НРКмания

«Я не мечтала сыграть Роксану»
​Актриса Ольга Ломоносова у многих до сих пор ассоциируется с ее холодной и высокомерной героиней Кирой из сериала «Не родись красивой». Но в жизни Ольга совсем не похожа на нее и, несмотря на аристократическую и с первого взгляда неприступную внешность, она обладает открытым и жизнерадостным нравом. А в своих ролях, особенно театральных, открывает разные грани своей натуры и своего актерского дарования. В последние годы у нее с мужем, режиссером Павлом Сафоновым сложился интересный творческий тандем. Совсем недавно в театре на Малой Бронной была представлена их очередная работа - «Сирано де Бержерак», где Ольга сыграла Роксану, что и послужило поводом для нашей встречи.

29 декабря SHARE ПОДЕЛИТЬСЯ TWEET

Мы разговариваем с Ольгой о ее отношениях с мужем-режиссером, о пьесах в стихах, актерских мечтах и счастливых встречах.

TeatrALL: Оля, какие у вас ощущения после премьеры? Совпали ли они с вашими ожиданиями?

Ольга Ломоносова: Признаюсь, что по большому счету я довольна тем, как прошли первые показы, хотя, наверное, очень глупо себя хвалить (улыбается). Самое главное, что здесь доделана режиссерская работа. Но спектакль только родился, и оформиться до конца может лишь на публике, а для этого требуется некоторое время.

T.: Ваша самооценка в конкретном спектакле, в конкретной сцене всегда совпадает с мнением Павла?

О.Л.: Чаще да, хотя на одном из спектаклей Паша после первого акта пришел и разнес меня в пух и прах, хотя мне казалось, что я играю лучше, чем в предыдущие разы (смеется). Но, наверное, где-то что-то у кого-то не так пошло, и мне попало за всех.

T.: Работаете «козлом отпущения»?

О.Л.: Ну, не всегда и не за всех, но бывает (смеется).

T.: А Павел хвалит своих артистов часто?

О.Л.: Паша относится к своим артистам просто по-отечески, он обожает их, всегда собирает прекрасную команду. Несмотря на какое-то начальное сопротивление некоторых артистов театра на Малой Бронной, могу сказать, что сейчас в него поверили все. Он так болеет за дело - это его прекрасное качество, что никогда не бросает свои спектакли, приходит на каждый, если он в Москве. Иногда артисты даже говорят: «Паша, ну, уже все, отпусти нас, наконец» (улыбается). А он старается репетировать, чтобы спектакли развивались, потому что артисты имеют способность «разваливать» их. Но я отдельный случай, так как мы всегда взыскательнее всего к близким людям. Ему хочется, чтобы я была максимально прекрасна (улыбается). И если что, могу «получить по голове» при всех.



T.: Дома работа продолжается?

О.Л.: Конечно, мы все приносим домой, продолжаем репетировать, разговаривать о театре. Мы все равно спектакль делаем вместе, так или иначе. К примеру, вопросами по сцене в монастыре я, наверное, замучила Пашу, потому что не понимала поведение Роксаны: почему она не видит Сирано, когда он приходит к ней, почему не замечает, в каком он состоянии, почему совсем на него не смотрит. Вообще я ее сложно «рожала».

T.: Когда Павел сказал, что будет ставить «Сирано», вас это обрадовало?

О.Л.: Честно говоря, не было в моих мечтах сыграть Роксану. Романтизм, да еще и в стихах - мне это было не очень интересно. К тому же я была сыта стихотворной пьесой, ведь не так давно мы выпустили «Тартюфа». И как мне казалось, пробраться к сути в «Сирано» и достучаться до зрительского сердца сквозь эти стихи, сквозь этот «милый, любимый, дорогой» безумно сложно.

T.: А «белый лист» у вас никогда не случался на сцене, особенно со стихами?

О.Л.: Бесконечно (смеется). Я же балерина. У балерины мозг вот такой (показывает маленький размер). Балетмейстер Алишер Хасанов, который ставил с нами «Валентинов день» и «Сирано», (мы с ним танцевали вместе в театре им.Станиславского и Немировича-Данченко) сказал мне: «Оль, я не понимаю, как ты выучила столько текста? Я не могу и четверостишие запомнить».



T.: И как же он, правда, выучивается?

О.Л.: Выучивается как-то. Хотя страх у меня есть все равно всегда. Однажды в «Тартюфе» я лежу на столе, а Виктор Иванович Сухоруков (Тартюф) уже схватил меня за руку, после чего я должна произносить свой текст. А я понимаю, что не могу вспомнить ни строчки. Выпадает одно слово, а за ним и весь стих. Я смотрю на Сухорукова и мычу: «М-м, а-а… и прошу себя: «Оля, вспомни». И что-то прозой начинаю говорить. Но, если в прозе ты можешь, забыв текст, сказать что-то своими словами и никто ничего не заметит, то со стихами, это, конечно, не получится. Когда же, к счастью, у тебя всплывает какое-то слово, за него цепляешься, и сразу все вспоминаешь. Вот и сейчас, разговаривая с вами перед «Тарюфом», понимаю, что надо повторить текст (смеется).

T.: Вы хорошо знали пьесу «Сирано де Бержерак» до предложения сыграть Роксану и смотрели ли какие-то постановки по ней?

О.Л.: Я была знакома с пьесой, видела некоторые спектакли и много телевизионных записей, но сказать, что меня все это очень цепляло, не могу. И поэтому я достаточно вяло подошла к репетициям в отличие от «Валентинова дня», который мы почти параллельно выпускали, и где я горела, болела, потому что мне безумно нравилась пьеса. Но в какой-то момент меня прорвало - я вдруг увидела, что мне предстоит сыграть, поняла, какой невероятный путь проходит моя героиня. Сейчас я начинаю ее понимать все больше и больше. Она влюбилась во внешность, но ей хотелось верить, что ее избранник не глуп. Но история построена на том, что у нее с Кристианом не было возможности для общения, а все, что она слышала от него, были мысли и чувства Сирано. Теперь роль Роксаны во мне сидит. Я вообще вся скроена из своих театральных работ, они во мне живут, развиваются с моим опытом и чем-то еще.

НО В КАКОЙ-ТО МОМЕНТ МЕНЯ ПРОРВАЛО - Я ВДРУГ УВИДЕЛА, ЧТО МНЕ ПРЕДСТОИТ СЫГРАТЬ, ПОНЯЛА, КАКОЙ НЕВЕРОЯТНЫЙ ПУТЬ ПРОХОДИТ МОЯ ГЕРОИНЯ. СЕЙЧАС Я НАЧИНАЮ ЕЕ ПОНИМАТЬ ВСЕ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ.
T.: Вам было бы интересно узнать, что произошло бы, если Кристиана не убили бы, и вся тайна их отношений, история подмены раскрылась бы?

О.Л.: Мне кажется, что «Сирано», как и «Ромео и Джульетта» не предполагает счастливого конца. Представить, как Роксана варит спагетти или суп, невозможно. И Паша мне говорил, что финал надо играть не разочарованно, ведь они с Сирано все равно были вместе, он приходил к ней в монастырь, они были счастливы. Он жил ради нее, а она жила этими визитами к ней.



T.: Вы можете пофантазировать, что стало с Роксаной после его смерти?

О.Л.: Думаю, что она вскоре скончалась, а может быть, и нет, она хранила эти воспоминания и жила ими еще долго. Есть люди, которые чахнут от горя, а есть такие, как моя героиня в «Валентиновом дне», которая говорит: «Страданья мне к лицу», такие от несчастья расцветают, а от счастья умирают.

T.: А вы какая?

О.Л.: Я сама, Оля Ломоносова? Я другая. Я не расцветаю в страданиях. Но я счастлива от того, что могу играть таких женщин.

T.: Вы сказали, что горели ролью Валентины. Почему?

О.Л.: Потому что я могла сыграть такую любовь на современном материале. Марина Цветаева говорила: «Я, когда не люблю, - не я…». Я сейчас переполнена совершенно невероятной книгой Анастасии Цветаевой, которая у меня прожила полгода, потому что вклинивались и другие. Теперь моя мечта, чтобы по ней сняли кино или сериал. Я даже не знала про эту женщину ничего, кроме того, что были сестры Цветаевы. Я понятия не имела, что она была потрясающим писателем, необыкновенной женщиной, которая прожила огромную жизнь, и удивительно, что была жива еще в те годы, когда я родилась.

T.: А такие же сильные впечатления от чего-то в театре или в кино, у вас были?

О.Л.: Из русского кино вообще сейчас ничего не вспомню, но не потому, что его не существует. У меня, к сожалению просто не хватает времени на то, чтобы смотреть его. А что касается театра, то я плакала на балете «Евгений Онегин» в Большом. Это фантастика, необыкновенный спектакль!

T.: Это не потому, что вы сами из балета?

О.Л.: Нет. Со мной смотрела балет на то время моя 6-летняя дочь, которая тоже плакала взахлеб. И потом мы с ней спектакль подробно обсуждали. Так переносить чувства без слов – это здорово! Наверное, из последних потрясений - еще «Евгений Онегин» Римаса Туминаса.

T.: А какие фильмы вы любили в детстве?

О.Л.: Из детских фильмов сразу вспоминаю «Гостью из будущего». Каникулы или болеешь дома, смотришь телевизор, и тебе очень страшно, боишься этого всего, но не отрываешься от экрана. «Красную шапочку» с Яной Поплавской обожала. У нас в Донецке было два кинотеатра «Красная шапочка» и «Звезда». Я ходила днем в полупустые залы с сестрой. Помню, как мы с ней смотрели «Укрощение строптивой» с Челентано и Орнеллой Мути и «Оскара» с Луи де Фюнесом. Я запомнила, как де Фюнес тянет нос, и мне смешно до сих пор. «Посторонним вход запрещен» - и сегодня мой любимый фильм. Мои родители были обычными интеллигентными людьми, но не богемой, поэтому Тарковского мы не смотрели. Смотрели все, что выходило на экран в маленьких городах и то, что показывали по телевизору, и слушали, как все Аллу Пугачеву. А Паша вырос на «Пинк флойд», мне же все это не близко. Я даже не помню, слушали ли мои родители Макаревича. А, приехав в Москву, вы не поверите, я каждый вечер смотрела «Иван Васильевич меняет профессию» (смеется). Этот фильм знаю просто наизусть.



T.: А сейчас как у вас обстоят дела с кинообразованием?

О.Л.: Сейчас другое дело. У меня есть муж, который и любит кино, и смотрит, и меня заставляет. Я и Тарковского, это было «Зеркало», первый раз с ним увидела, когда была беременна Варварой. И мне стыдно, что это произошло так поздно. И я вообще не могла заснуть после этого, говорила всю ночь, спрашивала что-то, в общем, у меня прямо взрыв случился. Очень люблю «Чужие письма», «Шумный день». Умели снимать. И ведь странно: нет ни движущейся камеры, никаких спецэффектов, а как здорово! Все сейчас говорят, что был материал, что все долго репетировалось, и потому и результат такой получался. А сейчас редко, когда тебе попадается сценарий, который тебе безумно нравится, и ты рвешься это играть.

У МЕНЯ ЕСТЬ МУЖ, КОТОРЫЙ И ЛЮБИТ КИНО, И СМОТРИТ, И МЕНЯ ЗАСТАВЛЯЕТ. Я И ТАРКОВСКОГО, ЭТО БЫЛО «ЗЕРКАЛО», ПЕРВЫЙ РАЗ С НИМ УВИДЕЛА, КОГДА БЫЛА БЕРЕМЕННА ВАРВАРОЙ.
T.: Вы больше любите репетиции или уже игру на публике?

О.Л.: Я очень люблю репетиции, пробовать, искать. Там случаются самые большие откровения, потом ты можешь это уже не повторить.

T.: Во всех спектаклях заметно ваше балетное прошлое, особенно в «Валентиновом дне». Не было ли у вас или у Павла идеи поставить пластический спектакль?

О.Л.: Идея, наверное, есть. Хотя я уже все меньше и меньше могу выдать что-то такое пластичное (смеется). Но раз это пока не реализовывается, значит, не сильно хочется. Я считаю, что если ты не можешь жить без чего-то, тогда ты ищешь пути реализации этого. А я просто жду, и никто пока не предлагает. Значит, не так и надо.

T.: Какая из ваших театральных героинь давалась вам тяжелее всего?

О.Л.: Они мне все, так или иначе, давались тяжело. В «Валентинове дне» я вообще не понимала, как буду играть 60-летнюю женщину. Для меня 60-летняя женщина – это моя мама, которая бегает, носится и даст фору многим молодым. Но я же должна была как-то показать возраст. Поэтому у нас есть условность. А потом зрителю, как мне кажется, становится все равно, сколько героине лет. Это такая пьеса, что грим невозможен, потому что постоянно переключается действие: вот она молодая, а вот – взрослая. И в этом тоже была большая сложность. Это надо было решить минимальными театральными способами. Мы сделали это через пластику.

T.: А какие-то актерские мечты у вас есть, были?

О.Л.: Я очень хочу играть Чехова. У меня был только неудавшийся отрывок в институте, где я играла Елену Андреевну из «Дяди Вани». Из трех сестер Ирину мне уже не предложат, а Машу я бы сыграла. Еще пока. Хотя, наверное, я уже ближе к Ольге по возрасту (улыбается). Но на самом деле я сыграла бы кого угодно, мне просто очень хочется к этому автору прикоснуться.

T.: Но когда рядом муж-режиссер, который любит классику, отчего не подумать об этом вместе? Тем более, он ставил «Чайку» в театре им. Вахтангова, и она была очень интересной.

О.Л.: Но он же не руководит театром. Да, он поставил в театре им. Вахтангова «Чайку» и на этом Чехов для него закончился. Конечно же, он с удовольствием бы это сделал, но где и с кем? И буду ли там я? Но все равно, мне кажется, надо об этом думать и говорить, и мечтать. В других пьесах я ему себя не предлагаю, почти (улыбается). В «Старшем сыне» я хотела играть Нину. И очень скромно предложила себя, сказав: «Давай, я хотя бы почитаю тебе». Начала читать, и Паша остановил: «Извини, Оль». Ну, я и успокоилась. А он сказал мне, что если бы он что-то делал из Чехова, то я бы себя настойчивее предлагала (смеется).

В «СТАРШЕМ СЫНЕ» Я ХОТЕЛА ИГРАТЬ НИНУ, СКРОМНО ПРЕДЛОЖИЛА СЕБЯ. НАЧАЛА ЧИТАТЬ, И ПАША ОСТАНОВИЛ: «ИЗВИНИ, ОЛЬ»
T.: А потом вы были довольны тем, что играете Макарскую, а не Нину?

О.Л.: Да. Мне очень нравится эта роль, несмотря на то, что я непривычно много сижу за кулисами. Но там такой прекрасный актерский состав, что даже наблюдать за Виктором Ивановичем Сухоруковым и Женей Цыгановым - уже удовольствие. Можно сидеть за кулисами и учиться.

T.: А вообще Вампилов - ваш драматург? Ведь у вас до «Старшего сына» уже была «Утиная охота».

О.Л.: Нет. Я не очень начитанный человек и не могла сказать, что Вампилов – мой любимый автор. И ни «Отпуск в сентябре», ни «Старший сын» - не мои любимые фильмы. Хотя в первом снимался Даль, а во втором - Леонов и Караченцов. Уже потом я посмотрела фильмы и увидела, что и там, и там очень сильно изменили и порезали пьесы.

T.: Кроме мужа в театре вы играли только у Владимира Мирзоева. А другие режиссеры ничего не предлагали, и хотели бы вы сыграть еще у кого-то?

О.Л.: Я играла в двух спектаклях Владимира Владимировича: «Король Лир» в театре им. Вахтангова и «Сон в летнюю ночь» в театре им. Станиславского. Других режиссеров не было в моей жизни, но я бы хотела этого. Но вот недавно у меня был такой опыт, и не сложилось. Изначально мне не нравилась пьеса, но когда мы с режиссером встретились, он меня убедил в том, что там есть, что играть. А когда начали репетировать, то его идеи и предложения по роли меня окончательно расстроили.



T.: Для вас есть авторитеты в профессии? Люди, с которыми вы хотели бы поработать, хотя бы гипотетически, даже, если их уже нет в живых?

О.Л.: Я скажу о тех, с кем работала. К примеру, в «Детях Арбата» мне повезло встретиться и много общаться с Евгенией Павловной Симоновой, она невероятная актриса и женщина. Как и Ирина Вадимовна Муравьева или «сумасшедшая» Екатерина Васильева, с которыми я тоже имела счастье сниматься. Когда ты с ними соприкасаешься, понимаешь, что они великие женщины. Ирина Вадимовна при всей своей необыкновенной простоте – глыба, Светлана Николаевна Крючкова – гигантской энергии человек. Вообще огромный подарок, когда тебе на съемочной площадке попадаются люди, которые снимались в другое время и в другом кино. И я испытываю к ним такой пиетет и такое уважение, что хочется их просто взять на руки, нести и сказать: «Вы великие!». Я играю в двух спектаклях с Виктором Ивановичем Сухоруковым и, можно сказать, почти дружу с ним. Как-то в поезде ехали с гастролей, у него было хорошее настроение, и мы всю ночь проговорили. Он нам рассказывал, как снимали «Брата». И я думала: «Оля, тебе так повезло! Ты можешь сидеть и его слушать». Он мне звонил и после «Валентинова дня» и после «Сирано» и признавался, что плакал». И в ту минуту я была по-настоящему счастлива. Помню, как после одной из первых серий «Не родись красивой» у меня утром раздался звонок. Это были Муравьева с Рязановой. Они сказали, что только что увидели меня, (а там, на площадке по утрам показывали сериал) и что я крутая (смеется). Что может быть ценнее? Я работала с Михал Михалычем Козаковым на «Смерти Таирова», где снимался он сам, Алексей Петренко, Алла Демидова, в общем, одни мэтры. И это был первый подарок встреч с большими личностями. А из тех, с кем не удалось встретиться в работе, не буду никого выделять. Я многих очень люблю. Но вот с кем бы я мечтала на том свете встретиться, так это с Бродским (улыбается). Размечталась, да?

Беседовала Марина Зельцер
https://www.teatrall.ru/post/1304-ya-ne ... t-roksanu/