НРКмания

Название: Больше не дышу
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, Драма, Философия, AU

Описание:
События начинаются с 130 серии. Андрей после драки в баре ищет утешения у Киры, но потом понимает, что остаться с ней - значит, опять дать ей надежду. И он уходит.

Примечания автора:
Bleed,
I bleed,
And I breathe,
I breathe,
I breathe no more.

Evanescence - Breathe No More

https://www.youtube.com/watch?v=6O1pojrbip4

"...любовь – штука путаная, как жизнь. Она развивается по совершенно непредсказуемому и не понятному людям сценарию, оставляя после себя длинный шлейф сожалений. И почти всегда эти сожаления вызывают вопросы типа «что было бы, если бы…», ответа на которые не найти."

Николас Спаркс "Лучшее во мне"

1.

Отвергая законы природы,
Стоит у перил моста,
Безумно глядя на воду…

Флёр — Кто-то

Я по тротуару, как по млечному пути
Иду, не зная сам, куда же мне идти?
Я так устал один в толпе,
Хочу назад, хочу к тебе, только к тебе.

Дмитрий Маликов

Андрей опирался на перила моста и смотрел на воду. Кира, наверное, подумала, что всё у них наладится, раз он попросил у неё утешения. Святая. Она святая. Снова была готова принять его.
Она обнимала его, и на короткое время стало легче, но согреться он так и не смог. А потом, когда она заснула, лежал рядом и думал. Так заманчиво вернуться в старую колею, прижаться к той, что всегда прощает и ждёт… Он всегда искал лёгких путей. Но по отношению к Кире это несправедливо. Потому что их теперь всегда будет трое: он, Кира и Катя — в нём. Сегодня Андрей, наконец, отчётливо увидел, какой может стать жизнь, если он останется с Кирой. И какой она могла бы стать, если бы была хоть единственная возможность того, что Катя его простит. Но эти мысли, мечты — несбыточны.

И он ушёл. Поднялся, собрал вещи, написал записку Кире… Заехал к себе на квартиру, морщась затащил чемодан и бросил в прихожей. Потом пешком отправился к дому Пушкарёвых. Рёбра болели, дышалось тяжело, но он не останавливался.

Катины окна были тёмные. Как бы он хотел, чтобы в них горел огонёк для него! Как в песне… Но её нет, и свой огонёк она зажжёт для другого. А он, Андрей, не достоин ни прощения, ни даже возможности объяснить. И жить, наверное, тоже не достоин.

Потом он как-то оказался здесь. На мосту. И думал. И смотрел на воду. Выбирал.

Если Катя действительно решила отомстить, забрать компанию, то она его ненавидит. Сильно ненавидит. И, значит, надежды нет. И выхода тоже нет. Так зачем же всё?
Зачем ждать и часами гипнотизировать телефон, если она никогда не простит? И не позвонит.
Может, ему нужно исчезнуть? Просто исчезнуть, и она забудет, возможно, даже обрадуется, что нет опасности им где-то случайно столкнуться. Если его не будет, то ей уже не нужно будет мстить, и она вернёт компанию. Отец перестанет нервничать, может, даже посадит в кресло президента Сашку… И все будут довольны и счастливы. Он, Андрей Жданов, наконец-то, сделает всех счастливыми.

Он даже подозревал, что о нём могут сказать после… Непутёвый сын. Испугался. Не выдержал позора… Или не смог пережить потерю президентского кресла. Жил по-дурацки и ушёл так же…

Значит, настало время — уходить?

Как-то бездарно всё вышло. Дерево не посадил, дом не построил, сына не родил… Ничего-то он после себя не оставит. Ничего.

Вода притягивала и, казалось, звала. Поддаться на зов? Или смерть — очередной лёгкий путь? Вот уйдёт он, а последствия разгребать — другим?

Но как тогда жить, как дышать, зная, что Катя его не простит?

«А с чего ты решил, Жданов, что она простит тебя после твоей смерти? Заслуживаешь ли ты прощения? »

Может, и не простит, но… Наверное, расстроится. Плакать будет… Она и так слишком много из-за него плакала. Вдруг она будет винить в его смерти себя? Нет. Она больше не будет из-за него страдать. Больше ни одной слезинки из-за него. Он постарается не попадаться ей на глаза, может, даже из компании уйдёт, чтоб уж наверняка…

На плечо ему легла чья-то рука, и он обернулся. Позади стояла маленькая сухонькая старушка.

— Постой, внучек, — проговорила она удивительно мягким и молодым голосом. — Это не выход. Пойдём.

Он и сам не знал, почему, но он схватился за протянутую ему морщинистую ладонь и последовал за ней. Даже не обернулся на зов водной глади. Вдалеке послышался какой-то шум, и он вдруг увидел несущиеся на них фары автомобиля. Даже не задумываясь, оттолкнул старушку в сторону, а сам не успел увернуться. Закрыл глаза в ожидании удара и увидел Катю.

Она качала головой.

«Всё будет хорошо, Андрей Палыч. Всё будет хорошо…»

«Катя!» — захотелось крикнуть ему, но голос не слушался.

— Мужик, ты что, сбрендил? Под колёса бросаешься! — услышал Андрей.

Открыл глаза и прямо перед собой увидел колёса. Надо же, почти в паре сантиметров от него. Как успели остановиться, одному Богу ведомо…
Приподнялся, морщась. Оглянулся. Старушки нигде не было.

— А где старушка? — спросил Жданов у стоявших рядом парней.

— Я за неё, — буркнул один, а другой покрутил пальцем у виска. — Мужик, да у тебя, походу, белочка. Не было тут никого.

Андрей встал и осмотрелся. И правда — мост был пуст. Если, конечно, не считать машины «Скорой помощи», под колеса которой он чуть не попал, и этих парней, судя по всему, фельдшеров.

— Показалось, наверное… — он задумчиво потёр переносицу. — Да. Спасибо вам, мужики, что сумели остановить машину, — и полез во внутренний карман за бумажником.

— Ты как себя чувствуешь? Выглядишь не очень, — поинтересовался блондин, хмуро наблюдая за его действиями. — Вась, давай-ка его на рентген свезём. Мужик, тебя кто так отделал?

— Всё нормально, — Андрей поджал губы и протянул пару банкнот, — Вот. Спасибо за беспокойство.

Парни переглянулись, но деньги не взяли.

— Хочешь нас отблагодарить? Давай-ка лучше прокатишься с нами в больницу. Иван Иваныч тебя осмотрит, вот его и отблагодаришь. Дашь ему на пузырь, и всё. Тем более там сейчас пересменка. На тебя никто и внимания не обратит.

— Не надо в больницу. Всё нормально, мужики, — Андрей натянуто улыбнулся и убрал в карман деньги, — Пойду я.

— Ну что ж… Насильно мил не будешь, — сказал блондин, — Вась, дай бумаженцию какую-нибудь и ручку, — написал что-то и протянул Жданову. — На вот. Номер мой. Не с кем будет поговорить — звони. И на мост этот больше не приходи. Гиблое здесь место.

Андрей кивнул, коротко попрощался и, не оборачиваясь, пошагал прочь.

— Мда… Весело смену закончили, — пробормотал Вася, закуривая. — А что, правда, здесь гиблое место?

— Говорят, да. Давно легенды ходят. Да и без легенд здесь каждый год трупы вылавливают. И сеструха моя… — голос у блондина дрогнул, — тоже отсюда в воду сиганула. А я не успел… Её спасти не успел. Не смог. А мужик этот… Ты его глаза видел? С такими-то глазами и прыгают.

Он затушил окурок, бросил взгляд на воду и перекрестился. Сел в машину, подождал, пока усядется напарник, и завёл мотор.

— Макс, а старушка?

— А что старушка? Ты её видел? — Вася отрицательно помотал головой. — Вот и я не видел. Мало ли что ему привидеться могло. Тем более на этом мосту. Ладно, поехали.

***



Странные ребята. Даже деньги не взяли. Или это он странный, а они — нормальные? В его мире всё измерялось деньгами, а как живут люди в том, другом мире, он и не знал. Хоть и знал Катю, был у неё дома, но… Видимо, так и не понял до конца. А дома у Пушкарёвых было тепло, уютно. Почти как у бабушки когда-то… Когда-то, когда деревья были большими, а мир вокруг — удивительный и интересный. Когда горячим бабушкиным пирожкам радовался больше, чем новой подаренной игрушке. Как давно это было. Давно. Бабушки уже нет. И его — того, прошлого — тоже нет. Может, это бабушка его и спасла там на мосту. Только — для чего?

Изменить мнение Кати о себе он не мог. Как и не мог что-то сделать с разочарованием отца. Может, ещё можно было что-то изменить, но сейчас думать об этом не хотелось. Пока он не видел для себя будущего. Только пустоту.

Андрей открыл дверь и вошёл. В прихожей сиротливо стоял чемодан, который он всего каких-то пару часов назад забрал от Киры. Она поймёт. Он был уверен в этом. А его записка, оставленная на столике, поможет ей в этом.

Надо, наверное, всё-таки съездить в «Зималетто». Вдруг Катя вернётся, а он даже не увидит её? Хоть взглядом попрощаться… А она вернётся, обязательно вернётся. Что бы кто ни говорил. И если Андрей увидит, что надежды нет, тогда…

Нет, сейчас не нужно об этом думать, иначе он снова напьётся. Андрей разделся, вошёл в ванную и бросил взгляд в зеркало. Да уж… Хорош.

Хоть бы шрамы остались. На память. Чтобы не забыть о том, что душевную боль физической не облегчить. А болеть будет. И с этим придётся как-то жить.

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

2.

Мой бумажный кораблик
Хотел покорить океанские волны.
Где искать теперь берег,
И как обречённость смыслом наполнить?

Флёр — Я всё ещё здесь

Когда Павел вошёл в конференц-зал, Андрей был уже там. Казалось, Жданов-старший хотел что-то сказать сыну, но не успел: дверь открылась, и в зал один за другим вошли Воропаев, Маргарита и Кира.

Андрей поднял взгляд. Кира смотрела на него затравленным взглядом выброшенного на улицу котёнка. С надеждой, что он передумает. Но он не хотел больше врать и снова опустил взгляд на свои руки. Сидел и слушал, как хлопала дверь, как тихо прошагал мимо Малиновский, как поздоровался со всеми Дмитрий Михалыч… А потом слух словно отключился, и все реплики, брошенные в его сторону, казались надоедливым жужжанием. Он ждал. Ждал и надеялся, что Катя придёт или хотя бы позвонит.

Роман толкнул его в бок, и Андрей поднял голову. Дмитрий Михалыч что-то говорил, и он заставил себя прислушаться. Но начал что-то понимать только тогда, когда отец сказал, что ждать Катю бесполезно.
И тогда он испугался. За Катю. Если она не вернётся, то её раздавят. Отец не поверит ему, что бы он ни сказал. Потому что Кати нет, и для всех, сидящих тут очевидно, что она уехала намеренно. Чтобы отнять фирму.

Никто из них не знал Катю.

— Пришло время принимать жёсткие меры, — говорил отец. — Мы должны привлечь специалиста по уголовному праву.

Сердце сжалось. Да, он правильно понял. Отец пойдёт на всё, чтобы спасти компанию. Это естественно. Сам он когда-то тоже был готов на всё. И то, что он влюбился в Катю, его не оправдывает. Совсем не оправдывает.

Он как-то неловко вскочил с кресла, отчего оно откатилось и ударилось в стену. Андрей ему даже позавидовал. Вот бы ему так. Удариться и ничего не чувствовать.

— Пап, я… Я поеду к Кате и попробую поговорить с Валерием Сергеичем. Она вернётся, и вы увидите, что никто не собирался отнимать компанию.

Кого он сейчас убеждал? Отца? Или себя? Он старался не думать о том, что Катя могла решить отомстить ему таким образом. Ведь она уже это сделала, когда раскрыла всю правду на Совете. Чужое она бы не взяла. Даже ради мести…

— Хорошо, — Павел на мгновение смягчился, глядя на сына. — Приведи себя в порядок и езжай. Я надеюсь, что разговор с отцом Екатерины Валерьевны даст результат. Но если нет, тогда…

— Тогда Пушкарёвой будет несладко, — пропел Воропаев. — И каморка покажется ей раем на земле. Да, Андрюша?

— Саш, протри подбородок, а то стол ядом закапаешь, — посоветовал ему Андрей, кивнул отцу и вышел.

Прежде чем говорить с отцом Кати, нужно попытаться связаться с Зорькиным. И объяснить ему, что положение серьёзно.

— Вика! — рыкнул он.

В кабинет президента влетела Клочкова.

— У тебя номер Зорькина есть?

— Ну есть. И что? — она вызывающе сложила руки на груди. — Думаешь, через Зорькина сможешь отыскать свою крокодилицу?

— Клочкова! Телефон Зорькина! Быстро!

— Раскомандовался тут, — пробурчала Вика, но номер всё же дала. — Хотя ты уже не президент. И приказывать мне не имеешь права.

— Вик, — устало попросил Андрей, — исчезни, а?

Клочкова хлопнула дверью.

Андрей набирал и набирал номер Николая, но — увы! — «абонент недоступен». Что ж, всё-таки придётся ехать.

***



— Андрей, постой, — в кабинет вошёл отец. — Я хочу с тобой поговорить. Что с тобой происходит?

Знакомые слова. Кажется, отец когда-то спрашивал его о чём-то подобном. А он тогда не слушал. Пытался разобрать, о чём Катя говорила с Зорькиным. И злился. Волновался. Ревновал. Что он мог сказать отцу? Правду? Вряд ли отец понял бы его.

— Всё нормально, пап, — улыбнулся, даже кивнул, но, видимо, как-то неубедительно.

— Да, я вижу. Ты считаешь это нормальным? Ты на себя в зеркало смотрел? На тебе живого места нет.

— Да, пап, я видел себя в зеркале, — усмехнулся Андрей. — Малоприятное зрелище. Ты не волнуйся, синяки пройдут. А фотографов в баре, кажется, не было. Скандала не будет.

— Господи, — вздохнул Павел, — Когда это случилось с нами, сынок? Когда мы перестали понимать друг друга? Неужели ты думаешь, что меня волнует то, что могут написать в прессе?

Андрей растерялся.

— Пап, я…

— Ты мне скажи, сын. Что с тобой случилось? Я не знаю, что и думать. Если это из-за того, что я сместил тебя с кресла президента, то…

— Пап, я не могу сейчас об этом говорить, — нахмурился Андрей. — И времени нет. Я должен поехать к Кате…

— Может, я в чём-то был не прав, недоглядел… — отец словно и не слышал его, — но я старался сделать всё возможное, чтобы ты вырос хорошим человеком. И вот что из этого вышло…

— Я вырос, папа. Я вырос, — он взял с кресла пальто и открыл дверь. — Извини, но сейчас, правда, не время для разговоров.

Пока ехал к Пушкарёвым, вспоминал слова отца и пытался понять, искренне тот говорил или нет. Сам себе удивился, когда в голову пришла мысль, что они, оказывается, в одном точно с отцом похожи: оба вечно ищут какой-то подвох в словах и действиях друг друга. Как два боксёра на ринге. Вечные противники…

Вот уже и Катин подъезд. По этим ступенькам ежедневно поднималась и спускалась Катя… Такое ощущение, словно домой вернулся. Только его там никто не ждёт.
Он не знал, с чего начать разговор с Валерием Сергеевичем. Как убедить его не сердиться на дочь? Какими словами обрисовать ситуацию, чтобы её отец поверил, что только он, Андрей, виноват в случившемся?

Проще было поговорить с Зорькиным. Тому ничего объяснять не надо. Хотя он, вероятно, и слушать не станет.

Подумал о Зорькине и вдруг — увидел, как тот торопливо шагает к подъезду. Ведь видел же его машину! Или не заметил?

— Зорькин! — Андрей вышел из машины и позвал ещё раз, — Зорькин!

Тот обернулся. Постоял, подумал и всё-таки двинулся навстречу Жданову.

— Андрей Палыч, какая… неприятная встреча. А Кати нет. И для вас не будет никогда.

«Я знаю, — мог бы ответить Андрей, — и боюсь, что никогда её не увижу.» Но говорить о том, что разрывало его нутро, с тем, кто, определённо, видел инструкцию — бессмысленно. Инструкция перекрывала всё — его метания, ревность, боль, невозможность полноценно дышать без Кати… Потому что он знал о Денисе. И не остановился. И ничего теперь не изменишь.

— Нам надо поговорить. Отец собирается пригласить специалиста по уголовному праву. Сам знаешь, чем это грозит Кате.

— Андрей Палыч, Катя никогда бы не присвоила себе чужое, — чеканил слова Зорькин, сверля Жданова гневным взором. — Она приедет, и подпишет любые бумаги. Только оставьте её в покое. Вам ясно?

— Я оставлю её в покое! Оставлю, чёрт тебя побери! Только позвони ей. Это серьёзно, Зорькин! Отец ни перед чем не остановится, ты понимаешь?

Жданов снял очки и сжал пальцами переносицу. Не нужно было кричать, он это понимал, но не сдержался. Чёрт!

— Я-то понимаю. Как и вы.

Андрей непонимающе посмотрел на него.

— Ни перед чем не остановитесь, да, Андрей Палыч? В любом случае, Кати нет в городе…

— Я знаю. Так… Дай-ка подумать… Стой здесь. Это важно. Я прошу тебя. Ради Кати.

Андрей уже не видел, как потемнело лицо Зорькина, пока он ходил к машине, но, вернувшись, увидел его удаляющуюся спину.

— Зорькин! Коля! Да подожди же ты! Чёрт! — под ребром что-то схватило, он скривился, но останавливаться не стал.

Сумел-таки догнать.

— Коля, я знаю, что я для Кати, да и для тебя — полное ничтожество. Чудовище. Но возьми визитку, я тебя прошу. Там номер отца. Пусть Катя позвонит ему. Папа ей всё объяснит. И ещё. Скажи ей, что она может спокойно приехать в компанию. Меня там не будет. Только пусть свяжется с отцом.

Коля визитку взял и, казалось, собирался его о чём-то спросить, но Жданов уже шёл к машине. Взревел мотор, а Коля, почёсывая голову, спросил сам себя: «А почему его в компании-то не будет?»

***



Отец позвонил ближе к вечеру.

— Андрей, звонила Пушкарёва. Кажется, ты был прав.

— Она приезжает?

— Да, завтра обещала приехать. Но встретиться согласилась только на нейтральной территории.

- Это хорошо, пап. Это хорошо…

Не поверила, значит. Что ж, вполне ожидаемо. Но он сдержит это обещание. В компании его не будет. Но он всё же попрощается с ней. Хотя бы издалека.

— Пап… Ты сможешь передать Екатерине Валерьевне кое-что? Она тогда забыла…

— Андрей, я, конечно, передам, — отец на мгновение замолчал, словно что-то обдумывая, — но эта твоя таинственность… мне не нравится.

— Никакой таинственности, па. Во сколько у вас встреча?

— В 12. В «Ришелье». Но, Андрей, я тебя убедительно прошу там не появляться.

— Как скажешь, папа. Как скажешь…

Завтра. Завтра…

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

3.

Разлетаются в стороны мысли-птицы.
И от слёз намокают, плывут слова.
Ты не смеешь нарушить мои границы…
Но скажи, может быть, я была не права?
Промолчать, позабыть. Иль поверить снова?
Но — разбитое дважды — сложней собрать.
Неужели и, правда, готов ты ждать
Одного лишь слова?

Андрей не спал всю ночь. Рано утром, когда ещё только-только рассвело, приехал в «Зималетто» и кое-как растормошил спящего Потапкина. Потом закрылся в каморке и не выходил оттуда часов до десяти.

В «Ришелье» отец с Катей были заняты разговором и не могли его увидеть. Казалось, жизнь сделала виток. Тогда он следил за ней и Зорькиным, сейчас — любовался и, может быть, прощался. Всё зависит от неё. Не поверит, промолчит в ответ — что ж, ему придётся это принять. Как придётся смириться с тем, что она может просто порвать его письмо на мелкие кусочки.

Павел Олегович передал Кате конверт, а она, словно чувствуя, что он здесь, обернулась назад. Но, конечно же, не увидела его. Просто не могла увидеть.

Пора уходить. В последний раз оглядеть её — всю, впитать, до каждой маленькой чёрточки запомнить… И уехать домой. И ждать. И преступно надеяться…

Это его единственный шанс. Но он уже сжёг за собой мосты. Оставил для отца на столе заявление. Если до завтрашнего утра Катя не позвонит…

Нет, она не позвонит. И, верно, даже конверт открывать не станет. Чёрт, зачем он написал это письмо? Катя же может подумать, что оно — такая же игра, как те открытки дурацкие, которые ему Малиновский подсовывал!

Андрею вдруг показалось, что весь кислород разом исчез, грудь сдавило, и он, согнувшись, сполз на пол, пытаясь вздохнуть.

«Дыши, Жданов, чёрт тебя возьми!»
Кажется, отпустило. Надо было, наверное, соглашаться, когда ему блондин предлагал в больницу поехать. Может, и правда, что-то там сломано. Ладно, срастётся. В первый раз что ли?..

Ночь ожидания растянулась, казалось, на долгие месяцы. Нет — на столетия. Все, кого он знал, давно умерли, звёзды сместились на небосклоне, а он всё ждал и ждал… Ходил, курил одну за одной сигареты, ещё днём запер все замки и выключил домашний телефон, игнорируя звонки мобильного. Но её звонка не было.

Что ж…

Чемодан уже собран. Билет осталось забрать в аэропорту. За спиной у него — всё. Впереди — пустота.

***



Катя полулежала на диване и смотрела на белеющий на столе конверт. Прошло уже несколько часов, а она всё не могла найти в себе силы открыть его. Хотелось вскочить, разорвать его на мелкие кусочки и забыть, но… Несмотря на доводы разума, сердце тревожно сжималось от какого-то непонятного предчувствия, и его, это беспокойное сердце, было не унять.

Разговор с Павлом Олеговичем был странно коротким и каким-то скомканным что ли… Он смотрел на неё как-то задумчиво и, казалось, ждал от неё какого-то знака или шага. Протянул ей конверт и сказал что-то вроде: «Андрей сказал, вы это забыли», а ей вдруг показалось, что по ней словно тёплый солнечный луч скользнул. Обернулась — никого.

Потом подошёл нотариус, и все проблемы с доверенностью были решены. Кроме одной — Катя хотела всё отдать Андрею, но Жданов-старший почему-то сказал, что вряд ли это нужно его сыну. И она сдалась. Вписала в строку Павла Олеговича. А внутри тряслась от непонятно откуда взявшегося предчувствия. Плохого предчувствия.

Уже уходя, Павел Олегович задал ей странный вопрос:

— Скажите, Катя, вы убежали тогда… из-за моего сына?

Она от растерянности пробормотала что-то невразумительное и поспешила скорее покинуть зал.

А потом ревела всю дорогу.

Домой приехала и в комнате заперлась. И смотрела на этот проклятый конверт.

В дверь снова постучали, и Катя решила открыть. Родители волнуются, а она тут лежит, страданиями своими упивается. Надо взять себя в руки.
Шпингалетом щёлкнула, и еле отойти успела, как в дверь Коля ввалился.

— Катька, ты что закрылась? Мне мама твоя позвонила вся в слезах, а ты тут бока отлёживаешь?

— Коль… Там на столе конверт. Посмотри, что там. Пожалуйста. А то я боюсь…

— Думаешь, бомба? — попробовал пошутить Колька. — А меня не жалко? Ладно, Пушкарёва, шучу.

Открыл конверт, развернул листок… и замолчал. Только губы беззвучно шевелились.

— Коль, что там? — почему-то шёпотом спросила Катя.

— Письмо. Но ты, Кать, лучше сама прочти. А потом мы поговорим, — и протянул ей листок.

Катя взяла его дрожащими руками, раскрыла… Глаза пробежались по строчкам, горло сдавило, а в мыслях только одно: «Это неправда, это неправда…»





Я долго думал, как к тебе обратиться, но так и не придумал ничего, кроме как написать твоё имя.
Кать, я подозреваю, что ты можешь так и не открыть этот конверт, порвать его… Но мне хочется верить, что ты всё же прочтёшь это письмо. Ты знаешь, я не умею говорить нужные и правильные слова, да и писать-то, в общем, тоже не умею. А мне так много хочется тебе сказать! Но я знаю, что ты не поверишь ни единому моему слову, потому что столько раз слышала от меня неправду. Я лгал, Катя. Тебе я могу в этом признаться. Я долго лгал тебе. Но ещё дольше я лгал себе самому. Сначала — когда уверял себя в том, что Зорькин ненавистен мне лишь потому, что может оказаться потенциальным вором, потом — когда слушал Малиновского и соглашался с каждым его словом, хоть меня от них и выворачивало так, что порой даже виски облегчения не приносил. Ты думала, я пил, чтобы преодолеть отвращение к тебе? Нет, Катюш. Я запивал отвращение к самому себе. Я был сам себе омерзителен. Особенно в те моменты, когда ты смотрела на меня чистыми, светлыми, любящими глазами… Доверчиво так смотрела, Кать. И это доверие убивало.
Я говорил Ромке, что больше не могу тебя обманывать, но он меня уговаривал (или я позволял себя уговорить), и всё продолжалось. Я не мог продолжать игру и не мог её закончить. Чудовищное противоречие, которое раздирало меня изнутри. И ты порой так отчаянно сопротивлялась, говорила правильные вещи, и я это понимал, но отпустить тебя просто не мог.

А потом я прозрел. Но поздно, да, Кать? Ты крутила передо мной Зорькиным, и, наверное, сама не до конца понимала, что делаешь. А я с ума сходил тогда, Кать. Твоя холодность причиняла мне боль. И раздражала просто неимоверно. Я пытался тебя поймать, а ты всё ускользала и ускользала. И я не мог понять, почему. Дурак. И трус. Потому что мысль о том, что ты могла прочесть инструкцию настолько меня ужаснула, что я отбросил её от себя, как какого-то опасного скорпиона… А всё ведь было на поверхности.

Знаешь, когда я впервые признался самому себе, что люблю тебя? В тот вечер, накануне Совета. Когда ты так хотела уйти, а я не мог заставить себя оторваться от тебя. Дай ты мне тогда волю — и я бы пришил тебя к себе. Чтоб уж наверняка.

Я бы мог посмеяться над этим своим сумасшествием, но почему-то смех застревает в горле. Ты тогда исчезла и словно кусок из меня вырвала. Я ждал, я так ждал тебя. Или хотя бы твоего звонка. Но ты не звонила. Мне иногда казалось, что ты исчезла навсегда. Навсегда…

Я знаю, ты совсем не веришь мне. И я заслужил твоё неверие, я всё для этого сделал, как это ни прискорбно осознавать. И надеяться мне не на что. А я всё равно надеюсь. Ну не дурак ли?

Если не прощаешь, если ты меня разлюбила, забыла — выбрось это письмо. Твоё молчание будет для меня ответом.
Если ты готова дать мне ещё один шанс — позвони.
Я буду ждать до утра. А точнее — до 10 часов.

Я приму любой твой ответ.
P.S. Я люблю тебя, Кать.
Какое бы решение ты ни приняла, знай — ты достойна любви.

Прощай.

Слёзы текли и текли, никак не могли остановиться. Она читала и верила, перечитывала — и не верила. Письмо казалось таким искренним, что ей было физически больно. От надежды и от страха, что это тоже может быть обманом.

— Коль? — помертвевшим голосом спросила Катя. — Я не поняла… Почему «прощай»?

— Что? — не понял Коля.

— Андрей в конце написал «прощай». Коль… так говорят, когда прощаются навсегда. Коля, что это? Коль…

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Маша, так больно! Плачу...

_________________
Не обижайте тех, кто вас любит, ведь они беззащитны из-за любви к вам

Кип, не плачьте

4.

Однажды стрела, что пущена в цель, вернется.
Смертельная рана затянется без следа.
Олень, уснувший в высокой траве, очнется,
Поднимется тихо, скользнет в туманную даль.
Проявятся линии на истлевшей бумаге.
Вернется утраченный смысл, проступят слова.
И там, где безжалостно бури деревья сломали,
Пробьется на ветках сухих молодая листва.

Однажды безмолвие светлой строкой обернется.
Слепой старик поднимет к солнцу глаза,
И темные снимет очки, и улыбнется.
И вверх устремится песок в песочных часах.

Флёр — Возвращение

— Коль, он что, попрощался со мной? Навсегда? Коль, он же не может? — Катя с ужасом посмотрела на друга. — Он же не может, он так любит жизнь, он же не может!

— Не может, — заверил её Коля. — Хотя, если взять во внимание эмоциональную болтанку последних месяцев… Чёрт его знает, что ему в голову могло прийти.

Девушка затряслась и руками лицо закрыла.

— Катька, ты что? — Зорькин к ней подбежал и руками неуклюже обхватил. — Кать, я же только предположил! Всё нормально с твоим Ждановым! Нормально! А если тебя так волнует, что с ним, возьми, да позвони! И сразу всё узнаешь. Скажешь, что простила, любишь и так далее…

— Я не могу… — Катя высвободилась из его рук и на диван села, — Я ещё ни в чём не уверена. Мне бы только знать, что он живой, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Коля, — что вы — два идиота. А мы, разумные люди, страдаем тут из-за вас. И что теперь делать?

— Я не знаю, Коль. Я не знаю, — она обхватила себя руками, потом вскочила и кинулась к столу, — Я знаю, что делать. Я позвоню Малиновскому! Я же в старом телефоне номера не удаляла, значит, и его номер должен сохраниться. Вот! — Катя нажала на кнопку вызова и замерла, слушая длинные гудки.

— Алло, вы позвонили в общество защиты черноморских медуз. Желаете сделать пожертвование?

На заднем фоне послышался женский смех, ему в унисон звучал смех Малиновского, и Кате вдруг показалось, что Роман где-то на другой планете и, если даже захочет, то не успеет добраться до Андрея… Никак не успеет.

— Алло! Людочка, кажется, абонент умер, — фыркнул Роман. — Ничего, позвонит в следующий раз…

— Роман Дмитрич, это Катя Пушкарёва, — дрожащим голосом сказала Катя, и смех в трубке смолк.

— Катя? Пушкарёва? Ба! Кто нам позвонил! Людочка, слышишь? Сама Екатерина Валерьевна! А мы и не ждали, — язвительно пропел он. — Извините нас, недостойных. Сразу не признали. А теперь — до свидания!

— Стойте! Я прошу вас, Роман Дмитрич, — быстро заговорила она, лишь бы он трубку не положил, — пожалуйста, поезжайте к Андрею. Я боюсь, что он… он… — даже договорить не смогла, сил на спокойствие уже не осталось, и она разрыдалась, забыв, что говорит с автором той самой инструкции, которая раздавила её тогда, в кабинете.

— Катя, — растерялся Малиновский, — Катя, да не ревите вы! Говорите, что с Андреем!

— Я не знаю-уууу! Но он со мной попрощался, понимаете? Он…

— Попрощался, блин… Катя! Чёрт! Алло!.. — он стремительно натягивал джинсы. — Обломали вы мне вечер, Катенька, так обломали. Я съезжу к Андрею. Успокойтесь же!

— Я-я сп-покойна.

— Я почему-то так и подумал, — весело заметил Роман, — Будьте на связи. Доберусь до Андрея, быстренько ему накостыляю, чтобы неповадно было людей зря расстраивать и вам отзвонюсь.

— С-спасибо, Роман Дмитрич, — Малиновский что-то пробормотал и отключился.

А Катя вцепилась в телефон и замерла в ожидании.

***



Роман крутил одной рукой руль, другой — снова и снова набирал номер друга. Гудки.

— Ну погоди, Палыч, доберусь я до тебя! Только попробуй мне какую-нибудь глупость сотворить. Я тебя реанимирую, а потом сам убью, — говорил он сквозь зубы, бросая взгляд на бесполезный мобильник, который — увы! — не имел способности соединять с абонентом, если тот этого не желал.

Ведь видел вчера, в каком состоянии Жданов был, видел! Мало того, что выглядел хуже, чем боксёрская груша, так ещё и сидел, ни на что не реагируя… Но он, Малиновский, с какого-то хрена успокоился, когда услышал, что Андрей к Кате собрался. Понадеялся, что всё как-нибудь устаканится. Компания к ним вернётся, и с другом всё в порядке будет.
И сегодня, когда не увидел Жданова в конференц-зале, даже и не ёкнуло ничего. Подумал, что, может быть, празднует где-нибудь, и даже обиделся, что друг с собой его не позвал.

Если Пушкарёва нашла в себе смелость позвонить ему, Малиновскому, то это значит, что она боится, так боится за Андрея, что могла бы позвонить кому угодно, даже Папе Римскому, лишь бы удостовериться в том, что со Ждановым всё в порядке.
И это-то пугало больше всего, потому что из всех людей, кому могла позвонить Пушкарёва, он стопроцентно находился в самом конце списка. Чёрного.

На звонок в дверь никто не откликнулся. Роман нажал на кнопку ещё и ещё. Ничего.

— Жданов, если ты здесь, открывай! Слышишь? — он пнул ногой ни в чём не повинную дверь и стал стучать. — Жданов! Если ты мне сейчас не откроешь, я, мать твою, ОМОН вызову. Тебе ясно? И вынесут тебя из квартиры вместе с дверью! Андрей!

Защёлкали замки, дверь открылась, и Роман вошёл в прихожую. Дверь закрыл, нащупал выключатель и свет включил.

— Андрей, у тебя тут темно, как у негра в… Ты чего закрылся-то?

Прошёл в гостиную, мельком глянул на горящий камин и только тогда заметил открытый настежь балкон.

— Андрюха, не смей! — только и успел крикнуть, когда на друга наткнулся.

А тот стоял и спокойно курил.

— Б…! — не сдержался Малиновский, — Вы меня в гроб загоните. Дай-ка и мне, — и руку протянул.

— Кто — вы? — заинтересовался Андрей.

— Сигарету давай!

— Ты же бросил, — удивился Жданов, но сигарету дал.

— Бросишь тут с вами. Никаких нервов не хватает, — обиженно буркнул Роман, затянулся и зло проговорил, — Я не знаю, когда вы с Пушкарёвой встретиться умудрились, но ты её, походу довёл!

— Что? — выдохнул Андрей?

— Что-что? Звонила она мне, вот что! Проведайте, говорит, Андрея, а то вдруг он — того?

— Чего — того?

— Чего-чего? Не знаю я, чего! — заорал Малиновский, — Но вы оба — сумасшедшие, это точно! Она думает, что ты помирать собрался. А сама позвонить не может, не-не-не, гордые мы! А я тут с ума схожу, с вами за компанию, блин.

— Ром… Позвони ей, скажи — всё в порядке. Пусть не волнуется…

— Может, сам позвонишь? — с надеждой спросил Роман.

— Нет. Ромк, я ей письмо написал… И там всё ей рассказал, всё постарался объяснить. И ответа ждал. Я, конечно, на другой ответ надеялся… Нет, всё верно. Всё верно…

— Ничего не понимаю. Какое письмо? Какой ответ? Ты что делать-то собираешься? Андрей, только глупостей не надо!

Жданов вздохнул и достал ещё сигарету из пачки.

— С глупостями покончено. Позвони ей, Ром. Она же волнуется, наверное, раз тебе позвонила. Пусть знает, что всё в порядке. А то, что не смогла поверить, простить… Что ж, я заслужил. И понимаю, что ждать теперь смысла нет.

— И что мне с вами делать? — пробормотал Малиновский, нажимая на клавишу вызова, — Алло, Катя?..

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Сильно написано! Автору -
Жду продолжения...

_________________
Понять,значит простить.(с)

galina

5.

Кто-то мчался, падая с ног, плыл против течения, ехал на красный
Просто чтобы сказать, что всё будет хорошо, что всё не напрасно
Но ошибся дорогой, и не рассчитал траекторий полёта
И мне снова приходится быть для тебя этим «кто-то»

Флёр — Кто-то

Когда же он уже доедет?
Катя посмотрела на часы, но оказалось, что прошло всего минут десять, а она уже извелась вся. Надо было самой звонить. И неважно, что он подумал бы о ней, пусть даже сейчас для него у неё никакого ответа нет. Как можно связно думать, когда он сказал: «прощай»? Она испугалась за него, и только.

Не стерпела, набрала номер. Пусть думает о ней, что хочет. Даже если всё написанное — ложь, она об этом подумает потом. Когда уверена будет, что с ним всё хорошо.

Короткие гудки. Говорит с кем-то? Или это Малиновский до него дозвониться пытается? Наверное, так и есть.

«Думай, Пушкарёва, думай! Сама… Я поеду к нему сама. Узнаю адрес и приеду.»

Время — полвторого ночи. Коля не спит, родители, вероятно, тоже… Всех взбаламутила, всех расстроила. А прочитала бы письмо ещё днём — и всё было бы нормально! И никто бы из-за неё не страдал, не мучился.

Полистала телефонную книжку, снова глянула на циферблат часов: как же поздно. Все спят давно. Может, Шуре попробовать позвонить?

Длинные гудки.
Не отвечает.

Что же делать?

— Что, Пушкарёва, телефон гипнотизируешь? — Коля хмуро посмотрел на неё поверх очков. — Валерий Сергеич заснул, наконец-то. И — Кать, я ему всё рассказал.

— Как всё? — ужаснулась она. — Всё-всё?

— Нет, про компанию я говорить не стал. Сказал, что любовь у вас со Ждановым была. Что вы поссорились, и у него телефон не отвечает, а ты волнуешься…

— Господи, Коля… Зачем?

— А затем! — прикрикнул на неё Коля, потом вспомнил, что время позднее, и уже тише продолжил, — затем, что любит он тебя! И рано или поздно вы помиритесь, уж я-то это понимаю. И вижу, как ты с ума сходишь. А родители твои тоже не железные, переживают ведь! И Жданов твой тоже живой человек. А я, знаешь, что подумал, когда он вчера от нашего дома уезжал? Что устал он, как пить дать, устал. И в драку, может, полез, чтобы легче стало… Ты ведь укатила, а он один остался. И вчера он мог бы наорать и тебя во всём обвинить, а он беспокоился. О тебе, Катька, беспокоился, чтобы дело на тебя не завели. Ты прости меня, конечно, может, я в чём-то не прав… И я помню, что я сам Жданова ненавидел, а он, видишь, какой оказался… Сказал, что его в компании не будет — и сделал.

— Постой… — Катя сжала руками виски. — Я не понимаю, как это — не будет в компании? А где же он будет? Он же не сможет без «Зималетто»!

— А вот так. Я тебе сказать не успел — он заявление отцу написал. По собственному желанию. Мы с Пал Олегычем сегодня антикризисный план разбирали… Ты же участвовать в делах компании отказалась. Вот он меня и пригласил. И заявление Жданова на видном месте лежало. Я своими глазами видел.

— Он сжигает все мосты… — поражённо прошептала девушка. — И теперь звони-не звони, если Малиновский уже у него, то он посчитал, что это и есть мой ответ.

— Кать, ты это… не паникуй раньше времени. Попробуй позвонить ему ещё раз. Вдруг дозвонишься?

— Да… Сейчас, — она подняла на Зорькина обезумевший взгляд, — Абонент недоступен. Недоступен, Коля! — вскочила и заметалась по комнате, — Мне нужен адрес, его адрес. Коля, вызови такси. Я сама к нему поеду.

— Позвони Малиновскому, — Катя непонимающе посмотрела на него, — Адрес узнай у Малиновского, говорю.

— И как это я сама не сообразила? — схватилась за телефон и замерла, — Коль, а вдруг с ним что-то случилось? Ведь Роман обещал позвонить. Коль…

— Катя, не нагнетай! — крикнул он, в комнату влетела Елена Александровна и зашикала на него. — Простите, Елена Александровна, но как ещё я могу её успокоить?

— Катюша, — обняла она дочь и по голове погладила, успокаивая, — Всё хорошо будет, я думаю. Мне сегодня знаешь какой сон приснился? Будто ты окно открываешь, а в него два белых голубя влетают. И воркуют, воркуют…

Внезапно телефон зазвонил. Катя на дисплей глянула, побледнела, но ответила спокойно:

— Да?

— Алло, Катя? Это Малиновский. Спешу рапортовать. Андрей жив-здоров, не кашляет. Как слышно?

— Слышно… хорошо. А могу я… с ним поговорить?

— Подождите, я сейчас, — Малиновский ойкнул, чертыхнулся и крикнул куда-то в сторону, — Андрюх, а что это у тебя чемодан посреди гостиной стоит? А?

Трубка выскользнула у девушки из рук.

— Алло! Алло! Катя! — надрывался телефон голосом Романа.

Зорькин поднял мобильный.

— Кать, что случилось?

— Он уезжать собрался.

— Так чего же ты сидишь, Пушкарёва! Адрес бери и езжай к нему.

Взгляд у неё, казалось, прояснился, и она руку за телефоном протянула.

— Роман Дмитрич, вы ещё здесь?

***



Малиновский разъярённо указал на чемодан.

— Андрей, это что? Ты решил уехать? Вот так, никому ничего не сказав?

— Я написал отцу сообщение, — Жданов на диван сел и отвернулся к камину.

— Ё… — выругался Роман, — Нашёл, блин, выход из положения, да?

Андрей промолчал.

— Правильно, и чего я волновался? Ехал, как дурак, в ночи, а зачем? Мы же тут никто, и звать нас никак! Катенька ему не ответила! А ты ей времени дал? Сколько? Может, она только что твою писанину прочла, а?

— Думаешь? — встрепенулся Жданов.

— Не думаю! Знаю! Чёрт, я же с ней по телефону говорил, когда о твой чемодан споткнулся, — Малиновский пошарил по дивану. — Где телефон бросил, убей не помню. Вот! Алло! Простите, что пропал. Записывайте адрес.

— Какой адрес? — удивился Андрей, — Куда? Ночью?

— Мда… Доктор, кажется, мы его теряем. Это я о твоём мозге, Андрюша, говорю. Жди гостей. Точнее гостью. К тебе едет Катюшка. На тройке с бубенцами, с девичьею длинною косой и так далее по списку. Так что жди. А я домой поеду, — Малиновский выразительно зевнул, — устал я от вас. А мне завтра ещё работать.

Жданов вскочил с дивана, свет включил и с ужасом посмотрел на следы своего ночного бдения.

— Чёрт! Ко мне Катя едет, а у меня тут словно табун лошадей проскакал.

— Ко мне Катя едет, — передразнил его Роман, — Давай уж помогу тебе, а то Катерина Валерьевна ещё и сбежит от тебя, свинтуса такого.

— Ромка, — Андрей метнул в друга подушкой с дивана, — Заткнись и работай.

— Заткнись и работай, — фыркнул Малиновский. — И это мой друг! Никакой благодарности…


Примечания:
Да, забыла упомянуть. ЕА у меня не читала дневник дочери))

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Так мы тоже больше не дышим. При таком-то накале.

Какие страсти то кипят! Мария

_________________

Можно дышать...

Автору

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

Так Дышите, дамы Дышите.

Яна, Таша, Leah спасибо

6.

Si no dio resultado
Donde escondo el pasado
Como arranco cada sentimiento
Si las lagrimas me lloran dentro.*

Катя уже расплачивалась с таксистом, когда увидела проскользнувшую в подъезд Валерию Изотову.

Нет, не может быть. Не мог же он просто посмеяться над ней?! Ведь не мог же? Наверное, это просто дурацкое совпадение, и тут живёт какой-нибудь очередной её воздыхатель.

Не будет она поспешных выводов делать. Просто проследит за Изотовой, увидит, что та идёт в другую квартиру, и успокоится. Да… Так она и сделает.

Катя вышла из машины и зашагала к подъезду. Вошла, поздоровалась с консьержкой, а та, как ей показалось, на Катю сочувственным взглядом посмотрела… Лифт поднялся на удивление быстро. Дверцы раскрылись, и Катя увидела, как Валерия звонит в дверь той квартиры, номер которой ей Малиновский назвал. Спешно кнопку нажала, но Изотова, как видно, её заметила и недоумевающе нахмурилась. Лифт вниз скользил, а у неё внутри словно застыло всё.

Как же так? Обманул, посмеялся? А она, дурочка, поверила. И Малиновский со своей «Людочкой», наверное, здесь был. А так хорошо волнение разыграл! И про чемодан так удачно ввернул… Спектакль. Специально для неё…
За что они так с ней? Она же всё отдала, от всего отказалась! Или им — мало? Добить, растоптать Катю Пушкарёву, размазать её по стенке, чтоб уж наверняка… Так?
Неужели решили таким образом отомстить? А письмо…
Его, вероятно, Малиновский сочинял. Ему не привыкать. Хотя стоит признать, что письмо вышло намного убедительнее открыток. Она даже на мгновение поверила…

«Растёте, Роман Дмитрич. Премию бы вам за Ваши писательские труды. Вы — друг с большой буквы. Всегда готовы подсобить товарищу…»

Как больно-то, Господи! Только слёз почему-то нет. Совсем. Кончились, наверное.

Катя из дома вышла и, как пьяная, побрела прочь.

***



В дверь позвонили.

— О, это, наверное, Катенька! Всё, Андрюх, я баиньки поеду. А вы миритесь давайте, — улыбнулся Малиновский и дверь открыл.

Посмотрел на Изотову, и улыбка с лица сползла.

— Лерочка, а ты чего тут? Мы тебя не ждали.

— Как не ждали? — «удивилась» Валерия, — Я как услышала, что Андрюша с Кирой разбежался, так сразу и приехала.

— Утешить решила? — неприятно усмехнулся Роман, да так, что Изотова назад отступила, — Между прочим, у Андрея девушка есть. И если она тебя сейчас увидит, то Андрей… не знаю, что с тобой сделает. Убьёт, наверное.

— Девушка? — Изотова хмыкнула и, по-кошачьи потянувшись, облокотилась на косяк, — Уж не Пушкарёва ли? Она так странно на меня посмотрела. И так поспешно кнопочку в лифте нажала. Я даже удивилась. Неужели Андрей продолжает нещадно эксплуатировать девушку? Всё-таки два часа ночи, а она всё по его поручениям бегает…

Видно, что-то изменилось в лице Малиновского, что она расхохоталась.

— Да ладно! Жданов и эта… Мне такое и в страшном сне присниться не может. Жданов и Пушкарёва! Скажешь тоже! Лучше пропусти девушку, Роман Дмитрич. Андрюша!

Жданов, перестилающий постельное бельё в спальной, услышал голос Изотовой и похолодел. Если Катя встретится с Лерой… Даже страшно, что она может подумать.
Шагнул в прихожую, на стоящую возле двери брюнетку посмотрел и нахмурился. Потом задумчиво подбородок почесал и улыбнулся. Нехорошо так улыбнулся.

— Ромк, мы разве проститутку заказывали?

— Зачем же так грубить, Андрюша? — примирительно улыбнулась ему девушка и подошла, — Я же знаю, как тебе сейчас трудно, милый. Я пришла, чтобы помочь тебе, — провела ноготком по его подбородку, потянулась к нему, а Андрей за руку её схватил, деньги ей в ладонь сунул и из квартиры вытолкал.
И всё это молча и так быстро проделал, что она даже возмутиться не успела. Только на закрытую дверь посмотрела и с досады ногой топнула.

— Да пошёл ты, Жданов! — смяла банкноты и на пол бросила.

Подбородок подняла и гордой поступью в лифт шагнула. Словно это не её только что бывший любовник из квартиры выгнал.

***



— Андрей, Катя видела Изотову. Мне Лерочка похвастаться успела, что с Катей почти столкнулась. Что делать будем?

— Ты домой езжай, а я попробую Кате дозвониться, — он нажал клавишу вызова и прислушался. — Чёрт. Выключен. Так… Такси сюда как минимум полчаса ехать будет. Значит, Катя должна быть внизу, — ключи от машины на всякий случай взял и только дверью на выходе хлопнул.

О том, что Катя себе напридумывать может, даже думать боялся. Только бы успеть, только бы поймать её, пока она снова куда-нибудь не сбежала…
Внизу никого не было. Неужели пешком пошла?
Пришлось спуститься на стоянку за машиной. Хорошо, что ключи взял, иначе пришлось бы в квартиру возвращаться. Ехал и всё в окно посматривал, надеясь выхватить её взглядом.
Темнота кругом, ночь, а она пешком пошла. И не испугалась ведь. Лишь бы от него сбежать.

На секунду на дорогу отвлёкся, потом глянул на тротуар — она. Идёт так тихо-тихо, качается… А у него сердце сжалось. Опять Катя из-за него мучается. Опять…
На тормоз резко нажал и из машины выскочил ей наперерез.

— Катя!

Она его обогнула и даже взгляда не подняла. Просто прошла мимо. Он глаза ладонями закрыл и глухо застонал. А потом голову вверх поднял, на небо глянул и расхохотался. Смеялся и на звёзды глядел. И долго не мог остановиться.

Зря он это письмо писал. Зря… Только хуже сделал, хотя казалось — куда уж хуже? Оказалось — есть…
Раз для Кати он полный подонок, что ж, пусть думает о нём, что хочет. Но до дома он её довезёт. Сделает доброе дело. Может, на том свете оно ему зачтётся.

И снова за руль, снова выглядывать в окно в поисках Кати. Вот она, кажется. Совсем недалеко ушла.

— Катя! — крикнул ей, потихоньку снижая скорость, — Кать!

Вдруг машину повело, колёса на ледяном участке дороги заскользили, он в руль вцепился и сжав зубы, автомобиль выровнял. Аккуратно ход сбавил и затормозил. Руки дрожали. Надо, надо успокоиться. Только как?

— Андрей!

Катя рывком дёрнула дверцу, забралась в автомобиль и, рыдая, стала ощупывать пальцами его лицо, руки, плечи…

— Кать, — он судорожно сглотнул, — Кать… Успокойся, Катюш, всё хорошо.

— Хорошо? — вскричала она, — Хорошо?! Ты что творишь, Андрей? Ты же мог погибнуть! — руками его за шею обняла и всем телом к нему прижалась, словно отпустить боялась. — Дураааак! Не делай так больше.

— Кать, да я не хотел… — он руки ей на плечи положил — то ли оттолкнуть собирался, то ли прижать сильнее, он и сам не знал. Но подозревал, что выдержки в нём надолго не хватит. Он и так уже воспламенён. Опасно воспламенён. И он так давно её не касался, а она так близко, так сладко, по-родному пахнет!

— Катя, Катюша… — руки её с шеи аккуратно снял и не удержался: поцеловал маленькие пальчики. — Кать, отодвинься, я тебя прошу. Иначе я на тебя наброшусь прямо здесь. Я же не железный…

Она смущённо отодвинулась, отвернулась и, кажется, стала в себя приходить.

— Андрей… — голос хриплый, дрожащий, — Андрей, позвони Малиновскому. Тебе нельзя в таком состоянии машину вести.


Примечания:
*Если все безрезультатно,
Где мне спрятать прошлое.
Как мне вырвать из сердца чувства,
Если внутри я обливаюсь слезами.

Natalia Oreiro - Como Te Olvido

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Автор, не тирань! Умрем от асфиксии вместе со Ждановым!!!!

Вдохнули! Выдохнуть бы....
Маша,

_________________
Не обижайте тех, кто вас любит, ведь они беззащитны из-за любви к вам

Да-да, сваливайте всё на бедного автора



Выдыхайте

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

7.

И когда ты истратишь все силы, что есть, до конца —
На последнем дыхании откроется новый резерв.
И когда станет холодно, больно и страшно… совсем —
То все волны падут, и наступит черёд чудесам.

Флёр — После кораблекрушения

Андрей позвонил Роману. Разговор был коротким, но по тому, как отрывисто говорил в трубку друг, он понял, что Малиновский не на шутку испугался. И ему на мгновение самому стало страшно. Стоя на том мосту, Андрей тогда даже не подумал, что в случае неправильного выбора все, кто его любят, будут страдать. Эгоист. Вот он кто. А сейчас, если бы он каким-то чудом не вывернул… Ещё и у Кати на глазах…

В салоне повисло молчание, он бессознательно вертел в руке мобильный и думал. Думал о том, как же ему всё-таки повезло. У него есть друг, настоящий друг, готовый приехать среди ночи, если только Андрей его об этом попросит. Есть отец и мама, которые любят его, любят, как умеют, но они у него есть! Есть Катя. Ведь она была готова ради него на всё! Даже нарушить закон. А он этого не ценил. У него есть Катя. Даже если она не сможет простить и никогда больше не обнимет его, не прижмётся доверчиво и крепко, как раньше… В сердце она всегда с ним. И ему, дураку такому, чтобы это оценить, нужно было сначала всё потерять. И чуть в столб не врезаться — до кучи.

— Андрей, — Катя развернулась к нему, но на него не смотрела, — пока мы ждём Романа… Я думаю, нужно поговорить.

Он не знал, что ответить, и только кивнул.

— Когда я выходила из твоего подъезда, мне всё казалось ясным и понятным. Было больно, да, но я не сомневалась… Верила, что всё это, — она развела руками, — и письмо, и волнение Малиновского по телефону — просто обман. Спектакль. Для меня.

— Кать…

— Постой, — перебила она его, — послушай… Даже то, что ты хотел догнать меня сейчас, казалось мне логичным. Посмеяться надо мной вы посмеялись, но ведь фирма пока под пятой у «НикаМоды»! А такую опасную особу, как я, лучше контролировать, верно?

Андрей резко достал из бардачка пачку сигарет. Потом посмотрел на Катю.

— Кури, если хочешь, — поняла она его безмолвный вопрос. — Андрей, поверь, я не пытаюсь сейчас тебя в чём-то обвинить и добивать тоже не собираюсь. Просто хочу объяснить, расставить все точки… Чтобы никакого недопонимания между нами не было. Так вот. Всё мне казалось логичным, но… что-то не давало мне покоя, выбивалось из построенной мною логической цепочки. Прости, что я… что я прошла мимо тебя и… Я ведь даже не сразу поняла, что это ты был, понимаешь? Просто обошла препятствие. И пошла себе дальше, пока твой смех не услышала.

Катя поежилась и запахнула пальто.

— Этот смех… Страшный смех, Андрей. Безнадёжный… А потом ты снова за руль сел, и я испугалась. Я боялась, что ты… решил… — её голос сорвался до шёпота, и она до крови прикусила губу, чтобы не расплакаться. — У меня был такой момент в жизни, когда уйти хотелось. После Дениса. Но Колька мне быстро мозги вправил, когда я ему об этом случайно проговорилась. И мне очень хочется верить, что это мне только показалось, но… Андрей, я тебя прошу, что бы в твоей жизни ни случилось… Это не выход.

— Я знаю, Кать, — он нашёл её руку и легонько сжал, — Я знаю. Так что там за логическая цепочка?

Она бросила короткий взгляд на их соединённые руки, но своей не отняла.

— Да… Вот откуда вы могли знать, что я захочу приехать? Или что решу позвонить Малиновскому? Ведь если рассуждать логически, я могла прочитать письмо и просто его выбросить, правильно? Или просто разорвать конверт. Откуда вы могли знать, что я всего лишь от одного слова с ума сойду? Малиновский, конечно, сочинитель тот ещё, но вряд ли у него где-то завалялся диплом психолога. Да и до Льва Николаевича Толстого ему ох как далеко.

— Кать, я не понял, — Андрей в упор посмотрел на неё, — какое слово? Что я мог там такого написать? Я же… я же не ставил себе цели тебя напугать. Я не понимаю, Кать!

— Ты попрощался со мной, Андрей.

— Что? Ну да, я попрощался. Я ведь и надеяться не мог… Нет, я конечно, надеялся, но верить в то, что ты через прошлое перешагнуть можешь…

— Теперь-то я понимаю, — устало вздохнула она. — Но ты написал «прощай», и я испугалась, что ты с собой что-то сделать можешь. Что ты навсегда со мной прощаешься… Глупо, да?

— Нет, не глупо. Это я дурак. Написал белиберду, напугал всех… Стоп.

Он нахмурился, вспоминая.

— Вот я идиот! А ещё думал, с чего это Ромка такой взвинченный? Забежал на балкон, кричит «Андрюха, не смей», а я на него ещё, как на идиота, посмотрел. Не надо было ничего писать, да? Только переполошил всех.

— Почему не надо? — она подняла голову, посмотрела ему в глаза и вскрикнула. — Господи, Андрей! — нежно дотронулась до его лица, тихонько проводя пальцами по синякам, — Что с тобой произошло? Кто тебя так?

— Скажем так… Я наказывал… сам себя.

— Андрей, я не понимаю. За что наказывал? — губы задрожали, она глазами часто-часто заморгала, пытаясь слёзы сдержать. — Андрей!

— Я бы не хотел об этом говорить, — пробормотал он. — Но ты же не отстанешь, да? Просто в тот день… я решил, что ты и, правда, отнимешь у нас компанию. И испугался. Испугался, что ты настолько меня ненавидишь, что настолько я тебя сломал… Это был бы конец. И Ромка ещё… удержать меня пытался, что-то говорил… правильное. То, что я и сам себе мог бы когда-то сказать. Он мне говорил, а я в нём себя видел. И так захотелось его ударить. Себя в нём убить, понимаешь? И вот от такого себя — омерзительного, логичного, ПРАВИЛЬНОГО — я сбежал. Правда, недалеко. В бар ближайший. И вот это омерзение и отвращение водкой заливал. Там ребята сидели, боксёры. Ну и, в общем, я сам нарвался. Только легче совсем не стало.

— Ох, — она к нему прижалась крепко-крепко и руку на грудь ему положила, — И что мне с тобой делать?

— Да всё, что хочешь, Кать, — улыбнулся Андрей, — Можешь даже побить.

— Думаю, тебе хватит. Что теперь с нами будет? И ты уволился из «Зималетто»… Зачем?

— Я хотел как лучше. Да и пусто там… без тебя.

— Натворили мы дел, да? А Павел Олегыч там один. Надо ему помочь, как ты считаешь?

— Кать, я на всё готов, но только если ты со мной будешь. С тобой мне всё по плечу.

— Какой же ты хитрый! — ахнула она и шутливо его в бок кулачком ткнула.

Андрей охнул от короткой, пронзившей его боли, а Катя на него посмотрела расстроенно.

— Прости… Больно, да? И к врачу, конечно же, не ходил.

В стекло постучали, и послышался голос Малиновского.

— Эй, у вас там всё нормально?

Андрей с Катей из машины вышли, друг с другом переглянулись и синхронно кивнули.

— Ну и напугали вы меня, ребята, — укоризненно взглянул на них Малиновский.

— Роман Дмитрич, — Катя серьёзно посмотрела на Романа, — Отвезите, пожалуйста, Андрея домой и проследите, чтобы он лёг спать.

— Так точно, Екатерина Валерьевна, — Малиновский сдержал улыбку, — Разрешите выполнять?

— Разрешаю, — кивнула она, — И ещё — завтра его к врачу отвезите.

— Кать! — возмутился Андрей, но она на его крик внимания не обратила.

— Роман Дмитрич, под вашу ответственность…

— Конечно-конечно, Катенька. А будет сопротивляться, я его связанным ко врачу доставлю.

— Ром, подожди немного, мне Кате нужно кое-что сказать.

— Я-то подожду, а вот таксист… — расплылся в улыбке Роман, но увидел взгляд друга и замахал руками. — Понял-понял, будем смиренно ждать. Оба.

— Кать, — Андрей подошёл к ней почти вплотную, — ну зачем тебе ехать домой? Оставайся у меня. Кать…

— Андрюш, — она коротко поцеловала его в губы и поспешно отступила. — Дай мне время, хорошо? Я вот так сразу… не могу.

— Но ты со мной, Кать? Ты — со мной?

— Я с тобой, Андрей. Где же ещё я могу быть? — рукой по его щеке провела и снова поцеловала, а он её руками обхватил, к себе прижал и поцелуй углубил.

И отпускать не хотел. Как он теперь её отпустить сможет?

— Андрей, всё… Всё… — оторвалась от него, — Езжай… Роман Дмитрич! — позвала она, и Малиновский был тут как тут.

Катя, оглянувшись напоследок, села в такси, а Андрей долго стоял, провожая глазами отъезжающий автомобиль. Потом сел на пассажирское кресло, задумчиво посмотрел на друга и спросил:
— Ромк, а как правильно ухаживать за будущей женой? — встряхнул головой и засмеялся. — Хотя, кого я спрашиваю?


Примечания:
Может, на этом и закончить?))

_________________
«Самая трудная задача — быть самим собой в мире, где каждый пытается сделать вас кем-то другим».

Бенедикт Камбербэтч

Закончить?

Хотя бы эпилог в качестве компенсации

Автору

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

Спасибо, автор, за взрыв чувств и эмоций!
А насчет закончить... Одна часть закончилась, можно начать другую.
Или другой фанфик. Или эпилог.Все на усмотрение автора.

_________________
Архив


Сведения о моих книгах: topic1796.html?&p=1287322#
Архив

Как закончить? Такое чудо и закончить?
Маша, спасибо огромное за творчество.

_________________
Не обижайте тех, кто вас любит, ведь они беззащитны из-за любви к вам

Уф... Спасибо, автор! Можно выдыхать. Ну и подержали вы нас в напряжении )))

Продолжения!