Гость-заказчик, спасибо!
Гость писал(а):
и сюжет закручен мастерски!
Теперь вопрос в том, как бы его раскрутить в том же духе
Иволгины тайны, 18/?В дверях Катя почти столкнулась с Кирой. Та, бледная и решительная, стремительно вышла из дома, не удостоив Катю взглядом, вскочила на стоявшего неподалеку коня, которого держал под уздцы конюх, и помчалась куда-то. Пожалуй, благородные господа назвали бы ее с прекрасной и неистовой амазонкой, но Кате же пришло на ум другое сравнение: фурия.
Катя явилась в Березино на следующий же день после разговора Александра с отцом, в точности как планировалось. Как она и ожидала, отец согласился на то, чтобы она пожила недельку в поместье: не ходить же ей каждый день в Иволгино и обратно, еще чего не хватало. А ей только того и надо было, ведь осуществить задуманное они с Александром собирались под покровом темноты, и кто знал, сколько ночей им понадобится, чтобы разузнать все о Жданове и Воропаеве. Не могла же Катя рисковать каждый раз, пробираясь ночью во двор таверны. Мало ли кто что подумает, увидев их вместе, так и до скандала недалеко.
Встречавший ее Александр был явно не в духе, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что они с Кирой поссорились.
Весь день Катя провела в библиотеке. Во-первых, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что она действительно здесь ради составления нового каталога, во-вторых, потому что заняться ей все равно было нечем, а книги она обожала. Обедала она со слугами, которые отнеслись к ней настороженно, но более-менее дружелюбно. Обоих Воропаевых дома не было: Кира еще не вернулась оттуда, куда она уехала утром, а Александр ‒ с прогулки. А вот ужин Катя разделила с Александром. Точнее, его начало.
На ужин Александр позвал ее лично, практически вытащив из библиотеки, но был при этом так мрачен и немногословен, что Катя не стала донимать его разговорами, тем более что вокруг было полно слуг. Не успели они сесть за стол и начать есть, как из Шершнево принесли записку, прочитав которую, Александр побледнел и приказал седлать коня. Кате было страсть как любопытно, что случилось, но спрашивать его об этом она не стала, памятуя о посторонних ушах. Все равно он ей потом обо всем расскажет… наверное.
Когда Александр уехал, Катя почувствовала себя неловко и глупо, сидя в одиночку за длинным столом в чужом доме. И, прихватив с собой несколько пирожков и стакан кваса, она ушла обратно в библиотеку. За книгами время для нее всегда летело незаметно.
* * *
Александр не слишком волновался, когда Кира не вернулась к ужину. Он знал, что она уехала в Шершнево, все еще злясь на него, так что ее долгое отсутствие было в какой-то степени предсказуемо. Однако беспокойство, тем не менее, царапало его и, как позже выяснилось, вполне оправдано. За ужином ему принесли записку от Жданова, в которой сообщалось, что Кире стало нехорошо, и потому она проведет ночь в Шершнево. Нет-нет, ему не стоит тревожиться, с его сестрой все в порядке, но она все еще плохо себя чувствует и слишком слаба, чтобы возвращаться домой. Утром, если ей будет лучше, Андрей лично привезет ее Березино, а если же состояние ее здоровья не улучшится ‒ непременно пошлет за врачом.
Разумеется, Александр не мог просто так оставить Киру в Шершнево и не медля отправился туда. Он искренне надеялся, что она и впрямь заболела, потому что если Жданов с ней что-то сделал… Александр не знал, как поступит в этом случае, но Жданов точно за это ответит. Волк внутри его заворочался, тихо рыча, и впервые в жизни Александр не попытался его успокоить.
‒ Александр Юрьевич, ‒ широко улыбнулся Малиновский при виде Александра, ‒ все же приехали?
‒ Я хочу увидеть Киру, ‒ не тратя время на приветствия, коротко сказал Александр.
‒ Да вы не переживайте, с ней и впрямь уже все в порядке, ‒ отозвался Малиновский, опершийся на перила лестницы, которая вела на второй этаж. ‒ Ей стало дурно, с кем не бывает. Она сейчас отдыхает. Вы ведь знаете, у женщин все болезни от нервов, а что может быть волнительнее предстоящей свадьбы? Особенно когда возникают какие-то проблемы…
Он слегка подмигнул Александру и вновь расплылся в улыбке. Если до этого момента Александр был уверен, что ни к кому на свете он не испытывает такой неприязни, как Андрею Жданова, то теперь самым ненавистным для него человеком стал Малиновский. Объяснений этому у Александра по-прежнему не было, ведь, если подумать, то ничего оскорбительного Малиновский ему сейчас не сказал, да и вообще держался дружелюбно, но было в нем что-то… что-то вызывающее отвращение подобное тому, что чувствуешь, глядя на огромную раздувшуюся пиявку, напившуюся человеческой крови.
‒ Что ты тут… ‒ раздался с лестницы голос Жданова.
Увидев Александра, Жданов осекся, насупился и сказал нелюбезно:
‒ Кира спит.
Выглядел он в полном соответствии с поговоркой «Краше в гроб крадут», и, имей Александр романтический склад характера, счел бы, что Жданов переволновался за невесту. Будучи, однако, рационалистом и циником, Александр решил, что Жданов переволновался за приданое невесты, которое могло уплыть из его рук, если с Кирой что-то случится.
‒ И все же я хотел бы ее увидеть, ‒ процедил Александр сквозь сжатые зубы.
‒ Говорю же, она спит. Ей надо…
‒ Андрей, ну что ты, ‒ укоризненно перебил его Малиновский. ‒ Александр Юрьевич, как любящий брат, лишь хочет удостовериться, что с Кирой Юрьевной все в порядке, и постарается ее не беспокоить, так ведь? Дай ему убедиться, что мы не звери какие-то и ничего не сделали Кире Юрьевне, ‒ хохотнул он и развел руками, всем своим видом демонстрируя всю абсурдность этой идеи.
Александр ничего на это не ответил. Некоторое время они со Ждановым молча смотрели друг на друга поверх головы Малиновского. Первым отвел взгляд Жданов.
‒ Идем, ‒ буркнул он.
Александр пошел за ним. Малиновский посторонился, пропуская его на лестницу, и когда Александр поравнялся с ним, его волк словно сошел с ума. Александру стоило огромного труда не обращать внимания на беснующегося и воющего внутри него зверя. Андрей привел к комнате, отведенной для Киры, и сказал, скрестив руки на груди:
‒ Постарайся не разбудить ее.
Александр вошел внутрь, по-прежнему не говоря ни слова. Он боялся, что если попытается что-то сказать, то из его горла вырвется рычание.
Даже в полумраке, царившем в комнате, было заметно, какой бледной была Кира. Как будто она… Нет, об этом он даже думать не хотел. Волк Александра уже не выл, а тихонько скулил. Александр подошел поближе к кровати: грудь Киры вздымалась редко и медленно, но она все же дышала. Ни на лице ее, ни на руках, ни в скромном вырезе ночной рубашки не видно было никаких ран, да и не похоже было, что Кира испытывала боль. Скорее она выглядела как человек, оправляющийся от тяжелой болезни, но находящийся на верном пути к выздоровлению. Александр хотел было поцеловать ее в лоб, как делала их мама, когда они болели, но не смог заставить себя даже наклониться к сестре.
«Я просто не хочу, чтобы она проснулась», ‒ сказал он сам себе, но даже его внутренний голос звучал неубедительно.
Александр застыл на месте, не зная, что ему делать. Увезти сейчас Киру домой было невозможно, оставлять ее здесь одну ему решительно не хотелось, но и оставаться в Шершнево он не собирался ни при каких обстоятельствах. Одна мысль об этом заставляла его волка, так некстати и необычно активного сегодня, снова взвыть, и его вой и рычание мешали Александру думать. Он сжал ладонями виски, рявкнув мысленно: «Да заткнись ты!». Волк слегка утих, и Александр, поразмыслив в относительной тишине, понял, что сейчас ему волей-неволей придется вернуться в Березино. Ничего, он еще навестит сегодня Киру, чего бы это ему не стоило, и проверит, действительно ли с ней все в порядке.
* * *
Катя, поглощенная книгами, которые собирала лично Ольга Викторовна, не знала, когда Александр вернулся в Березино. Она вообще потеряла счет времени, зарывшись в пыльные ‒ конечно, их уже много лет никто не открывал, ‒ тома и конспектируя то, что ее особенно заинтересовало. Когда глаза у нее разболелись так, что ей стало казаться, что в них насыпали горячего песка, Катя убрала перо и пристроила голову на руку, лежавшую на столе. «Я отдохну всего пару минут», ‒ пообещала она себе, закрыв глаза, и не заметила, как заснула.
Проснулась она от того, что кто-то тряс ее за плечо.
‒ Иду, мам, ‒ невнятно пробормотала она, зевая. ‒ Сейчас.
‒ В кровати надо спать, ‒ раздался над ней знакомый недовольный голос. ‒ Библиотека не для того предназначена. А если б ты ее спалила? Думать надо, что делаешь.
Катя так быстро выпрямилась, что у нее даже закружилась слегка голова. Свечи, стоявшие на столе, почти догорели, и в их неверном свете Александр казался одновременно злым и уставшим. За окном было темно.
‒ Ночь на дворе, ‒ проследив за ее взглядом, подтвердил Александр. ‒ Слуги давно уже спят. Идем.
Еще сонная Катя не сразу поняла, куда он ее зовет, а поняв, спросила, часто моргая:
‒ Что, вот так сразу?
‒ А тебе что сперва надо? Предложение руки и сердца?
Да, все-таки он злился, это было заметно по его резкому тону, лишенному той добродушной насмешки, с которой он разговаривал с Катей в последнее время.
‒ Идемте, ‒ опустив голову, буркнула Катя.
Таким он ей ну ни капельки не нравился. Не то чтобы он так уж ей нравился в остальное время ‒ вовсе нет, еще чего! ‒ но когда он был в таком состоянии, Кате хотелось держаться от него как можно дальше. А не получалось, потому что он, взяв ее за локоть, потащил в сад через тихий и темный дом. То ли он и в человеческом обличии прекрасно видел в темноте, то ли просто хорошо ориентировался в родном доме.
Когда они пришли в дальний конец сада, где их нельзя было увидеть из дома, Александр вынул из кармана сюртука небольшой изящный кинжал и протянул его Кате.
‒ Давай, ‒ скомандовал он, кивнув на землю под ее ногами.
Катя, поежившись от ночной прохлады и, чего греха таить, охватившего ее волнения, сделала глубокий вдох и вонзила кинжал в землю. Она ожидала долгих и детальных инструкций, но вместо этого Александр махнул рукой ‒ мол, отойди, не мешайся, кувыркнулся через голову и обратился в волка. Этот стремительный процесс не переставал поражать Катю. В ее голове никак не укладывалось, что можно вот так мгновенно и неуловимо для человеческого глаза стать совсем другим созданием.
Александр тихо рыкнул и метнулся вбок, растворившись в ночной тьме.
‒ И все? ‒ невольно спросила Катя у ближайших кустов.
Те не ответили.
Катя вздохнула, потопталась на месте, пытаясь понять, что ей делать дальше, и в итоге села под ближайшее дерево. Уйти в дом даже на пару минут, просто чтобы взять теплую кофту, она не могла, прекрасно помня слова Александра о том, что если кинжала не окажется ровно там, где он был во время обращения, то волку уже никогда не стать снова человеком. Конечно, кому ж он нужен этот кинжал, в такое-то время и в таком-то месте, но вдруг? Катя потом никогда себе этого не простит, не говоря уже о том, что Александр наверняка сожрет с ее досады.
Ей оставалось только ждать, когда он вернется.
Подняв голову к небу, Катя попросила:
‒ Пусть с ним все будет хорошо, ну пожалуйста.
Крупным летним звездам не было никакого дела до ее просьб.
* * *
Такого Александр еще никогда не испытывал. Прежде он после обращения всегда был больше волком, чем человеком, и для него оказалось странным и немного пугающим поровну разделить сознание со зверем, находясь при этом в зверином же обличии. До этого, как он смутно помнил, он подчинялся в основном инстинктам, сейчас же к ним прибавился разум. К запахам и звукам присоединились человеческие образы и ассоциации. Если раньше «шуршание-писк-крылья» вызывали у него одну-единственную мысль «неинтересно, неопасно», то сейчас он мог анализировать то, что слышал: «шуршание травы, писк, шум крыльев ‒ это сова полакомилась мышью, но мне нет до этого никакого дела, можно бежать дальше». Эта двойственность поначалу сбивала его с толку, но уже на полпути к Шершнево Александр привык к ней и оценил по достоинству.
Собак в Шершнево, на его удачу, не держали, и потому он мог, ничего не опасаясь, залечь в кустах в саду перед домом, чтобы оценить обстановку и прикинуть, что делать дальше. Самым логичным было для начала проверить, не открыта ли какая-нибудь дверь, через которую удастся попасть внутрь, или же окно. Если нет… Как он поступит в этом случае, Александр придумать не успел: вдали послышались тяжелые неровные шаги, и до него донесся странный запах, пока что совсем еще слабый, но все же достаточный для того, чтобы у него на загривке встала дыбом шерсть. По мере того, как шаги становились все громче и отчетливей, приближался и запах ‒ отвратительный и удушающий, сладковато-затхлый запах разложения, крови, смерти и страха. Волчья часть его натуры подсказывала, что он уже нюхал что-то подобное ‒ так пахла Парашка, которую он растерзал, потому что инстинкты кричали ему тогда: «Убить, убить, убить, опасность, опасность, убить». В тот момент он не мог понять, что с Парашкой было не так и почему она странно пахла, но сейчас, увидев приближавшееся к дому существо, Александр вздрогнул. Этот человек был ему незнаком ‒ точнее, люди, потому что тот, кто когда-то был мужчиной, нес перекинутое через плечо, словно куль с мукой, тело женщины. Мужчина вонял мертвечиной, землей и чужой кровью. Женщина… женщина была человеком, и от нее несло смертью, ужасом и кровью. С ее свесившихся почти до земли волос капала кровь. Как и в случае с Парашкой, инстинкт подталкивал Александра броситься на мертвого, но двигавшегося мужчину и терзать его, рвать клыками и когтями до тех пор, пока он него не останется лишь горка окончательно мертвой плоти. Разум сумел обуздать инстинкт: нет, нельзя поднимать шум! Надо посмотреть, что будет дальше.
Мертвяк дошел до двери и бухнул по ней кулаком. Через минуту дверь открылась, и Александр увидел на пороге Малиновского. «Убить, убить, убить», ‒ набатом стучало у него в голове, но Александр чудовищным усилием воли заставил себя остаться на месте.
Малиновский, от которого также разило кровью и смертью, принял у мертвяка его ношу, довольно похлопал женщину по спине и взмахом руки отпустил своего гостя. Мертвяк похромал назад той же дорогой, что и пришел, а Малиновский закрыл дверь, скрывшись в доме. Александр не мог вылезти из кустов, пока мертвяк не скроется из вида, это было небезопасно. Как только тяжелые шаги затихли вдали, Александр подбежал к двери и ткнулся в нее носом ‒ закрыта. Он едва слышно заскулил и обежал дом, однако ему не повезло: ни одно окно и ни одна дверь не были открыты. Его человеческая часть жаждала ворваться внутрь, чтобы увидеться с сестрой. Волчья призывала убраться подальше от дома.
Александр намотал несколько кругов вокруг поместья, приходя все в большее и большее отчаяние, и именно оно позволило его инстинктам взять верх над разумом. На какое-то время волк подавил в нем человека, и когда Александр снова осознал себя, то понял, что бежит к своему дому. Поворачивать обратно было незачем, ведь, по сути, он узнал все, что хотел. Остановившись на пару минут, он невольно поднял морду к небу и завыл, вложив в этот вой всю злость и скорбь.
* * *
‒ Что ж тебя так тянет спать, где ни попадя? ‒ проворчал кто-то Кате на ухо.
Она проснулась, чувствуя, что плывет, и решила, что это сон.
‒ Мрф, ‒ сказала она в ответ и уткнулась лицом во что-то теплое и шершавое.
‒ И какой из тебя после этого сторож? ‒ продолжил все тот же голос.
Катя, не желая по-настоящему просыпаться, ничего не ответила. Какой сторож, при чем тут сторож? И тут она внезапно вспомнила, где находилась: сад, дерево, кинжал! ‒ и вздрогнула всем телом. Кинжал, на месте ли он?! Теперь она окончательно проснулась и, не почуяв под собой земли и ничего не видя, снова вздрогнула и запаниковала: где она? что случилось?
‒ Да не дергайся ты!
Голос ей был знаком ‒ Александр Юрьевич. Сонная и еще не пришедшая в себя Катя подняла голову и огляделась, пытаясь понять, что происходит. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что Александр нес ее куда-то на руках и что прежде она утыкалась лицом в его плечо.
‒ Кинжал? ‒ хрипло спросила она и тут же осознала, что спросила глупость: все было в порядке, иначе Александр не смог бы обратиться обратно.
Она ждала, памятуя о его дурном настроении, что он начнет распекать ее за беспечность и безответственность, но он лишь покачал головой.
‒ Ничего тебе доверить нельзя, ‒ сказал он, но теперь в его голосе не было злости, только бесконечная усталость.
Катя затихла, почему-то даже не подумав о том, чтобы попросить его опустить ее на землю, и только тогда поняла, что вся дрожит от холода.
‒ Не вздумай простужаться, ‒ сказал Александр, когда она прерывисто выдохнула,‒ ты мне еще нужна.
Перед дверью в дом он поставил Катю на ноги и осторожно довел до ее комнаты.
‒ Что вы узнали? ‒ шепотом спросила она, когда они зашли к ней. Точнее, когда она непослушными, почти негнущимися пальцами вцепилась в рукав Александра и втащила того внутрь. ‒ С Кирой Юрьевной все в порядке?
‒ Отсутствие носа тебе не пойдет.
Он обхватил ее ладони своими горячими руками и начал растирать их. Он молчал, но Катя не сводила с него твердого и требовательного взгляда, и в конце концов Александр сдался. Он взял за плечи так, что ей даже стало немного больно, и сказал сурово:
‒ Поклянись, что никогда и никому не расскажешь об этом без моего разрешения.
‒ К-клянусь.
‒ Они упыри, ‒ сказал Александр со вздохом и сгорбился, словно не в силах выносить тяжесть этого знания. ‒ Жданов и Малиновский ‒ упыри.
‒ Что? ‒ Катя подумала было что он шутит, но нет, он был совершенно серьезен. ‒ Господь с вами, Александр Юрьич, какие ж из них упыри? Они, вон, средь бела дня спокойно ходят, и…
‒ Откуда я знаю? ‒ выкрикнул Александр и, понизив голос, продолжил: ‒ Ты что, большой эксперт по упырям? Я ‒ нет, но мой волк точно знает, что они ‒ мертвые, которые пьют чужую кровь. Я не знаю, как это возможно, но ведь и про оборотней в мифах полно всякой чуши сказано, так что неизвестно, что из легенд про упырей правда, а что ‒ нет.
Его глаза загорелись вдруг желтым, а пальцы еще больнее впились ей в плечи, и Катя впервые, пожалуй, по-настоящему испугалась Александра. Она поморщилась от боли, и он тут же отпустил ее.
‒ Прости, ‒ глухо сказал он.
‒ А… ‒ Кате потребовалось немало мужества, чтобы задать этот вопрос: ‒ А что с Кирой Юрьевной?
‒ Жданов утверждает, что она плохо себя почувствовала днем, ‒ ответил Александр, глядя куда-то вдаль. ‒ Я видел ее только в человеческом обличии: она спала и была такой же бледной, как Жданов и Малиновский.
‒ Это ничего не доказывает, ‒ попыталась подбодрить его Катя. ‒ Зачем думать о плохом, когда ничего еще непонятно?
Впрочем, ее слова не утешили Александра, и в комнате повисла тишина.
‒ То-то у них руки такие холодные и дыхание ледяное, ‒ спустя какое-то время пробормотала Катя себе под нос, вспомнив все свои встречи со Ждановым и его другом.
‒ Ты откуда знаешь? ‒ мгновенно вскинулся Александр.
‒ Да так, случайно, ‒ буркнула Катя и, не в силах сдержаться, широко зевнула.
‒ Завтра поговорим, ‒ сказал Александр.
Катя кивнула.
‒ Спокойной ночи. ‒ Она помялась и добавила: ‒ Александр Юрьич, вы не переживайте, все еще, может, будет хорошо.
‒ Твоими бы устами… ‒ невесело усмехнулся Александр. ‒ Спи давай, а то твои родители не простят мне, если ты свалишься от истощения.
Он ушел, а Катя, закусив губу, еще долго смотрела на дверь, а потом кивнула самой себе и легла спать. Завтра ‒ а вернее, уже сегодня, поскольку было уже далеко за полночь, ‒ ей надо будет встать как можно раньше.
* * *
К счастью, Кате удалось не проспать. Она встала еще до первых петухов, прокралась на кухню, где, к ее облегчению, еще никого не было, и быстро собрала корзинку снеди, надеясь на то, что Александр прикроет ее пред кухаркой. Затем, подумав, она набросала записку Александру, оставила ее в библиотеке и отправилась в Шершнево, стараясь не шарахаться от каждой тени.
Она очень рассчитывала на то, что ее план сработает.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
), но оно как - то спокойней. А тут Александр Юрьич наговорил страстей всяких прелюбопытных. И ножик в землю воткнуть, и обернётся - то он волком... Как же пытливый девичий ум от эксперимента откажется!? 
. На Катю глядит как на глупышку, не понимающую опасности, а сам-то!
Неужто Андрей на Киру набросился, выйдя из себя после отказа Александра? 
) только для животных - яд. И людей им преспокойно изводили.
