Кто просил про примирение после "Бон аппетита"? Прям так сразу у меня примирение не придумалось, потому что я никак не смогла себе представить, как это Катерина наша так сразу и с разбега, даже не смотря на то, что Жданчик её напугал. Заэто такНазвание: "Тридцать дней без Андрея"
автор: tapatunya
рейтинг: детский
тайминг: командировка Андрея.
саммари: Аушка о раздвоении пушкаревской личности
отказ от прав: забирайте.
размер: мини
статус: закончено
Когда я уехала сама, все было иначе. Гораздо проще. А теперь уезжает он. И мне страшно. Мне кажется, что если он уедет сейчас, то больше никогда не вернется… ко мне. Я знаю, что ему плохо, и карты для этого не нужны, я просто чувствую, как ему тяжело. Может, когда-нибудь мне и станет безразлично, но сейчас мне жаль его. Он запутался. Возможно, ему и правда стоит уехать, и так будет лучше. Иногда полезно сбежать на время, чтобы разобраться в себе. Я сама через это прошла, теперь его очередь. Он ведь не знает, что делать, он хочет снова быть с Кирой, но говорит мне, что любит. Зачем? Зачем ему это нужно? И почему я боюсь, что он не вернется, ведь мы все равно не сможем быть вместе. Никогда.
Впереди тридцать дней без Андрея. Дневник Кати Пушкаревой.В вас когда-нибудь жило сразу два человека, у которых прямо противоположные мечты и чувства?
А вот я раздвоилась. Одна я, Екатерина Валерьевна Пушкарева, сидела в президентском кресле компании «Зималетто» и твердой рукой вела предприятие к намеченным целям.
Другая я, Катя Пушкарева, металась по каморке и скулила от боли. Той Кате, Кате из кладовки, было плохо. Та Катя умирала каждую секунду и ждала Андрея. Та Катя была накрепко заперта в своем темном закутке, но и сквозь плотно закрытые двери я иногда слышала её жалобные слезы. Иногда, когда она меня очень отвлекала от работы, я подходила к каморке и строго говорила ей, чтобы она перестала так себя вести. Она никогда не будет с Андреем, и ей надо привыкнуть жить без него. Но она продолжала мечтать и скучать, и вела себя совершенно неподобающе.
По вечерам Катя из кладовки перебиралась на заднее сидение моей машины, и оттуда вела длинные монологи об Андрее. Ночью сидела у моей постели и тяжело вздыхала. Я никогда не оставляла её без присмотра, не доверяя ей. Но сил у меня оставалось все меньше, доходило до обмороков, и однажды вечером Катя из кладовки вырвалась наружу.
Десятый день командировки. Город Волгоград.Андрей поднимался к себе в номер, когда зазвонил телефон. Он, не глядя, поднес мобильник к уху.
- Андрей Жданов, добрый вечер! – бодро отрапортовал он. За последние дни Жданов раздал столько своих визиток, что ожидал звонка от кого угодно. Кроме одного-единственного человека в мире.
- Добрый вечер, Андрей Жданов, - тихо сказала Катя Пушкарева.
Он остановился посреди лестничного пролета и с размаху сел на ступеньку. Посмотрел на экран телефона. Номер был «зималеттовским» и, судя по последним цифрам, Катя звонила ему прямиком из ада. Кладовки, то есть.
- Здравствуйте, Екатерина Валерьевна, - неуверенно ответил Андрей. – Что-то случилось?
– Случилось, – быстро сказала она. – У нас проблемы с командировочными. Бухгалтерия что-то напутала. Ничего?
– Ничего, – машинально ответил Жданов, вскидывая к глазам руку с часами. Половина девятого вечера.
– Ну хорошо тогда, – так же тихо сказала Катя. – До свидания?
Это прозвучало с вопросительной интонацией, словно она спрашивала у него разрешения повесить трубку.
– Допоздна работаете, Екатерина Валерьевна, – уцепился за эту неуверенность Жданов. – Какие-то проблемы?
– Проблем нет, Андрей Павлович, а вот работа есть, – охотно отозвалась она. – Кира Юрьевна в Праге, Малиновского нет, вас нет, а мы готовимся к показу. Малым составом, так сказать.
– Ну, я надеюсь Юлиана вам помогает?
– Да, конечно. Она просто большой молодец.
– А зал, Кать… Екатерина Валерьевна, зал уже выбрали?
– Давно уже, Андрей Павлович! Приглашения уже ушли в печать…
Он спросил её про дизайнера, она рассказала ему про приглашенных звезд. Пожаловалась на то, что пришлось сменить кейтеринговое агентство, похвасталась, что Зорькин хорошо работает с банками. Потом, вдруг спохватившись, торопливо попрощалась и, практически, бросила трубку, оставив Жданова озадаченно сидеть на лестнице.
Тринадцатый день командировки. Город Казань.– Алааааах Акбааар! – слышалось из открытых окон гостиницы. На улице было шумно, звенели трамваи, сигналили машины. Даже в воскресное утро город бурлил, ни на секунду не замирая.
Жданов лежал на кровати и смотрел на часы. Двигалась по кругу секундная стрелка. Минутная стояла на месте.
Звонить в выходной день раньше десяти утра – хамство. Вообще звонить в выходной день было не лучшей идеей, но до понедельника ждать не было никаких сил.
Последние два дня Жданов, вместо того чтобы заниматься полезными делами – из всех сил стараться забыть Катерину, занимался делами прямо противоположными: без конца думал о ней.
Зачем она ему позвонила? Что это значило? Соскучилась? Глупость какая… Да нет, не может этого быть! Или может? Или… Нет, ну зачем-то же она позвонила!
Что ему сказать?
«Как дела, Катенька?»
«Доброе утро, Екатерина Валерьевна!»
«Я тебя не разбудил, Катюш?»
– Алах Акбар! – заорал Жданов в полном отчаянии и нажал кнопку вызова, несмотря на то, что до десяти не хватало целых пятнадцати минут.
– Да? – удивленно отозвалась она чужим, вежливым голосом. Он был таким сухим, что Жданову сразу захотелось пить. Кажется, он мог бы сейчас осушить Волгу под окном.
– Екатерина Валерьевна, почему мне до сих пор не прислали электронную презентацию, которую я просил? – раздосадовано ляпнул он, сразу позабыв про Катенек и Катюш.
– Она вам прямо сейчас нужна? – холодно поинтересовалась Катя.
– Завтра с утра у меня встреча. Хотелось бы подготовиться.
– Хорошо, – ответила Катя и бросила трубку.
Жданов свою тоже бросил – в угол.
Четырнадцатый день командировки. Город Казань.Усатые мужчины играли за угловым столиком в нарды и пили чай. Четвёртый час уже пили.
Жданов тоже пил. Виски. Медленно и печально.
Переговоры грозились затянуться. Хитрые татары проявляли чудеса гостеприимства и не спешили с ответом. Еле оторвался от потенциальных партнеров, чтобы напиться.
Напиться не получалось. Виски застревал в горле.
Телефонный звонок был снова из кладовки. И опять около девяти вечера.
– Получили презентацию, все в порядке? – вместо приветствия спросила Катя.
– Да, спасибо… Катюш.
Она не возмутилась его фамильярности, но принялась оправдываться:
– Понимаете, я думала, что Маша вам отправила презентацию еще в четверг. Я помню, что давала такое распоряжение. Простите, что не проконтролировала, но вы ведь знаете, какая у нас сейчас тут суматоха.
– Я все понимаю, Кать. Вы меня простите, что побеспокоил в воскресение.
– Ну что вы… Это же по делу.
Она снова была совсем другой – теплой и словоохотливой.
– К тому же Милко для женсовета шьет наряды… вы не представляете, как девочки из-за этого взбудоражены. Вот Маша и забыла про вас.
– Как легко женщины забывают, – шутливо ответил Андрей. – С глаз долой из сердца вон… А я ведь всего несколько дней уехал из Москвы.
– Ну что вы, – тихо ответила Катя. – Мы про вас помним.
Восемнадцатый день командировки. Город Нижний Новгород.Несколько татуированных молодых людей стучали по барабанам, усевшись на картонки прямо под памятником Минину.
Жданов покосился на Макдональдс, но решил, что до такой экзотики еще не докатился. Перешел дорогу и зашагал к Покровке, глазея по сторонам.
По мостовой брела украшенная цветами лошадь, иногда тыкаясь широкой мордой в плечо ведущей её за поводок девочке с дредами. Высокая женщина, обтянутая в кожу, предлагала сфотографироваться с живым удавом. Художники рисовали картины. Сувенирные лотки сменялись лотками с самодельными украшениями, ручной вышивкой и воздушными шарами. Жданов купил Катерине бисерную «фенечку», совершенно дурацкий подарок, который он, конечно же, никогда не осмелится подарить. Взял в киоске шарик с мороженым и решил, что позвонит в Москву, когда дойдет до лестницы Чкалова.
Будет спускаться вниз по бесконечным ступенькам и разговаривать с Катей. Или лучше вверх. Вверх всегда лучше.
Катя позвонила, когда Жданов смотрел фаер-щоу возле университета.
– Добрый вечер, – весело сказала она. – Как у вас дела?
На этот раз она даже повода не стала называть. Вот прям так сразу, без реверансов.
Жданов от волнения мороженое уронил, а фаерщикам отдал вместо ста рублей тысячу.
– Я в Нижнем, Кать, – ответил он, отходя подальше от шумной толпы. – Гуляю по городу. Завтра будем переговоры переговаривать. А потом я отчалю из Поволжья в более северные края.
– Забайкальский военный округ? – засмеялась она.
– Да нет, немного восточнее… Но я помашу рукой из самолета в сторону вашей малой родины, обещаю. А как вы, Кать? Воропаев больше не достает?
– Андрей Павлович, разве вы не обещали выбросить все это из головы?
– Кать, а вы хотите, чтобы я выбросил?
В трубке было слышно, как она дышит.
– А вы хотите? – наконец, совсем тихо спросила она.
Семнадцатый день командировки. Город Иркутск.– Нет, а при чем Зорькин, если Милко моделей выбирал тысячу лет! Зорькин контракты должен с помощью Амуры готовить, что ли!
– А при чем здесь Амура, Кать? – изумился Жданов.
– Ну она же ясновидящая, а не Зорькин!
Жданов засмеялся.
– Катюш, вы представляете, я стою сейчас перед церковью, которая когда-то была острогом.
– А, Спасский храм, – тут же ответила она. – Там фрески старинные, вы посмотрите, Андрей Павлович.
– Катюш, я боюсь, что вы можете решить, что я только гуляю, а вовсе не работаю.
– Ну что вы, Андрей Павлович. Контракты, которые вы подписываете, поступают с завидной регулярностью. Не то…
– Не то… что? Отозвали бы меня в Москву?
Она помолчала.
Жданов поудобнее перехватил телефон.
– Кать, может мне перестать отсылать вам контракты?
Двадцатый день командировки. Город Красноярск.– И ровно в двенадцать часов стреляет пушка. Хорошо так бабахает, громко.
– Хорошо хоть не ночью.
– И правда, Кать… Кать… Уже десять вечера. Хотите, я вам на сотовый перезвоню? Вам давно пора быть дома.
– Я знаю.
– Почему вы всегда мне звоните из кладовки?
Она ничего не ответила. Тихо дышала в трубку. Жданову показалось, что очень неровно.
– Вы что, плачете, Катя?
– Вовсе нет, Андрей Павлович, – соврала она. – С чего бы мне плакать!
– Кать, я никогда не перестану тебя любить. Никогда.
– Обманщик, – вздохнула она и отключилась.
Двадцать пятый день командировки. Город Норильск.– Норильск? Норильск, Андрей Павлович? Это же за полярным кругом!
– Я заметил, Кать.
– Что вы там забыли? Он даже не миллионник.
– Зато мы сможем смело говорить о том, что бренд «Зималетто» пользуется популярностью от Европы и до Крайнего Севера.
– Это вы мне назло, да? Мол, убегу от тебя на край света, да?
– Кать. Катя. Катенька.
– И не смейте мне говорить, что любите меня. Я вам не верю.
– Я только хотел сказать, что завтра вылетаю в Воронеж.
– А… Вы об этом.
– А вы все о любви, Катюш.
– Пусти меня, отдай меня, Воронеж: уронишь ты меня иль проворонишь, ты выронишь меня или вернешь, – Воронеж – блажь, Воронеж – ворон, нож.*
– Ты выронишь меня или вернешь, Кать?
Двадцать восьмой день командировки. Город Воронеж.– Екатерина Валерьевна, почему вы мне не позвонили вчера?
– Я уехала из «Зималетто» пораньше, мне нужно было посмотреть, как идет подготовка к показу. А… И вообще, не хотела и не позвонила. Я не должна перед вами оправдываться.
– Кать, почему ты всегда звонишь из компании? Ты… так экономишь, что ли?
– Злоупотребляю служебным положением, Андрей Павлович.
– Каать. Катя. Я боюсь тебе звонить сам. Когда звоню я, ты такая чужая, равнодушная.
– Намекаете на то, что у меня раздвоение личности?
– Я уже и не знаю, что думать. Кать. Я приеду в Москву и расстанусь с Кирой.
– Меня ваши дела не касаются.
– Кать, я сейчас стою перед памятником Мандельштаму. Я не могу лгать, глядя на него. Я люблю тебя.
– В Воронеже есть еще памятники Пушкину, Бунину, Платонову и Есенину. Вы можете поклясться перед каждым из них, все равно я вам не поверю.
– Хорошо, если ты этого хочешь.
– Я… я хочу.
Тридцатый день. Город Москва.– А до Киева я так и не добрался… А ведь собирался.
– Конечно, какой вам Киев, если вы за Полярный круг рванули.
– Я уже на кольце, Кать. Скоро буду в «Зималетто».
– Как в «Зималетто»? – тут же всполошилась она. – Почему в «Зималетто?» Разве вы не домой едете? Вам же, наверное, нужно отдохнуть с дороги!
– «Зималетто» нам дом родной. Кать, не волнуйтесь вы так. Я встречусь с вами в кладовке.
– Где? При чем тут кладовка?
– Вот и мне интересно, при чем тут кладовка.
– Не говорите глупостей, Андрей Павлович.
– Я люблю тебя.
Катя ощутила появление Андрея так, словно он уже вырос на пороге её кабинета. Наверное, он только вышел из лифта, а у неё сердце колотится так, словно с ума сошло. Что же будет, когда он откроет эту дверь? Она умрет на месте, как пить дать умрет.
Катя вскочила на ноги, заметалась. Потом решительно рванула на себя дверь в кладовку и спряталась там. Катя из кладовки обняла Катю из кабинета и они дружно принялись вслушиваться в то, что происходит за стеной.
Хлопнула дверь. Быстрые, легкие шаги. Квадрат света упал на пол. Темный силуэт на пороге. Жданов.
– Привет.
Она отступила еще на шаг. Глядела на него во все глаза. Похорошел. Помолодел. Глаза сияют. Губы улыбаются. Уверенный в себе, неотразимый, единственный на земле Андрей Жданов.
И где-то глубоко-глубоко в темноте его глаз – тревожное ожидание.
– С возвращением, – Катя попыталась сказать это спокойно, но голос дрогнул, прорезалась ненужная хрипотца.
– Кать, когда ты уехала в Египет, я тоже все время в этой кладовке сидел. Она какая-то заколдованная, наверное. В ней скучать по тебе было не так тяжело.
– Я вовсе не… Я просто… журнал зашла взять!
– Какой журнал?
Жданов подошел к ней совсем близко, заглянул за спину, словно и вправду ожидал увидеть там полиграфическое издание.
– Журнал «бурда моден», Кать?
Он сменил туалетную воду. Пах совершенно иначе, непривычно. Светлый костюм, расстегнутые верхние пуговицы рубашки. Постригся.
– А вот я, Катенька, совершенно нечеловечески соскучился. Дико прям…
– Поездка прошла удачно? – чересчур бодро спросила она, отступая еще, до тех пор, пока не уперлась в стол.
– Неудачно, Кать. Я так и не забыл вас. И не разлюбил вас. И Крайний Север не помог…
– Ну а меня, как президента компании, результаты вашей поездки вполне удовлетворили… Полагаю, это отчет у вас в руках?
– Кать, ты мне звонила, потому что я тебя напугал там, у этого чертова «Бон Аппетита», да?
– Конечно, нужно будет еще охватить южные города, такие, как Новороссийск, например…
– Когда я сказал тебе, что постараюсь все забыть? Ну так я же честно пытался… первые несколько дней.
– А потом? – она невольно сбилась со своего делового тона, осеклась, опустила глаза. Теперь смотрела на крупные руки Жданова. Поверх крутых дорогущих часов на его запястье болталась смешная фенечка. Тоже плохо. На руки Жданов нельзя смотреть долго и не чувствовать тоску по ним.
– А потом я понял, что погорячился… Кать.
– Довольна теперь? – вдруг выпалила Катя, непонятно к кому обращаясь. – И что теперь ты намерена делать, скажи на милость?!
От неожиданности Жданов едва не уронил папку, которую держал в руках.
– Не нужно было ему звонить, – продолжила Катя сердито. – Вот теперь решай сама, я умываю руки!
– Кааать?!?
– Простите Андрей Павлович, – она устало провела рукой по лбу. – Кажется, я начинаю сходить с ума…
Она слегка покачнулась, и Жданов подхватил её. Катя ухватилась за лацканы его пиджака. Подняла голову. На её губах появилась улыбка, которую Жданов не видел уже очень давно. Нежная, по-детски робкая.
Выражение её лица тоже изменилось, стало другим, прежним. Она смотрела на Жданова так, как смотрела на него когда-то влюбленная девочка с двумя косичками.
– Привет, – прошептала она.
– С возвращением, – ответил Жданов.
_____
*Осип Мандельштам.