НРКмания

Да, Рома удивил неприятно...Да и Катя как-то странно себя ведет после таких слов Малиновского, хотя капельница наверное чуток ее порадовала: хоть какая-то компенсация)

Да, автору самому было мало приятно описывать такое. Тем более, когда он очень любит Рому. Но после просмотра 194 серии, когда он Катю назвал Дульсиней в ссоре со Ждановым, я решила, что все же напишу эти неприятные отзывы о Кате. Все же Рома здесь у меня пока еще приближен к сериальному. Хотя мы в другом фике уже убедились, что смотрели один сериал, а каждый видел своих героев. Да, он на данный момент развития сюжета не видит пока смысла для самого себя в добрых поступков Кати, для него все чудно, тем более, когда Катя с некоторых пор ему не начальница.
О-о, можешь по пальцам не считать свои разы, потому что уже по началу фика я поняла, как много в нем шокированно для читателей. Так что, вероятно, впереди будут события, которые придутся не по душе.
Катя-воспитанная женщина. Ей не позволяет бросить своего коллегу совесть. Но вообще автор, честно говоря, и не предполагал, что Катя может как-то иначе поступить. Наверное, от того, что Рому она простила за все.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

* * *
В "Зималетто" я вернулась уже под конец рабочего дня пятницы. На ресепшине уже никого не было. Девчонки, видимо, сочли, что раз пятница, значит, укороченный рабочий день. Но я надеялась, что Андрюша все еще в компании, хотя чего удивительного, с ним мы ни разу не пересеклись за сегодняшний день. Да... Это знак того, насколько я ему, выходит, опротивела, что он избегает даже элементарной встречи в коридоре.
С печальным выводом я побрела в свой кабинет, надеясь там просидеть допоздна. Потому что дел действительно накопилось многовато.
– Пушкарева! Ты уже так неправдоподобно быстро освободилась? – встретил меня с очередным комплиментом Николай. Конечно, слово "быстро" в своем контексте он имел не в прямом смысле, чего я сразу и заметила. – Как там поживает твой ненаглядный Ромочка?
– Коля! – возмутилась я. – Не язви! С каких это пор тебя интересует здоровье Романа Дмитриевича?
– С таких, Катерина, что ты напрямую от него зависишь. Причем во всех смыслах, – Николай скрестил руки на груди.
– Интересно, и как же я могу зависеть от его здоровья? – поинтересовалась я, заранее понимая, что очередная выдумка моего друга даст толчок к натянутому смеху.
– Например, что ты уже второй день отлыниваешь от работы и все из-за этого Малиновского! А ты, между прочим, президент, ты – пример всей компании. Вот и делай вывод. Где наш женсовет? – Коля огляделся по сторонам. Вокруг лишь только пустые столы охватили взор Зорькина. – А-у-у! Я никого не вижу. Ты видишь?
– Коль, ну, хватит! Мне и так достаточно ссоры с Андреем. Сколько тебе раз можно говорить, что Роману Дмитриевичу не кому помочь. Тем более, когда он находится в больнице, – постаралась я как-то донести до сознания Коли такую простую истину.
– И теперь ты у нас стала матерью Терезой или как там еще называется... – Николай запнулся, вспоминая нужное слово. – А-а! Забыл! Ну не суть! Кать, вот ты мне ответь, ты что теперь собираешься каждый обед к нему в больницу мотаться? – на его лице я читала искреннее удивление.
– Да, Коль! Буду! И если понадобится, не только в свой обед буду его посещать! – я начала терять терпение, накричав на Зорькина.
"Конечно, для полного счастья мне только этого и не хватает! Посещать Малиновского несколько раз по дню! После его то Дульсинеи... В особенности! Но к счастью и моему, и его тоже, ему уже лучше, так что Колька зря тут переживает".
– Ну ты, Пушкарева, даешь! Я только не пойму, с какой стати Малиновский заслуживает такого к себе обращения?
– А какого, Коль? – я пришла в недоумение. – Какого такого отношения? Коля! Это естественно, помочь человеку в беде! – такая простая истина, похоже, совершенно не желала доходить до сознания Зорькина. Впрочем, не только его.
– Это кто в беде? Малиновский что ли? Чего там у него? Гепатит? – Коля изобразил гримасу жалости. – Сам виноват! Пить надо меньше! – серьезно произнес Николай. – И, кстати, хочу тебе напомнить, он уже как неделю здесь не числится, если ты немного запамятовала.
– Ошибаешься, Коля! Заявления об увольнении Романа Дмитриевича нет и никогда не было, – поспешила я обрадовать друга такой новостью. – У него больничный отпуск по состоянию здоровья.
Коля засмеялся.
– Ой, Кать, ну ты и сказала! Отпуск! Да у него что ни день, так отпуск! Хочешь сказать, бедный мальчик так сильно переработал, что свалился с воспалением печени? Я быстрее поверю, что у него вся болезнь называется не иначе, как воспаление наглости!
Ну, уж нет! Такого отношения я бы не потерпела даже к самой себе! Я прекрасно помнила, какого было состояние Романа, когда он пригласил меня на чашку чая. Дело сейчас вовсе не о состоянии чистой квартиры, а о том, что Рома ни перед кем в такие минуты боли не играл. Когда теряешь сознание с температурой под сорок, дело не до симуляции.
– А если я бы лежала на его месте? – резко передернула я Зорькина.
– Кать, ну это ты же... А ты – это другое дело. Мы бы к тебе всей компанией пришли бы, помогли и все такое! Лекарства, фрукты... – начал было перечислять он все, что только могло помочь моему здоровью.
– Хорошо, Коль. Значит, меня ты бы навестил. А Малиновский, по-твоему, выходит отбросы общества?
Зорькин даже поперхнулся. Он вытаращил на меня глаза, пытаясь в них прочитать суть моих слов. Но, видно, так и не нашел.
– Почему вы все ни во что его не считаете? – тем временем продолжила я. – Чем он заслужил такое восклицание о нем от твоего лица? От твоего лично, Зорькин! – подметила я. – Да порой человеку нужно просто внимание, чтобы он был уверен в завтрашнем дне! Чтобы он завтра, когда проснется, знал, что он не один! Что он кому-то нужен! Знал, что есть тот, который всегда поможет, – произнесла я несколько тише.
– Кать, да ты чего так разошлась? – опомнился Зорькин от своих раздумий. – Я же о тебе беспокоюсь, не иначе! А у Малиновского и так моделек пол Москвы! Если ты думаешь, что он останется один, то напрасно.
– Андрей тоже за меня беспокоится. Однако даже не пытается меня понять. И ты туда же.
– Ну, вот в этом ты не права. Я действительно хочу, чтобы ты понимала, с кем играешь. Чего хорошего в вашей ссоре со Ждановым, если виной тому твой Малиновский?
– Роман Дмитриевич не имеет к нашей ссоре с Андреем никакого отношения, – медленно произнесла я, донося каждое слово до сознания Коли.
– Тебе, конечно, виднее, – похоже, Зорькин решил больше ни в чем меня не убеждать. – Но, если хочешь знать мое мнение, то если ты думаешь, что у Малиновского после больницы проклюнется хоть капля совести, то вынужден тебя огорчить. Он на нее вообще не способен!
– Не нам судить. Все, довольно на сегодня. У меня еще много работы, – я сделала шаг в сторону своего кабинета.
– Какой работы? Уже конец дня! Тем более пятница! – восторженно произнес Зорькин.
– Вот именно, что пятница относится к числу будней, а не выходных. И до конца рабочего дня еще... – я посмотрела на ручные часы. – Как минимум полчаса. А если быть точнее, то сорок пять минут, – я обошла Колю стороной и направилась к кабинету, оставляя на совести Николая его мысли покинуть "Зималетто".
– Конечно, если учитывать эти похождения к Малиновскому, то да... Все именно так, – пробубнил он себе под нос, после всего вышесказанного.

* * *
Еще и еще раз я убедилась в том, что работа помогает отвлечься от плохих мыслей, которые тенью преследовали меня. Мне казалось, что это какой-то ночной кошмар, который длится уже пятый день, а вот конца и края ему не светит совсем.
Я целиком и полностью погрузилась в работу, что даже не слышала, как за окном резко потемнело и начался ливень с шумными перебоями ветра. Отчеты, сметы и кругом только цифры были полностью во власти моего внимания до той секунды, когда резко белый свет ламп осветил мой кабинет.
Я встряхнула головой и повернула ее в сторону двери, где собственно на ближайшей к ней стене и располагался выключатель. Передо мной с грозным видом стоял Андрей...
Я легким движением глаз взглянула на часы в нижнем углу строки состояния монитора компьютера. Белым цветом светилось 20:05.
– Ты где была этой ночью? – серьезным и требовательным тоном спросил Андрей, оставаясь все там же, у двери.
– Андрей, ты сам понимаешь, что так было лучше для нас, – ответила я, следя за его выражением лица. Его холодный тон и словно стеклянные глаза выражали все, что у него накипело.
– Ты где была, я спрашиваю? – продолжал он добиваться ответа.
– Это не имеет сейчас никакого значения, Андрей.
– Отвечай, когда перед тобой стоит муж! – раздраженно воскликнул он.
– У родителей, – сдалась я, но на большее распространяться не желала.
– Врешь! – тут же последовало его буйное восклицание. – Смотришь мне в глаза и нагло врешь!
– Успокойся, Андрей. Я говорю правду, – так же жестко ответила я, встав из-за стола. – На, звони! И убедись сам, что я тебе не вру! – я взяла со стола свой мобильный телефон и стала набирать номер мамы. Однако, мое рвение слишком не понравилось Андрею: он подошел ко мне и буквально выхватил телефон из рук, прикладывая к этому свои комментарии:
– Естественно, она подтвердит, где именно ты была! У Малиновского!
"Опять он за свое!"
– Андрей, прекрати! Ты с ума сошел от своей ревности! У меня нет ничего с ним, не было и быть не может! Как ты этого не понимаешь? – повысила я голос на мужа.
– Прекрасно! Только я еще не слеп, чтобы наглядно видеть твои поступки! И не смей строить из себя невинность!
Андрей бросил мне мобильник на стол и развернулся к выходу. Дверь с шумом за ним захлопнулась, скрепя петлями.
Я глубоко вздохнула и села обратно на кресло. Все... Это точно конец! Конец нашим отношениям от нашего же непонимания. Работать было уже невозможно, но и ехать домой к мужу – тоже. Какая же у нас может быть семья, если он мне не доверяет и не хочет доверять?

* * *
Через минут пятнадцать в мой кабинет пулей ворвался Зорькин. Весь растрепанный, пиджак скособочен, воротник рубашки весь вывернут, будто его пытали, не иначе!
– Коля! Коля! Что случилось? Ты откуда такой? – пришла я в удивление от увиденного. Ведь он у меня всегда ходит чистый и опрятный.
Он еще пару минут стоял перед моим столом, пытаясь в отдышке что-то произнести. Я усадила его на диванчик, подала воды. Николай отпил немного, видно ему досталось не хило. Только от кого? В "Зималетто" сейчас только Андрей, да Потапкин в такую поздноту. Насколько я понимала.
– Пушкарева... Это все из-за тебя... – хриплым голосом произнес Николай, поправляя костюм.
– Да что из-за меня? Ты можешь толком объяснить? И вообще, ты же домой собирался, нет?
– Соберешься тут, когда некоторые руки свои распускают, – вздохнул он.
– Кто распускает?
– Муж твой! Кто же еще! – Коля закашлял. – Выпытывал у меня, в какой больнице лежит твой Малиновский!
– Что?! – испугалась я. – Зачем ему это?
– Откуда я знаю... Не пробовала сама поинтересоваться?
Так! Надо все осмыслить холодной головой. Андрею я и сама говорила, что Роман Дмитриевич находится в тринадцатой больнице. С чего вдруг пытать Зорькина на этот счет? Значит, Андрюша, хотел узнать что-то еще, но что?
– Коль, что он от тебя хотел, кроме номера больницы?
– Спрашивал, где ты вчера ночевала. А я что знаю, как будто? Да и еще таким тоном, с такими намерениями, будто я ему обязан отчитываться!
– Господи, Андрей, – я присела рядом с Николаем, осознавая пылкие намерения мужа. Он теперь срывает свое зло на других.
– Да, кстати, Кать, а где ты ночевала вчера? – он кокетливо мне улыбнулся.
– У Малиновского, разумеется, под его теплым бочком в одной постельке! – ответила я то, что так хочет, видимо, услышать мой муж.
– А что? Твой Жданов, именно так и думает! – нашел, что ответить Зорькин. – Не зря же он меня чуть в стену не впечатал!
– У родителей я ночевала... Теперь там мое пристанище, – печальным голосом произнесла я.
– Знаешь, Кать, сама виновата, нечего было у всех на виду строить из себя мисс Идеальность! Вот, теперь и пожимай плоды!
– Коль, ну довольно! Ты еще будешь меня подкалывать! – возмутилась я. – Нервы и без тебя на пределе. Друг еще называется!
– Я правду тебе говорю. Ладно, слушай, не знаю, как ты, а я устал, как собака. Поехали домой! – Коля встал с дивана, подал мне руку, но я немного замешкалась. – Так! Даже не начинай! – похоже, Николай понял мои намерения остаться в "Зималетто". Он тут же взял меня за руку и повел к двери. – В твоем состоянии сейчас только выпить "Баю-бай" и лю-лю в кроватку!
Я хотела было возразить, но Коля поспешил свое вставить:
– И никаких споров! Ты посмотри на часы! Родители, наверное, уже с ума сходят, где ты запропастилась. Так что, мы едем домой!
– Но, они и так знают, что я на работе... – робко почти прошептала я.
– И на твоей машине! – добавил Зорькин и подтолкнул меня на выход.
По ту сторону кабинета он буквально выхватил из моих рук ключи, сам запер кабинет и, как маленького ребенка, взял за руку, чтобы я от него не сбежала или не потерялась в просторах компании.
– Коля, подожди! – я резко высвободила свою руку и остановилась на пути к лифтам. – Мне надо к Андрею.
– Тебе что, жить надоело? – Коля вытаращил на меня глаза. – Хочешь, чтобы он из тебя котлету сделал?
– Зорькин, почему ты такой трусливый? Ничего он мне не сделает, – ответила я твердо.
– Нет уж! Кать, ты не обижайся, но, по-моему, сегодня тебе точно не стоит говорить с ним! Поехали домой! К тому же я давно не ел пирожков тети Лены, – Зорькин даже облизнулся, вспоминая на губах вкус сладких начинок десерта. – Кать, ну ты подумай только, в каком сейчас здравом уме твой Жданов, если не может сообразить, где ты ночевала? В конце концов мог бы сам позвонить твоим родителям и убедиться, что его драгоценная жена под их теплым крылышком. Так мы едем есть пирожки?
"А он не звонил... Конечно, меня легче обвинить в неверности, чем узнать правду!"
– Может быть, ты и прав... – машинально произнесла я, смотря в сторону кабинета мужа. Все же и к разговору я не готова сейчас.
– В чем? В том, что мы едем есть пирожки?
– А ты, Зорькин, только о пирожках умеешь думать! – улыбнулась я другу, а затем взяла за руку и мы совершенно беззаботно направились к лифтам.

* * *
Ехали мы молча, хотя Коля как-то и пытался меня развеселить парочкой анекдотов, которые он, видимо, прочитал в газете, но на этом его очаровательные речи так закончились. А может, и не совсем. Потому что я хоть и пыталась неотступно следить за дорогой, а мысли были только об Андрюше. Почему он так резко изменился? Зачем с силой бросился на Зорькина? Неужели узнавал номер больницы, чтобы...
Я резко нажала на тормоза.
– Пушкарева! Ты что делаешь? – воскликнул Коля от резкого торможения машины.
– А если Андрей собрался к Роману Дмитриевичу, поэтому и спросил у тебя номер больницы? – спросила я то ли у самой себя, то ли у Зорькина, но возможные последствия такого поступка Андрея мне страшно было представить.
– Пушкарева! Ты что права в переходе приобретала? Так же и врезаться не долго! – Зорькин все еще пребывал в состоянии возмущения.
– Мне надо позвонить! Где мой телефон? – я повернулась на заднее сиденье, взяла оттуда свою сумку и начала там поиски мобильного под гнусный тон Зорькина.
– И кому ты звонить собралась?
– Андрею! Но, где же он? – поиски приводили меня к разочарованию. Похоже, моему мобильному придется остаться ночевать на столе в кабинете.
– Да спит давно твой Андрей уже! Кать, да что ты хочешь то? – Коля по-настоящему не понимал моего волнения. Хотя, признаться самой себе, переживала я сейчас не за мужа, а за Романа. Ведь, если Андрей только заявится в эту больницу после того, что он думает... Нет, конечно, это я о нем слишком плохо думаю! Не способен он на такое! Но полного успокоения мне это не дало.
Я оставила свои провальные поиски в покое. Положила руки на руль и нажала на педаль газа. Коля так и ничего не понял, впрочем, не зачем ему знать, чего я имела в виду по тому, как резко остановила машину.
Оставшуюся часть пути до дома мы ехали уже довольно спокойно. Нашим верным попутчиком оставался только дождь, который и не переставал лить уже который час.

* * *
Мама встретила нас как по заказу Зорькина. С полным подносом пирожков. Будто знала заранее, что я вернусь не одна. Однако составлять компанию маме и Коле я и не пыталась. Сделав пару глотков чая, я все списала на головную боль и ушла к себе в комнату, оставив маму с Николаем чайовничать без меня. Еще в лифте я предупредила Зорькина, чтобы он маме не разболтал о моей ссоре с Андреем. Пускай она и знает это, как данность, но не говорить же ей, что мы поругались из-за бурной фантазии мужа. Не то, чтобы это звучало по-детски, но я не хотела маму расстраивать лишний раз. Она и так натерпелась со мной еще до свадьбы, так что наша супружеская жизнь должна быть идеальной, но что-то пока весь идеал остался летать в облаках Франции.
Коля вскоре ушел, явно довольный и сытый после маминого ужина, а я притворилась, что сплю, когда ко мне в комнату заглянула мама. Мне хотелось побыть одной. Попытаться понять, разобраться в случившемся.
"А, может, это вовсе и не Андрюша виноват? Я что-то не так сделала?"
Мои мысли ходили по какому-то замкнутому кругу, сводились к тому, что друзьям надо помогать, их надо принимать такими, какими они есть и тогда тебе же это в будущем зачтется. С другой стороны оправдывала себя отчетливая фраза "инициатива наказуема". Помогая Роману, я нажила себе ссору с мужем. Как это печально понимать, но, теоретически это правда. Хотя на деле я по-прежнему верна себе, своему мнению. И пока Андрей не поймет его, к сожалению, нам не о чем с ним разговаривать.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Ой... Только бы этот припадочный ничего не сделал с ягодкой! Он же явно в больницу поехал! И причем, Катя, я поняла, догадалась что может произойти... и в больницу при этом не поехала... Начинает бесить крайняя степень тормознутости и неадекватности твоих героев.... Я бы на месте Кати вдавила педаль газа в пол и повернула машину в противоположенном направлении... А остальное я тебе уже все сказала в личке.... Жду проду!

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

Поехал... Но вспомни про часы приема...
Вот Катя и сделала на своем месте: она сразу же откинула ту мысль, которая ей пришла в голову и посчитала, что родной муж все же еще при адеквате, чтобы что-то нехорошее сделать Роману, тем более, когда тот в больнице. В отличие от нас, читателей, она его диким зверем пока не считает. Да и потом, Рома для нее только коллега, тот человек, которого она ненавидела, можно сказать, раньше, но простила. Но прошлое не стерлось в памяти, вспомни его отзыв в больнице... Пока у Кати не настолько близкие отношения с Ромой, чтобы так срываться к нему.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Интересно... А для того, чтобы диетическую еду ему заказывать в ресторане, -значит близкие?... Что-то Катя стала сильно мне напоминать "Машку" фикрайторскую... (Знаю, что она ещё появиться... Ой, горе мне.... ) Так посмотреть и Жданов не такой уж припадочный... Слава Тебе, Господи, что его не пустят к Ромке...

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

Это совесть. Коллега-коллеге. Близкие отношения в моем понимании приобретают несколько иное значение. Вот, если бы на его месте оказался бы Андрей или Коля, тогда были бы близкие. А сам Роман для нее не близок... Но, может быть, скрыто, где-то внутри себя, она и желает иметь с ним дружеские отношения.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Спасибо.

Автор этого не исключает. Смотря на какой угол...
Да, вот этих отношений придется подождать довольно прилично. Пусть Катерина сначала разберется с мужем.
И вам спасибо за отзыв)

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Предупреждение: Для тех, кто еще переживает за Андрея Палыча, этот кусочек будет особенно неприятным. Автор готов выслушать все, что сорвется на языке после прочтения.

Глава 8

Проснулась я от того, что мне стало холодно в собственной постели под теплым одеялом. Ведь как обычно все лето я спала с открытым окном и даже не заметила, как изменилась погода. Не удивительно, ведь на календаре уже предпоследние выходные августа и вступает в свои права осень, навеивая печаль и порождая тоску по лету. А оно для меня было действительно прекрасным! Самым незабываемым в моей жизни! Самым лучшим! Вот и сейчас я даже не заметила, как похолодало, как наступила хмурая суббота, причем не только за окном, но и у меня в душе. Хоть и на улице было достаточно пасмурно, но противный дождь настойчиво не капал по моему подоконнику.
Как мне захотелось сейчас проснуться в объятиях мужа, услышать его шепот "С добрым утром" над моим ухом и просто увидеть его добрые глаза, очаровательную улыбку и ощутить себя самой счастливой женщиной.
Конечно, я и сейчас самая счастливая, потому что люблю и любима! Но... Все, что происходит между нами... Нет! Мне страшно даже думать об этом! Скоро, совсем скоро Роман Дмитриевич выйдет из больницы и...
Сколько времени?!
Я быстро взглянула на настенные часы. Без четверти двенадцать! Так! Кончаю я заниматься самоедством, а то точно не успею в отведенные часы посещения.
Я быстро заметалась по квартире, попутно решая, чтобы привезти ему сегодня в качестве еды. Потому что я честное слово уже не помнила, какую диету нужно соблюдать, что можно, а чего нельзя. Был бы здесь Зорькин, он бы непременно задал мне один единственный вопрос: "А чего это так я в свой законный выходной ломаю мозги по поводу еды для какого-то Малиновского?" Выход оказался все тем же: заказать в ресторане. Хотя я точно понимала, что никакой это не выход. Но в конце концов, если я и пойду еще к нему, то дай Бог в воскресенье, ну, возможно, еще и в понедельник, хотя, думаю, что Роман Дмитриевич уже прекрасно справится сам, без меня, так как будет уже дома. И уже сам для себя решит, что ему соблюдать. С его то отношением к больницам долго он там не просидит. Маме я сообщила, что иду по делам, она долго расспрашивать меня не стала, точнее, просто поцеловала перед уходом и велела возвращаться пораньше. Естественно, до ночи сидеть у постели Романа Дмитриевича я и не собиралась. Не к чему, да и не зачем. Легче было поехать потом в "Зималетто" и погрузиться в работу, тем более ее всегда бывает больше, чем ожидаешь.

* * *
Роман Дмитриевич... По-моему он найдет общий язык даже с инопланетянином! Ему бы соблюдать постельный режим, а я вижу его во всей красе болтающим и что-то важное объясняющим господину охраннику. Нет, общение, это, конечно, хорошо, но в меру. Интересно, что является объектом их разговора? Или кто? Наверное, пора бы кончить удивляться, если им оказалась мисс Железные Зубы.
– Катенька? Это вы? Все же пришли? – Рома все же удивился при виде меня, хотя прекрасно знал, что я обещала к нему сегодня заехать. – Тратить на меня свое время, тем более свой выходной... Великое мужество! – он искренне улыбнулся. – Великая женщина! – он наклонился ко мне и поцеловал при охраннике мою свободную руку.
Ну, конечно, без его остроумия и шуток просто нельзя обойтись! Никак!
– Я же обещала, что заеду. Ничего, от визита к вам мой выходной не пострадает.
Почему то мне захотелось всунуть ему эту сумку с едой прямо здесь, в этом коридорчике и не видеть всей дальнейшей обстановки больницы, но чувство ответственности мне не давало отдаться моему черствому намерению. Поэтому я без лишних слов сразу направилась к лифту, рассчитывая на то, что Рома пойдет следом за мной и все обсуждения внешнего вида Дульсинеи, по крайней мере, с моим приходом прекратятся.
– Как вы себя чувствуете? – спросила я, когда мы с Ромой стояли в очереди на лифт.
– А вы бы какой ответ предпочли получить?
– Честный, – ответила я довольно скромно.
– Тогда ответьте мне на вопрос: почему здесь весь персонал такой черствый? Все бегают, делают что-то. А нормально уделить время больному пациенту – ну вообще! Даже на ум не приходит!
– Вот они и занимаются делом, помогают другим. А такие больные, как вы, Роман Дмитриевич, должны как минимум соблюдать постельный режим, а не болтаться по всей больнице и отвлекать от работы охрану, – постаралась я как-то объяснить ему, что его взгляд на мир несколько отличается от мира должного.
– Так, если бы я не болтался, как вы говорите по всей больнице, то не был бы в курсе всех новостей! Между прочим, непосредственно касающихся вас, Екатерина Валерьевна! – четко заверил Рома.
– Меня? Очень интересно. И каких же?
‒ Катенька, вы как хотите, но лично я уже притомился ждать этого лифта, – Роман посмотрел в сторону кабины, где на экране еще светился значок треугольника, направленного вершиной вверх. – По-моему, он и не собирается ехать к нам вниз.
‒ И что же вы предлагаете? – спросила я с интересом. Судя по всему Роман Дмитриевич чего-то задумал. – Мы можем подняться по обычной лестнице, – ничего другого в голову у меня не пришло.
‒ Зачем нам лестница? Пойдемте лучше на улицу!
‒ Нет, не надо вам на улицу. Туда вы всегда успеете, тем более там похолодало.
‒ Так и хорошо! Свежий воздух всегда полезен! – восторженно произнес Роман. – Тем более такому больному, как я!
‒ Конечно, полезен. Только я думаю, вряд ли во дворе больницы найдется тумбочка или холодильник, куда можно было бы сложить продукты. Так что я спокойно дождусь лифта, а вы можете иди на прогулку.
‒ Катенька, зачем себя так утруждать, когда в нашем распоряжении целых два грузовых лифта. Чем они хуже этого? – Рома покосился на толпу народу, которая явно была уже не довольна задержкой машины.
‒ А-а? А причем здесь грузовые лифты? – не поняла я Рому. Ведь я точно знала, что они предназначены только для медперсонала и перевозки больных, но никак уж не для обыкновенных посетителей.
‒ Пойдемте со мной, – сказал он мне и направился к одной из кабин. Я пошла следом, хотя в упор не понимала всей задумки Ромы.
"Сейчас ляпнет что-нибудь такое, за что мне придется краснеть!" – подумала я, потому что даже не могла предположить, что Роман Дмитриевич на этот раз придумал. Рядом с нами как раз проходила какая-то медсестра и видно тоже собиралась скоротать свое время на поездке в грузовом лифте. Рома, похоже, очень обрадовался ей. Но это и естественно, он всегда просто расплывается в улыбке, когда видит какую-нибудь молоденькую особу, проходящую перед его обаятельным взором.
Мне представилось видеть довольно увлекательную сцену, как Роман Дмитриевич буквально двумя словами расположил себя к ней, словно превращая девушку в объект своего влияния, как шепнул ей пару ласковых слов, от которых та засияла как медная пуговица и широко заулыбалась вице-президенту, одновременно несколько его смущаясь. Все же не отнять у Ромы той элегантности, которой он обладает по ухаживанию за девушками. Уж он- то точно знает всякие приемы, чтобы они были в восторге от проведенного с ним времени. В этом я сегодня самолично еще раз и убедилась.
‒ Спасибо тебе, солнышко мое ненаглядное, – в завершении своего минутного диалога Рома поцеловал девушку в щеку и одним жестом руки пригласил меня составить им компанию.
"Вот, если бы так просто решались все мои накопившиеся проблемы", – сказала я себе, входя в широкую кабину грузового лифта.
Роман Дмитриевич все продолжать кокетливо любезничать с молодой медсестрой, чуть ли уже не назначая той свидания в ближайший выходной, как ему в этом деле помешали открывшиеся двери лифта на нужном этаже.
Он, конечно, сделал вид, что расстроился, что ему придется покинуть кабину и снова вернуться в душную палату, вместо того, чтобы провести еще пару минут в обществе девушки, и переключил свое внимание на меня.
‒ Роман Дмитриевич, вы так и не сказали, какие это были за новости, которые непосредственно касаются меня?
‒ А вы разве не в курсе? – он удивленно вскинул бровями. – А то я и смотрю, вашему тайному спокойствию нет предела.
Мы присели на стулья возле окна в коридоре, так как угнетающая обстановка палаты действительно не располагала к разговорам.
– Кать, а что у вас там, в "Зималетто", происходит, что Андрей так жаждет видеть меня, причем ночью? Он вам, случаем не поведал?
– Что?! Андрей был у вас?! – я с удивлением вытаращила глаза на Рому. – Он был здесь этой ночью?
– Ну да, был, – в отличие от меня Роман ответил совершенно спокойно. – Говорят, горел желанием надрать мне физиономию.
"О, Господи... Я боюсь в это поверить, но это так... Мои опасения страшно оправдались..."
– Кать, я, конечно, не горю желанием после всего, что у нас с ним произошло знать подробности, но все же... Так сказать, хотелось бы быть наготове, если вдруг вашему мужу заблагорассудится заявиться посреди ночи да еще с запрещенными методами.
Слава Богу, что Андрея не пустили. Не представляю, чтобы тогда было с Романом Дмитриевичем, устроив бы мой муж очередные разборки в больнице. Вот для чего он терзал Зорькина. Но зачем? Почему? Ведь дракой ничего не решилось бы. Почему нельзя просто выслушать меня? И понять, что мне, кроме него, никто не нужен! И не будет нужен! Никогда! Потому что он был, есть и будет единственным мужчиной в моей жизни! Всегда!
– Ничего особенного не случилось, Роман Дмитриевич, – выдавила я как-то из себя, осмысливая этот неожиданный поступок Андрея. Все же выносить ссору из избы я не горела желанием. – Мы просто поссорились немного...
Не хотела я говорить всей правды, чтобы Рома думал, что он и стал причиной наших с мужем разногласий. Ведь это было совершенно не так.
– Ну да, немного, что ваш муж решил устроить скандал прямо в больнице! А я так и подумал, что он таким образом решил вернуть меня на работу.
– Да, я понимаю, что это ужасно звучит, я сама в шоке от поступка Андрея, но я вам обещаю поговорить с ним.
"Хотя это будет ой как не легко..."
– Он был просто сильно расстроен, на эмоциях... Вот и... – продолжила я, пытаясь как-то выгородить мужа, но понимала, что в последнее время его поступкам просто нет оправдания.
– Я надеюсь на ваше, Катенька, благоразумие, и на просветление мозгов Жданова в том числе! – Роман подытожил только разбудораженную мою душу. – А вы зачем все это притащили опять? – Рома обратил внимание на мою сумку с продуктами. – У меня еще ваша вчерашняя посылка не съедена. Или вы одариваете меня подарками, чтобы я вернулся на работу? Зря, – ответил Рома на свой же вопрос. Хотя у меня и в голове не было таким вот образом возвращать Романа Дмитриевича в компанию. Все в этом мире должно быть добровольно и я это проверила на своем опыте. – И вообще, меня что здесь поселили навечно? По-моему логично выписывать здоровых, если у них ничего не болит. Разве я не прав?
Но весь умный монолог Романа проходил где-то вдалеке от моего восприятия. Я думала в этот момент только о муже.
– Кать, вы меня слышите? А-у-у! – чуть повысил он голос. – Катя! Вы еще тут?
Но я не подавала никаких признаков в ответ на его хотение продолжить разговор.
– Пушкарева!!
– А? Что? – опомнилась я от своих раздумий. – Вы о чем?
– О том, что я хочу домой! – ответил Рома совсем по-детски.
– Ну, Роман Дмитриевич, вам, наверное, домой пока нельзя. Вы поговорите с врачом, он вам точнее все расскажет.
– Да вы что? – он искренне удивился. – Хотите, чтобы ваш следующий поход состоялся в морг?
– Роман Дмитриевич! Ваша шутка здесь совершенно не уместна! – серьезно сказала я, терзая при этом ручки сумки. Меня не отпускало желание увидеть мужа, поговорить с ним как можно серьезнее, все наконец то объяснить, не оставляя между нами больше ни капли недопонимания. – Врач вас не съест, я это вам гарантирую.
– Ну и до чего же вы черствая... Больных, между прочим, надо жалеть и выполнять все их желания. Разве вы не знали? – Роман улыбнулся мне, дав, наверное, понять, что я схожу для него нечто вроде развлекаловки в этой понурой больнице. По крайней мере, мне он вроде рад. И даже ведет себя совершенно естественно, без всяких притворств. Хотя он всегда такой: всегда открытый, легкий в общении с мужем, даже говорит иногда то, что думает, хоть это бывает не всегда полезно для общества.
– Догадывалась.
– Ну вот! Значит, я прав! – довольный собой, Роман обрадовался своему же итогу. – Кать, а вы на машине?
– Да. А что?
– Тогда замечательно! – обрадовался Малиновский и тут же вскочил со стула. – Я сейчас только за вещами сбегаю и поедем!
– Куда? – не поняла я очередного юмора мужчины.
– Вы же подбросите меня до дома? – он сделал умиленное лицо.
– Вас? – улыбнулась я от удивления. – Если только провожу до палаты.
– Кать, ну вы что издеваетесь надо мной? – он надулся на меня, изобразив на лице нечто между жалостью и непониманием с моей стороны. – Я уже медленно и верно помираю в этих четырех стенах. И чем дальше, чем хуже. Катенька, вы же должны меня понять! В конце то концов!
Не думала я, однако, что Роман Дмитриевич такой нытик! Меня это, честно признаться, привело в смех.
– Роман Дмитриевич, не переживайте, – я встала напротив него. – Больше, чем надо, вас держать не будут. Так что скоро вы вернетесь домой. А сейчас давайте я занесу продукты в палату, а то испортятся.
– Да какие продукты? – он преградил мне собой дорогу. – Зачем мне какие-то продукты? Вам что бензина на меня жаль?
– Мне жаль ваше здоровье, которое еще шаткое. Поэтому, пойдемте в палату.
Я обошла Романа стороной и направилась в сторону его палаты. Он понуро поплелся вслед за мной, пытаясь разжалобить меня на сегодняшнюю срочную выписку. Никакие мои доводы он пропускал мимо ушей, что несказанно расслабляло меня и развеивало печальные мысли и только, войдя в палату, я сразу же поняла, что действительно все то заказанное, что я принесла Роману вчера, так и осталось лежать в исходном состоянии на тумбочке.
– Роман Дмитриевич, вы что так ничего и не ели?
– А вы полагаете, это можно есть? – спросил он мне в тон.
Я не нашла, что ответить, так как ссылаться на нужную диету в его случае было по меньшей мере стыдно мне самой. Надо бы, конечно, приготовить самой нормальную пищу, но если с готовкой у меня туговато, что я могу сделать?
– Да... Нет, то есть, – немного замешкалась я. – Но вам теперь придется привыкать к такой пище...
– Осуждаете? – вдруг спросил он на полном серьезе, сев на постель. – Ну, правильно! Допился Малиновский, что приходится глотать всякую гадость!
Романа мне стало искренне жаль, потому что я понимала, какого это начать для него новую жизнь. Почти невозможно. Ведь он уже сколько лет неизменно следует своим традициям. Бар, клубы, ночные тусовки с молоденькими девушками – все это невозможно без алкоголя. Это даже не серьезно.
– Что мне теперь до скончания своего века пить этот морковный сок, заедая вареной рыбой? А не легче сразу, а?
– Нет! Вы же не хотите лежать в этой больнице вечно? Так что придется есть то, что положено. Но, на самом деле, здесь не так уж все несъедобно. Вот, винегрет, например, вкусно, молоко и творог...
– Ага! Винегрет с творогом! – Рома посмеялся. – Очень изысканное блюдо! У меня сразу тогда будет заворот кишок.
– Не будет. Заворот кишок бывает от переедания. А вы пока еще и крошки в рот взяли. Так нельзя. Есть нужно обязательно, чтобы скорее поправиться. Тем более, когда организм ослаблен, он нуждается в витаминах.
– Особенно во стократном переваренном мясе, – Рома немного съежился, представляя перед собой, что рано или поздно, а ему придется это съесть.
– Роман Дмитриевич, но что я могу сделать, если вам нужно теперь соблюдать диету. Так в интернете написано, – припомнила я те сайты, которые читала еще на работе. – Но, может быть, врач вам разрешит есть что-то более съедобное.
– Куда уж съедобнее! – поежился Роман.
– Еще надо есть четыре-пять раза в день... Маленькими порциями... – осмелилась сказать я, присев рядом с вице-президентом.
– Что? – он был ошарашен такой новостью. – Пять раз в день есть это все-е?! Да ни один нормальный не пропихнет это через свое горло! Застрянет на полпути!
– Не застрянет. Если молочком запить, – улыбнулась я.
– Я не перевариваю его с детства! – Рома скорчил лицо.
– А зря, с блинами и со сгущенкой очень вкусно! – вспомнила я свое любимое блюдо, которое мама так обалденно готовит. – Можно еще с сырниками и изюмом.
– Если при этом творог кислым не окажется, то вкусно. Обычно бывает все наоборот.
– У мамы никогда творог кислым не бывает. Она сама его делает. Поэтому всегда все свежее! – похвалила я мамины способности.
– Она у вас еще и готовит? – несколько удивился Рома. – В ее то возрасте надо вообще ничего не делать!
"Это вам то, Роман Дмитриевич, может, и ничего делать и не надо, а вот моя мама еще полна сил! И готовит очень вкусно!" – сказала я про себя так, что последние слова оказались произнесены мною голосом, на что Рома мне ответил:
– Кто бы сомневался! Это проще простого!
– Не знаю... Для мамы, может, и легко... – я припомнила свои скромные возможности по приготовке еды.
– Тогда вы просто обязаны пригласить меня испробовать и оценить кулинарные способности вашей мамы! – выдал Малиновский, ни капли не стесняясь.
– Я? Вас? С какой стати? – совершенно налегке я задала этот вопрос, который его вовсе даже не смутил.
– Ну-у, – протянул он, задумываясь чего бы такого умного сказать, да еще так, чтобы его желание сбылось, – во-первых, я уже сказал, чтобы оценить кулинарный талант вашей мамы, во-вторых, вы же сами говорили, что мне нужны витамины, так как организм ослаблен и так далее...
– Витамины вам дадут прямо здесь! – поспешила я прервать все мечты Малиновского. – В виде таблеток, – уточнила я довольно печальное известие.
– Прекрасно! Я в восторге! Слушайте, Кать, а вы завтра придете?
– А стоит? – тут же спросила я, так как завтрашний визит сюда явно не входил в мои планы.
– Конечно! А то мне скучно здесь! – заверил Роман.
– Я, по-вашему, клоун, и дома мне нечем заняться совершенно?
– Нет, почему же, я так не думаю, но кто еще, кроме вас посетит мою скромную персону? Не Клочкова же?
– Хотите, я в понедельник могу ей передать ваше желание видеть ее? – решила подколоть я его.
– Вы явно издеваетесь надо мной! Лучше бы поесть принесли чего-нибудь вкусного и вообще нормального!
– Это тоже нормальное. Просто необычное.
– Конечно, необычное по сто раз переваренное.
Впрочем, Роман Дмитриевич в чем-то был прав. Это необычное по сто раз переваренное уже точно не годилось для сегодняшнего употребления в пищу. Потому что в тепле палаты точно испортилось за эти сутки без холодильника, куда Рома не догадался все сложить, ну или не захотел. К чему я больше и была склонна думать.
– Вы правы. Давайте я сейчас все это сложу и выброшу, – я встала и подошла к тумбочке. – А вы вот сегодняшнее, что я принесла, все же поешьте. Оно, уверяю вас, лучше, чем то, что здесь дают.
– Мне здесь вообще ничего не дают! Изверги! – обиженно произнес Рома. – А вот выбрасывать ничего я вам не дам! – он взял из первого ящика тумбочки черный небольшой пакет, в котором я все это и принесла, и стал складывать в него по очереди плошки и баночки с продуктами.
– Но оно же испортилось за целые сутки! – не понимала я, зачем Рома собрался коллекционировать испортившиеся продукты.
– Не до такой степени, что это невозможно употреблять! – Рома завязал пакет и отнес к стенке холодильника около входа. Затем он подошел ко мне и взял из моих рук пакет с едой и открыл его. Окинул глазами содержимое, поморщился, задумался, понюхал, опять поморщился, снова задумался, затем взглянул на меня.
– Кать, заберите это обратно. Того пакета на сегодня достаточно будет, с лихвой! – он закрыл пакет и подал мне.
– Нет, нет. Я не возьму. Ешьте! Привыкайте. Теперь это ваша непосредственная пища, – обратно я всунула Роме сумку.
– Не собираюсь я к этому привыкать! – он поставил ее на пол возле тумбочки. – Поздно мне, знаете, уже к чему-либо привыкать!
– Не правда. К здоровому образу жизни никогда привыкать не поздно!
– Малиновский! Черт возьми! Сейчас я тебе здраво объясню, что значит с чужой же... – ворвался в просторы палаты чей-то до более знакомый нам обоим голос. Конечно, это был голос Андрея. – Катя?! Ты что здесь делаешь? – похоже, Андрюша совершенно не ожидал меня здесь застать.
Не ночью, так сейчас... Будто судьба играет со мной в злую шутку. Потому что сейчас я буду вынуждена так оправдаться перед мужем, чтобы вновь не наделать еще массу ошибок. Да, именно оправдаться, как бы это не резало слух. Потому что мои объяснения он не слышал в упор.
– Будто у самого нет мозгов, чтобы понять, зачем приходят люди в больницу! – ответил за меня Роман Дмитриевич, да так к тому же серьезно, что услышать такое от него для меня стало большой неожиданностью.
– Заткнись! Не с тобой сейчас разговариваю, Малиновский! – Андрей не закричал, он лишь мерно сдерживал себя, проговаривая каждое слово четко и обдумывая следующее.
– Конечно! Со мной ты уже поговорил! Неделю так назад. Только вижу все никак не уймешься! Может, объяснишь, наконец, к чему весь твой цирк?
– Не надо, Роман Дмитриевич, – вступила я в диалог, – мы сейчас с Андреем спокойно обо всем поговорим, правда? – я подошла к мужу, отгородив собой ему на видение ту сумку, что принесла Роме.
– И после всего этого ты собираешься мне, мужу, что-то объяснять? После твоей ночи вот с этой сволочью?! – Андрей указал на Рому. – Как тебе только не стыдно в глаза мне смотреть! – с каждым словом Андрей все повышал голос на меня, не желая даже вслушаться в смысл каждого. Более того, он в упор продолжал считать, что я его обманываю, скрываю какую-то невидимую связь с Романом Дмитриевичем. Его не волновала даже та обстановка, где он, похоже, опять собирался устроить скандал. А самое страшное, что я заметила, – Андрюша слегка выпил. Может, и не очень слегка, но выпил! Это было фактом!
– Андрей, я прошу тебя, ты только успокойся, – я попыталась взять его руку, чтобы увести из палаты как можно быстрее. Вроде получилось. Потому как холодный взор мужа был устремлен только на Романа, который отвечал ему тем же, не менее черствым взглядом. И это естественно. Не представляю, что он сейчас думал о муже. Конечно, за долгие годы совместной дружбы между ними было всякое, но сейчас ситуация слишком обострилась. – Не надо кричать. Мы сейчас выйдем отсюда, поедем домой и там спокойно все обсудим, – сказала я несколько волнительно, ведь любое неверное слово может стоить еще больших разногласий, когда наши с Андрюшей отношения стали слишком шаткими. Сейчас мне ошибаться нельзя!
– Мне не о чем с тобой разговаривать! И тем более обсуждать! – он выдернул свою руку и отошел к двери. – Катись к черту! С этого дня ты мне больше не жена! Ненавижу тебя! – закричал он на всю палату, а затем вышел в коридор, громко хлопнув дверью.

* * *
– Андрей! Андрей! – выбежала я за ним на улицу из самой больницы, крича ему вслед в надежде, что он хотя бы обернется и как-то среагирует, но... Увы... Андрюша был непреклонен.
Прохладный ветер дул мне в лицо, но я его не ощущала, а к глазам подступали слезы от страха предвидения чего-то непреодолимого. Мое сердце бешено колотилось от услышанных слов, рассудок терял понимание реальности. Мне казалось, что обвинив меня в мнимой измене это ничто, по сравнению как мой любимый решил отречься от меня. А это было равносильно смерти...
Он буквально несся вперед, не замечая никого на своем пути, отдаваясь собственному помутнению и какой-то необъяснимой потребности принять свое желаемое за мое недействительное.
– Андрей! – наконец я еле догнала его, когда он уже открывал дверь своей машины. – Куда ты? Подожди! – пыталась говорить я, задыхаясь от волнения. Только говорить! Не молчать! – Подожди! Выслушай меня! Пожалуйста! Не уезжай! Андрей, Андрюшенька, я только тебя одного люблю, и ты это знаешь, нет, не то говорю... Господи... Мне никто не нужен, кроме тебя. Только ты единственный в моей жизни! И... И... У меня нет никаких отношений с Романом Дмитриевичем, кроме деловых, и никогда не будет... Андрюшенька... Любимый мой!
Он стоял, как вкопанный, еле сдерживая себя от каких-либо физических поступков. Смотрел во все стороны, только не на меня, а его глаза были полны ярости. Казалось, вот-вот он сейчас сорвется и произнесет что-то непоправимое, страшное, что-то то, чего непозволительно мне будет просить... Чего я не смогу простить...
– У меня и в мыслях нет тебя обманывать. Я же... Я люблю тебя, Андрей! Ты мне веришь?
Я затаила дыхание, подняв на него свои глаза.
"Услышь же ты меня, наконец!" – просила моя душа. Но свои последние роковые слова он произнес совершенно спокойно и тихо:
– Много чести слушать проститутку, подло вещающую мне на шею свою откровенность!
Затем он так же спокойно на моих глазах, из которых медленно покатились капельки слез, сел в машину. Я до последнего ждала, нет, верила, что он выйдет сейчас ко мне, возьмет свои слова обратно, прижмет к себе и скажет, как дорога ему! Но... Он дал газу. Я так и осталась стоять, подавленная только что тем услышанным, которое прозвучало из уст моего любимого мужчины. Его слова вонзились ножом в мое сердце, оставляя в нем колкую рану, которая быстро наполнялась болью...
– Андрей... – всхлипнула я, глотая уже не тот теплый воздух лета. – Я же тебя... Люблю... – произнесла я, чуть слыша, глотая ручейки слез, струившиеся по моим щекам.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Я, как и Ромка, надеялась на просветление мозгов Андрея, ровно до того момента, пока он не назвал Катю проституткой...
Спасибо, что предупредила взять воды... Она мне пригодилась...

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

Я, конечно, понимаю, что мы не в школе, что иногда так хочется высказаться, что не успеваешь четко сформулировать фразу, но! редактуру-то и саморедактуру никто не отменял.
НА языке может только что-то быть (лежать, вертеться и т.д.), а срывается что-то только С языка.

Ромашка, Вы творческий человек, Вас читают, так давайте все-таки уважительно относится к русскому языку и читателям.
Не можете сами отредактировать текст, прежде, чем его выложить на форуме, обратитесь к редактору. Вам обязательно помогут.

_________________
Поверь мне, невозможное – возможно,
И быть волшебником совсем не сложно.
Согрей сердца людей любовью, лаской,
И серость будней обернется сказкой!

Я учту на будущее с предупреждениями в случае неприятных моментов.
Спасибо за совет. У меня было достаточно времени над этим подумать, вплоть до... впрочем хочу сказать совсем другое.
Публикации этого фика не состоялось бы далее на этом форуме, но все же...
Хочу поблагодарить свою лучшую и любимую подругу Лолиту за то, что она стерпела все мои срывы и мой не легкий характер. Лолиточка, прости меня за все.
Так же хочу сказать "спасибо" Энвешечке за подробное разъяснение и показ своего первого произведения.

Ну, а автор вернулся с кусочком продолжения восьмой главы.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

* * *
Я машинально вернулась во двор больницы и прислонилась лицом к первому встречному дереву, кажется, в мутном видении это был многолетний дуб, закрывая заплаканное лицо руками от глаз проходящих людей. Никогда еще Андрей не делал мне так больно, как сделал сейчас. Он обидел меня не словом, назвав проституткой, а таким отношением, которое вылилось в это слово. Никогда еще так низко я не стояла для него. Даже та подлая инструкция, которой он когда-то неизменно следовал, теперь не кажется мне такой унизительной по сравнению с теперешней мной, кем я для него являюсь. Хотя... Инструкция... Раз он ей уподобился, чего я хочу теперь ожидать от такого человека? Как же это больно осознавать, что родной и любимый тебя даже выслушать не захотел, а посчитал верным отдаться... Даже не могу выразить словами, кому или чему?
Он уехал и дал ясно понять, что между нами все кончено? Это я, выходит, виновата, что помогаю нашему другу, который мог действительно стать меня наравне с Колей, если бы этого захотел Андрей! Но в чем моя вина, что я заслужила такого к себе обращения?
– Катенька... – вдруг чей-то нежный мужской голос над моим ухом долетел до моего сознания и одновременно чьи-то ладони аккуратно легли мне на плечи, что даже сквозь тонкую блузку я почувствовала их тепло.
Я не испугалась того, кто осмелился не пройти мимо меня и моего горя, которое излилось от любимого человека. И еще не видя его лица, вопреки всем моим желаниям я поняла, что им оказался не Андрюша. Он стоял молча, давая мне возможность сказать все, что желаю, или просто вылить наружу свои эмоции, свое то отчаяние, муку, терзание – все те чувства, которые пылали во мне огнем. Взглянув лишь в его добрые, понимающие, будто совершенно родные зеленые глаза, я словно получила "да", этот положительный ответ, на свое решение: я уткнулась в его грудь и разрыдалась еще сильнее, не желая понимать, что могу потерять любимого человека...
"Хорошо все-таки, что я проходил мимо. Ну, Жданов! Лихо! От тебя я такого, конечно, ожидал... до свадьбы! Катиных слез хватило бы еще на целое море под названием "Все наши беды от любви". Но никак не после!"
– Простите меня... Роман Дмитриевич... – хрипло произнесла я, когда очередной поток ветра подул в нашу сторону. Я сразу на пару шагов отошла от него. Просто из-за неловкости. Все же Малиновский – это не Зорькин, которому я выливала все свои страдания прошлой жизни до свадьбы с мужем. Однако на деле действительно бывают непредсказуемые моменты, даже такие, и от тех людей, со стороны которых и не ждешь этого так тебе нужного понимания.
– Да нет, что вы, Кать? Я бы и дальше мог так молча постоять... Если только вам от этого полегчает, – сказал Рома бодрым голосом.
– Извините меня, – я вытерла руками свое мокрое лицо, пряча глаза от рассматривающего меня, стоящего напротив, Малиновского, и попыталась собраться духом. – Всего доброго, Роман Дмитриевич.
Я шагнула в сторону ворот. Но Рома, проявив все свои способности проворности, тут же вскочил вперед меня.
– И куда же вы хотите пойти в таком состоянии то?
– Домой... – ответила я все так же, не поднимая глаз.
– Да... Очень хорошее место, чтобы прийти в себя!
– Вы знаете другое? – спросила я на автомате, приняв высказывание Ромы за очередную шутку.
– Как на счет моей компании? Чем ни коллеги по несчастью? – улыбнулся Роман. – Вас грубо отшил муж, меня... – Рома задумался. Но так умного и не придумал. – Впрочем, не важно! Так что предлагаю так сказать небольшую прогулочку в одно красивое местечко!
– Куда же? Ни в коридоры ли морга? – спросила я, не думая даже о каких-либо удивительных местах во дворе больницы.
– Екатерина Валерьевна! – оживился мой собеседник. – Как вам не стыдно так обо мне думать? Ну что? Согласны?
От безысходности я пожала плечами, хотя на Рому это никак не повлияло. Он буквально схватил меня под локоть и повел по дорожке в противоположную сторону выхода.
– Только для начала пару слов, что у вас там произошло со Ждановым, что ему неймется испоганить вам жизнь? Ну и себе, разумеется.
Почему то мне захотелось Роману рассказать эту правду, уже не думая, как он это воспримет.
– Он считает, что я с вами... – на этом я остановилась, начиная снова плакать.
– И все? – подхватил Рома. Казалось, он меня понял с полуслова.
– А вам этого мало?
– Ну... – протянул он, но ответа так и не нашел. А может быть и нашел, только мне не стал говорить, так как и ежу ясно, что взгляды на жизнь у нас далеко не похожие.
"Как же хорошо, что я не женат!" – в очередной раз убедился Рома.
Больше он меня ни о чем не спрашивал, так как я высвободила свою руку и шла, вернее сказать, плелась за Романом, погруженная в свои думы об Андрее. Он даже испугал меня, когда невзначай повернулся назад, в мою сторону.
– У-у! Пардон! – извинился он за свою неожиданность передо мной. – Подождите здесь.
Я мало заинтересовалась в будущих действиях Романа Дмитриевича, так как ни о чем другом и думать не могла, как только о муже. Что теперь будет с нами? Как мне теперь жить после случившегося, я не представляла.
Рома подошел к запасным воротам, судя по всему их открывали в экстренных случаях, затем присел на корточки и тихонько назвал несколько раз такое странное имя: Тюбик. Сначала я даже и не поняла, кого он кличет Тюбиком, а через несколько секунд под воротами в небольшом углублении показался сначала темный носик, затем пепельная мордочка с висячими ушками, затем это милое создание показало свои черненькие лапки, а потом и показалось туловище. И наконец, выглянул белый хвостик, который, словно метроном, при виде Ромы быстро-быстро начал вилять от радости. Это милое существо, которое тут же стало облизывать Романа, так и кружило между его рук, которые гладили шерстку этого очаровательного брошенного щеночка.
– Ути, мой хороший! – приговаривал Рома. – Соскучился? А я тебе вкусненького принес, – затем он взял щеночка на руки и повернулся ко мне со словами:
– Кать, а вы любите животных?
– Как же таких милых можно не любить? – ответила я в тон Роме, протягивая руку к щенку. Тот тут же запротестовал на руках мужчины, наверное, испугавшись меня, просившись, чтобы его опустили на землю. Все же с высоты более метра не очень-то и уютно. – У вас очень обширные знакомства, Роман Дмитриевич, – улыбнулась я, гладя щенка по морде.
– Конечно! А вы в этом сомневались? – с этими словами он отпустил щенка на землю и взял тот черный пакет, который оставил возле соседнего дерева. Ах, вот для чего Роман Дмитриевич не выбросил привезенные мною продукты. Чтобы покормить бездомную собачку. Честно признаться, это выглядело благородно, но несколько странно в моем понимании. Не думала я, что Роман Дмитриевич способен на такие гуманные поступки. Хотя, кто мне не давал права так думать? Вот кто мне сказал, что он не любит животных и не способен сделать что-то хорошее относительно ни в чем невинных созданий? Все потому что, наверное, за все это мое время работы в компании я только и знала, только и видела его остроумие, шуточность в общении, а речи о более высоких поступках даже и в помине не существовало. Даже среди нашего всеядного женсовета!
– Кать, а чего вы так на меня смотрите? – спросил он меня после того, как вынул из пакета плошку с вареным мясом и бутылочку молока.
– Нет, ничего, – ответила я кратко.
"Просто все, что он делает, ну никак не ассоциируется с образом Романа Малиновского!" – ответила я себе.
Щенок забился куда-то под дерево, но Роман нехитрыми манипуляциями выманил его вкусным запахом мяса. Тюбик стал жадно хватать его из плошки, что опустошил ее уже через пару минут.
– Кушай, Тюбик, кушай, – при этом приговаривал Малиновский щенку. – За ваше, Катенька, здоровье! – это он уже, кажется, обратился ко мне.
Но я в это время снова погрузилась в свои мысли о муже, уклонившись от союза Ромы и Тюбика на ближайшую лавочку.
– Налейте ему молочка, – произнес Рома прямо передо мной, подавая мне бутылку с молоком.
Я кивнула, взяла ее из руки Ромы и подошла к щенку. Тот своими крупными пуговками преданно смотрел на меня снизу и слабенько вилял хвостиком, несколько опасаясь в силу своих годков. Ему от силы было месяцев трое или четверо от роду, а он уже повидал такие суровые законы жизни.
Налив молоко в пустую плошку я еще несколько секунд порадовалась за эти счастливые минуты щенка, которые он обрел благодаря Роману Дмитриевичу.
– А вы Тюбику понравились! – сказал он мне, подойдя с боку.
– Тюбик... Смешная кличка.
– Я знаю. Так звали мою последнюю собаку в детстве. О, смотрите! Уже слакал! Вот метеор! – Рома обратил внимание на щенка, который уже во всю терся у его ног, явно прося добавки. – Нет, мой хороший, – ласково произнес он. – Много сразу тебе нельзя, – Рома снова взял щенка на руки, и мы вместе прошли к ближней лавочке.
– Вы любите собак? – спросила я, поглощенная все теми же неожиданно приятными для меня поступками Романа.
– Да, они такие преданные, в отличие от людей. И без слов все понимают! – начал он серьезно. – Только не пойму я тех людей, которые так подло с ними поступают. Будто собаки для них – игрушка, которую при желании можно выбросить на улицу!
И как же он говорил верно и правильно. Так четко и осознанно. Без капли притворства. Что я решила ответить своей открытостью на его открытость.
– У меня тоже была собака в детстве, Грета. Папа же у меня военным был, так вот овчарки – его любимая порода собак. Особенно он немецких любит.
– Ух, ты! Неплохой вкус у вашего папы!
– Да... Я помню, как он рано вставал, гулял с ней по несколько часов в нашем лесу. Ходил на выставки с ней. Тренировал ее. Она у нас почти всегда первые места занимала.
Рома улыбнулся в ответ моему скромному рассказу – это было все, чего я помнила.
– А мой Тюбик был что ни на есть настоящей преданной дворняжкой. Но, знаете, таким умным, тапочки мне всегда приносил. И по утрам всегда будил в сто раз лучше всякого будильника.
"Теперь ответ ясен, почему вы иногда опаздываете на работу", – подумала я, но, естественно, не стала произносить, понимая, как дороги нам четвероногие друзья.
Мы, наверное, проболтали еще около часа и все на ту же тему – о братьях наших меньших. В легком разговоре с Романом Дмитриевичем я узнала о его любимой породе собак, о том, как он спас Тюбика от верной смерти, когда его неразумный хозяин решил утопить, о том, как он его весело купал в своей ванне и много еще довольно смешных моментов их тандема, от которых мне чуточку полегчало. Пускай на совсем каплю, но стало легче, будто Роман Дмитриевич точно знал заранее, чем сможет мне помочь, отвлекая разговором о собаках. В какую-то минуту мне показалось, будто он даже сквозь мою печальную улыбку понимает, настолько мне сейчас на душе больно и тоскливо. Но только показалось! Все от того, что мне хотелось, чтобы хоть кто-то искренне посочувствовал моему состоянию.
Мне даже стало чудным услышать отказ Романа Дмитриевича от обеда в пользу меня, точнее своего времяпровождения со мной. Хоть он и продолжал меня уверять, что ему положен только кисель, который ровным счетом, как и молоко, он не переваривает, все же я настояла на своем совете съесть то, что я ему принесла, так как обмолвилась, чтобы ни завтра, ни в понедельник он меня не ждал. Продуктов на два дня ему хватит. Каково было мое удивление, когда я услышала от Ромы его просьбу словно пятилетнего ребенка о том, чтобы я непременно осчастливила его серые дни своим посещением.
Естественно, более чем как шутку, я это не восприняла, поэтому не дала мужчине никаких обещаний на счет своего визита.
До ворот больницы я настояла на своем: меня провожать не надо! Откуда я знаю, что там на уме у этого непредсказуемого человека? В конце концов разговор о домашних питомцах – одно, а вот уже на более откровенные темы я была не готова, если вдруг о них речь зайдет из уст Романа Дмитриевича.

* * *
Я еще долго находилась в собственной машине, припаркованной около своего подъезда, приводя себя в более менее приличное состояние для появления на глаза своей мамы. Расстраивать ее своими личными семейными проблемами по-прежнему я не горела желанием, но как мне нужен был ее родной совет! Так как за все время поездки до дома я поняла, что окончательно запуталась в своих поступках.

* * *
Наш с мамой обед плавно перешел в ужин: в слезах с переменным успокоением и маминой валерианой я рассказала ей все в подробностях с того момента, как последний раз Андрюша изведал папиной наливочки. Особенно было невыносимо мерзко пересказывать все, что я пережила этим днем в отношении слов любимого мужа. Но я надеялась только на взаимопонимание со стороны мамы и получила его. Казалось, все лежало на поверхности, и почему я как женщина сама не могла додуматься до такой истины?
– Катенька, доченька моя, я, конечно, твоего Андрея в таком мерзком поступке по отношению к тебе не оправдываю, – произнесла мама, наливая в чайник воды для второго подогрева. – Более того, скажу тебе, это ниже человеческого достоинства так унижать свою жену! Так что, доченька моя, не казни себя, ты перед Андреем ни в чем не виновата!
– Мама... Но что мне делать? Ты не представляешь, что я чувствовала в тот момент... Но я его люблю, понимаешь? Люблю и очень боюсь потерять! – я снова закрыла заплаканное лицо руками. Мама подошла ко мне и присела рядышком. Я прижалась к ней, чувствуя, как ее теплые руки придают мне силу, обнимая меня.
– Катюш, ты у меня очень умная, добрая и верная во всем! Но вы ведь с Андреем уже почти месяц, как живете вместе. И никто, если ни жена может построить ваше будущее, будущее вашей семьи.
– Наше будущее? – не поняла я, что имеет в виду мама. – О чем ты? Если ты имеешь в виду "Зималетто", то, слава Богу, дела у нас в норме, все продвигается в лучшую сторону. Роман Дмитриевич даже нашел нам новых компаньонов.
– Вот именно, доченька, что вы с мужем целиком и полностью поглощены в работу: кругом отчеты, кредиторы, партнеры. Ты же с утра до вечера только и проводишь все свои молодые годы в этой компании.
А ведь мама права. Действительно, ведь я даже со своего законного медового месяца и то сорвалась в Москву только потому, что соскучилась по работе. Господи, такая, казалось бы, мелочь, а действительно я и не могу представить свою жизнь без этих отчетов, советов директоров, встреч с кредиторами, круглосуточными документами и так далее.
– А семейный очаг зависит только от женщины, – тем временем продолжила мама, – от того, как она умеет его поддерживать. Как может сохранить эту теплоту, уют, благополучие. Ведь он – одна из главных составляющих любой семьи.
– Ты хочешь сказать, что я плохая жена Андрею? – я моментально разочаровалась в себе самой. Неужели я насколько слепа со своей любовью к нему, что совершенно не понимаю, а что нужно на самом деле моему мужу?
– Но что ты такое говоришь? Ты у нас с папой самая лучшая! Но ваше будущее – это не только успешные дела компании и ее великолепные показы одежды. Это и еще и лично ваше общее будущее, которое только вы с Андреем можете сами создать.
Кажется, теперь я поняла, что мама имеет в виду, когда вспомнила наш разговор с мужем в самолете на ту самую щекотливую тему: "Когда женатую девушку вдруг начинает тошнить после стольких совместных ночей с любимым мужем в медовый месяц, – это наводит на определенный факт, не так ли, Екатерина Валерьевна?"
– Ничто так не укрепляет семейные отношения, как любимый сын или дочка, – тем самым получила я подтверждение своим воспоминаниям.
– Мама, но... – я вышла из-за стола и подошла к окну. Там было столь же неуютно, как у меня на душе, столь же темно и хмуро. – Ты же знаешь, что со мной случилось...
Я через силу вспомнила события четырехлетней давности, когда была еще совсем юной, будучи студенткой МГУ. Тогда я уже считала себя довольно взрослой! Помню, как мы с группой в кафешке отмечали мой двадцатидвухлетний день рождения, который закончился чуть ли не дракой между единственным гостем среди девчонок Денисом и официантом кафе. Тогда, кажется, ему не понравился вкус курицы из салата, что он решил устроить взбучку не только остальным посетителям, так как из-за довольно шумных разборок ушло сразу пол кафе, но и испортить настроение всем нам. Мой долгожданный день был естественно провален, но Денис будто знал на тот момент все мои слабости. И откуда только у него столько проницательности, ведь знакомы мы были всего лишь около полугода, а может даже и меньше, так как весь первый семестр четвертого курса он благополучно где-то прогуливал и потом нагло списал у меня письменную часть экзамена по экономике, ну и зачем-то попросил у меня затем все лекции за весь период, чтобы сдать устную часть. Я, конечно, дала с условием вернуть через три дня, чтобы оставшиеся три дня остались у самой на подготовку.
Устная часть экзамена Денисом была благополучно провалена, смею напомнить, что тетради он мне не вернул даже через шесть дней. Поэтому после своей успешной сдачи я с удовольствием согласилась стать для него учителем на время до ближайшей пересдачи.
Я не могла тогда просто не согласиться учить этого двоечника курсу экономики, объяснять ему все тонкости, так как понимала, что эти часы мы будем проводить вместе. Только он и я. Дениска на тот момент мне очень нравился. Тогда я впервые начала думать, что ко мне пришла настоящая любовь. К слову упомянуть, девушки ходили за ним толпами: он высокий, молодой, стройный, красивый, обаятельный, ну... Одним словом, и как в такого можно не влюбиться? Эта влюбленность и сводила меня с ума медленно, но верно. Конечно, я знала одну вещь, которая стояла между нами стеной: он никогда не ответит страшненькой Катьке Пушкаревой, очкастому монстру в понимании Малиновского взаимностью, которой я так ждала.
Порой я уже проклинала себя за то, что согласилась ему помогать в ущерб своей любви, потому что он не видел во мне той девушки, с которой можно было бы связать свою дальнейшую жизнь. Собственно говоря, а на что же я надеялась?
А я надеялась! Верила и ждала, что когда-нибудь его каменное сердце растопит мое к нему отношение, и он поймет, что не ошибся в своих чувствах.
За день до пересдачи я случайно услышала его разговор по телефону, в котором он четко доказывал, что выиграет спор! А он заключался, по меньшей мере, в нехилом поступке: провести ночь со "страшным монстром, именуемым Катькой Пушкаревой". Эти его слова цитатой ходили за мной еще довольно долгое время в "Зималетто", но честно признаться, я на тот момент пришла просто в ужас, если на кону в этом споре стоит наша с ним ночь. Тогда я четко и совершенно ясно осознала, что никогда никому на свете не буду нужна, никто меня не полюбит с такой то внешностью. А все мои чувства так и останутся безответными, а я медленно, но верно буду помирать от своей несчастной любви. И тогда я четко решила для себя: а пускай! Плевать! Пусть я стану позором для всех, зато буду жить в воспоминаниях этой ночи до конца моей жизни.
Предупредив родителей, что якобы перед экзаменом Дениса нужно хорошо подготовить, а то, видите ли, он сильно волнуется, я осталась на эту ночь у него на квартире. После обеда как ни в чем не бывало продолжила свою лекцию по последнему вопросу. Денис меня напрочь не слушал, а только и делал, что сверлил во мне дыру, стараясь, наверное, осознать для себя, как же ему придется лежать со мной в одной постели! Печально, конечно, но что поделать.
Так этот последний вопрос и остался лежать неизведанным на столе, вдали от спальни, куда он затащил меня еще многими часами ранее до наступления его плановой ночи со мной.
В первые же минуты его поцелуев я совершенно забыла, под каким предлогом лежу рядом с тем человеком, который уже выиграл этот спор. Я просто получала неземное наслаждение от каждого его прикосновения, совершенно не думая, какими последствиями это может мне обернуться.
Слухи по нашему институту расходятся, как в деревне. Но и пускай, пускай все на меня будут показывать пальцем, осуждать Дениса, хотя, может и нет, лишь посмеются, да забудут. Велика ли наша студенческая доля. Ведь где-то в глубине души я знала, что он меня бросит, может даже прямо завтра найдет мне достойную замену. Но сейчас он со мной и я этой ночью бесценно дорожу!
– Знаю, доченька, но ты сама понимаешь, что так было лучше для тебя, – мама подошла ко мне и взяла за руку. – Вот увидишь, как в один момент все сомнения Андрея уйдут, когда ты сможешь осчастливить его такой новостью. Уверенна, он будет несказанно рад!
– Ох, мам, смогу ли я его теперь осчастливить, – вздохнула я, пребывая в глубоких сомнениях. Ведь та безрассудная ночь вылилась для меня в страшное событие, после которого мне сказали не отчаиваться, а ждать! Ждать, когда наступит время, когда мой организм будет готов! Я долго приходила в себя после совершенного, но, увы, прошлого не вернешь! А как бы мне хотелось его изменить! Хоть и четыре года уже прошло, по словам врачей, организм обычно восстанавливается раньше, но у каждого он индивидуален, а, следовательно, все процессы тоже проходят своевременно. И теперь, когда я действительно счастлива, когда знаю, что по-настоящему люблю, я не должна ни в коем случае разочаровать Андрюшу в своих проблемах прошлой жизни. – Да, мам, ты права! Ведь у меня еще не все потеряно. Я завтра же позвоню в клинику и договорюсь на встречу.
– Вот это очень верное решение. А то все работа, да работа. А семья должна страдать.
– Спасибо тебе, – я крепко обняла маму, – я знала, что ты мне всегда поможешь!
– Ну ладно, ладно, все будет у тебя хорошо! Ну что, пойдем чай пить?
– Ага! – кивнула я головой и подбежала к чайнику, велев маме быстро садиться за стол, словами: "Я сама!", чтобы поухаживать за ней в сервировке самого позднего ужина, который только и можно было устроить.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Ромка такой милый в этом кусочке...

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

Глава 9

Худо-бедно эта ночь в терзаниях, сомнениях как-то для меня прошла. Я вновь предавалась воспоминаниям своей бурной молодости, ведь мама права, что от ошибок никто из нас не застрахован. Больше всего я сейчас не готова была увидеть мужа на пороге квартиры родителей. Тем более, когда сегодня должен был вернуться папа. Уж Андрея я точно знала в этом деле: будет ломиться как танк, лишь бы только его пустили поговорить со мной. Нет, только не сейчас. Я не готова выслушать его только в тот момент, когда он захочет. А, когда я всю неделю ждала его объяснений, он дулся на меня и доказывал всем напропалую свою правоту. Тем более я понимала, что его решение будет спонтанным, потому как в понедельник он снова закатит мне скандал, что я по-дружески отношусь к Роману Дмитриевичу. Ох, не думала я, что наша с ним дружба так задевает моего мужа, что мне приходится слышать такие непростительные вещи из его уст.
Из своей комнаты я услышала, как низкий мужской голос ворвался в просторы скромного коридора. Это вернулся папа! Я быстро соскочила с дивана, накинула на свою пижаму легкий халатик и выбежала из комнаты встречать отца.
– Папа! – я тут же обняла его. – Наконец-то ты вернулся!
– А ты полагала, что я там должен был остаться? – пошутил он.
– Нет, ну что ты? Как ты мог такое подумать! Я так по тебе соскучилась! Жуть! Не представляешь! – я все не отпускала его.
– Конечно, не представляю! Ну, а где же мой дорогой зять? Неужели в магазин за хлебом пошел?
– Валера, ну что ты к дочери с расспросами пристал? – вступилась мама. – Давай раздевайся, мой руки. И на завтрак!
– Нет, это как понимать? Я же должен знать, почему моя дочь ночует у родителей, да еще к тому же мне никто не хочет объяснить ничего! – возразил папа, снимая ботинки, попутно направляясь в ванную комнату. – И ни у кого не возникает и мысли, что я могу соскучиться по Андрею!
– Пап, ну... – замялась я немного. – Все хорошо...
Он кинул на меня удивленный взгляд, по которому я поняла, что папа, естественно, мне не поверил. Так что ему тоже придется все рассказать, но все я и не планировала. А то сгоряча еще подумает, что меня Андрюша больше не любит, так и до инфаркта недалеко.
Я прошла на кухню и сразу почувствовала ароматный запах пирожков. Мама опять сегодня встала с утра по раньше, чтобы приготовить это обалденное блюдо. Кроме того на плите еще как-то по-особенному варилось мясо, бульоны и еще что-то в кастрюле, чего я так и не разобрала. А мама попутно резала маринованные огурцы, свеклу, на столешнице своей очереди ждала банка зеленого горошка, которая уж явно не сочеталась с нашим завтраком: сегодня был творог с молоком.
– Мам, а это все зачем? Ты уже к обеду готовишься?
– Так, доченька, а ты разве не собираешься сегодня к своему другу по работе? – задала мне мама встречный вопрос, попутно приглядывая за кастрюлей на плите. – Роману... Забыла только его отчество...
– Дмитриевичу... – медленно проговорила я, находясь в полном замешательстве. С какой стати мама решила ему приготовить блюда паровым способом, да еще затеяла что-то похожее на винегрет? Ей-то это зачем? Или она впечатлилась после моего вчерашнего разговора?
– Вот! Роману Дмитриевичу. Согласись, что домашнюю еду никакой ресторан не заменит. Сейчас вот горошек добавим и все будет готово.
– Мам, но я не собиралась сегодня идти к нему в больницу. Тем более у него еда еще со вчерашнего дня осталась. Так что без меня он прекрасно справится, – заверила я смело и присела за стол.
– Дочь, нельзя так поступать. Разве мы этому тебя с отцом учили? Людям надо помогать, тем более, когда человек в больнице после случившегося.
Мама, конечно, права... Но, по-моему, это уже переходило в нечто похожее на баловство по отношению к Роме. Я же его знаю, подумает еще, что мне действительно от него что-то надо, например, очередное его присутствие на работе, вот я его и задабриваю мамиными булочками и салатиками.
– О чем беседуем? – басовый голос папы щедро развеял наш с мамой диалог. – М-м-м, как вкусно пахнет! – похоже, папа тоже проникся запахом будущих пирожков.
На меня же напала неимоверная грусть: во-первых, от того, что придется нанести визит Роме, раз уж мама всего наготовила. Не пропадать же добру! А, во-вторых, это снова вспоминать, какую боль мне принес Андрей.
– Дочь, ты чего-то плоховато выглядишь. Что произошло? Мне кто-нибудь расскажет? – спросил папа, даже не подозревая, насколько глобальны мои проблемы.
– Валера, но чего ты пристал? – снова вступилась за меня мама, понимая, насколько мне больно будет сообщать папе свое несчастье, однако, откладывать в долгий ящик это уже не имело никакого смысла. – Дочка погостить зашла, а ты сразу что случилось?
– То-то я и вижу, что вид у нее, будто лягушку проглотила. А-а-а... Это этот Андрей тебя обидел? Так... Я сейчас ему быстро мозги то прочищу, что значит не уважать мою дочь! – завелся отец от своих собственных догадок.
– Папа! – воскликнула я.
– Что, папа? Я разве не прав? Он что тебя выгнал? – продолжал он выпытывать из меня информацию.
– Никто меня не выгонял! – ответила я слегка повышенным тоном. – Я сама ушла!
– Та-а-к! – папа присел за стол напротив меня. – У него появилась другая?
– Ну, о чем ты говоришь? – я вскипела тут же. – Никто у Андрея не появился. Мы просто поругались... Немного... – добавила я.
– Ничего себе немного, что моя дочь не ночует у себя дома! – отец продолжал еще больше догадываться о моем реальном состоянии и расположении наших с мужем отношений. – Я твой отец и имею права знать все! Так что рассказывай, что там этот... – он остановился, – твой Андрей выдал!
Вот так коротко и ясно папа поставил мне условие. Я взглянула на маму, словно пытаясь найти в ее взгляде поддержки, потом еще выдержала небольшую паузу, на момент которой собиралась с мыслями, а затем рассказала папе мою историю ссоры с Андрюшей. Конечно, в нее не входил самый последний день, вчерашний. Мне не под силу было как произнести его подробности, так и выслушать их отцу.
Как я и предполагала, папа разозлился на мужа, припомнил ему все, что только можно, естественно не обошлось без подлой инструкции. Откровенно заявлял, что он первый подлец, гад и эгоист, который не считается с мнением собственной жены. Так же дал мне понять, что никакие его оправдания, касающиеся своей любви ко мне, не загладят его вину. Естественно, все это еще больше расстраивало меня, еще сильнее дергало ту рану, которую Андрей сам создал в моей душе.
В общем, разговор у нас закончился на том, что я уже не могла находиться в обществе осуждений папы, поэтому вынуждена была покинуть родительскую квартиру с сумкой маминых продуктов, которые должна была занести Роману Дмитриевичу. Больше всего сегодня мне не хотелось видеть его довольное лицо, выслушивать его шуточки, хоть и вчера мне с ним было довольно приятно общаться. Но это было только вчера.
Поэтому сразу в больницу я не поехала, а еще медленно покаталась по Москве, собирая дневные светофоры, попутно думая о завтрашнем дне, когда мне снова придется увидеть мужа. Я всегда привыкла думать наперед, строить планы минимум на день вперед, и сегодняшняя ситуация была не исключением. Одно четко оставалось неизменным в моих мыслях – Андрея видеть я мало желаю, а точнее не желаю совсем. А речи о прощении уж точно не шло! Не знаю, может быть, увидев его, мое сердце сразу растопится, не устоит перед его очаровательным взглядом, нежным голосом и ласковыми прикосновениями, но пока я ясно понимала – у меня тоже есть чувство достоинства. И меня надо уважать и просто услышать!
От моих раздумий не утекал и разговор с мамой о нашем совместном будущем, именно о ребенке, что приводило меня в некий страх, боязнь лишить мужа этого счастья, ведь я знала, точнее помнила, как он хочет ребенка. Вернее сказать, хотел до нашей размолвки. Ведь спустя неделю между нами многое изменилось. Недоверие, непонимание, упреки... И как вернуть ту заветную нить любви?
Первым шагом к решению чего-то определенного для себя стал мой звонок в проверенную собственным опытом клинику, где я лежала четыре года назад, когда в прямом смысле отходила от своей страшной ошибки. Записалась я на завтра на вечер не к своему бывшему врачу, у которого наблюдалась некоторое время спустя, а к другому. Все же разные люди, разные мнения, да и опыт в медицине само собой.
Затем я заставила себя все же навестить Романа Дмитриевича. Все же и будет в моем визите хоть что-то положительное: я на какое-то время не буду думать об Андрюше. А сегодня мне было просто необходимо отложить все мысли о нем в долгий ящик, потому как завтра... Завтра будет тяжелый день. Потому что Андрей обязательно захочет со мной поговорить. Пока я еще не знаю, извиняться ли станет, или вновь в чем-то упрекать. А Роман Дмитриевич точно сможет отвлечь своим неиссякаемым оптимизмом.

* * *
В палате его не оказалось. Впрочем, я так и думала. Такой человек, как Малиновский, просто по своей натуре не будет следовать постельному режиму и соблюдать какие-то элементарные правила, чтобы не навредить самому же себе. Похоже эта фраза: "Он любит в жизни только одного человека – себя", в его нынешнем состоянии я бы не рискнула сказать.
Мое упорство не скажу, что сильно было на тот момент, но нашла я его в сестринской. Дверь была приоткрыта, и просто невозможно было не узнать смех Романа Дмитриевича, с переменным воодушевлением и пылкими взглядами на молоденьких медсестер, которые уже явно впали под его чертовское обаяние.
"Зайти или нет? – стояла я напротив, и размышляла, при виде такой милой сцены: рука Романа Дмитриевича так и близка уже к талии молоденькой девушки, что вот-вот на ней и окажется. Да... Горбатого могила исправит... Не зря гласит русская мудрость! – Похоже, ему и без моих подач неплохо. Точнее без маминых".
Но не оставлять же их возле палаты в конце концов!
– Здравствуйте, – скромно зашла я в кабинет, прервав милую беседу. – Извините, что прерываю ваш разговор, но...
– Катенька, ну что вы такое говорите? – Роман Дмитриевич при виде меня тут же встал из-за стола, за которым вся компания дружно пила чай. – Вы можете составить нам компанию. Девочки, вы же не против?
Медсестры переглянулись между собой, делая удивленные глаза, похоже, такого поворота от Ромы они явно не ожидали. Но пусть они не волнуются. Смущать я их своим присутствием и не собиралась.
– Спасибо, Роман Дмитриевич, за приглашение. Я тут вам кое-что принесла, – опустила я глаза на свою сумку с мамиными салатами, пирожками и прочими вкусностями. – Так что... Вот... Но мне пора, – я поставила сумку на ближний ко мне стул, который стоял возле раковины, и попрощалась с присутствующими.
– Катя, Катя, подождите! – Малиновский вылетел из палаты как стрела, чуть не сбив меня с пути по коридору. – Вы уже уходите? Так быстро? И даже не спросите, как я себя чувствую? – Рома преданно заглянул мне в глаза.
– По вам и так видно. Жить будете, – ответила я спокойно.
– Но вам, может и видно, а мне не очень, – насупился Роман. – А я, между прочим, скучал без вас.
"Вы? Скучали без меня? – внутри меня пробрался смех. – Не льстите самому себе!"
– Роман Дмитриевич, не говорите глупости! – с улыбкой все после своих же мысленных речей произнесла я. – Простите. Но мне нужно идти.
– Куда? – Рома преградил мне дорогу. – Сегодня же воскресенье! Какие могут быть дела в выходной?
– Представляете, в воскресенье тоже могут быть дела!
– И какие, например? Угождать Жданчику? Я вас умоляю! Он и думать о вас забыл!
– Прекратите! – я тут же повысила голос. – Он мой муж! И не надо судить людей по себе! – все же мне стало неприятно слышать нехорошие отклики о своем муже.
– А кто судит? Кто вам сейчас запрещает радоваться вашей свободой? – Рома, кажется, так и не понимал, в чем он не прав.
– А кто вам сказал, что мне нужна такая свобода?
– Я подумал...
– Не надо думать, что Андрей такой же, как и все! – перебила я Рому. – Вам, к сожалению, а может и, к счастью, этого не понять!
Это был, наверное, первый раз, когда я в чем-то позволила себе прервать разговор с вице-президентом своим напором. Я с радостью ехала в лифте, осознавая для себя, что, похоже, я стою сейчас на каком-то краю, вот-вот перешагну эту границу своего, так сказать, слишком гуманного отношения к Роману. Все! Нельзя больше! Да и большего не нужно! Я чувствовала это уже сегодня, и выполнила свое обязательство. Моя совесть чиста. Иначе Малиновский и правда себе что-нибудь выдумает то, чего потом реально дойдет до Андрея.
"Пушкарева, Пушкарева... Привыкай! У Жданчика психика нервная! Особенно после его полета на Канары! Уж слишком расшаталась!" – сказал Рома самому себе и вернулся в окружение молодых девушек. Те уже с великим энтузиазмом расхватали самое вкусненькое, то бишь у каждой было по цельному пирожку в одной руке и по надкусанному – в другой, когда Рома заметил их со счастливыми лицами, будто они во век не пробовали выпечку. Конечно, он и сам не был избалован таким десертом, но приличия у него имелось, чтобы не заглядывать и не копаться по чужим сумкам.
– Слушай, какая вкуснотища тут у тебя! – с восхищением говорила девушка, одновременно жуя начинку, пробуя на вкус.
‒ Как жена твоя готовит! М-м! Закачаешься! И не ревнует? – с не меньшим энтузиазмом поинтересовалась другая.
Рома трижды чертыхнулся, когда услышал такое про себя любимого. Неужели они думают, что он такой идиот, чтобы жениться ради вкусных пирожков? Нет, быть свободным – и есть сама соль!
Однако, что-то в этом разговоре с Катей его задело. Что-то такое серьезное и довольно решительное пронеслось в ее речи, о чем Рома пока не догадывался, но понимал, что Катя совершенно не такая, как его безмозглые модельки, с которыми у него никогда ни в чем не возникало проблем. Нет, он, конечно, давно понял, что она совершенно особая девушка – умная, решительная, расчетливая, порядочная. С такими, как она, он никогда в жизни не проводил ночи, а тут уже два дня подряд разговаривать с самой Пушкаревой, ну ладно, Ждановой, хотя фамилия совершенно не изменила черт ее характера, да еще получать совершенно искреннее удовольствие от простого ее визита. Он как-то сам себе неожиданно признался, как, однако, это действительно приятно, что о тебе помнят, навещают в ущерб обеда и выходных, ведь Роман понимал отлично, что Катя девушка замужняя, а значит, по закону семейной жизни в его представлении в семье должно быть масса обязанностей. Да еще, когда из-за него ссориться с мужем, ну это точно иметь железный характер. А у Катерины он стойкий!
‒ Кисонька моя, – Рома сосредоточил свой взгляд на одной из девушек, – ты меня недооцениваешь! Я еще в здравом уме и не менее здравой памяти, чтобы пополнить армию женатиков нашей страны! Так на чем мы остановились?

* * *
"Что же будет завтра? Как его пережить? Что же теперь не выходить из кабинета, чтобы не видеть Андрея? – думала я, смотря в какую-то одну точку в потолке, лежа на диване, так как сон явно где-то затерялся на полпути ко мне и ничего не оставалось, как дать полный штурм мозговой деятельности. – Чего я боюсь: его откровений или претензий? Нет, не боюсь! Просто не хочу с кондачка их слышать! Я знаю, что день для Андрюши – это слишком мало, чтобы осмыслить не хилый воз его поступков. А что будет, когда придет час узнать последствия моих ошибок молодости? Боже мой, это еще страшнее! Ох... И я одна... Я даже не могу поделиться со своим страхом с родителями. Папа так вообще не знает еще про мой визит. Я сообщить не поторопилась. Сообщу, когда буду уверенна в положительном результате. А вдруг он будет?.. Вдруг я никогда не смогу... Нет! Катя! О чем ты говоришь! Как ты можешь такое думать! Ты все сможешь! У меня с Андрюшей все еще впереди... Надеюсь...
Нет! Не могу я его простить! Он мне сделал больно, мне очень обидно получить от него такую нежданную реакцию!"
И опять мои мысли привели к мужу. Все о нем, и о нем... Завтра тяжелый день! Надо как-то заснуть... Надо заснуть!
Так ни к какому выводу я и не пришла и после долгих ворочаний сон все же меня настиг. С трудом.

* * *
Сегодня, впрочем, как и в предыдущие дни, на повестке обсуждения женсовета было не что иное, как личная жизнь президента компании. Они так живо делились предположениями, а вернее сказать, гипотезами, которые вовсе не нуждались в проверке о том, что с таким отношением Кати к Малиновскому дело может дойти до так называемой нежелательной свадьбы, которая будет образована в результате сначала дружеско-деловых отношений. Конечно, они хотели только счастья подруге, а никак не иначе, однако этого счастья с самим Малиновским ей не видать, по мнению женсовета, как собственных ушей. Зная обаятельного Романа Дмитриевича, можно смело было утверждать, что после двух месяцев, а то и одного таких дружеских отношений, от которых к слову говоря, Жданов был не в себе, Малиновский ее бросит и глазом не моргнет. Бурные обсуждения доходили так же до того, что Катя слишком добра к вице-президенту. Уж после содеянного она должна его ненавидеть, а не ездить по больницам. Хотя чего-чего, но признавали ее поступок крайне верным! Их сплетни доводили блудный язык чуть ли не до случайной беременности Кати, в результате которой она получит в лучшем случае пачку денег от богатого отца на аборт, а в худшем, не менее испорченную жизнь. В общем, фантазии девушек доходили до самых что ни на есть крайних крайностей, они бы могли так все утро просплетничать, если бы на пути их деловой и высокоинтеллектуальной беседы из лифта не вышел Андрей Павлович Жданов собственной персоны. Да еще к тому же в дорогом черном деловом костюме, при галстуке с букетом полным разных ароматных цветов в сочетании с зелеными ветками аспарагуса. Все они были красиво упакованы в прозрачную обвертку с узорными краями и перевязаны голубой ленточкой.
Женсовет как парализовало! Причем не только физически, но и в отношении языка! Андрея видеть при таком параде в такое-то время, пожалуй, не менее, как чудно, а более так вообще не очень естественно, учитывая их отношения с Катериной... Но ясно дело, букет предназначался не для их деловых персон, а для самого президента – Екатерины Валерьевны.
– Доброе утро, Андрей Палыч! – с широкой улыбкой его встретила Амура.
– Вы такой сегодня красивый! – не упустила своего слова и Мария.
– Просто блеск! – добавила Шура. – Прекрасно выглядите!
– Благодарю, дамы, – ответил тот несколько сухо, почти с каменным выражением лица. – Катя еще не приехала?
– Нет, нет, – тут же ответила Мария. – А этот шикарнейший букет для нее, да?
– Ну, естественно! Для кого же еще, как не для самой Пушкаревой Андрюшенька может с утра по раньше превозносить вот эти венки! – откуда ни возьмись нарисовалась Кира Юрьевна. – Не надоело еще унижений?
– Тебя это не касается. Никоим образом, – ответил ей Андрей как можно спокойнее. По крайней мере, он настоятельно себя все воскресенье настраивал на то самое спокойствие, которое ему будет просто необходимым в этот сегодняшний трудный день. А зная свой вспыльчивый характер, так в особенности!
– Ошибаешься, милый, очень даже касается! – Кира изобразила хитрое выражение лица. – Твоя Пушкарева напропалую крутит с Малиновским, а ты все продолжаешь бегать за ней ревнивым котенком! А толку никакого.
– Вот, если ты сейчас отправишься на свое рабочее место, толк будет в тебе просто незаменимый, – Андрей выдерживал все то же с трудом дающееся спокойствие.
– Я-то отправлюсь, – Кира подошла к своему возлюбленному на расстояние шага. – Только смотри, как бы ты не отправился вновь кочевать в приступах своего одиночества.
Жданов особо не вник в только что сказанную Кирой фразу, а только был рад, что это ходячее препятствие сообразило уйти для его же блага с его пути. Он обратился к Шуре, которая в окружении Амуры и Марии с величайшим интересом поглощала только что закончившуюся сцену ревности.
– Шура!
– Да, Андрей Палыч, я к вашим услугам! – она моментально отозвалась.
– Как только придет Катя, мне сообщи немедленно! – последнее слово Андрей особенно выделил.
– Хорошо, Андрей Палыч, конечно! – клятвенно заверила Шура.
Андрей кивнул сам себе, что пункт один по плану, кажется, выполнил в том случае, что если Катеньки не будет на месте, он скажет сообщить женсовету о ее приходе.
– А, да! – опомнился он, когда направил свои стопы к рабочему месту президента. – И еще! Не говори Кате, что я уже здесь.
– Почему? – удивилась Маша, забыв все, что они только минутой назад толковали о ней с Малиновским.
Но Андрей решил ответить коротким: "Так надо" и удалился в кабинет жены, шелестя обверткой. К слову сказать, он правда приехал на пятнадцать минут пораньше, чтобы уж наверняка не опоздать, не простоять в какой-нибудь пробке или не проспать, как это порой любит делать Малиновский, причем совершенно не каясь в содеянном. К тому же нельзя не упомянуть, как Андрей все воскресенье напролет корил сам себя за те грубейшие слова, которые позволил себе произнести в адрес любимой Катеньки. И как он только выдал такое в отношении дорогой ему женщины – не понимал и сам. Не удивительно, когда сначала видишь дружеское рвение помочь, хотя кажется, что оно совсем не дружеское, потом такой отчетливый поцелуй, что еще мог он подумать? Так же в деятельность воскресного дня для Андрея входила еще репетиция извинения перед собственной женой, чем он никогда раньше не занимался. Но почему то сейчас понимал, как это особенно важно достигнуть этого взаимопонимания.

* * *
Андрей открыл двери президентского кабинета и уже сразу понял, каким он был идиотом. И что только на него нашло, откуда взялась эта ревность к лучшему другу, ума не прилагал. Да какая разница уже, откуда, главное, какие последствия после нее случились. А они не шибко достойные.
"Надеюсь, Катюшка моя, ты сможешь меня простить", – с этими словами он поставил в вазу букет цветов, а затем нашел ей уютное расположение на столе жены, чтобы при только одном открытии двери она сразу заметила этот летний букет.
Долго находиться в кабинете Андрей не рисковал, поэтому поспешил выйти оттуда сразу же, как только разобрался с цветами.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Знаешь, пока как-то и ничего сказать. Всё настолько "ровно" в сюжете... Судя по тому, что ты мне говорила, надеяться на то что Катя простит Андрея и они померяться не стоит... Хотя ты в своих ответах навела такого тумана, дабы не выдать перипетий сюжета, что я почти ничего не поняла из того, что ты говорила...
Жду проду..)

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

Я так тяну события? (При написании этого вовсе не чувствовалось)
Неужели у меня все так предсказуемо?
Следующий кусочек развеет все сомнения.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

* * *
Понедельник для Романа Дмитриевича наступил совершенно иным вопреки народной речи на счет того, что первый день недели тяжелый. Для вице-президента компании модной одежды он стал приятно информативным, потому что при утреннем посещении к нему врача, который обрадовал его массой таблеток, Рома страшно обрадовался тому известию, что завтра его наконец-то смогут выписать с чистой душой! Только, отчего завтра, он так и не успел спросить? Неужели нельзя сегодня, да и вообще можно было даже вчера еще! Однако врач пояснил четко, аргументируя тем, что сегодня за ним еще понаблюдают на факт полного выздоровления. Конечно, оно наступит еще далеко не даже на следующей неделе, а так, мягко говоря, через месяц, другой, но смысла держать Романа Дмитриевича в больнице уже не было.
"Ну вот! Наконец-то можно теперь с чистой душой начать жить полной грудью!" – обрадовался Рома после ухода врача из палаты. Правда радоваться такому событию приходилось молча, наедине с собственными мыслями и сознанием, так как с утречка пораньше все остальные три постели были уже заполнены пациентами, и нарушать их покой Роме не позволяло приличие. Да! Как ни странно оно у него имелось где-то в очень-очень далекой глубинке его души. Но, если учесть, что больных привозили с перерывом в два-три часа, начиная с двенадцати ночи, то ночка у Ромы была сегодня веселая. Он просто не выспался, хоть и можно было сказать, что за то время пребывания в белых стенах, он изрядно отдохнул.
"Интересно, а Катя сегодня придет? – как-то само собой возник такой вопрос у Ромы. – Все-таки вчерашний обед был несказанно вкусным!" Он даже и не предполагал, что его приготовила не Катя, гораздо важнее было узнать, ждать ли ее сегодня? Почему-то Роману очень хотелось, чтобы его желание сбылось, во-первых, будет и веская причина: он обязательно поблагодарит ее за вкусные пирожки, обалденный салат, не менее вкусное мясо и даже довольно съедобное молоко. Ну, а, во-вторых, с кем, если не с Катей он пойдет кормить Тюбика? Не с одной же какой-нибудь медсестричкой! Уж точно нет! С ними можно поговорить не более о том, какого цвета трава, а какого – небо. А с Катей...
"Одним словом, Жданов просто идиот, что довел ее до рыданий на моей груди!" – сделал для себя вывод Роман.

* * *
– Девочки, вы видели, какой сегодня Андрей Палыч особенный! – утвердила Амура, провожая Жданова взглядом.
– Да, не то слово! Наверное, с Катей решил мириться, – выдвинула предположение Мария.
– Ага! Судя по такому шикарному букету, то никак не иначе. Только нужно ли это теперь нашей Кате? Она же вроде как за Романом Дмитричем ухаживает... – как-то натянуто выдавила из себя эту фразу Шура.
– Тихо! Замолчали! – тут же забила тревогу Амура, увидев в коридоре фигуру президента. – Она идет! Помним просьбу Жданова!
Я замедлила шаг при виде девочек. Они уже так громко шушукаются, значит, есть о чем. А какая мне разница, о чем они ведут свои сплетни, мне бы в своих проблемах разобраться. Но, видимо, пройти мимо них незамеченной не удастся. Я наклеила на себя деловую улыбку и подошла к подругам.
‒ Привет, девочки! – постаралась поздороваться я как можно радостнее. Но получилось слишком наиграно. – Как настроение? – в голову пошли какие-то до жути банальные вопросы.
– Настроение? – переспросила Амура. – А! Настроение... Рабочее настроение! – сообразила она что сказать, так как явно ожидала что-то другое в вопросе начальницы. – А ты сама как? Как ночь прошла?
– Как Роман Дмитриевич себя чувствует? – поинтересовалась Шура, причем действительно с неким волнением.
– Роман Дмитриевич уже идет на поправку. Думаю, скоро его выпишут, – ответила я довольно спокойно, в душе радуясь, что благополучно не придется отвечать, как прошла моя ночь. В муках и терзаниях и никак иначе. – А Андрей Палыч уже здесь? – спросила я с неким волнением.
Девочки переглянулись между собой, будто мимикой решая, что ответить мне.
– Понимаешь, Кать, тут такое дело... – робко начала Маша. – В общем... Мы обещали...
– Да, мы обещали Андрею Палычу быть могилами... – продолжила Шура. – В смысле того, что ничего не расскажем...
– Ну... Раз обещали, значит, не надо мне ничего говорить! – хотела я было обрадовать девочек, думая при этом, что мне и самой не шибко охота знать, чего же Андрей такого скрывает от меня.
– Нет, Кать! Ты не подумай! Ничего особенного! – попыталась Амура развеять мои сомнения. – Просто он... Он просил не говорить тебе...
– Катя, он сегодня такой красивый! – перебила подругу Мария. – Просто конфетка! Наверное, у него какой-то сегодня день особенный?
"Конечно, особенный! Сказать мне очередную гадость и обвинить в похождениях к Малиновскому!" Почему то мысли о его раскаянии я отложила в дальний ящик по дороге в "Зималетто".
– Особенный... Да... Наверное, он едет сегодня на встречу с поставщиками, – нашла что я ответить. – Да, да...
– А... Ну... Он был очень серьезно настроен... – Маша опять взялась тянуть кота за хвост.
– Девочки, не надо, не стоит. Обещания нужно выполнять, – заверила я женсовет и уже приготовилась сделать шаг к своему кабинету, как Амура выпалила на одном дыхании:
– Андрей Павлович просил не говорить тебе, что он уже на работе!
– Почему? – тут же среагировала я.
– Ну... Наверное, он хочет тебе сказать что-то очень важное, – предположила Шура.
– Возможно... Возможно... – сказала я самой себе. – Спасибо, девочки, я пойду. Дел много, – с этими словами я все же отправилась непосредственно в свой кабинет.
– Девочки, девочки, что теперь делать? Мы проболталась! Обещали же Жданову молчать, а сами все рассказали! – тут же запаниковала Шура.
– Что делать? Что делать? Сообщить Андрею Палычу, что Катя пришла, естественно! – ответила Маша, предполагая, что это будет правильным.
– Да, а как мы должны были? Молчать что ли? Катя ведь наша подруга, тем более у нас нет от нее никаких тайн! – заверила Амура.
– Ну да, ты права, – в тон ей последовал ответ Маши.
– Я к Жданову! Сообщу о приходе Катерины! – Шура метнулась в сторону кабинета Андрея. – Ждите меня здесь!
– Ага! – хором ответили те. – Удачи!

* * *
Он сразу бросился мне в глаза, этот огромный букет самых разнообразных цветов, одиноко стоящих в вазе на моем столе. На вопрос: "Откуда они взялись?" я ответила себе сразу – это подарок Андрюши. Что же... Похоже, я была права, он хочет просить у меня прощение.
Я глубоко вздохнула, не торопясь приходить к какому-то однозначному решению, потому как в моей памяти резко всплыла та горящая яростью сцена. Пытаясь как-то прогнать от себя те мерзкие воспоминания, я медленно подошла к столу, постепенно вдыхая благоухающий аромат цветов. Они, признаться, были неописуемой красоты и свежести! Я, конечно, приятно обрадовалась. Через пару секунд рассматривания и определяя набор цветов, я разглядела между ними небольшую открытку красного цвета в виде сердечка. Аккуратно взяв ее, и с не менее большим интересом я открыла ее. Пробежала глазами довольно приятные строки:
"Самой лучшей женщине на свете! Катенька, прости меня. Очень тебя люблю! Надеюсь, что ты меня выслушаешь.
Твой Андрей"
Андрюша красиво всегда умел говорить. Сначала с подачи Малиновского, потом и сам от души, а вот пару дней назад его красноречие вылилось в то, чего мне действительно не хотелось спустить на самотек.
Я даже вздрогнула, когда за моей спиной вдруг открылась дверь. Моментом обернувшись в сторону выхода, я встретилась взгляд ко взгляду с ним, с человеком, заполнившим мое сердце целиком и полностью.

* * *
Все же он для него друг. А друзей надо уметь понимать и прощать их слабости, даже если эта слабость называется дурью или упрямством.
"И как ни странно по такому идиоту, как ты, Жданик, я соскучился. Хоть и видеть тебя не могу после твоих выходов, но ты мой друг с детства", – размышлял Рома, сидя на лавочке, допивая остаток молока с хлебом, который ему положено было из столовой. Конечно, ему еще было положено есть какой-то гороховый суп, который совершенно не оправдывал свое название и кое-какие блюда из второго, что по типу мало походили на что-то съестное.
Он внимательно озирал проходящих мимо молодых девиц, и не очень молодых, в надежде увидеть среди них Катю. Мысли о тоске по другу моментально изменили свой курс думания: "И с каких это пор я так жду ее прихода?" Однако он тут же решил, что лучше будет для него же самого, если он выбросит этот идиотский вопрос из головы. Вроде получилось, потому как он задался другим, когда мимо него прошла толпа студентов. На практику. "От какой только жизни они решили дать клятву Гиппократа, которая заключается в помощи больным при любых обстоятельствах, не причинении ему вреда, сохранении врачебной тайны и так далее?"

* * *
Андрей действительно сегодня выглядел как-то по-особенному элегантно. В костюмах он, в отличие от Ромы, почти каждый день посещал работу, но сегодня... Сегодня на нем этот костюм сидел тоже как-то особенно. И выражение лица было тоже не менее серьезным.
– Спасибо за букет. Не стоило так тратиться, – нейтрально поблагодарила я, тем самым начав разговор, которого нам не избежать.
– Для тебя мне ничего не жалко. Ты для меня бесценна! – ответил он мне, глядя в глаза, оставаясь все там же, у двери.
Я наблюдала за каждым его шагом, каждым его движением, эмоцией, пока он медленными шагами приближался ко мне. Видно было невооруженным глазом, как он волнуется, как боится сказать что-то не то, и главное – хочет просить у меня прощения.
– Катя, прости меня. Я был полным идиотом. Наговорил тебе массу оскорблений. Прости меня.
– Не надо, Андрей, – коротко прервала я его, понимая, насколько банальны его признания.
– Кать, прошу тебя, выслушай меня. Я знаю, я очень перед тобой виноват. Я честное слово сам не понимаю, что на меня нашло.
"Когда-то подобное я уже слышала. И один раз уже простила". Но вслух сказала иное:
– К чему все эти громкие речи?
– Катя, я всю ночь не спал, я понимаю, что ты обо мне подумала в тот момент, что сейчас думаешь, что я не достоин твоего прощения.
– Сегодня ты можешь спать спокойно.
– Нет, я не могу без тебя ни спать, ни есть! – возразил Андрей. – Жить без тебя не могу!
– Придется... – как-то само собой, не задумываясь, слетали с языка мои словечки.
– Кать, ты что? Ты о чем? – Андрей сильно озадачился. О чем он сейчас подумал?.. Впрочем, мне стало совершенно не интересно. – Если ты об этом дураке Малиновском, который не дает тебе покоя, то...
"Вот! Вот! И этим все сказано!" Теперь я окончательно убедилась, что права в своем решении.
– ...то я тебе, обещаю, клянусь! Я налажу с ним контакт, если для тебя это так важно! Кать, но только ты меня пойми, просто ты и Малиновский... А тут еще женсовет... Они...
– Что я и Малиновский? – не удержалась я. – Ну, говори! Чего ты молчишь! Договаривай, раз начал!
Он внимательно вглядывался в меня, уж не знаю, чего искал, как бы это пошло не звучало, какие улики могли бы остаться на моей одежде после посещения больницы.
– Катенька, я не то имел в виду, – он подошел ко мне еще на шаг ближе. – Но хочешь, я прямо сейчас к нему поеду и возьму с него клятву, что завтра он как штык явится в "Зималетто"? Хочешь? Я прямо сейчас все для тебя сделаю!
– Не надо, Андрей, – тихо произнесла я. А в мыслях добавила: "Делать еще одну глупость". – Уходи, – это слово далось мне с трудом.
– Нет. Я никуда не уйду, пока мы с тобой не поговорим! – настойчиво произнес Андрей.
– Уходи, я прошу тебя! – попросила я, борясь со своим желанием снова поверить мужу и простить.
– Катя, это все из-за него, да? Что он тебе наговорил?
– Никто мне ничего не говорил.
– Катя, я знаю, что позволил себе оскорбить тебя, но я раскаиваюсь в том, что сделал тебе больно! Катенька, но ты же знаешь, как я тебя люблю... – он взял мою руку в свою и поднес к губам. Нежно прикоснулся. И... И как же мне хотелось, чтобы он держал мою ладонь вечно!
Но я ее усилием воли высвободила...
– Не надо, не начинай, прошу тебя! Уходи! – чуть повысила я голос.
– Катя... Я виноват, я идиот, кретин полный! Но любой человек заслуживает прощения, Катя!
"Так и знала, что будет давить на жалость!"
– Уходи! – закричала я, оттолкнув мужа от себя. – Освободи мой кабинет! И это забери с собой! – я буквально выдернула букет из вазы и всунула в руки мужа. – Оставь меня, я же прошу!
– Катя... – он ринулся ко мне, норовя обнять, приласкать, но как же боль меня колола всю, как отзывалась в воспоминании теми страшными словами. Я не могу его простить! Не могу!
– Не трогай меня! – я быстро увернулась от его рук и подбежала к выходу. Распахнула дверь. На глазах навернулись слезы. И все за считанные секунды в моей душе перевернулось.
Андрей стоял возле моего стола совершенно неподвижно. Видно от меня он тоже не ожидал такой реакции, надеялся на совершенно иной исход. А я? Разве я сама ожидала от себя, что смогу вот так выгонять мужа? Так повысить на него голос?
– Пожалуйста, я хочу быть одной, – сказала я, уже потупив взор в пол.
Он понял. Понял, что избрал не ту тактику. Но какую же надо было, чтобы я не сорвалась? Андрей сурово взглянул в мои очи и быстро освободил мой кабинет от своего присутствия, аккуратно положив цветы на стол. Я же только захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Мной тут же овладели слезы от той безысходности, которую я сама себе устроила...

* * *
Рома так просидел до обеда, перемещаясь с одного конца лавочки на другую, кормя при этом воробьев, нагло просящих у него крошек. А Кати и за версту не видать! Похоже, сегодня благодарности отменяются. Это Рому несколько разочаровало, а еще, учитывая то, что усилился ветер, так это совсем хоть ложись и помирай, потому что пришлось плестись в палату. А это не менее гнусное занятие находиться в обществе врачей, их приборов, колясок, постелей, капельниц и других больных. Даже общество милых медсестер и то Роману изрядно поднадоело!
Но заняться было нечем. Поэтому он решил тряхнуть молодостью и почитать комиксы в журнале, который еще валялся на столике в его палате с тех пор, как его самого туда привезли. Расположился вице-президент довольно экзотично! Такое только надо было видеть и в лучшем случае сразу же запечатлеть на память. Выглядело ну о-очень мило! Минут десять он смирно сидел на белом подоконнике в коридоре, облокотившись спиной на стекло, свесив ноги, болтая ими из стороны в сторону и прилежно вычитал каждое предложение. Там, к слову сказать, были ЕвроОкна. И только что вытерла пыль уборщица... Рома об этом не знал...
Через минут пятнадцать ему это изрядно поднадоело, а уже через двадцать – затекло все, что только можно, даже мозг, который уже не воспринимал эти безобразные лица и такие же не менее идиотские, по его мнению, фразы из журнала, что он решил, что ничего страшного не произойдет, если он приляжет на том месте, где сидит... А именно, на тот самый подоконник. Благо он был довольно широким и продолговатым, да и сам Рома не таким уже и крупным, чтобы там не поместиться.
"Вот! Это совсем другое дело! – сказал он сам себе, кладя руку под голову. – Намного лучше!" Но минуты и не прошло, как в коридоре нарисовалась уборщица с очень злым выражением лица и норовившая ударить бедного Ромочку той самой шваброй, которую только что отжала от мыльной воды.
Рома понял все без слов, как только эта пожилая бабуська на него замахнулась этой палкой, поэтому тут же слинял в целях самосохранения. Так сказать наживать синяков – цели не виделось. Комиксы были благополучно затеряны в мыльной воде ведра.
– Ох... – тяжело вздохнул Малиновский, прогуливаясь на другом конце коридора своего этажа. – Почему мне так не везет? И как с этим бороться?

* * *
Что там происходило за пределами моего кабинета, мне было честное слово по большому и деревянному барабану. За сегодняшний день там пару раз сцепились дружескими словечками Кира с несостоявшимся мужем. Это же надо было так выяснять отношения, что слышно было даже мне с закрытой дверью! Потом ко мне ломился женсовет, пытаясь непременно выяснить, кто кого отшил в нашем разговоре, затем с тем же провальным успехом стучался Зорькин, претендуя на то, что он мой лучший друг, значит, обязан знать совершенно все, поэтому я должна непременно все ему рассказать. В итоге я просто закрылась на ключ и не выходила даже обедать, а просидела в своем кабинете до самого конца рабочего дня. Больно только то, что делами так и не получилось заняться. Выводили из себя еще пять неотвеченных вызовов на телефоне, который был благополучно мной оставлен на эти выходные ночевать в просторах модной компании. Любимый муж все же опомнился на следующий же день в отличие от моих предположений. Но больше не предпринимал попыток поговорить со мной, чему я была несказанно рада.
Так сильно погрузившись в свои мысли, я чуть не забыла о том, что сегодня меня еще ждет встреча в клинике. Сказать, что я о ней вспомнила уже, когда мне нужно было через полчаса в ней находиться, а учитывая то, что ехать до нее от работы как минимум полтора часа, то лучше, ничего не говорить. Поэтому, приложив максимум усилий к быстрой сборке самой себя, я вылетела из "Зималетто", крикнув Маше, чтобы она тоже собиралась домой.
Уже по дороге в клинику я озадачилась вопросом: "А почему это Маша до сих пор на рабочем месте, когда рабочий день давно закончился? Неужели ждала, что я ей что-нибудь поведаю? Скорее всего". Но и не прошло пяти минут, как я тут же погрузилась в совершенно противоположные мысли, а именно о том, что мне придется поведать врачу мою случившуюся историю... Которую вспоминать мне было еще больнее, чем даже прошедший разговор с мужем.

* * *
Торопилась в клинику я зря, потому как еще около пятнадцати минут просидела на банкетке возле кабинета врача. И этого с учетом того, что я все же приехала туда с опозданием в полчаса. За то время, пока ждала, когда меня примут, я осознала, что спустя эти четыре года здесь сделали капитальный ремонт. Новые подвесные потолки, новые чистые вывески перед коридорами с крупными буквами. Чистые стены, блестящая плитка и все это было похоже на обстановку какой-то заграничной больницы. Даже телевизор с плоским экраном, который очень ярко показывал какую-то детскую передачу. Почему детскую сообразила я не сразу. Потом, почему то провела ниточку связи с тем, ну раз я нахожусь в женской консультации то, возможно, это с этим как-то связано. Да и то уж слишком натянуто. А, может, натянуто было от того, что мои мысли были сосредоточены только на предстоящих словах врача...
Где-то спустя минут пять моего ожидания напротив меня расположилась молодая пара. Девушка уже была довольно глубоко беременна, а ее муж весь сиял, как начищенный пятак, от переполнявшего его счастья все то время, когда разговаривал с женой, до того, как я не скрылась за дверью.
"А я даже не сумела помириться с Андрюшей и теперь сижу здесь и трясусь за свою судьбу. Нет! За нашу с ним судьбу!"

* * *
– Итак, Екатерина Валерьевна, рассказывайте, что с вами случилось, что вас привело ко мне, – начал беседу со мной врач, после того, как изучил мою карту. Я еще удивилась, ведь там уже все было написано, единственно то, что уж очень неразборчивым почерком. Но, раз врач меня попросил, значит, так надо. Я собралась с мыслями и постаралась как можно увереннее, без лишних эмоций начать свой рассказ.
– В 2002 году, четыре года назад я... Мне... Я... сделала аборт... – дальше последовало мое молчание. Вспоминать было страшно! Просто невыносимо больно!
– Ну, ну, продолжайте, – врач подтолкнул меня. – Какой был срок? – спросил он меня спустя несколько секунд, поняв, что, похоже, из меня придется вытаскивать информацию клещами.
– Семь недель... Мне сказали, что плод уже большой и пришлось делать классический аборт, – выдавила из себя я с огромным трудом, вспоминая тот страшный день, когда задыхалась от слез и страха перед этой операцией. Тогда и никакие уговоры мамы и никакое ее присутствие рядом со мной отнюдь не облегчало мое сознание. Да как я могла успокоиться, когда насильно через несколько часов мог погибнуть ни в чем невинный уже живой малыш! – Мне четко сказали, что могут быть осложнения, что... Что, если я не смогу забеременеть, то диагноз бесплодие мне обеспечен...
– Понятно. Но не переживайте так. Четыре года спустя такого решения – это довольно долгий срок, что не может не сказаться положительно относительно вас. Сейчас вас что-то беспокоит?
– Н-нет, – ответила я робко. – Просто я очень боюсь, что после совершенного никогда не смогу иметь детей...
– Кто вам такое сказал?
Я промолчала. Горестные воспоминания прошлого дали свои плоды. Хоть напрямую черным по белому диагноз не был написан в моей карте, и отчасти, я его себе надумала, но другого выхода, тогда у меня действительно не было. После той несчастной ночи Денис естественно отвернулся от меня, выбросил, как испорченную картошку, не захотел даже выслушать меня. Помню, как отец был в ужасе от того, что узнал о споре, о моем залете, что неделю еще отходил с помощью таблеток. А Денис получил тогда лихо от папы! Слышала я потом, что его не приняли даже на повара в ПТУ. Да так ему и надо было! Но где были мои мозги, когда я решилась на эту ночь? Уж точно не на своем месте!
Конечно, как девушка, я боролась против уговоров мамы за то, чтобы только оставить ребенка. В итоге пришлось с ней согласиться, в чем я ей сейчас благодарна. Конечно, даже, если бы этот малыш и родился бы, то она мне помогла бы его воспитать, несомненно, помогла! Но кто знает, принял бы меня Андрей с чужим ребенком? Смог бы так полюбить меня? Хотя, он знает эту страшную историю моей несчастной любви с Денисом. Но то, на что мне пришлось решиться, это осталось только тайной нашей семьи. Ну и Зорькина, разумеется. Глупо отпираться, говоря, что я не страдала после его ухода из института.
Но я встретила Андрюшу и полюбила его всем сердцем, и эта любовь совершенно иная, она настоящая! Искренняя! Поэтому мне очень хочется, чтобы Андрей никогда во мне не сомневался! Я понимаю, что никакая семья не может быть полноценной без детей! И сейчас мама снова права, наша жизнь, наше будущее с Андрюшей зависит только от меня!
– Сможете! – ответил врач на свой собственный вопрос. – На данный момент это зависит от вас, ну а потом посмотрим. А вообще, чтобы подтвердить диагноз, не мешает провериться не только вам, но и вашему мужу.
Догадался видимо он по моему обручальному кольцу на безымянном пальце, на которое я прятала свой взгляд при откровенном разговоре.
– Нет, нет! Дело только во мне! Это точно! – возразила я сразу же, понимая, что Андрею совершенно не обязательно знать, что произошло со мной по дурной молодости.
– Ну... Это еще не окончательно. Но в таком случае, не будем терять времени, пройдем сейчас первое общее обследование, а там будет видно.
В этой клинике все делалось на совесть, я не имела в виду сейчас того качественного ремонта, а то отношение, с коим обращались с пациентами. Я знала, что могу довериться надежным специалистам в своей области. Снова стало страшно, что именно сегодня будто решалась моя судьба. Хоть и бояться было уже поздно, когда думать надо было раньше. Но ведь никто из нас не застрахован от ошибок.
Вот и сейчас я покорно терпела все действия врача, чтобы услышать такой ожидаемый мною положительный результат. Но что-то потустороннее твердило мне: надежда умирает последней...

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Ой... Столько мыслей, что даже не знаю, с чего начать..

Катя была готова простить Андрея, когда увидела цветы, это видно, но что-то заставило ее столь не логично поступить потом... Честно говоря, я ее здесь не понимаю, я бы уже давно простила, хотя, да, такое простить трудно.. А если бы не простила, уж точно бы не пошла проверяться на бесплодие... По моему, нужно сначала простить, а потом уже о чем-то думать... Тем более Катя задумалась о беременности как раз с расчетом на то, что этот ребенок и известие о его появлении, поможет как-то сплотить их семью и помирить их, а тут Андрей сам приходит с покаяниями, так почему же не простила?...

А Ромочка уже ждет очередного Катиного прихода... Ой, как же мне это греет душу!...

Жду продку...)

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...