Ох, надеюсь вы ждали проды, а то я огорчусь
Но да не будем о грустном, вот она! Та-дам!
Глава 9
Ехали снова молча, только Жданов отчего-то был неспокоен, все время нервно косился на телефон, а затем на Катю и улыбался как-то по-дурацки при этом.
Дома Катю встретило мельтешение матери и недовольное ворчание отца.
— Явилась! — пробасил с порога Валерий, раскинув недовольно руками. — Ну, как спалось? Как гостиничные номера?
— Пап…
— Что «пап»? Ты где была? Что за работа?! Ты дома не ночуешь, на звонки не отвечаешь! Показ какой-то… А дома то тебе что не спалось?
— Просто я устала, и поздно было уже, метро закрыто, а деньги я с собой не взяла, чтобы такси вызвать, а Юлиана предложила в гостинице остаться… в общем, пап, не беспокойся. — Прошла на кухню, обняла отца за шею, и Валерий начал потихоньку оттаивать.
— Ишь, ластится, — Заворчал Валерий, все же обняв в ответ дочь. — Натворила что ли что-то?
— Нет, пап, нет. — Поцеловала отца в макушку седой головы и ушла в комнату. Наспех переоделась в джинсы и пиджак, в которых была на презентации Волочковой, накрасилась, уложила волосы, посмотрела в зеркало — вроде терпимо, надела очки и, взяв сумку, пошла на кухню.
— Я, мам, позавтракала.
— Как это? Где? Ну поешь хоть кашу. — Заворковала Елена Александровна, усаживая дочь за стол.
— Нет, не хочу. Зорькина покорми лучше. — И как раз в этот момент зазвонили в дверь.
Коля зашел в дом, поздоровалась с Валерием Сергеевичем и Еленой Александровой, захватил пару булочек со стола и потащил Катю в ее комнату.
— Ну, Пушкарева, колись. Где была? — Медленно жуя, спросил Николай, усаживая девушку на диван.
— У подруги, сказала же. — Хмуро посмотрела на друга и отвернулась.
— Ну да, сказки свои папе с мамой расскажи, а мне правду! У Жданова да?
Катя замялась и прикрыла глаза, Коля все понял. Встал резко, руками всплеснул и заходил по комнате нервно.
— Ну ты… Катя!
— Не кричи! Ничего не было! — Раздраженно прошипела Катерина, усаживая уже его на диван, а после спокойно добавила: — Не было ничего. — Погладила его по руке и прикорнула головой к его плечу.
— Пушкарева… Ну вот, что ты за дура.
— Коля?!
— Извини. — Поцеловал ее в макушку и погладил по плечу. — Просто Жданов твой подонок… А ты к нему домой едешь. Вот скажи еще он не приставал к тебе?
— Я рассказала ему все. Мне так плохо было, что он не посмел. Точнее пытался, но я, ты знаешь, стояла насмерть. Напилааась…Чуть в гроб его своими истериками не свела. — Усмехнулась и крепче прижалась головой к Колиному плечу, устало простонала и обняла друга. — Я так устала. Голова кружится все время.
— Пушкарева, вот не надо со мной нежничать. Я не Жданов, не растаю.
— Потому что ты не Жданов, потому и нежничаю. — Улыбнулась Катерина и поцеловала друга в щеку.
— Ой-ой, какие мы трогательные. — Проворчал Колька и улыбнулся одними уголками губ. — Ты вот как преобразилась, так все и кокетничаешь, мне когда бояться начинать?
— Злой ты. Ладно, побегу. У меня трудный день сегодня, нужно отбивать атаки Жданова.
— Как будто тебе не нравится, когда он пристает.
— Дурак. — Весело рассмеялась и бросила в него подушкой, затем вышла из комнаты и, попрощавшись с родителями, под ворчание Валерия Сергеевича вышла из дома.
Жданов, как и обещал, ждал ее как примерная собачка во дворе ее дома. Увидев только ее силуэт, вдруг встрепенулся, заулыбался и торопливо вышел из машины, чтобы открыть перед ней дверцу. Катя неодобрительно фыркнула и села в машину, даже не удостоив его взглядом. Андрею оставалось только терпеть ее упрямство и хмурые взгляды.
— Как ты объяснишь Кире, что мы приехали вместе? — Спросила она, когда Жданов подъезжал к зданию Зималетто.
— Никак. — Пожал плечами он. — Она заболела, смс прислала сегодня. Так что… — Припарковал машину и лукаво взглянул на нее через плечо. — Весь день наш.
— Как мило. — Сухо ответила она без капли энтузиазма и рывком открыла дверь автомобиля и, так и не подождав Андрея, пошла к лифтам, сделав вид, что не заметила удивленный взгляд Потапкина. Андрей раздраженно выдохнул, процедил сквозь зубы какое-то ругательство и так же как и Катерина быстро пронесся мимо охранника, не удостоив его даже ответом на приветствие. В офисе царила тишина, только лишь уборщицы гремели швабрами и шуршали пакетами с мусором. Но как ни странно, Мария Тропинкина, работница ресепшена была уже на месте, а заметив выходящую из лифта Катерину, сразу же радостно защебетала.
— О, Катька! — Улыбнулась Тропинкина возбужденно и обняла подругу. — Как чудно выглядишь! Ты просто нимфа! Так рада за тебя!
— Спасибо. — Катя дежурно улыбнулась и обняла подругу в ответ. — Ну а ты, что такая радостная?
— Да знаешь, просто настроение хорошее. — Замялась как-то Маша и вернулась на свое рабочее место.
— Вы с Федей помирились?
— Да… А как ты угадала? — Маша счастливо улыбнулась. Кажется, ее день удался.
— По улыбке. — По-доброму усмехнувшись, ответила Катя.
Подъехал лифт и оттуда вышел президент Зималетто, Катя бросила на него быстрый взгляд и поздоровалась кратко.
— Здравствуйте, Андрей Палыч.
— Здравствуйте, Катя. — Глубоким бархатным голосом сказал он и подошел к девушкам, остановившись возле своей помощницы и незаметно для Маши, положив Кате на спину свою горячую ладонь. Катя поежилась, на щеках вспыхнул румянец. — Здравствуйте, Мария. Уже на работе, не ожидал. Молодец.
— Спасибо, Андрей Палыч. — Мария растянула губы в широкой улыбке, в глазах сверкнул счастливый огонь. И вдруг Жданов поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы такой же огонь плескался в глазах Кати, но она была мрачной, даже тогда когда улыбалась, и в глазах ее была глубокая непрошибаемая тоска, и как же было ему плохо от мысли, что тому виной был именно он.
«Она больна» — Звучали в его голове ужасные слова, что шептала ему совесть, дикая птица, не подчиняющаяся никому, вольная в полете, властная над собственной судьбой, но в то же время привязанная лишь к одному. — «Она отравлена несчастьем, ей больно, она сгорает на глазах, и ты в этом виноват. Ты ее мучитель»
— Кать, идемте в кабинет. У нас много работы.
— Конечно.
Как только они зашли в кабинет, Катя тут же заперлась в своей каморке и сказала, что не хотела бы, чтобы ее беспокоили, сославшись на то, что нужно доделать отчет. Жданов слушался ее беспрекословно сегодня, параллельно примеряясь к ней, наблюдая со стороны. И было во всем, что он в ней видел, что-то ужасное, непонятное и совершенно необъяснимое. Каждый ее жест, каждое слово оставляло жгучие отпечатки у него внутри, потому что, что бы она ни сказала и ни сделала, сопровождалось обвиняющими взглядами и резкостью с ее стороны. Но он знал, что заслужил даже что-то похуже, а потому сносил любые ее колкости, любые ее выходки и претензии тоже.
— Андрей Палыч, — обратилась она к нему, не пытаясь скрыть своей раздраженности. — Вы опять забыли подписать эти договоры с моделями, Милко скоро начнет психовать и в первую очередь пойдет разбираться именно ко мне, а я не хочу выслушивать его истерики, он и так слишком много позволяет себе, не заставляйте меня выслуживаться перед этим доморощенным гением.
Жданов приоткрыл рот, захлопал часто глазами и уставился на Катерину. Что она сказала? Доморощенный гений? Она так действительно сказала? Его добрая и чуткая Катя? Что же с ней творится?
— Ну, так подпишете? Или мне еще год здесь постоять? — Грубо вторгся ее голос в его сознание и он, не отрывая от нее своего взгляда, на ощупь подтянул какие-то бумаги к себе и машинально расписался там, куда указала Катерина.
— Кать, присядьте. — Прохрипел Жданов не своим голосом, судорожно после вздохнув. Начал барабанить пальцами по столу, не зная, как и подступиться к такой Катерине. — Вас… нет-нет. (Тут он откашлялся и облизал пересохшие губы, очень волновался) тебя что-то беспокоит? Не болит ничего? Ты бледная…
— Все в порядке. Ничего не болит. Ничего не беспокоит. — Отрапортовала Катерина и быстро удалилась в свой кабинет. Жданов от досады ударил кулаком по столу, от боли поморщился и зашипел.
— Ох, Катя-Катя… — прошептал он в пустоту. — Что же с тобой творится?
Малиновский опоздал. Жданов злился на друга, а когда тот пришел то выплеснул на него все свое раздражение, что не мог выплеснуть на Катю. Кира еще позвонила, сказала, что придет завтра после обеда, жаловалась на температуру, хотела, чтобы он ее пожалел, а он… Он был в себе, на вопросы отвечал односложно и сухо, ее опять разозлил и она снова плакала. Ненавидел себя за это, но не мог по-другому. Кира хорошая девушка, но он ее не любил, он только мучил ее. Так к чему такие страдания? Она и не любит его, уверял он себя, просто зациклилась, он знает, что давно нет того Андрея, что нравился Кире — влюбленного, глупого, беззаботного и жизнерадостного. Ему на замену пришел не менее безответственный, не менее глупый, а еще и жестокий человек, да и далеко не беззаботный. Катя была его спасением, она сотворила из него еще одного персонажа — серьезного, уверенного в своих поступках, мудрого и любящего, сильного духом мужчину, но и она покинула его, закрылась, но в том была его вина. Он никак не мог все это разобрать по полкам, а потому испытывал такую чужеродную боль внутри себя. Болело не за него, болело за тех, кому он причинил боль, а главное болело за Катю. Она изменилась, стала нервной, грубой, жесткой и вялой, ничего больше не выдавало в ней смешную, жизнерадостную девочку… А была ли она? Может, это было лишь внешнее, напыление, так сказать, она просто боролась тогда, пыталась быть счастливой, а он так бездумно и бездарно ее растоптал, выпустил всех ее внутренних монстров наружу, она погибала. Нужно ее спасать.
— Малиновский, какие же мы кретины. — Говорил он, бросая в лицо другу листки с инструкцией.
— Откуда это у тебя? — Испуганно моргая глазами, спросил Роман и за голову схватился.
— Катя нашла твое творение.
— О, господи… Она же… Она уничтожит нас! — Вскрикнул в ужасе Малиновский и тут же прикрыл рот руками.
— А тебя только это беспокоит? — Несколько зло спросил Андрей, буквально выплюнув эту фразу.
— Ты что не понимаешь, Жданыч?! Она же просто растопчет нас!
— Нет, это ты не понимаешь! — Закричал Жданов, навис над Романом и отрывисто задышал у него над ухом. — Ей не нужна наша компания. Не нужна, понимаешь?! И Зорькин этот… Он тут даже не причем, они друзья! Я… знаешь, я столько о ней узнал, она говорила такое… И она не врала. Ей не нужна компания, она сейчас делает фальшивый отчет, так что получается, что мы с тобой полные кретины и подонки.
— Так ты уверен в ней?
— Да, черт возьми, я уверен! Единственное, в чем я не уверен, так это в том, что она доживет до этого показа и совета.
Далее Жданов рассказал о том, что поведал ему врач о состоянии Катерины, с каждым его словом лицо Романа стремительно бледнело, и в губах под конец появилась мелкая дрожь, а в глазах замелькало раскаяние.
— Она ничего не ест? Может, она на диете? — Предположил Роман, с болью наблюдая, как его друг впадает с каждым своим словом в глубокое отчаяние.
— Да, возможно. Я тоже думал над этим. Но она не ела последние двое суток, пока я ее не заставил. И тебе надо было видеть, как она нервничала, когда увидела тарелку с мясом, ее чуть не вырвало. Я сегодня проконсультировался с одним знакомым, пока она выходила, он подтвердил догадки доктора, но ничего, конечно, нельзя сказать без личного осмотра. — Обреченно склонил голову Андрей и тяжело выдохнул.
— Слушай, а может, это расстройство… Как там?
— Пищевого поведения.
— Вот. Может, это не так уж опасно?
Жданов поднял на него глаза и, тут же зажмурившись, отвернулся.
— Не опасно, по-твоему, не есть по несколько суток?
— Ну…
— Вот видишь. А главное, что это безумно страшно, наблюдать, как она угасает. Она стала нервной, раздражительной, но иногда это проходит… Словно кто-то тянет ее за невидимые ниточки. И тогда она становится снова нежной и ласковой, но потом снова что-то идет не так и она грубит, топает ногами, сходит с ума… — Он развернулся к Роману, положил на плечи ему свои руки и прошептал. — Она умирает. Тихо и безмолвно. Я боюсь, что она сделает… что-нибудь с собой.
— То, что ты рассказал, конечно, ужасно, но не настолько, чтобы опускать руки, Жданыч. — Рома тепло улыбнулся и возбужденно начал о чем-то щебетать. — Ты ведь Андрей Жданов! Ты должен спасти свою прекрасную Дульсинею. — Ромка улыбнулся и вскочил со стула.
— Ты слышал, что я сказал? Она больна! Помимо прочего, ее психика сейчас неустойчива, у нее, оказывается, панические атаки с пятнадцати лет! И знаешь, что, мой талантливый друг, она не испытывала этих панических атак уже три года! Три! Пока мы с тобой не появились в ее жизни. Это плохо сказывается на ее здоровье, она не дотянет и до тридцати, если ее не показать доктору, но как это сделать, если я даже заставить ее поесть не могу?! — Жданов разошелся не на шутку, в выражениях не стеснялся и грубостью не пренебрегал, он был на взводе, он боялся, жутко боялся своих слов, но был достаточно храбр, чтобы понять, что это правда. Катя держится на волоске от плохого шага. Роман ошарашенно осел и замолчал, неиссякаемый, как казалось до этого момента, оптимизм, вдруг иссяк. Он, человек самый легкомысленный и ветреный, какого только можно отыскать во всей столице, вдруг заглянув в страшные глазища реальности, упал духом и почувствовал тягостное смирение и вину. Вину за поступок, который был для него лишь поводом для веселья, но последствия оказались совершенно невеселыми.
— Ты говорил с ней об этом? — Глухим безжизненным голосом поинтересовался Роман.
— Нет. Она сама не понимает, что происходит с ней. Но может если и понимает, то будет отрицать и утверждать, что все в норме, а между тем, она истощена. За один день так изменилась… Видимо, мы с тобой запустили какой-то механизм саморазрушения, который так долго тикал внутри нее. Может, с ней такое уже было, просто тогда она нашла силы выйти из положения, а сейчас… Сейчас она не может. Ей нужна помощь.
—Ну, так помоги ей! — Уцепился Роман за эту мысль словно утопающий за соломинку. — Ты ведь любишь ее?
Жданов кивнул.
— А она тебя?
— Говорит, что тоже. Но это неважно. Она злится, ненавидит и терпит меня лишь из-за того, что хочет выполнить свой долг перед компанией, а потом уйти.
— Это она сказала?
— Нет. Но я это знаю. Видел бы ты, как она морщится от отвращения, когда я пытаюсь ее поцеловать. Словно я самый худший ее кошмар. Но так ведь и есть! Знаешь, она кричит во сне… — Сел на стол, шумно выдохнул и закрыл лицо руками. — Она даже во сне не может расслабиться. Постоянно ворочалась сегодня, говорила с кем-то, плакала. Это ведь не нормально?
— Подожди, вы спали вместе? Она что все-таки…
— Да. Но не было ничего, говорю же. Она напилась, ей было плохо, у нее истерика, паническая атака, в обморок от голода упала… Ты думаешь тут было к месту? — Все это время лицо Жданова выражало неиссякаемую тревогу, она поселилась в каждой черточке его лица, в каждом мускуле и мышце виделось напряжение и страх, голос постоянно срывался. Роман не мог смотреть, как медленно гаснет в нем жизненная сила.
— Так, Андрюх, ну-ка хватит сырость разводить. Ну да, мы накосячили… — Увидел хмурый взгляд друга и осекся. — То есть, мы жутко провинились, нам нет прощения, я знаю… То есть я виноват, конечно, больше.
— Конечно! Как ты мог написать такое?! Это слова чёрствого, глупого мальчишки, а никак не взрослого мужчины! Ты хотел потешить свое самолюбие? Доказать этим гадким пасквилем, что лучше ее? Что ты весь такой лощеный, искрящийся заслужил жизнь больше ее? Что ты имеешь право на то, чтобы быть гадким и глупым, а она должна безукоризненно выполнять наши пожелания, только потому что как-то не вписалась в наши представления о прекрасном? Ты даже не считал ее за человека, когда писал это… Ты просто думал о своем эго, для тебя женщины это что-то вроде портсигара, всегда блестят и всегда при тебе… — Роман застыл как истукан, он понимал, что его друг просто устал, что ему нужно высказаться, что он мучается чувством вины, что все навалилось на него сразу, и сейчас он просто не видит иного выхода, нежели выплеснуть свою злость. И на себя он злился прежде всего. Что ж, он покорно его выслушает.
— Ты не поймешь ее, и я тоже, как бы мы не захотели. Я понимаю, ты просто шутил, хотел позабавиться, когда писал это, но нам не пятнадцать уже, Ромка. Чем ты или я лучше ее? Тем, что нам повезло родиться в богатых семьях? Так это не наш выбор. Тем, что мы выглядим лучше? Так оказалось, что это вовсе не так. Но, тем не менее, мы поступили как животные, загнали бедное слабое существо в клетку, сотворенную им же. — Жданов выдохся, в голове тяжело ложились мысли, он качнулся и рухнул на стул, едва не промахнувшись и не упав на пол. — Она сидит там и наверняка обдумывает, как избавиться от нас. Как поскорее отделаться от Зималетто и сбежать… Только вот от себя не сбежишь, Ром. Она уничтожит себя.
Рома все это время молчал, со страхом наблюдая, как Андрей рвет себя изнутри, как погибает от собственного бессилия, он не должен допустить того, чтобы Андрей опустил руки, он должен ему помочь. Пусть в глазах Андрея Жданова снова горит свет жизни, он отдаст и свой, если понадобится.
— Андрюх, — Осторожно подступив, Рома положил руку на опущенное плечо друга. — Я все сделаю, чтобы она стала снова Катей Пушкаревой, жизнерадостной и ласковой девочкой, которую ты любишь. Но ты должен мне помочь. Ты должен помочь ей.
— Как? Она теряет постепенно рассудок, разве ты не понял? Ей нужна помощь специалиста, а не двух доморощенных самовлюбленных засранцев с внезапно проснувшимся чувством вины. Хотя, насчет тебя я не уверен.
— Ну я же не зверь, Андрей! Мне очень жаль! Хватит уже винить во всем меня, да я виноват, но перестань мне этим тыкать! Ну хочешь, я на коленях у нее прощения попрошу?
Андрей усмехнулся, достал откуда-то из пиджака фляжку, сделал глоток и мотнул головой под выжидательным взглядом Романа.
— Нет, она не простит. Да и ты не слишком-то раскаиваешься. Она гордая.
— И что тогда делать? Как я могу помочь?
Жданов внимательно посмотрел на друга и изрек:
— Будешь следить за ней, если я не смогу. Справишься?
Роман улыбнулся и обнял друга. Неужели не все потеряно?
— Конечно, Андрюх! Спасем мы твою Катерину! Я буду ее верным стражником. — Театрально приложил руку к сердцу, поклонился и расхохотался.
— Только не мельтеши перед глазами часто, иначе она заподозрит что-нибудь. И будь вежлив, понял? У нее могут истерики случиться… ты готов?
Роман выпрямился, грудь выпятил, приложил руку к голове и прогорланил, что есть мочи: «Всегда готов!»
— Клоун. — Усмехнулся Жданов, слез со стола и дал другу легкий подзатыльник.
— Эй, че дерешься?! — С притворной обидой воскликнул Ромка и снова легко рассмеялся. — Ну а вообще, — Принял он более серьезное выражение лица и, опершись на стену, откинул голову назад. — Почему она ничего не ест?
Только что появившийся румянец сошел тут же с лица Жданова, и он весьма побледнел.
— Ну а сам как думаешь?
— Так ведь она не страдает лишним весом. И с фигурой у нее все в порядке.
— У нее психологическая проблема, мы с тобой видим, что все в порядке, а она смотрит в зеркало и видит, наверное, там борца сумо. — Андрей так же как и друг на стену облокотился, голову откинул и в который раз судорожно вздохнул.
— А как ей вообще такое в голову то пришло? Я ничего такого не писал…
— Так и без тебя, видимо, добрые люди нашлись. Убил бы…
— Ага. Но пока что она убивает себя. Кстати, сейчас разве не время обеда? Иди пригласи ее в кафе или обед в офис, ну, чтобы проследить, что она поест. — Андрей вдруг встрепенулся, поблагодарил друга за своевременное напоминание крепким объятием и бросился в кабинет, молясь лишь о том, чтобы Катя была еще там. И он как раз успел, Катя уже выключала компьютер и одевалась.
— Катя! — Почти влетел он в ее каморку, успев затормозить лишь на пороге. Рукой оперся на косяк, переводя дыхание, и глупо улыбнулся, чем вызвал очередной приступ раздражительности у Кати.
— Я на обед с девочками. — Отрезала Катя, пошла к выходу, но Жданов вытянул вперед руку, не дав ей пройти.
— Стоять. Ты обедаешь со мной. — Встретились взглядами: Жданов смотрел непреклонно, строго, Катя холодно и отстраненно.
— С чего ты взял?
— Я так сказал, так и будет. — Развернулся, потянулся свободно и вдруг достал из кармана ключ, показательно повертев им перед носом Кати. — К тому же, двери заперты. Обед будет… — Посмотрел на часы. — Через пятнадцать минут, если Роман уже его заказал.
— Что и дружка своего подговорил?
— Конечно. На то он и друг.
— Ну да. Вместе и в радости и в горе… — Печально склонила голову, и ее безжизненный взгляд скользнул по поверхности стола.
— Раздевайся, присаживайся, обед скоро будет. — Растянул губы в дурацкой улыбке и принялся снимать с нее пальто. Катя резко дернулась, освободившись от верхней одежды, и подошла к столу Жданову. Взяла телефонную трубку, молча набрала чей-то номер.
— Алло, Маш, я не иду на обед. Да, Андрей Палыч задержал… Ты же знаешь, какой он тиран, да, не повезло с начальником, передавай привет девочкам. — Положила трубку, улыбнулась Жданову криво и холодно и уверенно прошагала к дивану, когда мимо прошла, Жданов даже дрожь почувствовал. И это вовсе не было похоже на любовную лихорадку.
— Что ж, Катя, за такую наглую ложь тебе придется съесть в два раза больше. — Он вальяжно прошелся перед ней, пряча руки в карманах брюк. Важности хотел напустить и ее позлить тем самым, потому что знал, как она ненавидит его проявление власти, она в своем состоянии могла натворить многое, и его шаг мог быть опрометчивым, но он должен быть рискнуть, хотя бы попытаться.
— Что? Жданов, мы так не договаривались! Я съем столько, сколько смогу… — Катя поняла вдруг, что говорит что-то не то. Что на нее нашло, это ведь странно, наверное, смотрится со стороны. Он что-то заподозрит. Разве он должен знать о ее проблеме? Нет, хоть это она должна оставить себе. — То есть все равно. Ладно, могу съесть хоть сколько. Ужасно голодна.
Андрей сощурил взгляд и подошел ближе к ней, присел возле нее на корточки и положил голову на колени, предварительно взяв ее руку и поцеловав ее в открытую ладонь.
— Катя, я люблю тебя.
— Замолчи. — Откинулась на спинку дивана и вперла твердый взгляд в стену. Все было неправильно в его «люблю» от волнующей ее дрожи в его голосе до его желания это доказать.
— Нет, я буду повторять это, пока ты не примешь это как данность. — Андрей провел рукой по ее коленке и посадил на ней маленький поцелуй, начиная постепенно опускаться все ниже к ее щиколотке, он так желал прикоснуться к ней, что едва смог оторваться от нее, когда услышал стук в дверь.
— Я сейчас.
Открыл дверь, официант услужливо разложил заказанную еду, столовые приборы, взял чек по оплате и, дежурно улыбнувшись, удалился.
— Ешь, Катя. — Сказал он, когда заметил, как девушка кривится при виде обилия пищи в ее тарелке. — Ты не ела с утра, ты бледная и усталая, тебе необходимо это.
— Я ем, Андрей. Видишь? — Положила кусочек мяса себе в рот и показательно его разжевала. — Вот.
— Молодец, ешь. — Ободряюще улыбнулся и кивнул в знак одобрения.
Катя ела с удовольствием и почти не могла остановиться, двухдневная голодовка взяла свое, а когда Жданов приказал съесть еще и десерт, с радостью согласилась. Андрей даже удивился той прыткости, с которой она покончила с обедом. Отодвинула пустые тарелки и выдохнула.
— Ничего себе, ты быстро справилась с таким количеством еды так быстро, а говорила, не хочу, не буду. — Подвинулся ближе и поцеловал в губы, положил руку на талию, наслаждаясь теплом ее тела, и всего мгновение спустя деликатно отстранился со словами: Вот и мой десерт.
— Жданов… — Устало простонала Катерина и прикрыла лицо руками. — Перестань вести себя так… Раздражает…
— Ну вот, а говорят, сытые люди становятся добрее. — Наиграно вздохнул Жданов и снова без всякого стеснения наклонился к Кате за поцелуем, но встречен был теплой ладошкой.
— Сказала же, раздражает.
— Ух, какие мы нервные. Ну ладно, раз так, то тогда помоги мне убрать со стола.
Катя ничего не ответила и принялась сгребать пластиковую посуду со стола под пристально рассматривающим взглядом Андрея, пыталась не смущаться и вести себя спокойно, но иногда все же издавала нервные вздохи. Андрею это категорически не нравилось, ее нервозность, раздражительность, растущие с каждой секундой, казались ему, отнюдь, не производными банальной усталости. Успев еще с утра проконсультироваться с одним врачом, хорошим специалистом, он знал, что Катина нервозность и резкий отказ от еды является лишь началом развития расстройства и, что еще хуже, у Кати наблюдаются все синдромы нервной булимии, но вообще это все поддается лечению, и в данной ситуации это единственная хорошая новость. Но надо приступать скорее, ведь болезнь имеет свойство прогрессировать, и тогда придется прибегнуть к медикаментозному лечению, что будет значить, что шансов на выздоровление мало. Надо сказать, Жданов очень испугался, прочитав в сети о симптомах этой болезни — отказ от пищи, контроль веса и периодическое переедание, после чего пациент испытывает к себе отвращение. Диссоциативное расстройство бродит рядом, а это значит изменение в психике, замкнутость, закрытость человека, нарушение в памяти и прочие неприятные последствия, ждущие ее в будущем. Кроме того, значительная потеря веса приведет к физиологическим проблемам, что отразится вновь на ее самооценке и вызовет не менее устрашающие последствия. Все было слишком запутано.
Жданов неустанно листал тысячи страниц информации на эту тему и все лучше стал понимать, что Кате нужны сеансы психотерапии, а также диетолог, который посоветует ей правильное питание и будет следить за этим, иначе Катя пострадает как в физическом, так и эмоциональном плане. Она вредит сама себе, не понимая этого. Поэтому первый шаг к ее выздоровлению — это принятие проблемы.
— Жданов, открой дверь. — Катин голос выдернул его из пучины плохих мыслей, и ему пришлось отреагировать и натянуть на лицо улыбку.
— Куда ты?
— Мне нужно выйти.
— Куда?
— Какая разница? Я, что, твоя узница? Выпусти.
Андрею ничего не оставалось, как выполнить ее просьбу. В конце концов, у нее законный перерыв, она имеет право делать все, что вздумается.
— Зачем тебе сумка?
Катя обернулась, стоя в дверях.
— Какая разница?
— Нет… просто. Ладно, иди. — Подошел ближе и снова улыбнулся, несколько тепло, нежно, словно боялся чего-то, говорил с ней как с сумасшедшей, и Катю это нервировало. Она жутко злилась на него, на его улыбки, на его взгляд и люто ненавидела его заботу. Сама не понимала, что на нее нашло, но, выходя, громко хлопнула дверью. Как все достало.