Вводное слово.
Всё это время я должен был по возможности спокойно наблюдать, как лапают её взглядами окружающие нас, лощёные и не очень, лица мужского пола, оценивают обтянутую тонкой шёлковой тканью грудь, стройные ножки, выглядывающие из под подола платья, и просто обязан был не сорваться съездить по гладкой физиономии очередному засмотревшемуся. Весь показ мы были вместе и лишь однажды я отлучился, что бы произнести на подиуме воодушевлённую и пламенную речь, вознести хвалу нашему бесспорному гению, расхвалить невероятно прекрасное творение вышеупомянутого и пожелать гостям наиприятнейшего просмотра. И говорил, кажется, весьма не дурно. Потом, спустившись к ней, сцепив пальцы на тонкой талии, прижал её к себе, и потёрся носом о щёчку, спрашивая её мнения. Она тихо, немного вытянув шею, шепнула на ухо: «Ты лучший». Но, конечно же, я не таскал её за собой весь день. Например, она отходила в дамскую комнату... один раз...
После медового месяца она настояла на том, что бы передать мне полномочия президента. И хотя у нас был разговор об этом и раньше, ещё перед свадьбой, она все же напомнила мне о своём решении, как только мы вернулись в Москву. Нет, не то что бы я сильно отнекивался, мне и самому не терпелось встать у руля. Хотелось, что бы я вновь стал её президентом. Что бы я вел её, сам. Разговор состоялся у меня, когда утолив возбуждение от минувшей ссоры, мы долго лежали в постели, я перебирал её волосы, она гладила мои губы. При чем поссорились по какому-то пустяку, даже не помню из-за чего, наверное, мне просто нужен был повод что бы сорвать её посередине рабочего дня и притащить к себе в логово. Что я, собственно, и сделал. И до самого вечера упивался её ласковыми, осторожными прикосновениями, скользил пальцами по нежной коже на шее, груди и бёдрах, а потом, мы, вдруг, начали какой-то разговор, абсолютно даже не о работе, и через некоторое время она, как будто только вспомнив, выдала мне такое заявление. Я опешил, заволновался, хотя и зря, как оказалось:
-Кать, да почему?! - недоумевал я.
-Просто это... ну, не правильно....
-Не пори чушь, что не правильно?!... - сорвался, но, увидев её несчастные, виноватые глазки, смягчился, - Катюш, ну ты что...
-Просто понимаешь... - она, завёрнутая в тонкую белую простыню, сидела напротив и пряча глаза в складках постельного белья, перебирала мои пальцы. Даже губу закусила., - Зималетто уже вышло из кризиса и во мне уже нет такого... такой потребности...
-Причем тут это, Боже мой? Тебе же отец сам сказал, что...
-Да помню я, что сказал Пал Олегыч! - она немного повысила голос, - Пойми меня, Андрюш, все эти показы, интервью, презентации... фото сессии там... я во всём этом как-то теряюсь... и потом, — Катя заметно нервничала, и, уже отпустив мою руку, нервно комкала в руках край простыни, теперь уже смотря на меня достаточно уверенно, - я никогда об этом не мечтала. И тот показ, первый, он мне дался очень трудно. Помнишь, как я запаниковала, когда надо было речь говорить, а ты...
Я помнил. Как прикоснулся горячими руками к её плечам, уверяя, что все эти люди там, в зале, «ждут не меня, а Вас.». Что это всё её заслуга. И ещё я вспомнил, с какой неохотой оторвался от позабытой уже моими руками её нежной кожи, и о бесстыжих своих мыслях, что бы увезти её... На губы легла лёгкая улыбка. Она заметила и смутилась. Боже, она всё ещё помнит, как это делается! И «упала» лбом на моё плечо. Видимо, тоже вспомнила что-то... хм... Но всё-таки договорила дальше:
-Я тогда еле-еле языком ворочала. И нервничала постоянно, - я обнял её за плечи и, привалившись спиной к подушке, увлёк к себе поближе, на грудь, - я не люблю быть в центре внимания, ты же знаешь... и... ну, я... там твоё место, понимаешь? А я, сколько бы не сделала для компании, сколько бы не спасала её и как бы сильно не любила, она детище твоей семьи. Вот...
Она не хотела. И это была не неуверенность в себе, не страх, и даже не уступка мне, любимому, а просто нежелание. Я чувствовал что-то похожее, когда Воропаев сослал меня на производство. С самого начала я мечтал о президентстве, а не о жалкой роли подпольной мыши, которую то и дело урезают в правах и полномочиях. И в то же время, я понимал что это нужно. Мне и Зималетто, и ещё не известно, кому в первую очередь. Так же и Катя — она просто выполняла свой долг, и хотя ей это и не нравилось, она уже взяла на себя ответственность. Вот и делала то, что надо, а теперь, когда её миссия выполнена, она спокойно может отказаться от этого, раз хочет. Всё будет так, как она хочет.
Но и речи о том, что бы отпустить её с поля зрения на другую работу, хотя бы к той же самой Виноградовой, конечно не заходило. То есть, я сам подавил её на корню. Так не навязчиво, что бы всё выглядело естественно, как бы между прочим. Сказал тогда, после её сбивчивой и взволнованной речи, вдоволь потешившись смущением перед обнажённым мужским телом, лишь по пояс укрытым покрывалом, и её собственным, обтянутым упругой хлопковой тканью так, что казалось, она была обнажена ещё во сто крат больше:
-Ладно... ну тогда, раз Вы, Катерина Валерьевна, отказываетесь от президентского кресла, я предлагаю Вам, многоуважаемая... хм, неподражаемая, занять должность... ну, скажем, мужниного зама?
-Вице-...? - так и не договорив, спросила она, посмотрев на меня с робкой, довольной улыбкой на устах.
-Угу, - я не удержавшись, прильнул в короткой ласке к пухлым губам... два.. три раза...
-А Малиновский?
-Кать, - я чуть отстранился и посмотрел на неё более серьёзно, - Ромка уволился, тебе не надо о нём беспокоиться...
-Но...
-Катька! - прозвучало требовательно, но не резко.
-Нну ладно..., - на время сдалась интриганка, сменив интонацию с робкой на немного кокетливую и чуть капризную, так и съел бы провокаторшу, - но я все равно не хочу. Какая разница вице-, не вице-, ответственность та же, те же права, обязанности...
-Ух какая ты... привиреда..
-Да вот ни капельки, - с улыбкой в голосе сказала она.
-Ну финансистом у нас Зорькин... помогает ему Света... фуух, ты меня прям озадачила...
-Я могу пойти к Юлиан... - я сразу же понял в каком русле потекли её мысли и поспешил:
-Точно! Придумал!... Ты..., - ну блин, ну хоть что-нибудь!
-Ну?... - поторопила она меня.
-А давай... ты... давай ты как в старые добрые времена, мм?
-То есть?
-Помощником пойдешь?
Она вдруг засмеялась:
-Что опять что ли? - всё ещё продолжая ухахатываться, спросила она.
-А что? По моему... очень.. даже... Кать, хватит надо мной смеяться!
-Ну ладно, ладно..., - улыбающимися губами потёрлась о мою грудь, — уговорили, Андрей Палыч.
Ну а дальше... стесняюсь вспомнить... Боже, когда уже закончится этот чёртов показ?!
Кстати, да, о показе. Наш медовый месяц планировался на все четыре недели, мы всё рассчитали, отдали управление отцу до нашего возвращения, переделали кучу самых важных дел, уладили кое-какие вопросы и всё вроде было как нельзя лучше. Уехали на море. Катька любит море, хоть и плавать не умеет. Ну ничего, кажется и к этому я приучил её относиться более спокойно. Но уже через три недели понадобилось наше присутствие. И позвонили ещё так некстати...
Ну, в общем, мы вернулись. Когда уезжали чувствовали себя разбитыми и несчастными, особенно Катька. Так было хорошо, только вдвоём, никто под ником «Валерий Сергеевич» не названивал каждые десять минут - только если по вечерам, не раздавался в селекторе голос Тропинкиной, прерывая сладостные мгновения уединения, никто не пялился на Катю в откровенный нарядах — хотя бы потому, что при выборе одежды теперь присутствовал я сам. Нет и дома я, разумеется, присутствовал, но если там мы были только сами для себя, то в Москве нужно было ещё и поддерживать имидж перед окружающими. Что жена у меня такая красавица. А разве этого и так не видно?
Аааа, к черту. Ну почему этот мужик так на неё пялится? Ему баб мало? Вон по подиуму щеголяют, смотри — не хочу. Чего они все к моей жене пристали? Делать нечего...
Да, возвращаясь к прерванному повествованию... нужно было готовить показ, отец настоял на нашем приезде, так как И.О — не И.О., а президент-то всё-таки я. Ну и вот, мы приехали. Мне удалось расшевелить Катю - пообещал ей, что возьмём как-нибудь отпуск на месяцочек, а Ромку оставим за главного, раз уж она вернула лучшего друга в компанию. Но это потом, а пока приходилось в скрочном порядке готовиться к показу, потому что хоть из кризиса Зималетто и вышла, нужно было набирать обороты, и побыстрее. Тем не менее, всё оказалось гораздо проще, чем могло бы быть: у Милко фонтанировали идеи, финансами занимался Николя и моя жёнушка — а это уже не хухры-мухры, я контролировал процесс и вносил корректировки, а наша добрая фея-пиарщица была по максимуму свободна от других проектов. Так что всё получилось как никогда шикарно.
И вот, весь сегодняшний день мы с Катей ходим за Юлианной, знакомимся, я обмениваюсь рукопожатиями, Кате целуют руки... и смотрят ещё так... а она, между прочим, теперь моя! А они смотрят! Зачем они смотрят?
Закончилось. Наконец-то. Мы вышли на улицу, в обнимку, и если я еле сдерживал порывы устроить ей хорошую сцену, то Катя, кажется, только зевала и сонно моргала на прохладном осеннем ветру. Небо было тёмное и облачное, скрывались звёзды, воздух пах сочным ароматом листьев и асфальтной пыли. Было тихо. Так тихо, как только может быть в шумной Москве в двенадцать ночи. Я держал её крепко за плечи, был взбудоражен и возбуждён от тех взглядов, которые на неё бросали. И ещё Катиным спокойным к ним отношением. Она не краснела, не смущалась, не нервничала. Вела себя так, как будто это нормально, что на неё так настырно пялятся. Это только мое внимание должно быть для неё естественным, а всё остальное вызывать лишь нервный румянец или раздражать, а она!...
Всю дорогу хранили молчание и только в лифте я заметил, как она устала. Привалилась к моему плечу, закрыв глаза, держа меня под руку. Ну как на неё злиться? Зашли в квартиру. Я резковато развернул её спиной к двери, и медленно начал развязывать пояс. Смотрел с требованием, прямо в смятенные глаза, немного удивлённые такой внезапной сменой настроения. Видимо, поняла, чего я хочу. Но не стала отказывать, ссылаться на усталость. Я снял с её плеч, чуть ли не сорвал, стильное бежевое пальто, бросил куда-то на тумбочку возле вешалок и вцепился губами в её губы. Целовал, долго не задерживаясь на одном месте, переодически спускался к шее, мял грудь через тонкую коричневую кофту, которая как назло была даже без намёка на декольте, только с коротенькими рукавами. Она переоделась в гримёрке с разрешения Милко, потому что совершенно невозможно было дальше ходить в этом нарядном платье, при полном параде, захотелось сбросить мишуру. Жаль, его-то снять было бы на мноого легче... Я руками спустился ниже, на талию, и ещё ниже. Катя прислонялась к двери только шеей и затылком, подавшись ко мне остальным телом. Тонкие руки, обхватив мои плечи, пытались ненавязчиво, как будто что бы я не заметил, стащить верхнюю одежду. Поняв намёк, я швырнул чёрное осеннее пальто себе под ноги. Так хотелось не сдерживаться, взять её прямо здесь... Потому что, что бы дойти до спальни нужно было оторвать губы от её нежной шейки и прекратить жадно касаться руками, а я был слишком яростен в своём ревнивом порыве, что бы остановиться.
-Андрей, Андрей..., - зашептала она, стонами выдыхая из горла воздух, - опомнись...
Я всё-таки взял себя в руки. А то она испугается, и разведётся со мной. И вообще, тут совершенно не удобно заниматься такими вещами...
Как дошли до постели — не помню. Но я не брал её на руки, просто тянул за собой, даже не разбрасывая одежду по дороге, лишь оттягивая тот момент, когда вместо неживой тканевой материи можно будет почувствовать её упругую кожу, сжать грудь, привлечь бёдра к паху... Как-то странно, ещё несколько минут назад она казалась мне неимоверно уставшей.
Добравшись до спальни, я повалил её на подушки, начал снимать одежду, торопясь, что бы быстрее добраться до тела, утвердить ладонями свои права на неё. Почувствовать её пальцы на спине, уже не такие робкие, как в самом начале, но ещё не такие смелые, как у искушённой любовницы. Глаза не изумлённые, не страшащиеся, не безоглядно доверчивые, как тогда же, но и не смелые и ненасытные, какими, наверное, когда-нибудь будут. От скромной девочки в ней остались только нежные прикосновения и решительный взгляд, затянутый завораживающим туманом, во всём остальном она уже была женщиной, женой. Прижимался сильно, закрывая её всю широченной спиной, слушая, как с надрывом она выдыхает моё имя. Приподнявшись на локтях, устроился между её ног, покачивая бёдрами в однозначном намёке. И вошёл в неё медленно, так, что её ресницы затрепетали от избытка ощущений, и рот приоткрылся, выпуская тихий шипящий стон. Не отпуская её глаз, я двигался и уверенно, и аккуратно, то увеличивая натиск, то замедляясь, наблюдая за тем, как она сдерживается от рвущихся наружу «сильнее» и «ещё». Она всё крепче сжимала мои руки, бегая взглядом по сжатым губам, еле заметной щетине на подбородке, по ключицам и шее, и ниже, наблюдая, как бёдра подаются к ней навстречу. В какой-то момент, когда захотелось уже намного большего, я с долгим животным стоном сорвался и задвигался, наращивая темп, ещё увереннее и быстрее впечатывался в неё, хрипя горлом. Всё глубже и глубже, вместе с ней доходя до самого обрыва. В порыве наслаждения, произнёс на вдохе сиплое: «Кааать», услышав отдалённо её жалобный крик, приглушённый вжатыми в моё плечо губами.
Вот так. Всё равно она моя. И они могут смотреть на неё, раздевать взглядами, мучиться догадками о том, какая она... они так и останутся ни с чем. Потому что она всегда будет отдаваться только мне. И любит она только меня.
-Я люблю тебя, - хрипло сказал я, удивлённо обнаружив под ней вместо мягких квадратных подушек, деревянную спинку кровати.
_________________ Шёл бы ты, Малиновский, со своими советами... Знаешь, куда? (с)
Последний раз редактировалось pink_jacket 21 дек 2011, 16:59, всего редактировалось 5 раз(а).
|