НРКмания

Молодой харизматичный красавец-брюнет с задумчивым видом возлежал на богато инкрустированном и застеленном шелковым бельем ложе и с удивлением осматривал великолепие невероятных размеров спальни. В ее убранстве преобладал цвет марсала, отчего обстановка покоев (назвать иначе столь величественное помещение он бы не посмел) казалась еще более богатой и изысканной. Как он сюда попал? Почему входящие в покои люди низко склоняли головы при виде него? И главное — кто он? Еще вчера мужчина уверенно ответил бы на этот вопрос: он — Андрей Жданов, президент российской компании по производству модной одежды, именуемой «Зималетто». Но сегодня в правдивости этой версии он даже сам был не уверен. Одежда, надетая на нем теперь, не соответствовала ни времени, ни месту, с которым он соотносил себя в своей памяти. Но почему-то не возникало желания вскочить, бежать и искать ответы на все вертевшиеся в голове вопросы. Вместе с некоторым хаосом мыслей, в нем прочно угнездилось ощущение неги и покоя. Предаваясь приятному ничего-не-деланью, погруженный в ленивые размышления, он вдруг услышал приближающийся к дверям покоев шум.

— Дорогу наложнице Великого Султана Ондера, — прозвучало за тяжелыми дверями, которые вскоре распахнули обе свои створки и впустили в просторную опочивальню закутанную с ног до головы в полупрозрачное нежно-голубое одеяние женскую фигуру и ярко одетого мужчину, сопровождающего ее и подозрительно похожего на сумасбродного дизайнера Милко Вукановича.

— Милко? — не сдержавшись, воскликнул Андрей, отчего мужчина вскинул на него удивленный взгляд. — Что ты здесь делаешь?

Лицо вошедшего вдруг исказила гримаса вселенского горя, о котором он не замедлил поведать.

— О, горе мне! Мой повелитель не узнает своего главного евнуха Мехмета!

Тут уж поперхнулся Жданов. Повелитель? Евнух? Милко — евнух? Хотя... Он решил не развивать дальше столь пикантной темы. Евнух Мехмет, так евнух Мехмет. А он, значит, повелитель? Султан Ондер? Забавно... Взгляд его обратился к женской фигурке, неподвижно ожидавшей у дверей, и его мозг острой иглой пронзил вопрос: «А где теперь его жена Катя?» Поженились они совсем недавно, и, каким бы ловеласом он ни был до встречи с ней, теперь и думать забыл о других женщинах, кроме своей не по возрасту мудрой и серьезной скромницы-жены. Но где она сейчас? И что может подумать, если узнает, куда, по прихоти судьбы, занесло ее мужа?

Пока он находился в задумчивости, евнух сделал едва заметный знак стоявшей у порога женщине, а сам бесшумно исчез за дверью. В то же самое время откуда-то сверху зазвучала негромкая тягучая мелодия, от звуков которой у мужчины сладко сжалось сердце. На ум откуда-то пришли названия «дудук», «дутар»... Это звучали они? Женская фигурка под звуки мелодии вдруг ожила и начала неспешный танец. Ее плавные движения завораживали, не давали отвести взгляда, будто магнитом притягивая к себе. Во время одного поворота, предусмотренного в танце, женщина, будто случайно уронила прикрывающий ее тонкий шарф, плавно опустившийся на ворс толстого ковра, и мужскому взору открылся весь соблазнительный наряд танцовщицы. Ее костюм состоял из просторных прозрачных, собранных на резинку у щиколоток, шаровар, сверху которых низко по бедрам был пришит широкий, богато расшитый золотом пояс, и лифа, сшитого из той же ткани, что и пояс и украшенного тем же замысловатым узором. Плечи, руки и живот женщины оставались неприкрытыми, чтобы от глаз единственного зрителя не укрылось ни одно их волнующее движение. Лицо соблазнительницы было скрыто полупрозрачной вуалью, открытыми оставались лишь ярко накрашенные глаза. Кого-то они напоминали Андрею... Двигаясь в танце, девушка медленно приближалась к огромной кровати, с которой на нее внимательно взирал Султан Ондер. Осознание себя Султаном Османской империи привело мужчину в замешательство, но тут наложница сбросила с себя маску и смело взглянула на него глазами Марии Тропинкиной, отчего Великий Султан подскочил на своем ложе.

— Мария? — только и произнес он в удивлении, но девушка лишь звонко рассмеялась в ответ, продолжая кружиться в танце, а запутавшийся мозг почему-то подсказал ему совсем другое имя, хотя и похожее на названное им: Мерьем. Андрей-Ондер нахмурился, не понимая, откуда пришло к нему это знание, и пропустил момент, когда девушка, заканчивая танец, опустилась на край кровати, призывно протянув к нему руки. Мужчина не сделал ни одного встречного движения, и губы Мерьем задрожали, словно она собиралась заплакать.

— Я не сумела угодить моему господину? Тебе не понравился мой танец?

Мужчина растерялся. Внутри него боролись Султан Ондер и Андрей Жданов. Первому хотелось тут же утешить обиженную его невниманием наложницу, второй даже мысли не допускал, чтобы прикоснуться к ней, потому что она не была его женой.

— Не плачь, прелестный цветок, — не поверил своим ушам Андрей, произнося собственными губами эти слова, — я сегодня не в настроении.

— Но ты же прислал мне подарок. Разве это не значит, что призывал меня к себе этой ночью?

«Значит», — уверенно зазвучал в голове ответ, но раздвоившееся сознание не позволяло ему ответить девушке так, как она этого желала, и Мерьем покинула покои Султана, продолжая проливать слезы.



— Что происходит? — спросил Андрей-Ондер сам себя, резко покинув объятия многочисленных подушек.

Не замечая того, что жизнь во дворце замерла из-за глубокой ночи, молодой султан, как ветер помчался по его коридорам прямиком в покои своего главного министра. По дороге, однако, задался вопросом, откуда он так хорошо знает дорогу, когда успел научиться с такой легкостью ориентироваться в запутанных лабиринтах Топкапы Сарая. И даже само название дворца... каким образом осело в его памяти?

Визирь Мурат, как и многие другие обитатели дворца, в это время крепко спал, и султану пришлось самому поднять на ноги непочтительного слугу Империи. Когда тот, не ожидая ночного вторжения, вскочил на ноги, султан на некоторое время потерял дар речи: он видел лицо своего главного министра, но почему-то мозг выдавал двоякую информацию о его имени. С одной стороны, это точно был его визирь. Но в то же время Султан Однер мог чем угодно поклясться, что его визави еще накануне был знатным шалопаем и первым завидным женихом Москвы Романом Малиновским. Интересные выверты сознания! У него раздвоение личности?

— Мурат, — с опаской обратился молодой человек к сонному собеседнику и, видя, что тот не проявил удивления при звуках своего имени, чуть увереннее продолжил, задав неожиданный даже для самого себя вопрос, — что там с тканями?

Несмотря на явную нелепицу того, что Султан интересуется подобными мелочами, визирь ни на минуту не задумался и выдал бодрый (насколько он мог быть таковым в это время суток) ответ:

— Уже в пути, мой повелитель. Недели через две, думаю, прибудут.

Ордер-Андрей вытаращил на него глаза, а потом крепко зажмурился и потряс головой.

— И много? — однако зачем-то продолжил он свой допрос.

— Сорок верблюдов, мой повелитель.

Молодой Султан растерянно повернулся к выходу, но у самой двери остановился и задал еще один вопрос:

— А откуда ткани?

— Иранские шелка, мой повелитель.

Постоянное повторение подобострастного обращения сильно раздражало, но Андрей лишь пробормотал: «Ну да, ну да, откуда же еще», — и тихо вышел из покоев потревоженного министра. Или это все-таки был его вице-президент?

Решив, что утро вечера мудренее, мужчина направился в свою опочивальню, где наконец-то увидел ту единственную, которая могла объяснить ему всю нелепость происходящего. Однако и тут его ждал неприятный сюрприз в виде двойственности восприятия любимой женщины. Чувствуя себя Султаном Ондером, он видел в разодетой в шелка и богато украшенной драгоценностями молодой женщине свою любимую жену Кютсаль Султан, которая тут же превращалась в Катеньку, как только он внутри себя становился Андреем Ждановым.

— Что происходит? — снова неизвестно к кому обратился он.

Не менялись антураж, декорации, костюмы, но его представление об окружающих постоянно двоилось.

— А происходит то, мой драгоценный муж, что твои любимые наложницы вдруг взбунтовались. Армин, Ширин, Тангюль и Севда требуют, чтобы им из нового каравана выделили тканей больше, чем остальным.

Андрей-Ондер затравленно посмотрел в глаза своего единственного спасения и, уже не зная, как правильно обратиться к собственной жене, с затаенным ужасом предположил:

— Только не говори, свет очей моих, что Армин — это потомственная гадалка с африканскими корнями, Ширин — это рыжеволосая, высокая и чрезвычайно решительная худышка, Тангюль — это жизнерадостная вечно жующая толстушка, которая все обо всех знает, а Севда — это интеллигентная, хорошо знакомая с бухгалтерией ханым. И что у них есть другие имена: Амура, Шура, Таня и Светлана...

— Да, любовь моя, я иногда их так называю, — невинно произнесла Кютсаль-Катенька, чем окончательно повергла мужа в ступор.

Султан-президент молча, с несчастным видом подошел к маленькой, хрупкой женщине, усадил ее на огромное ложе, которое наверняка не раз видело и слышало гораздо более романтичные сцены, и положил свою уставшую голову ей на колени. Мягкое, привычное тепло ее ладошек заставило забыть его обо всех тревогах и несоответствии сущего его представлениям, а ласковый голос, продолжающий говорить о буднях султанского гарема, убаюкивал, унося в ласковые объятья Морфея.




Проснувшись, мужчина долго не решался открыть глаза. И только запах кофе да звук льющейся из крана воды, которого он никак не мог бы услышать, проснувшись в покоях правителя Османской империи, вывели его из состояния ужаса.

— Сон! — довольно произнес Андрей, и тут же на пороге спальни появилась уже полностью одетая и готовая идти на работу его родная Катенька.

— Что ты сказал? — она держала в руках чашку с ароматным кофе, которым пришла будить разоспавшегося мужа.

— Говорю, а не провести ли нам отпуск в Стамбуле? — с улыбкой от уха до уха принял он напиток из рук жены.

— Соскучился по залам Топкапы Сарая?

Чуть не пролив на себя горячий кофе, Андрей резко повернул голову в сторону выходившей из комнаты Кати: ему показалось, или она действительно произнесла это?...