Грушка, дорогой мой Автор-1, я сижу и сижу и все не получается сказать то, что хочется. Слова какие-то плоские и блеклые, а твой рассказ достоин большего.
Про "ставший чужим город" уже говорила, но еще повторю - это дивная идея была. До костей пробирает - город все тот же, никто никуда не уезжал, а "просто" потерял ощущение дома. Все стало чужим. И сам себе, наверное, тоже...
Цитировать то, что понравилось, практически невозможно. Это получится почти весь текст переписан сюда.
Но вот по самым запомнившимся только фразочкам коснусь. "Переживает, переживает, но не может пережить." Точнее не скажешь. И жалобно пискнувший стул, и неживая спина - мелкие детальки, которыми диалог не перебивается, а, наоборот, насыщается и становится объемнее. Без многословного погружения в психологические глубины появляется возможность со-чувствия герою, который сам себя считает не героем, а дураком. "Когда у человека кризис, ему расслабляться нельзя. Иначе мой герой застрянет в кресле до самой старости." Нельзя, конечно, ни в коем случае. Правда, Рома и не расслаблялся, но некоторая опасность застрять в кресле все же возникла, так что Лялька была подарком судьбы. Только судьба не бывает щедра к кому попало. А я пишу как Лялька, думая на ходу, и сцены именно что сцепляются как вагончики, а не течет, скажем, весь рассказ единой рекой
. "Наш герой – не вареный продукт!" Ооо! Эти рассуждения о необратимой реакции, так по-школьному и так взросло, нелепо и доходчиво одновременно. Тут я Лялькой натурально гордилась. "Через окно в комнату проникал совсем еще неяркий утренний свет." На цыпочках, не тревожа, без ослепляющих лучей... новый день, начинающийся с мелочей: с укрытой Ляльки, с поставленного на место кресла, с холодного бодрящего душа.
И совершенно изумительное переплетение темы окна и зеркала. Та история о соседке, увидевшей себя со стороны и не пережившей это - сама по себе великолепна сочетанием притчевости и естественности сельской тетки. Но когда она соединяется с историей Ромы, то достигает самого дна его переживаний. Он тоже смотрит на себя - и на отражение в оконном стекле, и на то, что болит в его памяти и душе. Но пепельницы нет и разбить стекло, уничтожив отражение невозможно. Ему нужно искать другой выход, иначе... иначе с ним может случиться беда, как с той соседкой. Но он другой и он не один. Есть Лялька и есть кто-то еще, может быть тоже смотрящий в свое окно и свое отражение.
И высключенный свет. Перед рассветом ночь темнее всего. Зато никаких отражений, только то, кто он на самом деле.
И смех, как освобождение...
Мне очень по душе пришелся Рома - такой, каким он редко позволяет себя увидеть: серьезный, ранимый, способный задавать себе сложные вопросы. И в Ляльку я поверила раз и навсегда
. Вот именно такая в этой семейке и могла вырасти. Огонек, только не опасный, не начало пожара, а костерок в ночи, когда очень нужен свет и немного тепла.
Короче, Грушка, я тебя обожаю!
И тех, кто держит на своих спинах этот Фест - тоже. Потому что без них рассказ скорее всего бы и не появился, верно? И мне все так же жизненно не хватало бы его.