В 2010 году Амалия написала "Осторожно, листопад". Тогда же у меня родилась эта идея. Быстро, как всегда, не получилось
Родному и любимому форуму посвящается.
Название: Точка бифуркации
Рейтинг: детский
Пейринг: разнообразный
Жанр: безобразие какое-то
Существует теория, согласно которой в решающие моменты нашей жизни реальность раскалывается на несколько частей – веток развития событий. Ветки могут сильно отличаться друг от друга, а могут разниться только в мелочах, но одно остается неизменным – они никогда не пересекаются. Каждая ветка начинает существовать самостоятельно, пока не наступает следующая точка бифуркации, и она снова раскалывается на части. И так до бесконечности.
В одной из таких веток, вероятно, Катя вставала с утра и, собрав волю в кулак, отправлялась в институт. Там она становилась слепой и глухой: отворачивалась от настырных взглядов и усмешек, отгораживалась от шепотков за спиной. А на пятый день Таня, которая всегда садилась позади и немного левее, чтобы удобнее было списывать, перегнулась через Катино плечо и спросила:
- Как ты это терпишь? Чтобы из-за какого-то урода тебя так унижали…
Катя прикусила губу.
- А что я могу сделать?
- Ну, не знаю… Наори на него. Пощечин надавай.
- Как будто и без этого цирка недостаточно…
Таня скривилась.
- С тобой все ясно. Ладно, посмотрим.
На следующий день Таня и Денис появились в институте в обнимку. На лекциях они сидели рядом, а на переменах в открытую целовались. А еще через неделю на курсе появился новый повод для сплетен.
«… размером с наперсток…» Хихикали по углам.
«…с виду и не скажешь…»
«…вообще ничего не умеет…»
Таня демонстративно пересела на старое место и бросала на бывшего парня уничижительные взгляды. Денис краснел, бледнел и все чаще пропускал занятия. А еще, совершенно неожиданно для Кати, однокурсники начали посматривать на нее с сочувствием. Апофеозом послужила проникновенная речь Сережки Васильева. Он присел на ряд ниже Кати, обменялся ухмылками с ближайшими соседями и сказал:
- Знаешь, Кать, ты не отчаивайся. Конечно, обидно в первый раз так обломаться. Но поверь мне, у большинства парней гораздо более интересные физиологические параметры. Так что не грусти, ага?
Через несколько недель Денис куда-то перевелся. А еще через месяц Таня привела Катю и еще стайку девчонок к себе домой. В течение последующих часов Катю заставили перемерять кучу одежды, потом учили краситься и укладывать волосы. Наташа Чуркова отдала ей кое-что из своих старых вещей – за лето она похудела на десять килограмм и больше набирать вес не собиралась. Студенты – люди бедные, и разом обновить гардероб им не по карману, даже если очень хочется. Следующей остановкой стала Катина квартира. Девчонки надели юбки подлиннее и, как одна, вежливо улыбались и опускали глазки в пол, чем совершенно очаровали Катиных родителей. Потом, закрывшись в Катиной комнате, перетряхнули ее гардероб.
- Эти рюшечки обрезать, и можно носить, только две верхние пуговицы расстегивай – тебе скрывать нечего. Вот эту юбку обрезать выше колена. Это ушить…
Через полгода Катя уже справлялась сама.
В банке Катя быстро продвинулась. Хорошие знания, цепкий ум, умение учиться и работать плюс миловидная внешность расположили к себе начальство, а скромность и спокойный характер вызвали симпатию коллег. Через пять лет Катя вышла замуж за сотрудника банка-партнера. У них была крепкая и любящая семья, и жили они спокойно и размеренно, без потрясений, слез и драк c боксерами в барах.
А где-то в другой ветке Катя уходила из Зималетто после первого дня работы, и ей никто не звонил. Где-то Павел Олегович начал плотно интересоваться делами компании непосредственно перед сделкой с узбекскими поставщиками. Где-то Андрей наотрез отказался ухаживать за Катей, а потом постепенно и Роман поверил, что бояться им нечего. И в каждой этой ветке они жили дальше, и даже были счастливы, ведь счастье напрямую зависит от наших ожиданий, а если они невелики, то и синица в руке всех устраивает. И в этих ветках тоже никто не крушил в кабинете мебель, не сворачивался на полу калачиком и не сгорал от черной ненависти. И были эти ветки, наверное, не хуже, чем те, где Андрей приносил Кате коробку конфет в новогоднюю ночь, или звонил после месяцев скитаний из страны в страну, или где Катя стирала перед зеркалом в ванной тушь и затягивала локоны в тугой пучок перед походом в Зималетто. И вероятно, не хуже той, где Андрей, растрепанный и уставший, влетел после Совета в здание аэропорта.
Он влетел в здание аэропорта, не зная ни номера рейса, ни времени вылета, ни даже города – только страну. Здесь было слишком много людей. Они огибали его во всевозможных направлениях, тащили за собой чемоданы и капризничающих детей, застывали на месте, высматривая табло. А он все вертелся, как волчок, и пытался разглядеть ее во всеобщем мельтешении и так, наверное, и упустил бы, если бы взгляд не зацепился за рыжий пожар на голове Юлианы.
Катя не хотела с ним говорить. Отворачивалась, опускала глаза в пол. На мгновение ему показалось, сейчас скажет, мол, говорите здесь, мне скрывать нечего. И он бы сказал. Уже был готов. Испекся. Подрумянился. Но Катя вздохнула и позволила увести себя в сторону, к служебному лифту.
- Не надо, - сказала она, - не говорите ничего. Поверьте, Вы не найдете таких слов, которые я еще сама себе не говорила. Я поступила подло. Я позволила чувствам взять над собой верх. Я нарушила собственное слово. А это непростительно.
Она говорила и дальше, в том же духе, а Андрей смотрел на нее и понимал, что бесполезно сейчас что-либо говорить, убеждать и доказывать. Она не услышит его и не поверит. И уж точно не останется, хотя бы потому, что тут она тоже дала слово, а слово нарушать непростительно, и точка.
- Когда ты возвращаешься?
Катя помялась.
- Через неделю.
- Пожалуйста, можно, когда ты вернешься, я тебе позвоню?
Она долго молчала, и наконец неуверенно кивнула.
А потом самолет рванулся от земли и оставил за бортом промозглую Москву, от которой Катя за последние месяцы так устала. Впереди были пальмы, море, много работы, непривычной и оттого непростой, рассеянная Юлиана, проницательная Юлиана, и откровенный разговор. Потом магазины, непривычное отражение в зеркале, мужские взгляды вслед. Снова самолет, аэропорт и лукавый Юлианин взгляд:
- Нет, такси нам не понадобится. Нас подвезут.
А потом Андрей шагнул вперед из толпы встречающих, и они замерли посреди людского водоворота, глядя друг другу в глаза. И тогда Катя отчетливо поняла несколько вещей. Первое: Юлиана уже куда-то исчезла, шепнув на прощание: «Позвони, когда появится возможность». Второе: она, Катя Пушкарева, просто слепая дурочка. Третье: до сегодняшнего вечера домой она точно не попадет. И еще то, что теперь она действительно готова встать рядом с Андреем, оставив прошлое там, где ему и положено быть: в прошлом. И то, что целоваться в аэропорту вовсе не стыдно.
И эта ветка, где они еще долго стояли в сторонке, мало чем отличаясь от множества других людей в этом зале, была, конечно, намного тревожнее, больнее и труднее, чем иные ветки на бесконечно разнообразном дереве их жизни, но, наверное, не хуже. Потому что она тоже была счастливой. И тоже - была.
Браво! 
Рада, что моя история затронула какую-то струнку в твоей душе 
.
