Этот... не знаю как его и назвать... очерк, что-ли... родился несколько дней назад, вместе с пожелтевшими, покрасневшими и по-все-остальневшими листьями. ))) Закончила его сегодня, забыв о стирке и уборке (вот такая из меня хозяйка
)
Понравится - продолжайте, нет - сами знаете что делать. Не мне вас учить
И еще, конструктивное глажение против шерсти приветствуется. В том числе и ошибки любого рода (это, пожалуйста, в личку) Любой отзыв лучше, чем его отсутствие
Итак, поехали
Он лежал на на земле, на ворохе таких же листьев, как и он сам и не переставал удивляться великолепию жизни. Он оглядывался, насколько ему это позволяло его тело, движимое лишь кем-то посторонним, а не им самим, видел своих собратьев и радовался.
"Как чудесна, как восхитительна жизнь! Как она полна приятных неожиданностей и неповторимых красот!",- думал он с восторгом. Мы с вами обязательно пришли бы в недоумение, услышав эти его мысли и нашли бы, конечно же, что ему возразить, но мы этого не слышали. Нам казалось, что на земле лежит ковер из разноцветных мертвых листьев, ненадолго радующих глаз своим цветом, слух, своим шелестом и обоняние своим запахом с горчинкой, который мы старались усилить, то ли беря их в руки и поднося к лицу, при этом шумно вдыхая, то ли просто подбрасывая их носком ботинка, стараясь пошуршать при этом подольше. Но даже эти милые невинные забавы нещадно наталкивали нас на мысль о том, что лето прошло и что промозглые дождливые дни не за горами. И до ближайшего тепла, до настоящей весны еще... так долго, что если приняться об этом думать сейчас, то никаких нервов не хватит дожить до нее. Поэтому большинство из нас торопились прекратить это занятие и сменить мысли, принявшись думать о чем-то намного более практичном. И это нам очень хорошо удавалось. Но с ним было все совсем по-другому.
Он лежал там, в кругу таких же, как и он сам и вспоминал. "О чем может думать опавший кленовый лист? Что он может вспоминать?",- удивитесь вы. А он помнил все. Он вспоминал о том, как еще ненабухшей почкой он начал пробуждаться от сна и, хотя вокруг еще дул ледяной ветер, он понял, что скоро, очень скоро, этот холод прекратится. Он вспоминал те первые дни, когда после ночного мороза, заставляющего его замирать, он почувствовал первое тепло и увидел первый свет сквозь оттаивающую кору. Этот свет и это тепло были такими нежными и одновременно такими манящими, что, несмотря на то, что они пропадали на какое-то время, он больше не желал съеживаться и замирать. Он хотел ждать их там, где он остался, когда они постепенно исчезали. Как отличный постовой.
Он помнил день, когда впервые услышал тихий ласковый голос и почувствовал незнакомое доселе прикосновение.
- Смотри, сынок, видишь этот горбик на веточке? Потрогай его. Это листик, который хочет выбраться наружу и увидеть солнышко. Скоро он и многие его братики и сестрички сделают это. Им будет хорошо: они будут греться на солнышке после долгой зимы и нам тоже - наконец-то появятся разные красивые цвета. Но пока он еще там, он называется почкой.
И прикосновение.
- Я могу его погладить, мамочка?
- Погладить? Зачем?
- А вдруг ему станет приятно и он захочет поскорее оттуда выбраться?
- Что же, ты можешь это сделать, конечно, но ему все -таки надо быть поосторожнее и не выбираться слишком рано, чтобы он мог порадоваться солнышку.
Еще одно прикосновение. Более продолжительное, нежное. Она была права. Теперь ему хотелось поскорее выбраться, чтобы увидеть того, который подарил ему столько ... тепла, не излучая при этом совершенно никакого света, который мог бы просочиться через кору, но который он ощущал каждой своей клеточкой!
И, конечно же, он помнил день, когда жесткая кожура почки, служившая ему защитой от холодов, но также и стеной, отделяющей его от всего прекрасного, находящегося по другую сторону была им решительно разорвана. И пусть потом ему было иногда зябко, и пусть несколько раз он чуть не замерз совсем! А та ночь, когда вдруг выпало то, что люди, он слышал, называли снегом. Он думал, что именно теперь пришел его конец. Что-то очень тяжелое и холодное пригибало его к земле. Он старался держать натиск, но это было ТАК непросто. В какой-то момент он уже почти подумал сдаться. Это было прямо перед рассветом, когда к нему подкралась мысль о том, что может быть зря он выбрался из своего укрытия. Но поразмыслив об этом еще немного решил, что все, что он получил благодаря этому: и яркий солнечный свет, и бескрайнее небо, все время меняющее цвет, и птицы, и люди, большие и маленькие, и другие листья, такие же любопытные, как и он сам - все это стоило того, чтобы выбраться оттуда и прожить, хоть и короткую, но такую яркую и насыщенную жизнь. Ну разве мог он тогда знать, что всего несколько часов солнечные лучи сведут на нет его испытание и что он выйдет из него не только более сильным, но и посвежевшим. И только небольшой шрамик, выгоревший под капелькой, которая осталась от растаявшего снега, напоминал ему об этом дне. Дне его победы.
И, конечно, он помнил это суетливое множество теплых летних дней, начинавшихся то душным жарким утром, то приятной летней прохладой. А иногда бывало такое утро, когда думаешь, что вот оно, самое идеальное утро, которое только можно себе представить! Нежаркие, нежно ласкающие солнечные лучи, такой же нежный и легкий теплый ветерок... В такие моменты кажется, что жизнь - это сказка! Самая сказочная и самая добрая!.. Птицы, вьющие гнезда где-то в ветвях, оберегающие их от противных жуков и гусениц, муравьи, снующие туда-сюда по стволу и ветвям и иногда даже забирающиеся на него... "Они такие маленькие, а такие храбрые",- думал он, глядя на них. Он восхищался ими.
Но разве у него не было опасностей? Были, конечно, но разве их можно было сравнить с теми, с которыми сталкивались маленькие муравьи? Их не пугали ни птицы, ни ветер, ни высота, ни невероятная ноша, с которой они зачем-то сновали туда-сюда. А то, что угрожало ему, оказалось даже не опасным вовсе (ну, разве что, кроме гусениц). Сначала он немножко боялся всего: и грозы с ливнем, и сильного ветра, и людей, то и дело норовящих сорвать кого-то из них. Но со временем он научился забавляться под дождем, то ловя его капельки, то, делая вид, что вот-вот поймает, отклоняться в последний момент, неожиданно роняя их на соседей снизу, а иногда он радостно раскрывался им навстречу, освежаясь, радостно избавляясь от налипшей пыли. Он перестал бояться. Даже порывы ветра и носящиеся дети, ловко карабкающиеся по ветвям больше не пугали его. Он решил, что если оторвется по какой-то причине от своей ветви, значит станет путешественником.
А еще, ему понравилось слушать взобравшихся в тень листвы ребятишек. Они были похожи на птиц: голоса у них были тоненькие и они щебетали без умолку. А когда не щебетали, значит что-то было не так. Это он понял быстро. А иногда эти удивительные существа могли делать дождь. Не большой, конечно, а такой маленький, но почему-то такой грустный, что от этого хотелось придвинуться к ним поближе и сказать что-то очень светлое и теплое, как солнышко. Однажды один из них, кажется он отзывался, когда ему говорили Алешка, влез на его дерево и делал не только дождь, но еще и гром. И хоть это был маленький гром, но вдруг показалось, что это был самый тревожный и самый безутешный гром, который он когда-либо слышал. И вот тогда-то он осмелился рискнуть. Пользуясь тем, что дул небольшой ветерок он стал говорить с ним, цепляя другие листья. То, что он говорил не было чем-то очень умным. Просто умиротворяющим. "Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш",- шептал он Алешке. "Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш",- подхватили за ним другие листья. Это и было то теплое и нежное, что он хотел сказать. Он немножечко волновался - а вдруг ничего не получится, вдруг его не услышат и не поймут? "Ничего,- отозвалась другая мысль,- я сделаю то, что могу, то, что зависит от меня, я постараюсь. Хуже ведь не будет?" Но оказалось, что получилось даже лучше. Сначала малыш перестал делать гром и очень доверчиво прислонясь к стволу перешел на скрип, а потом и вовсе притих. Через какое-то время он даже дождь перестал делать. Только как-то очень тихо поглаживал кору ствола, а потом, притянув к себе одну веточку, провел ею себе по щеке и поцеловал один из листиков. Как тогда хотелось быть им, именно тем листиком, который поцеловал Алешка! Спустя несколько минут кто-то крикнул: "Алешка! Алешенька!" Он ей обрадовался, хотя и не улыбался. Она протянула ему руки, подхватила его, хотя ей было и тяжело (как у нее вообще это получается? она ведь намного меньше нашего дерева, а даже у него ветви под ним прогибаются. наверное она его очень любила) и унесла куда-то его, крепко обхватившего ее руками и ногами. Ну разве можно было не испытывать облегчения и радости за них?
Ночь сменяла день, а день - ночь. Казалось, что все так и будет продолжаться. Но как-то незаметно ночи стали прохладнее, а утра не торопились согреваться. Некоторые из его собратьев, находящиеся на верхних ветвях, стали, кружась, спускаться на все еще зеленую, порой влажную, порой сухую, порой покрытую изморозью, но неизменно холодную траву. И к своему удивлению он заметил, что они больше не были одинаково-зеленого цвета. Каждый из них был другой: от еще зеленых с желтоватым оттенком до багряно-красных, проходя через какие-то невероятные огненные тона. Он скоро сообразил, что листья с верхушки падают раньше и красивее, чем те, что росли пониже. Он же был очень низко, так низко, что даже дети могли до него дотронуться. Он догадывался, что слетит одним из последних. Но он не волновался, не переживал об этом. За свою долгую, почти бесконечную жизнь он понял, что все, что с ним случалось до сих пор не было ни однозначно хорошо, ни определенно плохо. Порой "плохое" закаляло его, как тот поздний снегопад, а иногда "хорошее" чуть не становилось причиной его гибели, как то солнце, которое своими палящими лучами после многодневной жары зажгло не его, нет, но рядом стоящее небольшое деревцо. Он перестал бояться, он стал просто внимательнее смотреть вокруг и восхищаться.
И сегодняшний день. Разве он сможет когда-нибудь его забыть? Когда-то он услышал, что мечты сбываются. Он не знал ни что такое мечты, ни, тем более, куда они сбываются, но сегодня... Сегодня он был одним из последних листьев, оставшихся на дереве. "Мама, мама!- позвал Алешка ту, которая унесла его когда-то на руках,- посмотри мама, какой он красивый, маленький и, кажется, все его друзья давно уже приготовились ко сну, а он здесь один и мерзнет! Давай мы его к его друзьям отправим. Ты думаешь, ему будет приятно?" Маленькая ладошка потянулась к нему и, о чудо, она к нему прикоснулась! Разве мог себе представить он, маленький листик, один из тысячи таких же, что ему выпадет честь быть снятым с дерева именно этой ручонкой? Алешка внимательно посмотрел на него и проговорил: "Ты - молодец! Ты продержался дольше всех и дольше всех нас радовал! Спасибо тебе!". Он прижал его к своей щеке, а потом к губам и звонко чмокнув продолжил: "Знаешь, ты такой красивый, что я взял бы тебя к себе, но если я это сделаю, то ты останешься далеко от своих друзей и не сможешь стать частью осеннего ковра. А это очень важно. Но ты не переживай, у меня есть фотоаппарат и я тебя сфотографирую. Так я тебя никогда не забуду. И мама не забудет. Правда, мам?" Разве можно было услышать что-то более прекрасное в этом мире? Потом были вспышки света. А потом Алешка, который, наверное, был большим знатоком таких простых листиков, как он сказал, что ему наверняка хотелось бы слететь со своего дерева, как и всем другим листикам, красиво кружась. Он попросил маму подсадить его повыше. Она взяла его к себе на плечи и Алешка, осторожно но сильно крутанув черенок, отпустил листик с этой высоты. Как же здорово было лететь! Как же восхитительно было кружиться! Теперь-то он знал, что испытали все остальные, прежде чем оказались здесь, на ковре. Хотя нет, он испытал нечто большее: его единственный полет оказался одновременно и спектаклем с двумя самыми восхитительными зрителями в первом ряду! Нет, он никогда не забудет этот день!
И еще будет много дней, которые он никогда не забудет: те, когда будет прибегать детвора и, сгребая их в кучу будет подбрасывать его и его собратьев в воздух, устраивая самый безопасный и самый прекрасный осенний салют, те, когда пройдем мы с вами, слегка подбрасывая это осеннее золото и поднося его к лицу, чтобы лучше ощутить этот горьковато-свежий аромат, те, когда восхитительное осеннее солнце, такое палящее летом, станет лишь солнечным зайчиком и не только их!..
И в тот день, когда радуясь плотной снежной пелене, густо ложащейся и укрывающей его теплым покрывалом, среди полувоспоминаний и полуснов он, крохотный листик, подумает, что эта непростая и неоднозначная жизнь так восхитительна, что стоит того, чтобы ее прожить. Просто прожить ее вот такой, какая она есть.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Рада, что понравилось.
