Хроники Винтерсаммера
3. Блэк & УайтАлександр – Эл Блэк устало опустился на расшатанный стул, обвёл взглядом полупустую комнату. Жару он не любил, она неизменно выводила его из себя. А тут ещё встреча с этим Дрю… Красавчик, мать его… Хотя злиться на Дрю, да и на кого бы то ни было – бессмысленное занятие, он понимал это той частью своего мозга, которая отвечала за холодный расчёт и логику. Обстоятельства складывались так, что он застрял в Винтерсаммере и вынужден терпеть и Дрю, и всех его жителей. Хорошее в этом было то, что и они должны были терпеть его. А Эндрю в особенности.
Наверное, в этом была виновата проклятая жара, действовавшая на него разрушающе, но Эл вдруг вспомнил своё, отнюдь не триумфальное, появление в Винтерсаммере год назад…
***
…Полностью он очнулся только ближе к вечеру, когда яростное солнце прекратило свою пытку и оставило его в покое – в покое пыльной комнаты со старомодными, невесть как появившимися в этом доме, тяжёлыми бархатными портьерами.
Он смутно помнил, как сюда попал, как добрался до этого богом забытого городишки, как Россинанта еле перебирала ногами, а он сам только силой воли удерживался в сомнительно вертикальном положении. Он вспомнил, как пожилая хозяйка портьер, пыли и дома, стоявшего на окраине Винтерсаммера, приютила его, упавшего прямо к ней под ноги с клячи, которую вряд ли можно уже было назвать лошадью.
Наверное, она сумасшедшая, эта мадам Ольга – пустила в свой дом Александра, от которого, пока он добрался до конца так называемой главной улицы, по очереди шарахнулись все встреченные им добропорядочные горожане. В этой полутёмной комнате, избавившись от всепроникающего, иссушающего мозг солнечного света, Александр понял, что вряд ли они могли поступить иначе. Он был страшен – чёрное лицо с красными вспухшими веками и глазами, дикими от не прекращающейся вторые сутки боли, окровавленная и грязная нижняя рубаха навыпуск, револьвер в онемевших пальцах, полудохлая Россинанта под седлом. Он и сам бы от себя шарахнулся. Однако от понимания мотивов людей, которое Александр усовершенствовал, постигая эти мотивы на собственной шкуре, любовь к людям в нём не родилась, нет. А уж у любви к жителям Винтерсаммера шанса не было тем более. Впрочем, это было взаимно, и это было не ново.
Александр кривил сухие потрескавшиеся губы, разглядывая потолок в трещинах и странных пятнах. Какая шутка судьбы! Горожанам было кого любить – ведь у них был Красавчик Дрю. К сожалению, Александр, очнувшись, вспомнил и это.
Эндрю...
Почти сразу, ещё находясь в полубессознательном состоянии, Александр узнал, как именно старый знакомец Дрю называет себя в этом городишке. Это Эндрю по просьбе хозяйки дома затаскивал обессилевшего Александра в эту пыльную комнату с этими мерзкими пыльными, так напоминавшими родной дом, портьерами.
Видимо, Эндрю выглядел его и Россинанту из какого-то окна и явился вслед за еле плетущейся лошадью к дому мадам Ольги. Зачем? Александр знал тысячу вариантов ответа на этот вопрос, и все они ему не нравились, никогда не нравились. Вот и сейчас, он не заметил, как прокусил губу, и только железный привкус крови заставил его разжать зубы.
Провидение оставило его, когда он направил лошадь в сторону долины Ривер, несомненно. Унижение, испытанное от того, что свидетелем его слабости оказался именно Эндрю, преобладало над всеми чувствами. А ведь Александру, он знал, надлежало радоваться тому, что в очередной раз он выбрался из передряги живым и почти целым, что он в безопасности, что лежит он сейчас на чистых простынях, а не подыхает в прерии, беспомощно разглядывая подбирающегося к нему стервятника. Хотя это большой вопрос, кто хуже – стервятники или Эндрю.
От воспоминаний, каким глупцом себя выказал несколько часов назад, Александру захотелось завыть. Остановило его только то, что горло опять пересохло, и вместо воя из него наверняка вырвался бы тихий хрип. К тому же, если мадам Ольга из-за его сумасбродства выставит его на улицу, то он вполне может умереть где-нибудь под изгородью. Ведь самому-то себе Александр мог признаться – он сейчас ни на что не способен. Он не сможет самостоятельно ни передвигаться, ни взобраться на лошадь – если у него ещё есть лошадь. Даже мыслить нормально он, судя по всему, не в состоянии! Иначе, как объяснить рождение его новой фамилии?
Александр вспомнил, как валялся у ног женщины, причём валялся в буквальном смысле слова, бессильно прикрыв глаза и отстранённо думая, что солнце – самый лучший ганфайтер фронтира. Мадам Ольга, которая успела представиться – боже, женщина представилась ему первой! – пока он ещё держался на Россинанте, всполошенно бегала вокруг него и уговаривала подняться. Почти теряя сознание, он услышал, как пожилая леди прокудахтала: «Как чудесно, что вы шли мимо, мистер Уайт! Дрю, мой дорогой мистер Уайт, вы, конечно же, поможете подняться наверх мистеру… Мистер?» Тут она замялась и, кажется, вопросительно уставилась на Александра. Он же сначала просто разлепил веки, но увидев, к какому «Дрю Уайту» мадам обратилась за помощью, стиснул зубы и из последних сил попытался приподняться с земли, при этом стараясь не разжать пальцы, удерживающие кольт.
Ответ возник быстрее, чем Александр смог подумать над последствиями:
«…Блэк. Моя фамилия – Блэк».
Уже вытолкнув из сухой, будто потрескавшейся глотки своё новое имя, Александр поднял взгляд и наткнулся на насмешку в глазах мистера Уайта.
В списке прегрешений Эндрю, давно пополняемом Александром, появился ещё один пункт.
***
Ошалелая от жары муха вяло, но противно зажужжала у самого уха, и Эл очнулся от воспоминаний годичной давности. Не задумываясь, быстрым движением он выхватил револьвер и, не целясь, выстрелил в стену. Муха, которая сделал попытку скрыться от нервного хозяина неуютной комнаты, умерла мгновенно. Эл вернул кольт в кобуру. Пулевое отверстие в стене было не первым. Однако на пожелтевшем листе бумаги, аккуратно приколоченном столярными гвоздиками, меж рваных следов от пуль вполне можно было разобрать «Разыскивается… живым…»
Эл, усмехнувшись и сразу придя в то расположение духа, которое он сам считал хорошим, вспомнил другую сцену, уже из недавнего прошлого… Эта сцена нравилась ему куда больше его бесславного прибытия в Винтерсаммер.
«Ничего, мистер Уайт, ничего. Шансы уравнивает не только полковник Кольт».