Nadushka, Дуся, вера! Спасибо!
***
То утро было такое ясное, солнечное, и настроение у нее было подстать утру, радостное!
Они накануне вернулись из отпуска. Впервые за восемь лет ездили одни, без детей. Дети у Пушкаревых остались. Вернее, у Ждановых-старших, в их загородном доме, но с родителями Кати. Пушкаревых дети больше знали, те чаще с ними занимались, поэтому и решили проблему таким образом – вроде все бабушки и дедушки при внуках, а Катя с Андреем на отдыхе.
Они как будто заново медовый месяц прожили, будто и не было этих лет, а они только-только полюбили, и любовь с каждым днем разгоралась все ярче.
Дети и сейчас еще за городом, и эта ночь была продолжением отпускных ночей – в отеле, на берегу океана, на яхте…
Катя счастливо улыбнулась, потянулась в постели – Андрей убежал на работу, у него дел накопилось много неотложных, а она до конца недели еще будет отдыхать. Вечером они поедут к детям, и она там останется на пару-тройку дней, и уж потом они решат: привозить семейство в город, или оставить на природе до конца лета. Это зависит от того, как деды справляются с внуками, позволяет ли им здоровье и дальше быть с ними.
А этот день Катя проведет сама с собой – «почистит перышки». Она приняла ванну и лениво вытиралась, одновременно разглядывая себя в зеркале.
И вдруг… Взгляд зацепился за грудь. Сосок…он совсем втянулся, темный круг сморщился …
Полотенце выпало из ее рук. Она выбежала в прихожую, к зеркальному шафу-купе, но и это зеркало отражало, то же самое.
Она знала, что это такое, не раз видела и в журнале «Здоровье», который постоянно выписывала Елена Александровна, и на плакатах в женской консультации.
Дрожащими руками ощупала себя и стоя, и лежа – память услужливо подсовывала картинки самоконтроля все из того же журнала. Интернет подтвердил ее опасения.
До вечера она крепилась, ничего не сказала мужу, а внезапно испортившееся настроение объяснила головной болью – поди, проверь!
- Кать, может, не поедем сегодня? Ты полежишь, отдохнешь.
- От чего отдохну? От отпуска?
- Наверное, это от перемены климата, все-таки в другом полушарии были.
- Наверное. Поедем, я так соскучилась по детям. А полежать я и там могу, если не пройдет.
Перед родителями она крепилась, и с детьми старалась быть веселой, а ночью перед мужем побоялась не выдержать, и легла в детской – «отпросилась», якобы еще не насладилась общением с сыном и дочкой. Жданов отпустил, он с тестем футбол смотрел и наливкой голы запивал.
Дети давно спали, а она лежала с открытыми глазами, глотала беззвучно катившиеся по щекам слезы.
Минувшие годы сменялись перед ее мысленным взором как в калейдоскопе.
…Вот она в свадебном платье от Милко – смилостивился великий дизайнер. Не ослушался приказа президента, сшил платье для неуклюжей секретарши, разом превратив ее из лягушки в царевну! И Юлиана, конечно, помогла – визажист, парикмахер, визит к стоматологу и в оптику, - и совсем другая женщина предстала взору жениха.
…А вот они выходят из роддома с первенцем на руках. Андрей держит его неуверенно, идет, спотыкаясь – не смотрит под ноги, глаз от голубого конверта оторвать не может. А мальчик на него и не похож, вылитый Валерий Сергеевич! Они его Валерой и назвали – отчасти из-за похожести, отчасти, чтобы ублажить сурового тестя – он же больше всех противился браку дочери.
А дочку они Ритой назвали, по той же причине – в угоду свекрови.
Да и самим им имена нравились.
…Первая брачная ночь, конечно, была, но отчетливо ее не вспомнить. Только ощущение полета и безграничной нежности.
Вспоминалось только хорошее, хотя были и трудности, непонимание, раздражение – они ведь такие разные во всем, от внешности до образа мыслей! Объединяла их только любовь, и была она, как оказалось такой крепкой, что устояла, не разрушилась от испытаний, выпавших на ее долю.
***
Катя стояла у окна, вцепившись в подоконник с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Она хотела сдержаться, пересилить свой страх, не поддаться искушению. С нетерпением ждала Андрея – уже конец рабочего дня, он увезет ее домой и там, при нем, при детях, она забудется, ей будет не до себя – и руки, и голова будут заняты домашними делами, да и на виду она будет постоянно. Но Жданов не приходил, и она не выдержала, зашла в свою спасительницу-каморку…
И почти тотчас в кабинете послышались голоса Жданова и Малиновского. Они
перебрасывались давно известными всем шутками, подкалывали друг друга – тоже давний ритуал. Весело им было!
Катя поражалась их способности всегда выглядеть жизнерадостно. Особенно это Роману удавалось. А ведь были и в его жизни и трудные моменты – ей ли этого не знать! Все на ее глазах происходило, и кризис в компании, и смещение с должности, и Викина ложная беременность. А с него все как с гуся вода – похохатывает…
Андрей переносил тернистость жизненного пути иначе: он или впадал в истерику, криком пытался исправить ситуацию, а если неприятность устранить не удавалось, он сам от нее устранялся с помощью виски.
Но случалось такое не часто, только если не везло по-крупному. В обычное же время Жданов тоже был оптимистом, не зацикливался на отрицательных эмоциях – прошла передряга, и забыл о ней, и опять вперед с радостью в душе и улыбкой на лице!
Катя так не умела. Она жевала и мусолила свои переживания, и они разрастались как снежный ком и накрывали ее с головой – попробуй, выберись!
И она жалела себя и злилась на Андрея.
Мысли ее непроизвольно вернулись в недалекое прошлое, в предоперационный период.
В плохое она поверила сразу – мучилась, переживала, но ничего не предпринимала. Потом не выдержала, поделилась с матерью. Елена Александровна перво-наперво запретила ей говорить об этом Жданову до того времени, пока все не прояснится
- Катенька, мужья не любят, когда жены болеют. Ты к врачам сходи, выясни все, может быть, и говорить не придется, может быть, ерунда это.
Катя умом понимала, что не ерунда, но надеялась, что обойдется. Бегала по врачам, сдавала анализы, а мужу правды не говорила. Она вообще с ним мало общалась в то время, часто засыпала в детской, укладывая детей, а то, наоборот, до поздней ночи возилась на кухне – боялась она оставаться с ним наедине. Быть такой как прежде, пылкой и нежной она не могла. А другая… Нужна ли она ему, другая?
Андрей не понимал, что творится с женой и от этого злился. Раньше-то они каждую ночь ждали, как праздник. И они были праздником, эти ночи! А теперь Катя стала его избегать. Не дурак же он, понимает, почему она в детской спит, или стирку на ночь глядя затевает. Разлюбила что ли? За что? И почему так вдруг?
Вопросы…вопросы… А ответа нет…
Так продолжалось до самой операции. Анализы были противоречивые, и врач убедил (или уговорил…) Катю в необходимости операции – вначале небольшой разрез под местным наркозом, потом в течение двадцати минут экспресс-анализ, ну а потом уж будут решать, что делать дальше: продолжат уже серьезную операцию или косметический шовчик наложат и на этом все.
Скрывать дальше стало невозможно, и она призналась мужу.
Жданов бушевал: почему не сказала, почему скрывала от него? Он же мог устроить ее в лучшую клинику, мог вообще за границу отвезти – там лечат то, что у нас не умеют.Еще и сейчас не поздно поехать!
Катя виновато смотрела в пол, плакала, беззвучно (не напугать бы детей!), но ехать отказывалась наотрез - если судьба смилостивится, то и здесь все будет хорошо, а если… то не имеет смысла…
Андрей кричал на нее от бессилия и страха, потом жалел, успокаивал, баюкал на руках – она так и уснула у него на коленях, забылась на несколько часов, а он глаз не сомкнул – впереди было темно и страшно. Как жить, если… Сможет ли он?
Утром все решилось. Через двадцать минут после начала операции можно было вновь быть счастливыми!
Андрей так и сделал, а Катя …
Врач долго выспрашивал у нее про вторую беременность, про кормление грудью – оказалось, что под соском осталось свернувшееся молоко, затвердело и не беспокоило ее, а потом, видимо после простуды, начался воспалительный процесс, размер уплотнения увеличился…В общем, появились признаки, схожие с совсем другим заболеванием.
Катя врачу не верила, хотя припоминала, что Ритка эту грудь брала плохо – сосок был тугой, и она не высасывала все молоко. А Катя легкомысленно и не настаивала, и молоко не сцеживала, давала грудь другую, благо молока хватало! А потом и вообще одной грудью кормила, когда прикорм стала давать. Дочка «баловалась» маминой титей перед сном до полутора лет, а потом как-то незаметно бросила. И опять Катя никаких мер для себя не принимала, хотя мама ей много чего советовала – из народных обычаев, и даже Маргарита как-то заикнулась, что надо бы с врачом поговорить, есть же современные способы прекращения кормления.
Все соответствовало тому, что говорил врач, но Катя не верила, считала, что ее обманывают, даже придумала себе, что это хитрые маневры Андрея – он уговорил врача не говорить ей правды. Такие мысли созрели в ее воспаленном, измученном сознании. И с этого момента в ее душе поселился страх…
Жданов ничего такого не предполагал. Узнав от врача благоприятный анализ, он повеселел и вернулся к прежней счастливой и радостной жизни.
Вот только Катю он перестал понимать.
В день операции он был с ней до самой ночи, а на следующий день он пришел проведать ее после работы. Они вполне дружески разговаривали о детях, о доме, о компании – о чем же еще?
Раздался звонок мобильного телефона, Андрей ответил и отошел говорить к окну.
Звонила Кира, сообщала, что из Праги пришел факс, и ей нужно лететь туда, улаживать возникшее недоразумение в Пражском магазине.
- Кир, ну если надо, лети. Что от меня требуется?
- Ничего не требуется, просто ставлю тебя в известность – ты же президент. И у меня отчет по продажам не закончен.
- Хорошо, лети, отчет пусть Амура доделает и отдаст Роману, он проверит.
Он говорил всего пару минут, а когда вернулся, не узнал жену – только что она улыбалась, слушая его, сама шутила, и вдруг будто увяла, будто обидели ее – губы дрожат, в глазах слезы.
- Кать, ты что? Обиделась на звонок Киры? Так она же по работе, ничего личного!
- Я знаю. Я не обижаюсь. А у тебя что, телефон новый?
- А, да… - он небрежно повертел телефон в руке, демонстрируя ей, - вчера купил. Ромка свой забыл у какой-то «рыбки», и после обеда пошел покупать новый. Ну и я с ним зашел в магазин. Ну и купил тоже… А симка старая, номер я не менял. Так что звони, как и раньше.
- Да, конечно. Ты иди, с детьми побудь. Мама устала, наверное.
- С ними Гела сегодня, она справляется, я звонил, узнавал.
- А мама? Она заболела?
- Почему обязательно заболела? Они с Валерием Сергеевичем к тебе собирались идти, наверное, уже пришли, зайдут после меня. И Зорькин с ними придет!
- Тем более, иди, я устану принимать всех.
Она даже не поцеловала его…Что произошло-то? Не поймешь этих женщин, а уж Катю…
Посетители разошлись. Она не помнила, о чем говорила с родителями, все ее усилия были направлены на то, чтобы скрыть свое расстройство, не дать слезам выхода.
Родители смотрели на нее тревожно, Колька – удивленно, и она постаралась выпроводить их, под предлогом усталости, и теперь лежала, накрывшись одеялом с головой, и дав волю слезам.
В палате она была одна, стесняться некого, но под одеялом она чувствовала себя в большей безопасности – вдруг зайдет медсестра или врач?
Обида душила ее, обида на Жданова, на его жизнерадостный вид. Надо же, телефон он купил! И это в то время, когда она страдает, когда еще не может поверить, что впереди долгая жизнь. У нее голова разрывается от тяжких дум, а он уже вполне доволен жизнью, он может ходить по магазинам, может думать о покупке нового, совершенно не нужного ему телефона! Интересно, чем он занимался вчера? Смотрел футбол или развлекательное шоу? Или был в баре с Малиновским?
Катя понимала, что даже если все так, как она придумала, ничего предосудительного в этом нет! Судьба дала им шанс, избавила от тяжкого испытания, и Андрей использует этот шанс, и скорее всего даже не подозревает о ее душевных муках! Но обида выливалась через край горькими слезами…
Катя ничего не сказала мужу, но телефон новый невзлюбила. И он очень быстро исчез из их дома – потерялся...