Есть кто живой? Привет, кукусики!
33. Катя. Как всегда перед показом, контору наводнили манекенщицы. Самого разного колеру, но все без исключения с ногами и всем прилагающимся. И каждая считала своим долгом зайти к Жданову поздороваться. — Привет, Андрюша! — чирикали они стайками и в розницу, окружая его своими ароматами и харизмами, — мы слышали, ты снова свободен? — Занят, очень занят, — отвечал он, кося лиловым глазом на стеклянные стены моей каморки. — Разве Кира не дала тебе вольную? — настаивали модели. — Кира с возу, — нервно щелкал пальцами Малиновский. — Дамы, я женюсь, — заявлял Жданов под общий вздох потрясения. Волнение охватывало ярких пташек моментально. Они встревоженно оплетали Жданова руками и волосами, и он тонул в этом хаосе до тех пор, пока терпение его не заканчивалось и он не вопил: — Каааатя! Тогда выступала на сцену я. В своих очках и брекетах, некрасивая, без ног и харизмы, с кривоватой усмешкой. — Да, Андрей Павлович? — спрашивала я. — Катерина Валерьевна, давайте обсудим бюджет, — бросался ко мне Жданов, как к спасательному кругу. Разве что за юбки мои не цеплялся. Малиновский кривился, как от зубной боли, пташки скучнели и неохотно покидали кабинет. — Слушай, — спросил меня Андрей под вечер, — может табличку повесим? «Моделям вход воспрещен»? — И ниже напишем: «Осторожно, злая Катя», — поддержала его я. Он тяжело вздохнул. Жданов был изрядно потрепан любвеобильностью посетительниц. Волосы были взлохмачены, галстук съехал на бок, на щеке алело несколько беспорядочных следов от помады. — Кать, — спросил он, придвигаясь ближе, — а можно я всем расскажу, что мы с тобой помолвлены? — Врать нехорошо, Андрей Павлович, — отодвинулась я. — Катенька, — вкрадчиво произнес Жданов и решительно придвинул к себе мое кресло на колесиках так, что я оказалась между его коленей. — Мне кажется, или вы старательно делаете вид, что вообще со мной не знакомы? — Мне было бы очень сложно это сделать, учитывая, что я ваш личный помощник. И еще тот факт, — мой голос чуть дрогнул, когда Андрей задумчиво провел большим пальцем по моей шее, — что вы целый день без устали только и кричите «Катя, Катя». Работать… мешаете. Жданов всегда вспыхивал мгновенно, как хорошая спичка. Вот и сейчас он так стремительно вскочил на ноги, что я даже откатилась немного назад. — Однако трудовая дисциплина у нас хромает, — мрачно буркнул он и ушел дуться к Малиновскому. А я наконец вернулась к своим расчетам.
Андрей. Я успел потрепаться с Малиновским, погасить пару пожаров Милко и спрятаться в туалете от запоздавших визитерш, а Катя так и не вышла из кабинета. Ушла Виктория, унося с собой всю обиду за Киру и женский род в целом. Ушла Маша с ресепшена. Упорхнул женсовет. Уборщицы взялись за швабры, а Катя все торчала в своей каморке. Уснула она там, что ли? Устав мерить шагами коридор, я смирился со своим поражением — а так бы было здорово небрежно перехватить Кату у лифта: «Ты домой? А я тоже собираюсь. Какое совпадение», — и приоткрыл дверь в свой кабинет. Вот ведь до чего доживешь. В свой рабочий кабинет в родной свой рабочий без предварительной маеты не заглянешь. Катя сидела за своим компьютером, сосредоточившись на работе. Она немного хмурилась, немного щурилась, немного сутулилась. Пальцы быстро бегали по клавиатуре. Казалось, что она находится не просто за стеклянной стеной, а в совершенно другом мире, наполненном цифрами и процентами. В том мире все было логично и понятно. В этом мире её поджидал я. Ходил кругами, клацал зубами. Бедная моя Катька. Она такая девочка, такая маленькая. А я такой Жданов. Обрушиваю на неё лавину хаоса и каких-то бесконечных испытаний, эмоций, обид и расстройств. Я вошел в её каморку, Катя запрокинула ко мне голову, лицо её стало беззащитным и растерянным, словно у только что проснувшегося человека, а я наклонился и поцеловал её долгим поцелуем. Очень нежным. Нежность плескалась во мне, заполняла теплотой горло. Катя моргнула и вдруг улыбнулась. Хорошей, мягкой улыбкой, напомнившей мне те далекие времена, когда Катя была в меня влюблена в первый раз. — Поехали домой, Андрей, — тихо попросила она.
Катя. В супермаркете мы поругались. Жданов считал, что ужинать надо в ресторане. Я же была такой измотанной, что немилосердно хотела к маме. На теплую кухню, наполненную аппетитными ароматами, к папиной заботе, к маминым пирогам, чтобы все радовались мне и хлопотали вокруг меня. Все-таки, у меня очень славные, очень заботливые родители, а теперь я вынуждена стоять в супермаркете, разглядывая длинную вереницу лежащих передо мной сосисок. Я понятия не имела, чем они отличаются друг от друга. Хотелось есть, спать и в душ. Андрей нетерпеливо переминался с ноги на ноги, ожидая, когда я закончу прокрастинировать перед сосисками. — Кать, — сказал он, как мне показалось, с раздражением, — может просто закажем готовую еду? Я кинула в тележку первую попавшуюся пачку сосисок, потом какой-то пирог и пачку молока. Если Жданов надеется, что я буду готовить ему ужины при свечах, как наверняка это делала Кира, то пусть идет… вон к своим моделькам. И тут я поняла, насколько тяжело дался мне сегодняшний день. Он словно рассказал мне всё мое будущее. В котором Андрей всегда будет в эпицентре вздохов и ахов, а я всегда — за стеклянной стеной от него. Откровение это, снизойдя до меня, не желало покидать мою голову. Я размышляла об этом в машине и в лифте, в душе и на ждановской кухне, жуя пластилиновые совершенно безвкусные сосиски. Может, мне пластическую операцию сделать? — Хватит, — сказал вдруг Андрей, взглянув на меня. — О чем бы ты не думала в эту минуту, это все неправда. Я засмеялась и полезла к нему обниматься.
_________________ Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)
|