4. Что мы друг для друга...– О, дорогой мусью де Вукан, это манифик! Это три... тре... Три бон! Вы волшебник, волшебник! Я обязательно порекомендую своей кузине обращаться только к вам! Знаете, она собралась выдавать замуж свою младшенькую. Такой отличный молодой человек, знаете... Нельзя было упускать. Вы даже представить себе не можете! Мисси, это так младшенькую моей кузины зовут, а саму кузину – Гертруда. Что за смешное и нелепое имя, не правда ли? Но она милейший и добрейший человек и ей так повезло, что Мисси нашла себе такого чудесного мужа! Нет, вы представьте только, они с мужем собираются в свадебное путешествие, совсем так же, как принято в Европе! Они посетят Амарилло, а может быть, доедут даже до Сент-Луиса! Представляете?
– Сент-Луис, это ... – мужчина нахмурил лоб.
– Сент-Луис, Миссури! Представляете? Такой щедрый молодой человек! И, конечно, потребуется полный гардероб!
– Гардероб понадобится молодому человеку? – портной странно улыбнулся.
– О нет, нет, конечно! - женщина немного нервно рассмеялась, оглядев костюм своего собеседника.
Одежда «дорогого мусью» даму явно смущала. Мужчина был одет в брюки из грубого полотна, до странности похожие на штаны ковбоев, только возможно получше пошитые и, безусловно, более чистые. Штаны эти были заправлены в уж совершенно ковбойского вида сапоги, которые, впрочем, отличались от настоящей пастушьей обуви своим цветом. Почтенная миссис ни за что не могла бы представить своего Робби или Джима – и даже щеголя Никки-младшего! – в сапогах оттенка пьяной вишни. Впрочем, вся одежда её собеседника обладала экстравагантностью такого рода, которая поначалу, в первые месяцы после прибытия мсье в Винтерсаммер, пугала даже очень нуждающихся в услугах портного клиентов. Например, сегодня де Вукан поверх белоснежной рубашки с широким отложным воротничком надел кожаный жилет, украшенный узорами из любимой дикарями-индейцами бирюзы. К тому же привлекательное – а по мнению одной половины дам Долины Ривер, и вовсе совершенное – лицо «мусью» обрамляли неприлично разросшиеся бакенбарды. Бакенбарды! Без усов! Поэтому вторая половина женского населения Винтерсаммера – то есть та часть, которая считала лицо француза всего лишь прекрасным – полагала, что усы дорогому «мусью» для отращивания обязательны. Ведь тогда он станет похож, как походят две капли воды, на Обаятельного Лорда Чарминг! Того самого Лорда Чарминг, портрет которого дамы истрепали и затерли до дыр, рассматривая невесть как попавший в Винтерсаммер английский журнал для мужчин.
Но, увы и ах, со стороны «мусью» – только улыбки для всех леди, только бакенбарды, красные сапоги и странная страсть к ковбойским штанам...
Покупательница вздыхала, погружённая в свои мысли, и не замечала, как нетерпеливо переступает с ноги на ногу французский маг и кудесник. Наконец, он не выдержал:
– Миссис Лазарефф...
Миссис сразу очнулась, разулыбалась и закудахтала:
– О! Вы меня заболтали, мусью де Вукан! Мне приходить на примерку в понедельник, верно? И, конечно, же младшенькая моей кузины будет меня сопровождать, ведь вы понимаете, как важно для молодой девушки...
Мсье Милье хотел было прервать клиентку, сказав что-нибудь резкое, но, оглянувшись на закрывавшую вход в портновскую мастерскую тяжёлую бархатную штору, промолчал и только преувеличенно тяжело выдохнул. Олечка будет им довольна.
***
Прозвенел дверной колокольчик, оповещая, что миссис Лазарефф покинула лавку. Пожилая женщина, сидевшая в мастерской у широкого окна, выходившего на восток и ловившего солнце в свои чисто вымытые стекла почти до самого вечера, отложила недошитую манишку, сняла очки. С улыбкой она уставилась на портьеру, отгораживающую святилище гения от помещения, где велась торговля. Через несколько секунд тяжелая ткань колыхнулась, раздвинулась и, драматично завернувшись в образовавшиеся складки, на пороге вырос мужчина. Театральным жестом он приложил ладонь ко лбу и вскричал:
– Я не могу больше, Олечка! Эти фермерские дочки! Эти ранчереро!
– Ранчеро. Ну что ты волнуешься, милый? Они хорошие люди, любят тебя, ценят...
– Ценят? Они – ценят?! – голос мужчины возвысился на целую октаву. – Олечка, они путают турнюр с тюрбаном! Шемизетт с шифоном!
– Милочка, успокойся! Они покупают твои вещи, что тебе еще нужно?
– Не напоминай! Мои детки! О, мои детки... В этих мозолистых руках! Даже она! Даже миссис Тойфель надела шелковое платье цвета берлинской лазури с казацкими сапогами!
– Ты сам носишь казаки. И в твоём платье миссис Тойфель поймала в сети двоюродного племянника мистера Рокфеллера, а это что-то значит, ведь так?
– Олечка, – заметил заметно успокоившийся мсье Милье. – Ты слишком много общаешься с этими девицами из салуна! «Поймала в сети»! Эта окружность распоясавшихся сплетниц...
– Кружок...
– Что?
– Кружок сплетниц... И не наговаривай на них, они хорошие девочки.
– Хорошие! Хорошие? Они тебя портят, душа моя! К тому же они не могут отличить двоюродного племянника от кузена жены мистера Рокфеллера! А их наряды? Ты видела их наряды??? Это же позор и ужас!
– Не волнуйся, ну что ты опять разволновался? Вот, – женщина подала мсье де Вукану высокий стакан, – выпей.
Портной взял из рук помощницы стакан и сделал большой глоток:
– Лимонад? О, Олечка, только ты можешь делать в этой пустоши, в этой глухоте настоящий лимонад...
– Пустыне и глуши.
– Что? – мужчина отставил бокал и довольно улыбнулся.
– Ничего, не обращай внимания, – пожилая дама успокаивающе провела рукой по плечу мужчины, он зажмурился под лаской совсем как большой кот.
– Олечка, ты мне как… – де Вукан запнулся, то ли не в состоянии выговорить слово, то ли подбирая его, самое нужное и правильное, – как мама. Так множество... Я очень... Не бросай меня, пожалуйста...
Великолепный Милье де Вукан быстро и сильно обнял мадам Ольгу, и не говоря больше ни слова, выскочил в торговый зал, благо там опять зазвонил колокольчик, оповещая об очередном посетителе.
Мадам Ольга проводила «Милочку» взглядом.
– Не множество, а много... Ах, Милочка, Милочка...
Женщина достала из кармана и смяла в руках привезенный последним почтовым дилижансом конверт. Потом тщательно расправила его, задумчиво провела пальцем по ровным строчкам и, нежно погладив напоследок, убрала в нижний ящик комода, к десятку таких же, заласканных, зачитанных и помятых.
На всех них уверенным строгим почерком чуть выше адреса было выведено: миссис Ольге Витов, в собственные руки . А чуть пониже: от мистера и миссис Г. Витов и мисс Б. Витов.
«Дорогая матушка! Спешим сообщить тебе, что у нас, слава Богу, дела неплохи. С нетерпением ожидаем твоего очередного письма, и все ждем твоего согласия на переезд...»