Сегодня она придёт. Теперь уже совершенно точно. Ничто не сможет остановить её, ни шантаж Воропаева, ни пробки, ни собственные страхи. Всё решено.
Так страшно увидеть Андрея. Понимая, что наврятли прочтёт в его глазах раскаяние или сочувствие, а скорее лишь недовольство, а может даже ненависть, она всё равно сделает это. В конце концов, теперь они уж точно квиты. Он предал её, она его, теперь им нечего предъявить друг другу. У каждого свои обиды. И они совершенно не обязаны друг друга прощать.
За красивым белым костюмом, кудряшками до плеч и решительным макияжем, они скорее всего не увидят её дрожащих рук. Они ведь не привыкли видеть хоть что-то за внешним видом. Страх на лице вперемешку с внушительным мейкапом создает ощущение решимости, она пойдёт до конца и даже собственные слабости преодолимая преграда. Будем воевать. Будем ставить друг друга на место. Только они буду выглядеть при этом, как поражённые противники, а она как рыцарь, стоящий за свою честь. Она будет теперь и жертвой, и героем, но уже никак не дешёвым злодеем с неудачным захватническим планом. По крайней мере, в своих собственных глазах.
Растаять заставили только девчонки. Такие родные, ещё одно напоминание о том, что всё это ей не приснилось. И даже не понятно, - жаль что, так случилось, или нет. Впрочем, для душевных мытарств она купила себе большую паралонувую подушку с розовыми зайцами. Какая пошлость, Господи... Машка, Шура, Потапкин, Федька, остальные девчонки. Уж почему-почему, а по ним она действительно скучала. И даже не будем упоминать Жданова, как исключение.
С Пал Олегычем договорились вроде быстро. Его решительный взгляд, который не иллюзия из теней и чёрной туши, серьёзные слова, жестоко толкающие её лицом в собственные ошибки, и отчаяние, скользящее в них. Как, оказывается, просто быть убедительным. Просто быть собой. Она виновата, она не отрицает. Она виновата, ей и отвечать. Но это не значит, что она одна сегодня будет облитая, как в грязь, в свою «жестокость» и «самоуверенность».
-Здравствуйте, простите что заставила вас... ждать, - как издевательски прозвучало. Губы расплылись в улыбке. Почти что родные её враги. Как вас много. Как она по вам соскучилась.
Стать И.О. президента? Да вы шутите? Да она и дня не протянет в этом зоопарке! Или сопьётся. Или повесится.
-Я подумаю, Пал Олегыч. А пока простите, мне нужно... позвонить.
Дверь закрылась с таким знакомым звуком, что поневоле захотелось хлопнуть ей ещё раз. Но это слишком глупо, может быть она это сделает, но только наедине с собой, когда никто не будет видеть. А за дверью слышится:
-Какова нахалка!
-Паша, что ты делаешь? Подумай, что ты творишь?
Или это всё от нервов? Это всё от нервов. Что делать-то? У кого попросить совета? Так.. ладно... спокойно. Для начала «Новопассит». Нет, лучше Юлианна — гораздо эффективнее, и главное никакой химии.
-...
-...
-Ну Катюш, каждый руководитель, который понимает что его сотрудник может самостоятельно руководить компанией, должен быть готов к тому, что он рано или поздно уйдёт от него. Тебе нужно расти, Катюш. И пусть у тебя всё получится.
Замечааательно. И что ей теперь со всем этим делать? Позвонила домой. Там все рады. А она пошла вешаться. Или спиваться?
-Пал Олегыч я подумала и... я обещала что помогу, я сдержу слово.
-Браво, какое благородство! Мы просто задыхаемся от восхищения к вам! - прозвучал голос рыжего. Хах.. рыжего, ну сказанула ты, Валерьевна. Кажется, настал как раз тот момент, когда нужно обнажать клыки.
-Только что-то никак не задохнётесь, - сказала она. Не тихо, будто боясь что её услышат. Смотрела ему в глаза и с мстительным удовольствием наблюдала, как вытягивается его лицо от возмущения, вызванного этими словами. Кто-то напротив судорожно закашлялся. Почему то думается, что это Малиновский. Тишина стала какой-то особенной, не звенящей в напряжении, а скорее... в ожидании. Пал Олегыч отдал приказ о вызове адвоката - он и ещё несколько человек не обратили на это, казалось, никакого внимания. Тем временем, Воропаев взял себя в руки и облокотившись на стол, замерев в своей любимой кошачьей позе, посмотрел на неё издевательски восхищённо. И она бы поверила в его пуле непробиваемость, если бы не его первоначальная реакция. -Катерина Валерьевна! Да вы кусаться изволите?
-Пока нет...
-Уууу, нас ждёт страшная эра, Господа!
-Прекрати поясничать, Саша, - перебил его Пал Олегыч, - это сейчас не к месту.
-А что такое, Пал Олегыч? Эта... извиняюсь за выражение, женщина, приходи в компанию, которую чуть не разорила и пытается тут строить из себя великую спасительницу!
-На сколько я поняла, Александр Юрьич, под вашим руководством компания тоже не расцвела дивными заморскими цветами, - проговорила она, до невозможности выровняв спину, - или это оказалось столь непосильной ношей для вас, что не прошло и месяца, как вы слагаете себя обязанности президента?
-Вас это не касается, как и почему я...
-Вас же не касается вопрос о моей честности. Нет у вас такого права обвинять меня в том, что я пришла сюда девчонкой и совершенно не знала куда деться от ваших оскалов. В том, что я ошиблась, прогадала тогда с экономией на тканях, потому что не имела понятия о том, что делаю. И уже точно не в том, что я неправильно составила ту, первую доверенность и сбежала от вас, как черт от ладана. Я надеюсь, мы больше не будем касаться это темы, Александр Юрьич?
-Я думаю, что и правда пора закрыть этот вопрос, - отозвался, наконец, главный акционер, - сейчас уже... главное не то, кто ввел Зималетто в это болото, а то, кто выведет.
-И вы думаете, она выведет? - просил Александр. Пал Олегыч посмотрел на неё в ожидании.
-Я не Господь Бог, что бы что-то обещать... но я всё сделаю, что бы вас больше не было в моей жизни.
Все притихли. Ну конечно, не всё же вам отчитывать её, как школьницу. Вы тоже не всегда правы, или кто-то думал иначе?
Хотя вопрос,конечно, в высшей степени наивный. Здесь все сидят Святые Угодники, помогают сиротам и борются со вселенским злом по кличке «Катенька». Так же она ненавидит их. А Андрей сидит напротив. Улыбается. И хочется улыбнуться ему в ответ. Посмотреть с нежностью. Так, возможно, было бы, если бы не её недавний выпад. Он не должен считать, что у него есть привилегии. Он один из них, точнее... он с ними. Впрочем, разве она ожидала чего-то другого? Он никогда не будет с ней, и не был, он с Зималетто. Что же... она поняла какой он мерзавец... теперь осталось только разлюбить.
Потом психанула Кира. Конечно, можно было бы смолчать. Проигнорировать. Но ведь она сегодня в ударе, значит нужно поддерживать, так сказать, имидж.
-Кира Юрьевна, - успела, пока та ещё не вошла в уже открытую дверь, - может вы всё-таки прекратите истерику?
-Что? - не сказала — выплюнула она ей в лицо. Развернулась медленно, плавно, весь её вид говорил о враждебных намерениях. Возможна нецензурная лексика. Александр Юрьич, закройте уши, а то разочаруетесь в сестрёнке, - Вы... да как Вы смеете так со мной разговаривать? Вы ворвались в мою жизнь, всё разрушили, а теперь смеете затыкать мне рот? Вы врунья, лицемерка... как вас земля то только носит?
-Кира, я тебя прошу, прекрати..., - вступил в разговор Жданов. Жданов-младший. Но как же...
-Что, Андрей? - Воропаева, кажется, в ярости, - ты опять защищаешь её, как ты можешь? - что? Он опять защищает её? Андрей — её?
-Она не так уж и не права, Кира, ты не находишь?
-Эта... она разрушила нашу жизнь, мою жизнь, понимаешь? А теперь сидит тут и ей за это ничего не будет!
-Кто вы такая, что бы из-за вас сгущались тучи, Кира Юрьевна... У кого-то, похоже, завышена самооценка.
Кира молчала. Смотрела на неё с непониманием, злостью, пренебрежением. А Андрей затих. Пришипился. Значит, всё-таки раскаивается. Всё-таки раскаивается...
-Я правда сломала Вам жизнь? Всё разрушила... хм... - повторила Катя её слова, - Вам станет легче, если я скажу что мы квиты?
-Что? - ооо, вы растерялись. А она разозлилась, кажется.
-Вы мне может быть, конечно, не поверите... Конечно, не поверите... - она встала из-за стола и повернулась лицом к Воропаевой, - Вы... смешивали меня с грязью, топтали, ломали, указывали на мою ничтожность... для вас это потеха, думаете, наверное, — а что с ней будет? По одному разу на дню, для профилактики, прочищать ей мозги, ставить на место, от которого она и так на шаг ни разу не отошла... А вас у меня таких штук по двадцать за день. Но я не жалуюсь, что вы? Допустим, я привыкла и смирилась. И чихать мне на вас с Пизанской башни. Но почему вы думаете, мне бы не растоптать вас, как букашек, не показать насколько на самом деле ничтожны вы?...
-Нет никому дела до ваших обид... Но Вы не имели никакого морального права так поступать с нами, с Зималетто! - подала голос Маргарита Рудольфовна, - Или по крайней мере, должны были сказать нам правду. Пусть не тогда, когда это было нужно, но не прятаться от нас неизвестно где! О чем вы думали, Катя?
-Как не сойти с ума, наверное, - сказала она хрипло. Почему-то расхотелось им что-то доказывать, в конце концов она сама всё о себе знает, - И я имела моральные права, Маргарита Рудольфовна, я имела все права поступить с вами так. И единственные, перед кем я чувствую свою вину это вы и Пал Олегыч... Возможно, вам было страшно. Но если бы вы поступали со мной по человечески, думаете я оставила бы вас... так?... Впрочем, я догадываюсь, о чем вы думаете...
-Только не надо давить на жалость! - вскричала Кира, - Обидели её, вы посмотрите! Пытаетесь вызвать сочувствие? Не выйдет этого у вас!
-Мне плевать на Вас, Кира Юрьевна... Мне плевать на то, что вы чувствуете... все вы, и Вы конкретно... Я всё знаю о себе. Мне не нужна ваша компания. И никогда не была нужна, - смотреть прямо в глаза, не сбавлять высоту голоса, не сорваться в крик. Пусть ей станет всё равно... пожалуйста.
-Катя, - отозвался Пал Олегыч, - я надеюсь, все эти разбирательства не повлияют на ваш решение?
-Нет, - твёрдо сказала она, - вас всех слишком много в моей жизни, и я только ещё раз уверяюсь в этом утверждении.
Он посмотрел как-то... словно ему было не приятно. Конечно, всем хочется, что бы их любили. Но она не может их любить, не до такой степени она глупа и сердобольна.
-Катя, - сказал он, - мы принесли вам много неприятностей. Это так. Но и вы не подарили нам ничего хорошего. И, в связи с этим, очень хотелось бы кое-что прояснить. Раз уж так получилось, что сегодня день признаний, захотелось бы услышать от вас правду.
-Да уж, Катенька, сделайте нам одолжение, скажите нам правду.
-Александр!
-Ну кого вы лечите, господа акционеры?
-Катя, просто ответьте...
-А, то есть первой тысячи раз вам было не достаточно, - она посмотрела на них, как на несмышлёных детей. Как же они не хотят её услышать, чуть ли не затыкают уши...
-В смысле? - Александр в недоумении.
-Сколько раз я говорила вам, что мне не нужна ваша компания? Нужна была бы вам правда... стали бы вы так долго за ней ходить?
-Пал Олегыч, - раздался голос Клочковой, - там адвокаты приехали к Пушкарёвой.
-Да, да, Виктория, пригласите их...
Подписала. Все несколько листков, аккуратно, не дрожа рукой, потому что уже выпустила весь пар наружу. И тому, кому надо. Так хотелось все это им сказать и не выглядеть при этом плохой актрисой с трагичной ролью жертвы. Просто сказать им, что они все козлы, и удалиться восвояси. Теперь, правда, придётся терпеть их целых пол года, но... они же когда-нибудь закончатся, правда?
-Так значит, по-вашему, Катерина, - начал Александр новую песнь, - мы все ублюдки, а вы невинная жертва?
-Нет, Александр Юрьич, это по-вашему, - и улыбнулась им. Да-да, вы, именно вы, - только если героев поменять местами. И не надо искать виноватых. Мне раньше было обидно, что вы несправедливо обвиняете меня, но... вы просто излишне глупы. Как я могу на вас обижаться?
-А..., - видимо он захотел что-то добавить...
-До свидания, господа акционеры! - она замахала руками, словно отгораживаясь от его возможных реплик. И ушла, аккуратно хлопнув дверью. Такой знакомый звук...
_________________ Шёл бы ты, Малиновский, со своими советами... Знаешь, куда? (с)
|