доказать вам любой ценой, что он, всю жизнь посвятивший «Зималетто», больше достоин поста президента, чем Воропаев, который ни дня здесь не проработал. Павел Олегович, если это все, то я, с вашего разрешения, пойду. Пока юристы не дадут своего заключения, и вы не убедитесь в том, что мы сказали правду, все наши разговоры бессмысленны. До свидания.
Дойдя до своего кабинета, Катя закрыла за собой дверь и обессиленно сползла по стенке, закрыв лицо руками. Она вела себя непрофессионально и, наверное, неэтично, но ей было плевать. Никогда еще ей так не хотелось послать «Зималетто» к черту и уйти, хлопнув дверью, оставив Ждановых и Воропаевых самих разбираться со своими проблемами.
* * *
Катя была готова до последнего отстаивать свое намерение передать компанию Андрею, но этого не потребовалось. Павел Олегович и юристы, изучив все бумаги, дружно согласились, что лучше будет оставить все, как есть. «Зималетто» медленно, но уверенно выходило из кризиса, партнеры доверяли сложившемуся тандему Жданов - Пушкарева, и менять что-то не рекомендовалось.
Разумеется, Воропаев был недоволен таким поворотом событий, он жаждал крови и поста президента. Однако во-первых, Катя дала понять, что если он сядет в президентское кресло, то ее готовность оставить «Зималетто» законным владельцам значительно уменьшится, а во-вторых, Андрей старался не давать Воропаеву даже приблизиться к ней. И все это на фоне того, что Андрей отменил свадьбу. Катя не знала, как и почему, но об этом судачило все «Зималетто». Кира несколько дней не появлялась на работе, а когда вернулась, то была похожа на призрак из фильма ужасов: бледная до прозрачности, с красными глазами и черными кругами под ними. Катя старалась с ней не пересекаться и игнорировала Клочкову.
Так или иначе, Андрей всячески ограждал Катю от всевозможных неприятных моментов, и было ясно, что делал это не из страха, что она может что-то кому-то рассказать, — чего уж тут бояться-то? — и даже не из-за того, что она хотела оставить его президентом, а исключительно из заботы о ней.
Катя это оценила. Более того, она злилась на себя за то, что больше не испытывала к нему ненависти. Это не значило, что она вдруг его простила, но он был уже не тем Ждановым, который соблазнял ее, только чтобы сохранить компанию. В этом Андрее не было того флера Прекрасного Принца, который изначально привлек к нему Катю, но и двуличия и подлости тоже не было. Обычный человек со своими проблемами и заблуждениями, не ангел и не демон.
— Спасибо, Кать, — устало, но от души сказал Андрей, сгорбившись за столом.
Его очки лежали на стопке бумаг, и в безжалостном ярком свете ламп казалось, что за прошедшие пару недель он сильно постарел и осунулся.
— Не за что, — вздохнула Катя. Она понимала, что Андрей имел в виду не только ее сегодняшнюю помощь с бумагами, но и ее поддержку вообще.
— Катя, я помню, что ты запретила напоминать об инструкции и извиняться, но я так не могу. — Андрей выпрямил спину и посмотрел на нее. Как-то незаметно за эти дни они окончательно перешли на «ты», что не прибавило Кате любви Киры и Вики. — Это эгоистично, я понимаю, прости меня за это, но все равно хочу извиниться. Я не хотел, чтобы все так получилось. Я думал… Да не думал я, вот в чем дело, — с досадой сказал он. — Я послушал Малиновского, хотя меня это не оправдывает, я знаю, и не подумал, что ты будешь чувствовать. Но инструкция эта… это все ерунда. В смысле, я никогда не воспринимал ее серьезно. У Малиновского просто чувство юмора такое, я уже привык, но сам никогда так не думал, клянусь. Даже в самом начале, — добавил он.
Каждое слово давалось ему с трудом: он не привык искренне просить прощения за что-то по-настоящему серьезное, разбитая в детстве ваза или «кол» по английскому не в счет.
— Я не хотел причинять тебе боль, правда. Я понимаю, что у тебя есть полное право меня ненавидеть, но все равно, прости меня, пожалуйста, если сможешь.
Катя долго не отвечала, и Андрей совсем сник, снова сгорбившись.
— Я тебя не ненавижу, — сказала она наконец. Она тоже устала, и в голове был туман, мешавший нормально соображать. Наверное, поэтому она честно призналась в том, что не собиралась озвучивать: — Я не знаю, что чувствую к тебе, но это точно не ненависть, не злость и не презрение.
Она не сказала, что простила его, но, кажется, Андрею было достаточно того, что в ней больше не было ненависти.
— Спасибо, — выдохнул он. — Я этого не заслужил, знаю. Спасибо. Кать, я… — Он повертел в руках очки, так и не надел их, прочистил горло и сказал тихо: — Желаю тебе счастья. Извини за «Ришелье», я просто… В общем, пусть у тебя все будет хорошо.
Что ответить на это, Катя не знала. Это был один из самых странных и неловких разговоров в ее жизни.
— Спасибо, — пробормотала она, жалея, что им в кои-то веки не помешал ни телефонный звонок, ни незваный гость. — Мне пора.
— До завтра?
— Нет, завтра меня не будет. До послезавтра. Скажешь Павлу Олеговичу, что у меня дела? Пусть не волнуется, я не собираюсь сбегать с «Зималетто» в кармане.
— Скажу. Удачи.
Катя кивнула и вышла, чувствуя, как ее ведет от усталости. Домой. О делах «Зималетто» она снова подумает послезавтра, а завтра она принадлежит театру.
* * *
Андрей не планировал отменять свадьбу. Просто встретился с Кирой после Совета, и та начала возмущаться, что он ничего ей не рассказал. Было совершенно ясно, что положение компании волновало Киру меньше, чем тот факт, что жених ей не доверял. И Андрей четко понял, что не сможет жить с ней. Вот не сможет, и все тут, хоть режьте его. Все любовь и нежность, которые он когда-то к ней испытывал, исчезли, и он даже не знал, когда это случилось. Он постарался объяснить Кире, что дело не в ней, а в нем, что он не уходит к другой, но все было бесполезно. Ему даже пришлось позвонить Кристине, потому что он боялся оставлять Киру одну. Да, его мучила совесть, и он точно знал, что никогда не простит себе, если Кира… если с ней что-то случится по его вине, но сейчас он не мог заставить себя жениться на ней, жить с ней в одном доме, терпеть ее любовь.
Его прежняя жизнь куда-то незаметно исчезла, а к новой Андрей никак не мог толком приспособиться. Но зато теперь ему не надо было бояться разоблачения, и оказалось, что он и забыл, как это приятно — жить без тайн.
Ему повезло, это было ясно. Он оставил себе компанию, и Катя его простила, это было главным. Все остальное могло подождать. И если где-то в глубине души Андрей вовсе не желал Кате счастья с этим ее Борщовым, он не собирался в этом признаваться. Уж точно не Кате. А со своими странными чувствами он как-нибудь разберется.
* * *
После Совета акционеров у Кати только усилилось ощущение раздвоенности и нереальности ее жизни. Юристы, закладные, кредитные договоры и прибыль компании никак не желали сочетаться с репетициями. «Катя, у тебя только что на глазах застрелили почти мужа, а ты поешь, как на экзамене. Больше надрыва», «Так, хорошо, но кружи ее поаккуратнее. Пушкарева, надеюсь, у тебя нет морской болезни?», «Так, стоп, вы на какие руки кольца надеваете? Наоборот же!». Сценическая речь и хореография, ноты и такты, дуэты и соло, репетиционный зал и сцена — неужели все это действительно происходило с ней, с Катей?
Родители по-прежнему ничего не знали. Каждый раз, когда Катя хотела признаться во всем, слова застревали у нее в горле. Всю жизнь она делилась с ними всем, кроме того, что могло их сильно расстроить, и теперь, когда Катя осуществила свою заветную мечту, она хотела, чтобы ее радость продлилась подольше, не затронутая недовольством отца или скептицизмом мамы. Сцена — это, конечно, хорошо, но как же работа, Катя? Настоящая солидная работа в офисе, которая тебя поит и кормит? Неужели ты в самом деле променяла ее на театр, где все так неустойчиво, где сегодня у тебя есть роль, а завтра нет? Катя не желала этого слушать, и поэтому молчала.
Она не переставала думать, куда девать ткани, временно помещенные в арендованный склад, и ответ на этот вопрос предоставил все тот же театр. Когда-то у него был свой пошивочный цех, но в девяностых, когда искусство вообще и оперетты в частности перестали привлекать народ, швей сократили. Позже, когда театр снова встал на ноги, пошив костюмов стали заказывать в проверенном ателье, специализирующемся как раз на театральной одежде.
Пока с Кати снимали мерки для трех платьев, в которых ее героиня появлялась на сцене, портниха обмолвилась, что у них «королевство маловато, развернуться негде». Иными словами, они были бы не прочь расшириться, но не хватало средств. Проворочавшись с боку на бок всю ночь, Катя вернулась утром в ателье и сделала предложение его хозяйке: «Никамода» финансирует аренду более просторного помещения для ателье и дает большую партию тканей, а всем остальным — дополнительной техникой, аксессуарами и расходными материалами, новыми швеями занимается сама хозяйка. После тщательного изучения Катиного бизнес-плана, составленного по итогам этого разговора, «Никамода» и ателье подписали соответствующий договор. Коля, принимавший активное участие в разработке этого бизнес-плана, безоговорочно одобрил идею Кати. «Я и сам думал, чем мы будем заниматься, когда распрощаемся с “Зималетто”, — сказал он. — А тут — реальный бизнес. Если, конечно, все выгорит».
Катя очень надеялась, что выгорит.
* * *
На сцену перед зрителями Катя вышла гораздо раньше, чем предполагала. Когда она перестала переживать за каждый промах на репетиции и бояться, что ее заменят настоящей актрисой с образованием и опытом, Степан попросил ее задержаться после репетиции.
— Катя, как ты смотришь на то, чтобы выступить в «Калейдоскопе Бродвея»?
«Калейдоскопом Бродвея» назывались регулярные концерты, состоявшие из номеров из разных, не только бродвейских, мюзиклов на русском и английском языках. У театра не было постоянной труппы, на каждый спектакль проводился кастинг, хотя, конечно же, за ведущих актеров вроде Зарецкого, Ремизова и Андреевой режиссеры держались и без отбора приглашали их в новые проекты. Поэтому всего в «Калейдоскопе» выступало около двадцати человек и не было никаких четких составов, какие актеры были свободны в день спектакля, тех и ставили в расписание.
— Ну, теоретически хочу, но…
— Отлично, тогда ставим тебя на следующий спектакль, на пятнадцатое. Репетиции в следующий понедельник и четверг, Ася тебе все пришлет. Будешь исполнять партии, которые обычно поют Андреева и Лебедева, там немного.
— Угу.
Катя понимала, что ей предложили это, чтобы она набралась опыта и показала, как она держится перед зрителями. Она была к такому не готова.
Как ни странно, выступила она хорошо. Даже отлично, если судить по довольной улыбке Степана и зрительским аплодисментам. Катя совершенно не нервничала и была настолько раскована на сцене, насколько это было возможно, потому что воспринимала концерт не как настоящий спектакль, а скорее как капустник для своих. В «Джекиле и Хайде» ей надо было быть в образе, придерживаться четкого сюжета и оправдывать ожидания публики, настроенной на большую премьеру. А «Калейдоскоп» наполовину состоял из импровизаций, если можно было так выразиться, — они оговаривались непосредственно перед выступлением самими актерами и режиссером и зависели исключительно от настроения участников. И поскольку Катя была знакома с большей частью остальных актеров «Калейдоскопа», игравших в тот день, ей не составило труда поймать настроение и ритм концерта и подстроиться под партнеров. По сути, единственным, что ее смутило, был костюм для номера из «Чикаго», в котором девушки появлялись на сцене в откровенных нарядах, но ей подобрали наиболее скромное неглиже и самые низкие каблуки, так что все прошло как нельзя лучше. А то, что она пела дуэт с Ильей и еще один, с Лизой, с которыми она хорошо сыгралась, лишь добавило Кате уверенности.
— Ну ты даешь! — потрясенно сказал Коля, встречавший ее у служебки, то есть у служебного входа. — Я и не знал, что ты можешь так!
— Ты же был на наших учебных спектаклях в школе.
— Сравнила! Все, считай, что я твой первый официальный фанат.
— Идем, фанат, — рассмеялась Катя.
Она чувствовала себя пьяной от успеха и весны, уже уверенно вступившей в свои права. Тянуло взять Колю за руки и закружиться прямо посреди улицы. С трудом сдержав этот порыв, Катя прошмыгнула мимо стайки фанатов других актеров — в глубине души она надеялась, что у нее тоже попросят автограф, хотя понимала, что это маловероятно. Действительно, никто не обратил на нее внимания, но это ни капли не испортило ей настроения.
— Я это сделала, — неверяще прошептала она по пути к метро. — С ума сойти!
* * *
Почти все лето Андрей провел в разъездах: международные партнеры могли значительно улучшить дела «Зималетто» и, по сути, обеспечить выполнение бизнес-плана Андрея. Неделю назад Андрей прилетел из Киева с почти заключенным договором о сотрудничестве с украинской фирмой, активно набирающей обороты на родине. Оставалось лишь его подписать, и с этой целью, а также чтобы увидеть «Зималетто» своими глазами, в Москву приезжала представитель этой фирмы Надежда Ткачук. Андрей солгал бы, сказав, что она его не привлекала. Ткачук была умницей и красавицей, и в прежние времена Андрей без колебаний закрутил бы с ней роман. Сейчас же… он и сам толком не знал, что его останавливало. Хотя нет, знал, конечно, но старался не думать об этом. Какой бы красивой и умной ни была Надежда, она не могла сравниться с Катей, которая стала для него воплощением волшебной Жар-Птицы: вроде, близко, а не дотронешься, боясь обжечься, смотришь — а ее и след простыл.
Катя появлялась в «Зималетто» по непредсказуемому графику, обычно оживленная и веселая, но иногда уставшая и недовольная. Она шушукалась с Зорькиным, смеялась с Женсоветом, совещалась с Андреем, глядя на него так, словно между ними никогда ничего не было, подписывала бумаги и исчезала до следующего раза. Конечно, если смотреть на это объективно, Катя проводила на работе довольно много времени, но Андрею, который редко видел ее, казалось, что она почти не заглядывает в «Зималетто».
Он и по командировкам-то мотался так много отчасти потому, что так было легче. И от Кати подальше, и от Киры, которая все смотрела на него собачьим взглядом и на что-то надеялась. Андрей рассчитывал, что появление Надежды в «Зималетто» что-нибудь изменит, но плохо представлял, что именно.
Как бы там ни было, нужно было проявлять себя перед Надеждой гостеприимным хозяином и галантным джентльменом, в том числе организовывать культурно-развлекательную программу для чего Андрей решил прибегнуть к помощи специалиста:
— Юлиана, мне нужна твоя помощь.
— Я в этом даже не сомневаюсь.
Андрей был абсолютно уверен, что она улыбается.
— Я хочу сводить одного важного для «Зималетто» гостя в какой-нибудь театр в пятницу, но не знаю, что выбрать. У тебя есть на примете хороший спектакль? Не хочу попасть на что-нибудь авангардное с нудистами на сцене.
— Боишься, что твоя гостья сбежит, если сравнение будет не в твою пользу? — лукаво уточнила Юлиана.
— А я разве говорил, что это гостья? — не купился на ее подначивание Андрей.
— Знаешь, дорогой, если бы это был мужчина, ты бы повел его в какой-нибудь модный бар, и тебе не требовалась бы моя помощь. Тебе повезло, я не только знаю подходящий спектакль, у меня даже есть на него два билета. Сама пойти не могу, а твоей гостье должно понравиться. Это мюзикл, девочки такое обычно любят, к тому же это премьера.
— А что-нибудь классическое…
— Андрей, ты мужчина или нет? Потерпишь мюзикл, ради гостьи-то. К тому же, театрал ты наш, конец августа на дворе, сезон еще толком не начался и ничего приличного еще не идет. Так что, прислать тебе билеты?
— Присылай, — сдался Андрей. — Спасибо.
Ради Надежды он готов был высидеть даже на дурацком мюзикле.
* * *
— Ты что? Что-то случилось? Дядя Валера, тетя Лена? Куда ехать, домой в больницу? Да не молчи ты, вот, выпей воды. Кать, дыши, дыши. Успокоилась? Что случилось?
Когда Катин легкий приступ паники прошел, она сказала, глядя на Колю огромными глазами:
— Марина заболела. Ангина.
— Какая Марина? — не сразу понял Коля. — Подожди, твоя Марина, которая вторая Эмма?
Катя кивнула и сказала рассеянно:
— Первая Эмма, вообще-то. Вторая это я.
— Непринципиально. И что теперь? Премьеру отложат?
Премьера должна была состояться через три дня. Если точнее, то даже через два, потому что сначала был неофициальный предпремьерный показ для журналистов и своих. На премьере и предпремьерном показе должен был играть первый состав: Марина Андреева в роли Эммы, Ярослав Ремизов в роли Джекила и Хайда, Лиза Семенова в роли Люси Харрис, Миша в роли Саймона и Алексей Листьев в роли отца Эммы.
— Что? С ума сошел? Нет, конечно. Степан сказал, что послезавтра точно буду играть я. И, скорее всего, на премьере тоже. Коля, я не смогу, я не готова.
— Не сходи с ума, — спокойно отозвался Коля. — Ты все равно должна была играть на следующей неделе. Ты готова.
— Я…
— Что, пойдешь и скажешь этому своему Степану, что ты зря репетировала почти пять месяцев, даже когда все остальные были на каникулах?
— Ну тебя! — надулась Катя. Лучший друг, а не понимает всей серьезности ситуации. — Коля, это премьера, представляешь?
— Представляю. На тебя все смотрят, фотографируют, просят автографы, и на утро ты звезда.
Катя посидела несколько минут, пытаясь уложить в голове этот новый поворот событий.
— Премьера, Коля! — взвизгнула вдруг она, крепко обнимая Колю. — Я буду играть в премьере! Если Марина не поправится, — добавила она после паузы, немного отрезвев.
— Ай, удушишь же! Будем надеяться, что не поправится.
Кате было стыдно, но она ничего не могла с собой поделать:
— Ага, будем.
Вечером, когда Катя приползла — другого слова у нее не было, — домой с внеплановой репетиции, Коля улучил момент и сказал тихо:
— Слушай, ты еще долго собираешься молчать? Дядя Валера и тетя Лена тебя не простят, если узнают о том, что их дочь сыграла главную роль в новом мюзикле, из газет.
Катя тяжело вздохнула. Она собиралась рассказать родителям, правда, вот буквально сегодня или завтра. Но это было до того, как она узнала, что будет играть в премьерном спектакле. За неделю она успела бы пережить их реакцию, какой бы она ни была, но устраивать себе эмоциональную встряску накануне выступления?
— Я не знаю, — закрыв лицо руками, глухо сказала Катя.
— Вы ужинать-то идете? — спросила в этот момент Елена Александровна, заглянув в комнату. — Стынет же все.
— Да, мам, мы сейчас, — ответила Катя и добавила, решившись: — Мне надо кое-что рассказать вам с папой.
Скандал, конечно, был грандиозный. В первую очередь из-за того, что Катя не доверяла родителям. Как она могла столько времени скрывать такое? Что родители ей сделали, что она им ничего не рассказала? Неужели она о них так плохо думает?
Катя отговорилась тем, что хотела сделать им сюрприз, и, хоть они ей и не поверили, но сделали вид, что она сказала правду, чтобы не было так обидно.
И, как Катя и предполагала, отец распереживался из-за того, что она разрушила свою карьеру экономиста.
— Хорошо, тебе повезло, что Андрей Павлович у тебя такой понимающий, но так даже он не будет долго терпеть твои бесконечные отлучки! Как ты дальше работать-то собираешься? Что, красный диплом коту под хвост, да?
— Ну что ты несешь, Валера? — вступилась вдруг за Катю мама. — В театре она теперь будет работать, только и всего. Ох, Катенька, какая же ты у нас молодец! — Она обняла дочь и погладила ее по голове, совсем как в детстве. — Я, помню, еще в юности в этот театр на «Летучую мышь» и «Мистера Икс» раз по десять ходила, а теперь моя Катя будет выступать на той же сцене. Ну просто не верится!
— Это точно, не верится, — проворчал Валерий Сергеевич. — А ты! Ты все знал и не сказал, — наставил он палец на Колю. — За что мы тебя борщами да пирогами кормим, перебежчика такого? Мать, доставай бутылку, надо это дело обмыть.
Буря миновала.
Спать Катя легла с тяжелой головой, но с легким сердцем.
* * *
Закрытый показ прошел как в тумане. Катя, как ни старалась, не смогла настроить себя на то, что он тоже очень важен, и все представление ей казалось, что она просто на генеральном прогоне.
Ей повезло с партнерами. Как ни странно, но лучшая химия на сцене у нее получалось не с Джекилом Ильи, а как раз с Джекилом Ярослава. Поначалу Ярослав неприятно напомнил Кате Романа Малиновского. Не внешностью — характером, но она быстро поняла, что в его вечных шутках и смехе не было ни капли издевки или сарказма. Он был балагуром, шутником, шальным любителем гор и дайвинга и при этом чутким отзывчивым человеком. В спектакле Эмма целовалась с Джекилом, и из всех трех актеров, игравших эту роль, с Ярославом Кате было проще всего. С Ильей — немного неловко, как если бы она целовалась с Колькой, а с Даниилом Зарецким... ну, тоже неловко, но по другой причине. Даже понарошку, даже будучи совершенно и вполне взаимно незаинтересованным в Кате в романтическом плане, он целовался так, что в животе разливалось приятное тепло и хотелось теснее к нему прижаться. Вот не зря говорят, что если человек талантлив, то талантлив во всем.
Так или иначе, легче всего Кате работалось именно с первым составом, и на предпоказе она показала все, на что была способна.
После окончания спектакля поздравления коллег и режиссеров почти не отложились у Кати в памяти. Она ужасно устала, в основном из-за переживаний, и больше всего хотела поехать домой и проспать целую вечность.
— А от Марины что-нибудь слышно? — спросила она у Степанова.
— Болеет, ангина за ночь не вылечивается. Ты как, готова к завтрашнему дню?
— Да, — соврала Катя.
— Отлично. Просто сделай все так же, как сегодня. Только… хотя ладно, разбор полетов завтра. Так, товарищи, завтра не опаздывать, сегодня много не пить.
Ему ответил хор веселых голосов: «Так точно!»
— Вот видишь, все у тебя все получилось, а ты не верила, — сказал Илья, подвозя Катю домой.
— Все благодаря тебе, — ответила Катя и осторожно чмокнула его в щеку.
— И это тоже, — довольно улыбнулся Илья.
* * *
Андрею не спалось, и потому на работе он появился как никогда рано. Приехавшая накануне Надежда Ткачук, была все такой же красивой и умной, но почему-то он даже не попытался, в отличие от нее самой, перевести их отношения в неделовую плоскость. Просто отвез ее в гостиницу (воспоминание о ночи с Катей, проведенной в похожей гостинице, кольнуло сердце), быстро попрощался и поехал к себе, где полночи проворочался без сна.
Катя тоже плохо спала от волнения, и перед началом репетиции решила заехать в «Зималетто», доделать кое-какие дела. Рутина ее успокаивала и должна была отвлечь от мандража.
— Катя? Уф, ты меня напугала. — Они едва не врезались друг в друга в коридоре. Каждый не ожидал встретить кого-то в такой час. — Хорошо, что ты здесь, — продолжил Андрей. — Я еще вчера хотел познакомить тебя с нашим киевским партнером, но Зорькин сказал, что тебя эти два дня не будет на работе. Хорошо, что он ошибся, потому что Надежда завтра улетает, и…
— Я ухожу через час, — перебила его Катя.
— Надежда собиралась приехать к двенадцати, пожалуйста, дождись ее. Она очень хотела с тобой встретиться.
— Я не могу, Андрей. Правда, не могу. — Она еще немного спотыкалась на его имени, даже за несколько месяцев она не привыкла звать его просто «Андрей».
Он пригляделся к ней и, увидев ее бледность, нахмуренные брови и тусклый взгляд, спросил неловко:
— У тебя все в порядке? Я могу чем-то помочь?
— Нет, но все равно спасибо. Я просто… — Катя не собиралась говорить ничего такого, оно само вырвалось, но теперь ей не хотелось выкручиваться, и она призналась: — Просто сегодня у меня важное дело, и я боюсь, что не справлюсь. У меня нет опыта, и я страшно трясусь.
— Опыта в штурме футбольного клуба у тебя тоже не было, — широко улыбнулся Андрей. — И в спасении шефа от жаждущих его крови трансвеститов. Но ты справилась на «ура».
Катя прыснула, вспомнив свой героический забег через футбольное поле, и внезапно успокоилась.
— Спасибо.
Дотронувшись до руки Андрея, Катя легонько сжала ее, на секунду прислонилась лбом к его плечу и быстро пошла к себе. У нее появилось чувство, что все будет хорошо.
* * *
Александр считался среди своих знакомых заядлым театралом. Он действительно любил театр, но не так страстно, как все думали. Вот его шеф с женой (в основном жена) были настоящими фанатами театра, и Александр вынужден был ходить даже на те спектакли, которые ему не нравились, — чего не сделаешь ради карьеры и хорошего отношения начальства?
Поэтому когда шеф поделился с ним тем, что идет с женой на мюзикл на следующей неделе («Соня хотела попасть на премьеру, но день рождения сестры все-таки важнее, не прилетать же из Милана на один день ради спектакля»), Александр понял, что должен попасть на премьеру. Достать билеты на приличные места оказалось неожиданно сложно — кто, ну кто смотрит эту музыкальную чушь? — и чтобы не мучиться одному, он пригласил с собой Киру. Может, хоть она немного развеется. Кира не уходила из «Зималетто» только потому, что еще надеялась вернуть Жданова, но в последнее время стала наконец понимать, что это бесполезно.
В фойе толпился оживленный народ, преимущественно женщины разных возрастов. Пройдя мимо очередной стайки щебечущих девчонок, Александр поморщился и отправился за шампанским, а Кира, неохотно согласившаяся составить ему компанию, — чистить перышки.
— Ты!
— И тебе здравствуй, — кисло сказал Жданов, с которым Александр столкнулся у буфетной стойки.
Они могли бы много чего сказать друг другу и пару месяцев назад непременно так и сделали бы. Но после последнего Совета акционеров, на котором стало окончательно ясно, что компания вышла из кризиса, их взаимная ненависть затухла, словно у нее разрядилась батарея. Они молча отвернулись друг от друга, делая вид, что вообще незнакомы. Возможно, Александр и затеял бы очередную ссору, но не стал из-за Киры. Однако молча он стоял недолго.
— Здесь что, корпоратив «Зималетто», о котором я не знаю?
* * *
После утренней встречи Андрей никак не мог ни на чем сосредоточиться, постоянно думая о Кате. Все лето он старался убедить себя, что чувствует к ней лишь уважение. Получалось плохо. Каждый раз, когда Андрей на нее смотрел, он испытывал чувство вины, уменьшавшееся с каждым днем, влечение, которое изо всех сил старался подавить, и гордость, смешанную с нежностью. После того рокового Совета акционеров, когда стала известна правда о положении «Зималетто», Андрей несколько недель находился в раздрае, а потом вдруг осознал, что влюблен в Катю. Осознал — и тут же загнал это откровение в самые дальние уголки памяти. После того, что он сделал, Андрей не имел права даже думать о том, чтобы намекнуть Кате о своих чувствах. Да и бессмысленно это было — она его простила, но никогда не захочет быть с ним, это очевидно.
И только ему начало казаться, что он вот-вот начнет двигаться дальше и забудет Катю, она снова разбередила ему душу. На мгновение он позволил себе поверить в иллюзию, будто никогда не предавал Катю, и они все это время были по-настоящему вместе — держались за руки, обнимались в коридорах компании, обедали вдвоем и ходили на всякие мероприятия. А потом Катя ушла, и иллюзия развеялась, но Андрей весь день не переставал думать об этом, что отравило все его общение с Надеждой. Встреча с Воропаевым в театре окончательно испортила ему настроение. (Хотя нет, на самом деле настроение ему испортило воспоминание о том, как он отказался как-то пойти с Катей в театр, тоже на мюзикл. Интересно, как бы все обернулось, согласись он тогда?)
— Здесь что, корпоратив «Зималетто», о котором я не знаю?
— Что? — Андрей удивленно посмотрел на Александра, проследил за его взглядом и увидел Зорькина.
Сердце тяжело бухнуло в груди: неужели Катя тоже здесь? Рядом с Зорькиным ее не было, но это ничего не значило. Зорькин заметил и Андрея, и Воропаева, кивнул им, но не подошел, встал в конец очереди.
Взяв шампанское, Андрей вернулся к Надежде, не переставая искоса следить за Зорькиным. Тот взял три бокала шампанского — значит, если Катя и с ним, то они здесь с друзьями. Андрей слегка содрогнулся, представив Женсовет в театре, и приказал себе не думать о плохом.
* * *
К счастью, их с Воропаевым места оказались в разных концах зала. Дождавшись, когда погаснет свет, Андрей приготовился поспать, но оказалось, что дремать на мюзикле под музыку и пение проблематичнее, чем на обычном спектакле или в кино. Они с Надеждой сидели в пятом ряду, откуда было хорошо видно лица актеров, но Андрей не слишком интересовался происходящем на сцене, пока не заметил смутно знакомое лицо. В этом не было ничего удивительного, на вечеринках и показах он с кем только не знакомился, и поэтому не сразу понял, что белобрысый хлыщ, стоявший прямо напротив него, — тот самый Михаил Борщов, которого он видел с Катей в «Ришелье». Вот теперь спектакль стал ему интересен. Он даже попытался вспомнить, что творилось на сцене предыдущие пятнадцать минут. Там были какие-то психи, в смысле, как бы пациенты дурдома, мельтешившие перед глазами, и доктор Джекил, главный герой, который пытался их вылечить. Потом Джекил хотел добиться чего-то — Андрей не вникал, чего именно, — от начальства, но не добился. Потом что-то пел и танцевал хор, а потом появился Борщов и спел что-то про помолвку.
Вслушиваясь, что говорили актеры — дородная дама обвиняла немолодого мужчину в том, что тот сошел с ума, раз позволяет брак дочери с ненормальным, очевидно, с этим самым Джекилом, — Андрей не заметил актрису, стоявшую наверху. Он обратил на нее внимание, только когда услышал знакомый голос и, вздрогнув, увидел, как девушка в сине-бирюзовом платье спускается на сцену по винтовой лестнице, разговаривая на ходу с дородной дамой.
Сначала Андрей решил, что сошел с ума. Он подался вперед, вглядываясь в актрису, но мираж никак не желал рассеиваться. Нет, Андрею не показалось, на сцене действительно была Катя. Это было странно, невозможно, нереально, но тем не менее, это была она. Его Катя, еще утром подписывавшая финансовые документы «Зималетто», играла в мюзикле. С ума сойти! Может, ему все это снится? Но нет, все было наяву.
Когда Андрей пришел в себя, Катя уже пела о том, что сама может решать, за кого ей выходить замуж. Он жадно следил за каждым ее жестом и, не дыша, вслушивался в каждое слово. Она была великолепна! Возможно, даже наверняка, он был субъективен, но у Кати был чистый сильный голос и она выглядела по-настоящему влюбленной в своего «жениха», высокого, темноволосого, мускулистого актера. Смешно, но Андрей испытал укол ревности, когда она стала целоваться с Джекилом, и позавидовал, когда они надели друг другу кольца. (Не успел Андрей удивиться немного странной свадьбе, как выяснилось, что это помолвка).
В отсутствие на сцене Кати Андрею волей неволей пришлось следить за сюжетом: после помолвки Джекил, тоже отлично певший, пошел в кабак, познакомился там с проституткой (нет, такой жених нам не нужен), и его озарила «гениальная» мысль испытать свое лекарство для уничтожения зла в человеке на самом себе. Эксперимент не удался, — или удался, это как посмотреть, — и Джекил начал превращаться в неотягощенного моралью и добротой мистера Хайда, тоже полюбившего наведываться в тот же кабак к той же проститутке. Потом Хайд пошел вразнос и начал убивать тех начальников Джекила, которые отказали ему в самом начале. Джекил заперся в лаборатории, пытаясь разработать противоядие. Катя, то есть невеста, приходила к нему дважды, и ее пение казалось Андрею совершенным: чистое, эмоциональное, правильное. Ее героиню было жаль, потому что ее любимый жених отдалялся от нее, и она не знала, чего от него ждать, а зрителям было понятно, что ничем хорошим эта история не кончится. Так и случилось. У Андрея перехватило дыхание, когда Катя стояла на сцене прямо перед ним в белом корсете и юбке, и свет прожектора играл на ее обнаженных плечах и убранных в затейливую прическу волосах, — в этот момент она была ослепительно прекрасна. И когда она пела, что может простить за любовь, он не мог не подумать о них двоих: может, его Катя простила тоже за любовь, точнее, ради нее?
Джекила, превратившегося в Хайда прямо на свадьбе, убил лучший друг, Катя закрыла ему глаза, рыдая над его телом, и занавес вдруг закрылся. Как, и это все? Андрею хотелось слушать Катю еще и еще.
Он был первым, кто вскочил на ноги и закричал «браво», когда занавес снова открылся, не обращая внимания на Надежду, которая весь спектакль раздражала его своими комментариями и вопросами, и хотела уйти уже с антракта. Бешено аплодируя — и плевать, как он в этот момент выглядел, — Андрей вдруг понял, что он непременно признается Кате в любви и попробует завоевать ее сердце. Может, ему это удастся, а может, она скажет, что видеть его не желает, но он все равно попытается.
* * *
— Не может быть, — почти в полный голос произнес Александр, увидев Пушкареву, чем заслужил недовольные взгляды соседей.
— Это что, Пушкарева? — потрясенным шепотом спросила Кира.
— Наверняка кто-то похожий, — решил Александр, даже не заглядывавший в купленную программку.
Однако по ходу спектакля стало ясно, что если это не Пушкарева, то ее сестра-близнец, которой у нее не было.
— Саша, я пошла отсюда, — натянуто сказала Кира, едва начался антракт.
Он не стал ее отговаривать, и сам не остался.
— Андрей живет своей жизнью, — отстраненно произнесла Кира, когда они шли к машине. — Пушкарева, оказывается, подрабатывает актрисой — бред какой-то, но голос у нее есть, не поспоришь. А я зачем-то продолжаю мучиться в «Зималетто».
— Так не мучайся, — пожал плечами Александр.
— И не буду, — решила Кира.
* * *
За день Катя испытала, казалось, весь возможный спектр человеческих эмоций и состояний. Она испытывала эйфорию, усталость, блаженное спокойствие и радостное возбуждение, отчаяние из-за глупой ошибки на репетиции, страх провала и предвкушение от скорого начала спектакля. Она так волновалась, что ее даже подташнивало. Пояс юбки тер, из прически выбивался локон, клипсы в ушах неприятно давили.
Однако за секунду до начала она внезапно успокоилась и собралась, вспомнив свою утреннюю уверенность в том, что все будет хорошо.
— Конечно, будет, — сказал готовившийся к выходу Ярослав, и Катя поняла, что произнесла это вслух. — Мой ангел, — добавил он сценическим голосом свою реплику из спектакля, и Катя рассмеялась.
Да, все точно будет хорошо.
И уже потом, снова и снова выходя на поклоны и слушая гром аплодисментов, Катя осознала, что никогда в жизни она еще не была так счастлива, как в эту минуту. Ни ее красный диплом, ни первая влюбленность, ни ночь с Андреем не вызывали в ней такую бурю эмоций, как ее детская и, как совсем недавно казалось, неосуществимая мечта. Впервые почувствовала себя целой, и это стоило всех ее слез и переживаний. И было гораздо, гораздо лучше кареты из тыквы, хрустальной туфельки и прекрасного принца.
«Я не Золушка, я — Катя Пушкарева, и я этим горжусь»