|
Понедельник
День шестой
Мелодия будней ей была ближе и понятней, чем мотив выходных. Ритм был четкий, давно заданный ею, и многое делалось почти само собой. Выходные требовали от нее большего включения, быть «здесь и сейчас», а ей хотелось сбежать от всех, даже от себя.
Но в этот понедельник привычный темп — скорее аллегро, чем адажио — все время нарушался непрошеными мыслями о вчерашней случайной встрече. Катя строго-настрого запретила себе думать о любовнике, веря, что она сможет раз и навсегда вычеркнуть его из своей жизни, но раз за разом сама себя настигала на месте преступления — о чем бы она ни думала, мысли возвращались к нему.
Неужели на этот раз он просто ее отпустит? Без скандала и выяснения отношений, неужели не будет удерживать и даст уйти? Или, наоборот, будет преследовать и изводить звонками? И что она будет делать в том или в другом случае?
Каждый раз, когда они ругались, она задавалась этим вопросом: что теперь? И почти всегда ей не приходилось что-то предпринимать — он звонил первым. Можно было бы подумать, что он привязан к ней больше, если бы не его манера мириться. Он не просил прощения, даже если был неправ, а вел разговор так, словно и не было никаких ссор.
Однажды они поругались так, что у Кати еще час после этого дрожали руки, и она явственно вспомнила, что умеет и может крушить шкафы, как когда-то в пору злополучной инструкции Малиновского. Шкафы устояли, а вот ключам от машины не повезло. «Хорошо, — думала Катя, подъезжая к офису, — что под руку попались его ключи». Хорошо, что у него были запасные. Хорошо, что он всегда умел останавливаться, как бы ни был зол. Жаль, что она тогда остановиться не могла. Как она кричала от бессильной злобы — на него, на себя, на мужа, на весь свет, на свою жизнь, которая загнала ее в угол! А он держал ее за руки, чуть выше запястий, и только сильнее сжимал губы, так, что они превратились в едва заметную полоску. А когда она накричалась, сказал спокойно, словно ушат воды на нее вылил:
— Убирайся. Я не собираюсь быть мальчиком для битья. Нам было хорошо вдвоем, никто не принуждал тебя. Это все, Катя, было и твоим решением. И не надо разыгрывать из себя попранную добродетель. Вали.
Она ушла гордо, насколько позволяло состояние. Очень хотелось плакать, но, конечно же, она себе этого не позволила. Только остановилась недалеко от офиса, чтобы окончательно прийти в себя. На совещании в конце того злополучного дня все получили на орехи, и фирма выдала в конце месяца просто невероятные результаты. Андрей был немного обеспокоен, а Катя, пока ехала домой, вся пропиталась чувством вины: за то, что сорвалась, за то, что изменяла, и дома была настолько заботлива и мягка, что Жданов списал все на ПМС и успокоился.
Было ощущение, что у них второй медовый месяц: Катя пыталась сделать все, чтобы вдохнуть в брак новые силы, она старалась изо всех сил, как прирожденная отличница, и у нее почти получалось. Почти, потому что она каждый день ждала звонка, боялась, что он больше не позвонит, и боялась, что позвонит прямо сейчас, а она не знает, что ему сказать. Так хотелось поговорить об этом хоть с кем-то, хоть с Колей, но Колька давно сдружился с Андреем, и было бы свинством делать его поверенным в ее делах. Дневник? С тех самых пор, как ее дневник прочел Андрей, она не смогла заставить себя снова начать записывать свои мысли и чувства. Иногда на работе она набивала текст, что-то вроде письма, и сразу же безжалостно стирала, не в силах заставить себя отправить его. Иногда она вела мысленные диалоги, продолжая или переигрывая последний разговор. И она скучала, ох, как скучала по нему! Даже исчезнув, он все равно был в ее жизни и исподволь влиял на нее.
А потом он ей просто позвонил и сказал: «Ну?». Это было настолько неожиданно, что Катя просто рассмеялась: так, наверное, смеются висельники, узнав, что казнь отменили. Она сама не ожидала от себя, что так обрадуется, услышав его голос.
— Когда и где? — продолжил он сухо, но Катя знала, что и он улыбается.
Они встретились, и вместо того, чтобы тут же наброситься друг на друга, проговорили все отведенное на свидание время о совершенно нелепых вещах: о фильмах, об общих знакомых, о курсе доллара к евро и о внешней политике, о погоде и еще о многом, о чем обычно говорят закадычные друзья, но не любовники. И когда Катя, сев в машину, увидела свои глаза в зеркале заднего вида, она впервые за эти годы испугалась по-настоящему: до этого момента ей удавалось внушить себе, что все происходящее не столь уж и серьезно, что она может, если только захочет, прекратить это в любой момент. И она снова повторила себе эту спасительную ложь всех наркоманов и алкоголиков: «Я прекращу это, когда захочу... Просто сейчас я этого не хочу».
Теперь ситуация изменилась, Катя больше не врала себе: она не хотела прекращать эти отношения, но она должна была это сделать.
***
— Я хочу поговорить с тобой, — он позвонил в начале обеденного перерыва, Андрей должен был зайти за ней минут через пять.
— Я не знаю, когда. Я перезвоню, — она прервала разговор, слыша, что к кабинету подходит Андрей.
Он заглянул в кабинет, прикрывая мобильный рукой:
— Катюш, такое дело, зовут на бизнес-ланч, Веритский, пойдешь со мной? Или мне одному? — и он состроил несчастную мину.
— Поехали, — вздохнула Катя, — что же делать...
Андрей ушел в свой кабинет взять необходимые документы, Катя стала набирать номер, которого не было в ее записной книжке, и который она знала наизусть, но потом передумала и послала смс: «В 7, у тебя», — и, получив сообщение, что смс дошло до адресата, тут же стерла его.
Бизнес-ланч прошел нервно, но лучше, чем ожидала Катя. Андрей расточал обаяние, и жена Веритского, особа малоприятная, но имеющая колоссальное влияние на мужа, растаяла и подвинулась к Жданову поближе. Катя только усмехнулась.
Телефон коротко пискнул: смс с одним только словом, «Хорошо».
***
Он проводил ее в комнату, сам ушел на кухню, вернулся с двумя бокалами: ей розовое сухое, себе коньяк. Они пили в полном молчании: он смотрел на нее, ждал, что скажет она, но Катя молчала. Он отставил свой бокал.
— Зачем? — он подошел к ней, остановился в полушаге, только руку протяни.
— Что «зачем»? — спросила она, отвернувшись к окну.
— Чего ты хочешь? Я не поверю, что я тебе надоел. Это все глупое чувство вины? Решила снова стать паинькой?
— Это ненормально, жить как я, неужели ты этого не понимаешь? Я устала, — она допила вино, поставила бокал на подоконник, обхватила себя за плечи, словно пытаясь согреться.
Их диалог не был похож на предыдущие, и ее это пугало. Чаще всего ее любовник был циничен, самоуверен, спокоен и нагл. И эта его манера вести себя заставляла верить, что он с легкостью переживет их разрыв, что он, если и преследует ее, то только из вредности, что на самом деле она ему не очень и нужна. Так было легче, проще, это снимало с нее всякую вину за разрыв. Так не надо было думать о его чувствах — зачем думать о том, чего нет? Но сейчас он говорил совершенно иначе: устало, обреченно. Он поверил, что это ее окончательное решение, и был готов уйти из ее жизни.
Она порывисто потянулась к нему:
— Я устала. Я уже ничего не знаю. Ты говорил, что увяз? А я? Я увязла так, что... Но так нельзя, так нельзя, это плохо, ты же сам понимаешь, нам не следовало. Нет, не так... Я не знаю...
— Ты любишь его? — спросил он ее спокойно.
Катя попыталась отвернуться, но он удержал ее, заглядывая в глаза.
— Люблю, — ответила она, — все еще люблю.
Он отпустил ее, и Катя тотчас отошла и отвернулась.
— Ладно... ты решила так. Пусть так и будет. Ты права, все это уже слишком далеко зашло. Однажды это должно было кончиться, но... — он повысил голос. — Но почему, черт возьми, сегодня? Я не готов. Я не хочу. И ты не хочешь, — прошептал он, подходя и снова обнимая ее. — Я же чувствую, ты не хочешь.
— Какая разница, хочу или нет? Это неправильно, — она ждала, что он отпустит ее, и страшилась этого. Еще минуту-другую на прощание постоять около окна, глядя на расстилавшуюся внизу Москву. Еще только минуту.
— Кому нужны твои жертвы? — шептал он ей на ухо. — Он не знает, он не узнает никогда. Тогда зачем прекращать? Пусть все идет своим чередом, наши с тобой чувства умрут сами, так всегда бывает, ничего вечного нет, зачем же убивать? Зачем? — он поцеловал ее чуть ниже уха, в висок, он ждал, что Катя повернется к нему.
И она повернулась, со всхлипом обнимая его за плечи:
— Я устала, я не могу так, меня словно надвое разрубили... Когда я увидела тебя там, в гольф-клубе, я... я думала... я думала, ты специально, я так разозлилась! А потом поняла, что ты... и даже не смотришь, и так... я устала...
Он молча притянул ее к себе. Они стояли, обнявшись, и в этой тишине Кате чудилось что-то жуткое. Он молчал, не успокаивал и не ругался, и она понимала, что ему нечего сказать, он так же растерян, как и она. Он увяз. Они увязли в этих отношениях, и выбраться с каждым днем было все тяжелее. И уже было неясно, сможет ли она сохранить брак, потеряв любовника, словно он был одной из опор, поддерживающих ее жизнь.
— Я сошла с ума, — Катя взяла себя в руки, вытерла набежавшие слезы, — или просто устала, до отпуска еще далеко... Прости...
Он не отпустил ее, наоборот, прижал к себе еще сильнее и вдруг стал говорить: спокойно, уверенно:
— Я не отпущу тебя. Хотел бы, но не могу. Я иногда думаю, что проще было бы тебе однажды, давным-давно, скрутить шею. Если бы я знал, чем все это обернется... Я давал нам месяц, может быть, полгода, ну год. Я был уверен, что это все... — он усмехнулся. — Что мне это наскучит. Почему? Объясни мне, почему ты мне не надоела? В тебе же нет ничего такого...
Катя попыталась высвободиться, но он не пустил.
— Молчи, только вот сейчас молчи. Я не хочу с тобой спорить, мне осточертело это все, но чем сильнее я пытаюсь выпутаться, тем сильнее увязаю. Иногда я настолько зол, что готов убивать, зол на себя, что позволил себе втянуться, на тебя — какого черта ты тогда пришла в библиотеку? Почему я не ушел? Зачем я вообще приехал тогда к Ждановым? — он подцепил ее подбородок пальцем, вынуждая поднять на него глаза. — Три года. Ты представляешь, три года!
Катя зажмурилась, ей показалось, что сейчас он признается ей в любви — она хотела этого, хотя ни за что бы не созналась, но она и боялась этого, потому что не представляла, что будет дальше.
Он снова обнял ее:
— Не бойся, усложнять дальше я не намерен. Ты твердо решила прекратить... все это?
— Я устала, так жить нельзя, ты сам понимаешь, и тебе пора... как-то иначе... свою жизнь...
— Глупости, — оборвал он. — Глупости. Я хочу видеть тебя. Хотя бы раз в месяц. — Это было что угодно, но не просьба. Констатация факта. Приказ. Заклинание.
— Нет, — выдавила она. — Нет. Я знаю, чем это кончается.
— Да, нас тянет друг к другу, признайся, тянет, — теперь он обнимал ее совсем иначе, его руки сжимали ее плечи, еще немного — и будут синяки. — Ты сможешь сейчас уйти?
Она прикоснулась к его щеке, посмотрела в глаза.
Это было так, будто берешь горячими руками первый снег.
— Я должна, мы оба... Ты понимаешь?
Он поцеловал ее. Еще и еще, стаскивая с нее платье.
Она слабо сопротивлялась, но он прошептал: «Не сегодня, не сейчас. Последний раз. Так, чтобы было, что вспомнить, да?»
— Только давай без пафоса.
— Как скажешь, Катенька, — он снял с нее чулки. Провел большим пальцем от лодыжки до колена, задержался на секунду, чтобы двинуться выше, по внутренней поверхности бедра, ухмыльнулся, видя, как расширяются ее зрачки, слыша, как сбивается ее дыхание.
— Я хочу, чтобы ты думала обо мне. Ты будешь вспоминать меня? — он наклонился к ней, прижался губами к нежной коже живота, слегка прикусил и замер, дожидаясь ее ответа.
— Да...
— Прекрасно... — теперь он усадил ее на себя, так что они оказались лицом к лицу. — Не закрывай глаза! Ненавижу, когда ты убегаешь.
Он не торопился, медленно, постепенно наращивал темп, вынуждая Катю поторапливать его, останавливался, когда она уже была готова закричать от сметающего все наслаждения. Снова заставлял ее подниматься к пику, снова останавливался, и так несколько раз, пока она не сжала его коленями и не схватила его за волосы. Он рассмеялся, перевернулся так, что Катя оказалась под ним, и уже не останавливался, пока они оба одновременно не закричали от восторга.
— И вот этого ты хочешь нас лишить, — едва переведя дыхание, сказал он.
Она молча повернулась на бок, к нему спиной.
Они больше не разговаривали. Уходя, он бросил холодно:
— Не смей мне звонить. Позвонишь — пеняй на себя, ясно?
— Подожди... — она приподнялась на локте, повернулась к нему.
— Да?
— Я не позвоню, — выдавила из себя Катя. — Ты можешь быть спокоен.
— Я и так спокоен, — он улыбнулся ей. — Совершенно спокоен.
Вторник
День седьмой
Она боялась, что вечером не сможет скрыть от Андрея свое плохое настроение, ночью ей будут сниться кошмары, но Андрей пришел еще позже нее — она уже успела отпустить гувернантку и уложить Настю спать, — и ничего не заметил, а ночью ничто не тревожило ее. Утром Катя встала отрешенная и спокойная, словно все ее чувства разом исчезли. Она знала, что ее спокойствие — мнимое, она знала, что пройдет немного времени, и ее начнет затоплять тоска по любовнику, но Катя уверила себя, что в этот раз она продержится. Это было похоже на плохую привычку, от которой необходимо избавиться, и на этот раз Катя была полна решимости довести дело до конца. Надо было научиться не думать о нем, не вспоминать его, перестать раз и навсегда считать его частью своей жизни. Но как же сложно это было!
День шел своим чередом, Андрей то и дело дергал ее по рабочим вопросам, Амура приносила одну папку с документами за другой, и Катя была рада этой круговерти, опять, как и вчера, беспокоясь о том, что вечером настроение испортится, как уже бывало, и придется врать Андрею, рассказывая о мнимой головной боли.
— Кать, давай обедать? Есть хочу зверски, — Андрей позвонил по внутренней сети. — И давай сбежим скорее, а то Зорькин меня убьет.
— Не убьет, давай лучше его тоже возьмем, ты не против?
Вот один из первых звоночков — ей не хотелось оставаться наедине с мужем.
— Я — нет, а вот Зорькин будет против.
— Беру его на себя.
Коля действительно возмущенно заявил, что некогда обедать, когда готовятся новые контракты, но Катя, конечно же, сумела убедить его пойти с ними.
Когда Андрей отвлекся на телефонный разговор, выйдя в холл, Коля наклонился к Кате:
— Катерина, что происходит? Что с вами опять?
— Коля, все отлично, ты сам сказал — новые контракты, все нервничают и... и...
— Ты себя сегодня в зеркале видела? Ты что, подозреваешь, — Коля красноречиво мотнул головой в сторону холла, — подозреваешь, что Андрей?..
— Нет, конечно, нет, у нас все хорошо. Мы любим друг друга и... что ты придумываешь?
— Я придумываю? — Коля пожал плечами. — Я тебя сколько лет знаю? Самому страшно подумать! Когда ты делаешь вот такое лицо, значит, что-то тебя грызет.
— Жует совесть, — тихо сказала Катя.
— Чего?
— Один мой знакомый говорит, что меня «опять пожевала совесть».
— Оригинальное выражение, — хмыкнул Коля. — Но неважно, так что тебя тревожит? Мне-то ты можешь рассказать?
— Нет, Коля, — Катя покачала головой. — Нет.
— Ты мне не доверяешь?
— Нечего рассказывать.
***
На этот раз Катя сама отказалась ехать с Андреем, сославшись на то, что надо заглянуть к маникюрше. Стоя в пробке, она разглядывала афиши. Чечилия Бартоли. Неделю назад она рассказывала любовнику о ней, о том, что она приезжает в Москву...
— Пойдем вместе? — предложил он. — Вряд ли кто-то заподозрит нас в чем-то предосудительном: на такие концерты ходят или друзья, или скучные семейные пары.
Она хотела ответить шутливо, спросить, что он предпочтет, слыть ее другом или мужем, но осеклась, взглянув на него. Он редко смотрел на нее так: со смесью удивления и тоски.
И она была уверена, что знает, о чем он думает в этот момент: почему получилось так, что они вместе? Она отвернулась, слишком резко, поспешно. Они оба поспешили закончить разговор и расстаться, словно бежали с поля боя.
Возможно, именно тот разговор окончательно уверил ее в том, что они зашли слишком далеко: тогда она честно призналась себе, что может представить их совместную жизнь. Это было страшно, даже страшнее понимания того, что в постели она может испытывать наслаждение не только с Андреем... Но она любила Андрея, любила, и все же другой мужчина занимал ее мысли все больше и больше, по миллиметру отвоевывал ее сердце.
Он всегда говорил, что ему ничего не нужно от нее, и что его все устраивает, он всегда отрицал, что между ними есть что-то большее, чем секс, а она соглашалась. Ей было удобно верить в то, что их отношения — банальная интрижка, она сама себя обманывала, старательно не замечая очевидного. Что ж удивляться, что теперь ей так тяжело?
— Ему тоже, — произнесла Катя. — Ему тоже!
Она отчетливо вспомнила, как однажды, после долгой разлуки пришла в его офис, который он прозвал «Тайными чертогами». Офис был предназначен для официальных встреч, но имел скрытую от чужих глаз комнату, в которой вполне можно было жить. Обычно «чертоги» наполнялись сотрудниками только тогда, когда назначались важные встречи, и было необходимо изобразить бурную деятельность, в другие дни офис пустовал. Для тайных встреч «чертоги» подходили идеально еще и потому, что в здании-муравейнике снимали помещения не менее сотни фирм и фирмочек. Катя приехала чуть раньше, постучала. Никто не ответил. Она толкнула дверь и вошла. Он стоял и разговаривал по телефону, оглянулся... Он не был готов увидеть ее и не успел нацепить маску. Надо было быть слепой, чтобы не увидеть радость на его лице. Он был таким беззащитным в своей радости, что ей захотелось зажмуриться, не видеть этого, будто она вторгалась туда, куда посторонним вход был всегда запрещен...
Пробка двигалась еле-еле, и Катя, выбрав местечко, припарковала машину у обочины, вышла и вдохнула свежий после прошедшего дождя воздух. Пять минут. Она позволит себе еще пять минут воспоминаний и мыслей о нем, а потом выкинет все это из головы раз и навсегда. Катя посмотрела на часы и засекла время, тряхнула головой, подняла воротник плаща.
Так странно, что запоминается не самое важное, не то, что, кажется, не сможешь забыть, а какие-то малозначимые мелочи. Улыбка, фраза «Господи, ну почему мы все время должны следить за временем?», его пальцы, гладящие ее запястье, морщина, залегшая между бровей, когда он сообщает о необходимости уехать, и брошенное вскользь «Как надоело мотаться в Лондон». И еще он сказал: «Как жаль, что иначе не могло сложиться...» И она согласно кивнула: иначе не могло. Раньше они не могли бы стать даже друзьями, а теперь не могли бы пройти мимо друг друга.
«Нет, все ерунда, — уговаривала себя Катя, — у меня прекрасный муж и чудесная дочка. Родители, друзья, подруги. Жизнь, о которой я и мечтать не смела. И он в этой жизни лишний, правда, лишний. Мне надо сходить к психологу, мне надо верить Андрею, мы десять лет вместе и... Господи, — думала она, — как же я буду без него? Как я буду без него?» И снова: «Все пройдет, это просто надо пережить. Ничего страшного не происходит. Наоборот, теперь все будет так, как надо, правильно. Все будет хорошо, обязательно будет хорошо. Обязательно. Я же люблю Андрея, а не его. Я же не люблю его, не люблю. Это все, что угодно, но не любовь. Ведь так? Так?»
***
Ей удалось убедить себя. По дороге к дому Катя заехала в магазин и купила продукты, чтобы сделать на ужин самые любимые блюда Андрея и Насти.
— У нас праздник? — Андрей поцеловал ее в щеку. — А я с Малиной перекусил, так жаль.
— Ничего, просто посиди с нами, — ответила Катя. — Открой вино, то, что мы привезли...
Вечер шел своим чередом, Настя отправилась доделывать «домашку», а Катя и Андрей сидели на кухне, тихо говорили. Повисающие то и дело паузы не тяготили их. Все было хорошо, замечательно, спокойно...
У Андрея зазвонил телефон, он сбросил вызов, и тут же затрезвонил мобильный Кати. Она выключила звук и отложила телефон. Они продолжили прерванный разговор, но Андрей был мыслями далеко, и, наконец, прихватив телефон, ушел в кабинет. Катя допила вино, глядя на то, как сумерки становятся гуще, посмотрела на телефон и решительно вышла из кухни.
Через мгновение она вернулась, схватила телефон: один непринятый вызов и высланное вслед сообщение. От него. «Не звони мне. Я сам позвоню тебе, когда вернусь из Лондона. Кстати, я заказал тебе билет на концерт Чечилии Бартоли». Она была готова стереть смс, но вместо этого набрала: «А ты будешь там?» — и нажала «отправить».
Наверное, когда-нибудь у нее хватит сил закончить это, наверное, однажды они станут просто друзьями, наверное, однажды все само как-то решится. Наверное. Когда-нибудь. Но не сейчас.
_________________ Все бывает. Абсолютно все. Просто кое-что – редко и не со всеми. Но это не значит – ни с кем и никогда(с)https://litnet.com/ru/lina-palen-u412431
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
. Совсем как Наташа из М+Ж, один для умных разговоров, один для удовольствия и т.д. Надо ли говорить, что читала запоем, не могла оторваться. Спасибо! 
Я не хотела, но работа очень впечатлила, как уже очень давно ничего не впечатляло по НРК. Спасибо!