Исполнение 1/ ?
10.
Оказывается, доказывать невиновность так сложно... В моей спокойной скучной дозималеттовской жизни никогда не было необходимости доказывать очевидное... Очевидное - невероятное, Пушкарёва. В закрытой комнате труп, полутруп и ты, вся такая бессознательная. Ничего не помнящая. Озверело рвущаяся к покалеченной тобой женщине... Тобой? Кем-то другим? Ничего не помнишь? Докажи это судьям, родственникам, знакомым. Докажи это себе. Не можешь? Притворяешься? Невероятное, Пушкарёва. Поэтому сосредоточься и слушай своего адвоката.
Первый день суда запомнился мне странными отрывками. Рваными изображениями, как на старой киноплёнке. Перед глазами у меня то четкие кадры, выстраивающиеся в логическую последовательность, полную глубокого смысла, то мешанина из звуков, смазанных образов и ломаных чёрных линий. Непривычные, уже забытые звуки и запахи оглушали. Краски казались яркими и нереальными. Когда я успела отвыкнуть от звуков, не схожих с постоянным женским бормотанием, звяканьем металла, звуков шагов и шорохов? Как сумела так быстро отвыкнуть от запахов выхлопных газов, переполняющих московский воздух, от запахов пыльной травы и деревьев? Запахов, которые теперь символизируют для меня прежнюю жизнь… Близость свободы и такая её невозможность меня оглушила. Поэтому я почти не запомнила, как меня везли в странном, даже жутком, автомобиле с решетками на окнах, как в наручниках, холодивших кожу, провели в большое неуютное помещение, наполненное людьми. Их взгляды будто царапали лицо, не приятной паутиной опутывали тело. Мне хотелось спрятаться, укрыться чем-нибудь, но я помнила указания Леопольда Львовича и старалась держаться спокойно. «Только не ведите себя как загнанный зверек, Катя! В первый день все присутствующих будут за вами наблюдать... Очень важно сразу создать благоприятное впечатление. Держитесь прямо, но не вызывающе. Не прячьте взгляд, но не смотрите ни на кого конкретно...» Да, Леопольд Львович... Хорошо, Леопольд Львович. Я выполняла указания своего адвоката, честно-честно. Но я увидела мамочку. Она с растерянным лицом сидела в зале заседаний рядом с совершенно седым и неожиданно сухоньким отцом и, не отрываясь, смотрела на меня. Кажется, она что-то шептала, а папа смотрел перед собой и крепко сжимал ее руку. Он только на секунду повернулся ко мне, и я увидела слезы в его глазах. Мою голову сжало словно обручем, боль сильная и резкая ударила в виски, за ушами… Я застонала. Конвоир с усталым и безразличным лицом встрепенулся и вопросительно поглядел на меня: «Плохо что ль? Врача?» Я покачала головой, отчего к боли прибавилось головокружение. «Нет». Врач не нужен. Не помогает врач от такой боли... Как я могла сделать такое со своими родителями, Господи?
Напротив меня, моей скамейки за аквариумным стеклом, расположилась суровая на вид женщина в синей форме. Взгляд у нее тяжелый, и я рада, что она на меня почти не смотрит. Я отвела взгляд от родителей. Вначале мне показалось, что в помещении много людей, но в действительности зал полупустой. Люди сидят на странных, привинченных к полу стульях. Знакомых лиц среди присутствующих нет.. Это удивило. Мне казалось, что если меня приведут в суд, то поглазеть явятся все. Знакомые и малознакомые, женсовет и... «Ты себя опять переоценила, Пушкарёва. Не такой уж ты интересный объект...» На секунду мне показалось, что в конце зала мелькнули Колькины очки и шевелюра, но возможно, мне только показалось. Потому что если он пришел, почему не сидит рядом с моими родителями? Я опять перевела взгляд на маму и папу. Отец всё так же отворачивает от меня лицо, зато мама глядит пристально и жадно. Я тоже соскучилась, мамочка. Пыталась улыбнуться, но, вероятно, это получается неубедительно - мама опять начинает плакать. Леопольд Львович несколько раз ходатайствовал о моём свидании с родителями, но мне его не разрешили. Зло усмехаясь, мой самый лучший адвокат сказал: « Хозяин - барин, следователь - господин. Катенька, вы платите за то что отрицаете свою виновность». За полгода я никогда не видела Леопольда Львовича зло усмехающимся. И больше не хочу. Родители присутствовали в зале недолго. Заседание началось и очень быстро папу и маму выпроводили в коридор. Уже выходя в широкие двери, отец развернулся ко мне и пошептал одними губами, но я поняла: «Держись, дочка». Ох, папочка, мамочка, как я вас люблю!
*** Да, первый день в суде запомнился отрывочно. Следующий эпизод. Отбор присяжных, как это назвал мой адвокат. Большое количество людей в зале - все незнакомые. Только Леопольд Львович меж них как островок спасения, надежный и спокойный. На меня незнакомцы, которые станут моими судьями, смотрят с интересом, с осуждением в глазах, равнодушно... Отчего так много людей? Леопольд Львович говорил, что их должно быть двенадцать? Наверное, адвокат заметил мой вопрошающий взгляд, потому что, улучив минутку, когда несколько человек поспешно покидали зал заседаний, наклонился ближе к моей стеклянной клетке и негромко сказал: - Началась процедура отводов, Катя. Сегодня мы с обвинением формируем коллегию присяжных... В этот момент женщина в синем мундире неодобрительно посмотрела на моего адвоката. А он неожиданно для меня добавил: - Посмотрите внимательно на этих людей Леопольд Львович кивнул в сторону кандидатов в присяжные, сжимавших в руках таблички с номерами. Я послушно посмотрела. - Наблюдайте за ними. Если кто-то из них вам не понравится, скажите мне. Через некоторое время мы с вами будем заявлять безмотивные отводы. Я очень доверяют человеческой интуиции… И он отвернулся. Интуиция? У меня? Полно, Леопольд Львович! Я не разглядела обман под собственным носом, почти в него утыкаясь - не разглядела! Будучи в этом обмане по уши - хлопала розовыми плюшевыми ушами... Пока случайность и шедевр Романа Дмитрича не открыли мне глаза. Поэтому, о какой интуиции Кати Пушкарёвой может идти речь? Но когда Леопольд Львович обернулся ко мне и вопрошающе поднял бровь, я привстала со скамьи, приблизила лицо к стеклянному барьеру, отделяющему меня от всего света, и тихо произнесла: - Двадцать восемь и пять. С табличкой «двадцать восемь» среди кандидатов сидел высокий широкоплечий брюнет. У него были серые глаза и слегка вьющиеся волосы, но он до рези в глазах и боли в располосованных запястьях напоминал мне Жданова. Не хочу. Под номером пять, съежившись, на краешке стула примостилась полноватая девица. Она была некрасивая, с жидкими тонкими волосами, неопрятно свисавшими на уши, в старомодных очках. Всё заседание она чуть испуганно и быстро вскидывала глаза на присутствующих, когда они поднимали таблички, так же быстро отводила глаза от моего аквариума, если случайно натыкалась на него взглядом. И часто, будто невзначай, посматривала на красивого брюнета. Не внешностью и не возрастом, но она напоминала мне меня. Ту меня, которой я была еще полтора года назад... Я повторила более уверенно: - Да. Пять и двадцать восемь. Они. Леопольд Львович внимательно на меня посмотрел, кивнул и произнес: - Держитесь, Катя. Все только начинается...
|
|