3.
Ему было на удивление хорошо. Вчера он выпил много, но, кажется, не много-много. Он почти не помнил подробности, да что там почти… Не помнил он их. Но при этом был совершенно уверен, что ночь провёл прекрасно и продуктивно. Крепил личные и деловые связи.
И утром всё складывалось прекрасно. Голова не болела. Девушка рядом лежала привлекательная и желанная. И он даже помнил её имя. К сожалению, у девушки были мозги, но не может же быть счастье совсем уж полным? Всегда нужно оставлять что-то на будущее! Например, вот эту победу он планировал давно, шёл к ней, можно сказать, долгие годы…
Рома, не открывая глаз, уткнулся лицом в волосы женщины, глубоко втянул носом воздух. «Прекрасные духи, Юлианочка». Его ноздри слегка дрогнули, в памяти мелькнул странный образ, а в аромате женских духов почудились какие-то странные резкие нотки… Хм, наверное, Юлиана опять купала пёсика.
Роман счастливо вздохнул и легко провёл по телу женщины рукой, тело слабо трепыхнулось.
«А сейчас будет вторая часть Мерлезонского балета, милая!»
И всё так же, не раскрывая глаз, интуитивно, но с такой интуицией, которая вырабатывается годами длительных тренировок, он потянулся к женским губам. Не промахнулся, губы разомкнулись, и Рома сразу углубил поцелуй. Тело Юлианы под ним дрогнуло, дёрнулось. «Давай, детка!» Он лихорадочно стал стаскивать с неё одеяло, но оно прикрывало женщину до шеи и стягиваться не хотело. Насколько он помнил туманные события ночи, им было жарко, жарко, очень жарко, и из одежды ни на ком из них не было и нитки…
«Какого дьявола ей понадобилось укутываться в одеяло, если я рядом?» - возникла самодовольная мысль, но она скользнула по поверхности сознания, абсолютно не мешая давно доведенным до автоматизма действиям.
В отличие от многих подобных случаев, сегодня утром всё доставляло ему искреннее удовольствие. Юлиана – просто волшебница. Ночные образы, смутные и прекрасные, наслаждение на грани недозволенного…
«Что ж мы с тобой такое делали ночью, девочка моя?» - не прерывая поцелуя, с трудом вытаскивая из-под себя край одеяла и, наконец, откидывая его с женского тела в сторону, подумал Малиновский.
А потом на некоторое время голова сделалась пустой и звонкой. Подобие разума вернулось к нему, когда он ощутил легкий толчок в бок.
Знакомый мужской голос заявил:
- А теперь подвинься!
Что? Что-о-о? О, не-е-ет! Вот его угораздило!