от автора: наверное, идея не очень хорошая, использовать старую квновскую шутку, тем более не всем понятную, но я не удержалась. вспомнилось, и понеслось. кто не видел ту старую программу - воть******
- Водыыыыы! – раздалось из спальни. Андрей нервно передернул плечами. Мало того, что омлет подгорел, так еще и Малиновский не унимался. Его, видите ли, забавляло настоящее положение дел.
- Водыыыыыыы! – еще жалобнее завыл Ромка.
Андрей кое-как отскреб свой кулинарный недошедевр от сковороды и переместил его на тарелку. Тарелку – на поднос. Рядом поставил стакан с водой. В этот бы стакан еще цветочек аленький… Гвоздичку, к примеру. Андрей ухмыльнулся.
- Водыыыы! – как умирающий в пустыне, протянул Малиновский, когда Андрей вошел в комнату.
- А еще икры и женщину? – поинтересовался Андрей, устраивая поднос на тумбочке возле кровати, - Ну, что? Посмотрим киношку какую-нибудь или обойдемся без лирики?
- А ты, Чапай, на спину мою посмотри! – пробасил Ромка. Кто там ему диагноз ставил? Перелом? Та у него, скорее, мозг окончательно в квашеную капусту превратился.
- На ногу, - поправил Андрей с улыбкой, - и не соблазняй меня, дорогой, не надо.
- Фу, как пошло, - расплылся в улыбке Малиновский, - я ценю твою заботу, Палыч, но при всем желании, хоть моем, хоть твоем, в моем нынешнем положении это нереально. Ты мне лучше расскажи, как прошли переговоры с Полянским.
Андрей нахмурился. Полянский приехал, как и обещал, к двенадцати. Сперва обсуждали дела, тут не обошлось без Пушкаревой. Они действительно обсудили все мелочи еще в пятницу. Андрею оставалось только подписать бумаги. Они с Герой работали давно и доверяли друг другу, стали хорошими друзьями. Но в вопросах бизнеса Полянский был непреклонен – никогда своего не упустит. Палец в рот не клади, откусит при всей своей видимой интеллигентности. А Пушкарева выбила для Зималетто скидку. И скидку немалую, предложив практически руку и сердце, когда вставили в договор пункт о последующих поставках в довольно долгосрочной перспективе. Когда-то этот пункт произвел впечатление на Макротекстиль и сыграл немалую роль в благополучии обеих компаний. Теперь Катя провернула тот же трюк с Германом к всеобщей радости. Ничего нового, но действенно. Все были весьма и весьма довольны. А потом внезапно Гера позвал ее на обед, многозначительно взглянув на Жданова. Типа: сюрприиииз! О да! Еще какой сюрприз! Еще не хватало, чтобы его собственный друг запал на его собственную секре… собственного финдира! А она еще и согласилась для полноты ощущений. А ведь еще два года назад такой, как Гера, не обратил бы на нее внимания! И Андрей не знал, что в этой ситуации бесит его больше. То, что именно Пушкарева так завела Полянского. Или то, что его лучший друг запал именно на Пушкареву.
На Андрея снова накатило чувство беспричинной злобы. Тогда он поспешил ретироваться, еще не хватало, чтобы Полянский обратил внимание на его замешательство. Но они столкнулись у лифта, когда Катя и Гера уже уезжали, а Андрей выбрался из своего кабинета, чтобы поехать домой, к Малиновскому, который только что горестным голосом по телефону сообщил, что до кухни добраться не в состоянии. Надо же кормить боевого товарища. Жданов не ожидал такого поворота событий. И дело было не в том, что он ревновал кого-то из них, нет. Какая ревность? Давно все прошло! Дело было в том, что со стороны обоих предателей это выглядело, как нож в спину. Он внезапно осознал, что у Геры есть от него секреты. А у Пушкаревой – личная жизнь вне Зималетто.
- Эй, ты что завис?
Андрей отогнал свои мрачные мысли.
- Нормально прошли, - проговорил он, - Пушкарева с Герой просчитали все заранее. Я был там только для того, чтобы подпись поставить. Если бы они могли обойтись без меня, то и не позвали бы. Зато поучаствовал во всеобщем ликовании – шампанское-то за мой счет!
- А я тебя предупреждал! Полянский тот еще жук! – подхватил Малиновский, правильно интерпретировав недовольный тон Андрея. Тот засмеялся и только проговорил:
- Так, в мою постель ты уже пробрался, ноутбук экспроприировал, обедом тебя кормлю. Теперь ты ревнуешь меня. А завтра что? Начнешь звонками доставать, как Кира?
- Ты меня с Милко путаешь? – приподнял бровь Роман.
- В отличие от тебя, Милко почти адекватный человек.
Роман хмыкнул и приподнялся на подушках.
- Ладно, с этим выяснили, – проговорил он уже серьезно, - второй вопрос насущный. Что решили с командировкой?
Андрей передернул плечами.
- А есть варианты?
- Значит, едешь с нашей финансовой принцессой, - констатировал Малиновский.
Андрей рассерженно потер переносицу.
- Помнится, ты сам жаловался, что я бросаю тебя в ее пасть. Вот и радуйся – легко отделался.
- Ну, так пасть-то уже давно не железная, а если бы в то время я разглядел ее, как следует, то готов был бы себя в жертву принести, если тебя это успокоит, - усмехнулся Малиновский, - как она восприняла?
- Никак. А как, по-твоему, она должна была реагировать? Запустить в меня калькулятором? Два года прошло… Иногда мне кажется, что вся та идиотская история – только плод моего воображения. Ну, и твоего тоже. По крайней мере, более уравновешенного человека, чем Пушкарева, мне встречать не доводилось. Она непробиваемая.
- Да, у финансовой леди железный характер. Знаешь, Андрюх, а ведь я ее боюсь, - сокрушенно проговорил Рома, - не завидую я тебе с этой поездкой. Уж лучше Кирины экзекуции.
Андрей поморщился. Куда уж лучше?
- Палыыыыч, - протянул Роман, наконец, обратив внимание на поднос, - а ты уверен, что это вообще съедобно?
Палыч, отвлекшись от печальных дум, улыбнулся.
- Слава богу, я уезжаю в командировку, а свои полномочия по твоей кормежке делегирую кому-нибудь. Милочке, например. Она тебя сломала, пусть сама тебя и чинит!
- С ума сошел? Я же в таком виде! На что я годен?
- Все, я на работу. Накормил, обласкал, разговором развлек. Пора и честь знать. Вечером поговорим.
- Палыыыыыыч!
- В конечном счете, Катенька, все мы получаем именно то, чего мы стоим в действительности, - с философским видом изрек Герман, крутя ножку бокала и глядя ей в глаза.
Катя улыбнулась и ответила:
- А как же случай? Или вы отрицаете глубину его роли в человеческой судьбе?
- Почему же? Не отрицаю. Кто я такой, чтобы отрицать подобное? Но где гарантия, что случай не является своего рода величайшей закономерностью, настигающей нас как кара или награда?
Невольно нахлынули воспоминания. Всю жизнь она расплачивалась за свою внешность. И все ее беды происходили лишь потому, что обладала неформатной наружностью. Стоило это изменить, и изменилась ее жизнь. Но нужны ли ей эти изменения? Насколько сейчас она была счастливее, чем пару лет назад? Ну и в чем же закономерность?
- Я не думаю, что награда зависит от того, заслужил ли ты ее. Она просто приходит. Равно как и наказание. Это как же надо было нагрешить в прошлой жизни, чтобы родиться горбатым, к примеру? – с беззаботной улыбкой проговорила Катя. – А ведь это наказание на всю жизнь. Как проклятие. И не только самому себе, но и окружающим.
Герман озадаченно посмотрел на нее.
- А может быть, все дело в вине окружающих?
Окружающих? Нет. Быть не может… Раньше было так просто винить во всех собственных бедах тех, кто был рядом. Обидчиков, друзей, даже родителей. А потом она как-то разом успокоилась. Поняла, что все дело в ней. Пережила, приняла. И успокоилась. Ей даже не нужно было искать в себе силы простить кого-то. Ведь в действительности никто не раскаивался. И она не раскаивалась. Так сложилась жизнь. Просто она вытащила проигрышный лотерейный билет, вот и все. Дело случая.
- Это недоказуемо, - возразила Катя, - и вопиюще несправедливо, потому я никогда не поверю, что вселенная может быть устроена с такой жестокостью. Даже если бы очень хотела.
Герман засмеялся и пригубил бокал с вином. При этом он не отрывал взгляда от ее глаз, и Катю это внезапно завело. Ей стало интересно, каким блеском горят эти глаза, когда он смотрит на любимую женщину. Была ли она у него? Катя не припоминала, чтобы он где-то появлялся в чьей-то компании, кроме близких друзей или общих знакомых. Эта его закрытость привлекала внимание и вызывала любопытство. С другой стороны, Катя отдавала себе отчет в том, что только так и правильно жить. Без откровенной разгульности Малиновского, без показной идеальности молодых Ждановых – все на камеры, все под прицелом вспышек фотоаппаратов. Жизнь из модного журнала. Разные его рубрики. А Катя? Ведь и сама напоказ… Модная упаковка. Отдельная квартира. А сама на выходные мчится под родительское крыло, спит в старой пижаме, на старом диване. И пьет мамин чай. Липовый. А потом всю неделю мучает себя, стремясь к образу, прилипшему к ней, как синтетическая ткань. Герман же жил для себя. Общался с теми, кто был приятен, но поддерживал знакомство с нужными людьми. Спал с нравившимися ему женщинами, но никогда не афишировал своих свершений.
- Боже, Катя, не могу поверить, что мы сейчас все это на полном серьезе обсуждаем. Зацепило?
- Зацепило, - засмеялась Катя, - иногда на меня находит. Но это вы начали.
- Удивительный вы человек. Акула в бизнесе, философ в жизни.
Катя хмыкнула и наколола мидию на вилку, запустила ее в рот, делая вид, что игнорирует его последние слова. А когда прожевала, проговорила не сводившему с нее глаз мужчине:
- Так уж и акула? Вы, кажется, мною съедены не были, в отличие от этого салата. И контракт был подписан полюбовно. А что касается жизни… Да какой я там философ? Самая обыкновенная баба. Каких много. Ничего примечательного.
- Вы сильно недооцениваете себя, Катюша. Если присмотреться, то…
- Что? – перебила она его. – Что будет если присмотреться? Разглядите какую-то особенную личность? Нет этого. Может, и была когда-то, но не сейчас, не сегодня.
Все это она говорила с улыбкой, почти в шутку. А он почувствовал, что эти слова идут откуда-то из глубины. Катя по его взгляду поняла, что он все понял. Установилось неловкое молчание, и Катя мысленно ругала себя за то, что испортила так хорошо начинавшийся обед. Все этот чертов Жданов с его утренним визитом!
- А может быть, - вдруг сказал Полянский внезапно охрипшим голосом, - может быть, мне хочется присмотреться. И найти, разглядеть… Вас…
Катя подняла на него глаза и опешила. Он улыбался. Широко. Даже задорно. И глаза его внезапно заблестели.
- Что ж… - в замешательстве, но стараясь держать лицо, пробормотала Катя, - попробуйте. А я посмотрю, как это у вас получится.
- Не нужно этого сарказма, Кать.
Кать. Она почти вздрогнула. Так непрошено в душе отозвалось совсем другое, чужое, сладкое «Кать». Откуда-то из прошлой жизни, которую она не хотела помнить. И сумела вычеркнуть. Она так думала.
- Давайте после работы заеду за вами. Можем сходить куда-нибудь, - не сбавляя оборотов, предложил Герман.
Вот так, Пушкарева. Это называется «брать быка за рога». А чего ты хотела? Ведь хотела?
- Давайте, - улыбнулась Катя, - но только не сегодня. Мы обязательно так и сделаем, но после моей командировки. В Питер едем со Ждановым. Сейчас очень много работы. Роман Дмитриевич, как назло, ногу сломал…
- Малиновский ногу сломал? – опешил Полянский и невольно засмеялся, - как же он умудрился-то?
- Гололед, - просто ответила Катя, пожав плечами.
- Так вы обещаете?
- Что? – не поняла Катя.
- Обещаете, что мы наверстаем?
Катя засмеялась, кивнула и, как девчонка, приложила руки к щекам. Ей казалось, что они пылают. Ей было хорошо. Вдруг оказалось, что ей хорошо. И спокойно. Совсем не так, как было еще утром, когда Жданов сказал об этой поездке с ним. Нужно быть честной с собой – это взволновало ее. Причем достаточно сильно, чтобы сбежать на обед из офиса. И здесь, с этим красивым молодым мужчиной, она успокоилась. Так неожиданно все стало просто и понятно. Он прямым текстом зовет ее на свидание, и ей это нравится. Стоит за ней тень прошлого или нет – плевать. Она пойдет на это свидание. И будет счастлива. Обязательно.
Герман отвез ее на работу. Прощаясь, снова поцеловал в щеку. Но этот поцелуй так же отличался от пятничного, как простое рукопожатие от крепкого объятия. В этом поцелуе было обещание будущего.
Когда Катя вышла из лифта, то первым делом услышала вопли своего непосредственного начальника. И в ответ истерические высокие визги великого и ужасного дизайнера. Катя только покачала головой и улыбнулась. Она никогда не вникала в творческий процесс. Это было не ее дело. Но почему-то именно сейчас вспомнила свои первые месяцы в Зималетто, когда только знакомилась со всеми. И вспомнила, как эти вопли пугали и поражали ее в те времена.
- Мир сошел с ума, - философски изрекла Мила, глядя в сторону мастерской.
А Катя с несползающей с губ улыбкой ответила:
- По-моему, он всегда был таким.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
ух,Герман волнует ее как мужчина,наконец-то,Катюша сбрасывает свой кокон,она теперь женщина привлекательная и Жданов в прошлом я думаю почему бы не попытаться,только вот намечается командировка,во что это выльется спасибо 
Вот никакого сочувствия такой тормозной Жданов не вызывает.