1гляди на море впрок и сколько нужно плачь:
кто сломан поперек, тот никому не врач:
тот тёмен и ничем не подтверждает бога
ты, помнится, смеясь вращал земную ось
теперь ты только грязь, промерзшая насквозь:
от этой красоты тебе страшней намного
ты знаешь, каково продраться через бой,
но как после всего, что сделали с тобой
под этими лежать простыми небесами?
выкатывать в песок клубок из сизых жил
чем ты, дерьма кусок, такое заслужил
все полубоги тут управились бы сами
реви и не таи, хрипи и говори:
они сожгли мои хлева и алтари,
пытались и меня, но главного не выжгли
теперь я буду куст или бесплотный дух,
потом вернется вкус, потом отложит слух
потом позволят спать чугунные нервишки
и хриплый, как мертвец, в вечернюю зарю
я с кем-то наконец живым заговорю:
— вот бешеные, да, показывать такое?
и кто-нибудь кивнёт, и я узнаю боль,
как с тела черный лёд вдруг обдирают вдоль,
а там комок смолы, тепла и непокоя.
Вера Полозкова
Март 2006 — Скоро процесс будет завершён. И компания «Зималетто» перейдёт в собственность компании «Никамода», — сообщил Зорькин и отключился.
Вот так просто. Сбросил бомбу и улетел. Карлсон-террорист. Где-то уже радостно потирают руки Филле и Рулле: надо же, какая удача… А он не может понять, какого хрена он здесь делает — в этой то ли сказке, то ли фильме ужасов, где у него, похоже, только одна роль и была: главного вурдалака, высосавшего свою жертву досуха и неожиданно получившего осиновый кол в сердце. Чего уж там мелочиться, добивайте серебряными пулями, раз начали…
Темнота обступала его со всех сторон, и он поспешил избавиться от верного оруженосца-шута, стремившегося напялить на него кандалы холодного разума и злости. Нет уж, спасибо, злости у него своей хоть отбавляй, только не на Катю, как этого хочет Ромка, а на самого себя. Сам во всём виноват, и прочитанная Катей инструкция здесь ни при чём: рано или поздно всё вышло бы наружу, и Катя точно так же страдала бы… Он всё начал, а Катя закончила, рубанула одним махом, устав терпеть его теперь уже не ложь о любви, которой она больше никогда не поверит. Вышло грубо, конечно, но с ним, видимо, только так и надо. По-другому он понять не в состоянии. Ведь всё кричало ему о правде: Катины глаза, губы, слова… но он отмахивался, видя и слыша только свою боль и отчаяние…
Темнота гнала его прочь из этих всё видевших стен. Ромка, мама, Кира… спасатели… А спасать уже и некого. Того Андрея Жданова уже нет. Чернота выползла из зрачков, поглощая всё на своём пути.
«Мама, неужели ты не видишь? Смотри: тёмные щупальца скользнули по лицу и забрались под воротник рубашки… Не видишь? А я чувствую. Темнота, холодная и скользкая на ощупь, правит бал. Я всегда боялся найти её извне — в недовольстве отца или предательстве близкого человека, а она, оказывается, родилась во мне самом. Не бойся, мама, я вас не запачкаю…»
Когда его выбросили из бара, как бродячего бездомного пса, Андрей наконец-то почувствовал себя легче. Он хотел ничего не чувствовать и добился этого. Лежа на снегу возле второсортного бара, избитый, он смотрел в усыпанное звёздами небо. «…если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит — кто-то хочет, чтобы они были?» — вспомнилось ему вдруг. И так хотелось верить, что если он полюбил Катю, значит, всё не зря, значит у него еще есть шанс… Ведь для чего-то он полюбил?! Но малейшая искра надежды рассыпалась в прах, как только он вспоминал слова Зорькина. Катя его ненавидит. Ненавидит настолько сильно, что судьба сотен работников «Зималетто» ее не волнует, она готова пожертвовать всем, она… Он ее сломал.
И опять в груди нестерпимо больно, и Андрей пытается подняться, чтобы вернуться в бар, заглушить эту боль другой болью, но на то, чтобы встать, просто больше нет сил. Звёзды равнодушно взирают на него с высоты, и Андрей закрывает глаза.
Где-то взвывает сирена скорой помощи… шуршат на снегу шины…и кричат люди… а ему почему-то спокойно. Катя его ненавидит, и, наверное, это правильно. Он и сам себя теперь ненавидит…
Март — апрель 2010 Поёжившись от подступившего комком к горлу неприятного предчувствия, Андрей с досадой пнул колесо ни в чём не повинного автомобиля и позвонил Максу, ощущая себя полнейшим идиотом: снова забыл заправиться, хотя раньше (хотя бы пару месяцев назад) такого с ним никогда не случалось. Такая не свойственная ему рассеянность, или, скорее, равнодушие ко всему, что происходит во внешнем мире, всё чаще и чаще накатывала на него в неподходящее для этого время.
Щёлкнув кнопкой сигнализации, Жданов счёл вызов такси бессмысленной затеей и направился к находящейся неподалёку станции метро.
Покупая карточку в кассе, Андрей вспомнил, как впервые спустился в метро три с половиной года назад. Ощущая себя туристом, он спускался на эскалаторе и думал лишь о том, что когда-то на этих ступеньках могла стоять Катя, и от этой мысли становилось тепло. В то время он не мог думать ни о ком, кроме Кати, хоть и понимал, что будущего у них не может быть. Просто она так и не смогла поверить ему, а он… А он даже теперь не знал, что он должен был тогда сделать, чтобы доказать ей свою любовь. Хотя после всего, что произошло, она вряд ли когда-нибудь его простит.
За годы боль притупилась, и Андрей спокойнее реагировал на произнесённое кем-нибудь в разговоре её имя, хотя те, кто знал Катю, просто не имели возможности вспомнить о ней при нём: Андрей максимально дистанцировался от прошлого. С отцом и матерью изредка виделся, ещё реже созванивался с Ромкой, о Кире… старался не вспоминать. Как ни пытался, так и не смог простить ей то, что она тогда промолчала, не рассказала ему… Ведь он мог помешать отцу, мог оградить Катю от грязи и боли, если бы Кира не решила таким способом избавиться от соперницы. Жаль, что время нельзя повернуть вспять. Он бы многое изменил…
Подгоняемый спешащей на работу толпой, Андрей вошёл в вагон и невидяще уставился в оконное стекло. Потом, нахмурившись, проверил наличие бумажника во внутреннем кармане пальто и еле слышно облегчённо вздохнул. Не хотелось потерять последние крохи того, что у него осталось от Кати: маленькая чёрно-белая фотография и та её записка, открывшая новый виток чёрной полосы одиночества…
Он ведь даже обидеться на Катю не мог. Просто не имел права. Понимал, что заслужил всё, что произошло. И Катю понимал. Ведь солгала ему, он же чувствовал, что любит. Такое просто нельзя сыграть. Было больно, оттого что не поверила, но с этим он все-таки смог смириться. Но еще больнее было оттого, что Катя решилась переступить через саму себя ради мести. Разрушала себя день за днём, а он и не знал… не чувствовал. Несся, как локомотив, вперед, радуясь тому, что она с ним и не заметил, что её счастье было иллюзией… Она была несчастлива с ним. И Андрею пришлось смириться с этим, хоть и было больно, и попробовать как-то жить дальше…
Подъезжая к станции, Андрей вдруг ощутил на себе чей-то пристальный взгляд, обернулся и… увидел Катю. Прямая чёлка, удивлённо раскрытые глаза, ярко-красный вязаный шарф… Он запомнил её другой, а она взяла и снова изменилась. Словно назло ему, чтобы не узнал в толпе. А у него и так практически не было шансов на встречу.
Надеясь, что Катя не решит, что он её преследует, Андрей кивнул и шагнул к выходу. Двери, хлопнули, открываясь, и мир взорвался.
…Открыл глаза, уставившись в уже привычную темноту. Снова этот сон. Раз за разом Андрей возвращается в тот страшный день и садится в один вагон с Катей. И замечает её только за несколько минут до выхода. Между ними полвагона людей и — пропасть глубже Марианской впадины… Зачем, почему ему снова это снится? Чтобы напомнить, как он благодарен судьбе, что Катя почти не пострадала? Так он и без снов об этом помнит. Помнит, как очнулся в больнице, не понимая, где находится, а потом… потом вспомнил и готов был на всё, чтобы узнать, жива ли Катя.
— Андрюша? — мама еле слышно подошла к его постели. — Ты в порядке?
— Всё хорошо, мам. Просто дурной сон. Ты иди, — он наощупь нашёл её руку и тихонько сжал. — Со мной всё хорошо, честно.
— Я вижу, — проворчала мама, — как всё у тебя хорошо.
— Мам, ты опять?! Я всё сделал правильно, ясно?!
— Это ты так думаешь. А Катя считает иначе.
— Спелись за моей спиной, да? — устало возмутился Андрей. — Делайте, что хотите, а я своего решения не изменю.
— Но ведь Антон Владимирович сказал…
— Мало ли, что он сказал. Риск есть. Вряд ли Катя мечтала всю жизнь прожить с инвалидом. Это просто жалость. Всё-таки столько лет не виделись… Пройдёт.
— Андрюша, ну какая жалость? Девочка тебя любит…
— Мам… уйди. Пожалуйста.
— Хорошо, я уйду, — недовольно проговорила Маргарита. — Но ты неправ, Андрюша. Неправ, слышишь?
Да какая разница, прав он или нет? Он не хочет для Кати такой судьбы. Даже если она каким-то чудом продолжает его любить.
Примечания:
Саундтрек этой главы
https://www.youtube.com/watch?v=DWaB4PXCwFUУ Маши мрачно-грустное настроение. Хочется плакать и пироженку, поэтому вот) стекляшки)