***
Александр Юрьевич и впрямь долго не мог уснуть, до крайности взволнованный тем, что случилось. Воображению его рисовались мирные и идиллические картины семейного счастия, которые сменяли исполненные страсти и неги видения. Утром его разбудила Маша, пришедшая за ночной вазой. - А где барышня? – спросил он. - Да где ж ей быть в такую рань, - ответила Машка, позевывая. – Спит, поди. Александр Юрьевич был слегка разочарован - он втайне надеялся, что Катя заглянет к нему утром первая. Однако Катя не появилась и позже, а около полудня Александр Юрьевич услышал сквозь закрытую дверь топот и взволнованные голоса. Встревожившись, он выглянул в коридор и, поймав пролетавшую мимо Шуру, потребовал объяснить, что происходит. - Кира Юрьевна рожают, - выпалила она, широко раскрыв глаза. – Ольгу Ивановну к себе зовет, вот-с, за ней приехали. Воропев был и обрадован, и встревожен этим известием; но ему оставалось только ждать новостей. Поскольку Катя так и не появилась, он решил, что она уехала вместе с Ольгой Ивановной. День прошел в томительном ожидании; не получив никаких известий, он под вечер послал Федю в дом шурина справиться, все ли в порядке, и тот вернулся с радостной новостью. Кира благополучно разрешилась от бремени мальчиком, и, по словам доктора, младенец и его мать вне опасности. Что до Ольги Ивановны, то она решила остаться рядом с дочерью до утра, и ей уже приготовлена комната в доме зятя. Воропаев вздохнул с облегчением и решил на днях непременно навестить сестру; он подумал, что короткий визит ему по силам. Он спросил о Кате, и получил ответ, что она, верно, вернется завтра с Ольгой Ивановной.
На следующее утро Ольга Ивановна возвратилась домой и, несмотря на усталость, сразу же отправилась к сыну поделиться радостной новостью. Александр Юрьевич, улыбаясь, слушал ее рассказ. - Вы, я вижу, сильно устали, матушка, - сказал он, когда Ольга Ивановна умолкла. – Вам нужно отдохнуть, вчерашний день был для вас тяжелым. - И то правда, мой свет, – согласилась она. – Да и ночью я почти глаз не сомкнула, все была подле Кирочки. Ничего не хочу, даже чаю, пойду спать. - Катя, верно, тоже устала, - сказал Воропаев. – Она у себя? - Катя? – Ольга Ивановна нахмурилась. – Знать не знаю, где она, я ее со вчерашнего дня и не видела. И с чего ей уставать, барыне? - Разве она не поехала с вами? – тихо спросил Александр Юрьевич. - Вот еще! – фыркнула Ольга Ивановна. Побледнев, Воропаев потянул за шнур звонка. - Где Катерина Валерьевна? – спросил он у появившейся через пару минут Маши. - Так ведь… не знаю, - сказал она растерянно. – Вчерась уехала, сказала, Ольга Ивановна, что к вам едет, с Кирой Юрьевной помочь. Я думала, вы вместе вернетесь, а вы одна приехали… - Довольно, ступай, - прервал ее Воропаев. - Что такое? – растерянно сказала Ольга Ивановна. Не отвечая, Воропаев встал, и, насколько мог быстро направился в Катину комнату; Ольга Ивановна поспешила за ним. Как он и предполагал, комната была пуста. Александр Юрьевич окинул ее быстрым взглядом и заметил на постели сложенный пополам лист бумаги. Воропаев поднял его: письмо было адресовано ему. «Я уезжаю навсегда, - писала Катя. – Прошу Вас, не ищите меня, забудьте обо мне. Я не могу быть вам женой…» На этом месте письмо обрывалось. Воропаев, смяв листок, длинно и затейливо выругался, да так, что Ольга Ивановна возмущенно ахнула. - Сбежала? – сказала она. – Вот же бесстыдница! Только от одного позора отмылись, и на тебе! - Матушка, никому не говорите о том, что произошло, - сказал Александр Юрьевич, взглянув на нее. – Никому – это значит ни слова Кире, вашим подругам, слугам… и г-ну Малиновскому, кстати, тоже. - А ежели спрашивать про нее будут? – в замешательстве произнесла Ольга Ивановна. - Скажете, что ваша старая тетушка заболела, и Катя поехала за ней ухаживать. - Ужас, какой ужас! – простонала Ольга Ивановна. – Все одно ведь прознают, и опять нам начнут кости мыть… - Не начнут, если я найду Катю в ближайшее время. - Да толку ее искать-то, - всхлипнула Ольга Ивановна. – Ты же не вернешь ее в наш дом опосля такого? – и она с подозрением взглянула на сына. - Конечно, верну, - спокойно сказал Воропаев. - И думать не смей! Не пущу, не приму! Кто знает, где она сейчас шляется и с кем! - Во-первых, нигде она не шляется, - ответил Александр Юрьевич. – Во-вторых, удивительно мне, матушка, вас так заботит, чтобы о нас не пошли сплетни, и вы сами отказываетесь от единственного способа их избежать. В третьих же скажу, что Катя вернется в наш дом, и вы ее примете, и это мы обсуждать не будем. - Не приму! – взвизгнула Ольга Ивановна. - В противном же случае я поселю у нас Христину, и этого наши дорогие друзья и знакомые точно не выдержат, - спокойно довершил свою речь Александр Юрьевич. Пораженная до глубин души вероломством сына, Ольга Ивановна разразилась рыданиями. Александр Юрьевич хотел было предложить ей отложить этот разговор, но тут в комнату заглянула Маша и сообщила, что приехал г-н Малиновский. - Принесла же нелегкая, - пробормотал Александр Юрьевич и громко сказал, что сейчас спустится. Ольга Ивановна разом прекратила рыдать. - И что нам сказать? – со страхом проговорила она. - Я сам с ним поговорю, - ответил Воропаев. – Вы, матушка, идите к себе и отдохните. - А где же барышня? – спросила Маша. - А ты языком-то своим не болтай, – сказал ей Александр Юрьевич. – Катя вернется дня через два, к Авдотье Семеновне она уехала. Ступай, ступай! - А как же ж вы узнали, что она там, ежели пять минут назад про нее спрашивали? – с сомнением сказала Машка. - Ступай, тебе говорят! – рявкнул Воропаев, и Машу как ветром сдуло.
Когда Александр Юрьевич спустился вниз, он застал Малиновского в наилучшем расположении духа, и сразу решил, что это дурной знак. - А где же милейшая Катерина Валерьевна? – сразу спросил гость после обмена приветствиями. – Неужто решила нас скоропостижно покинуть? - Насколько мне известно, Катерина Валерьевна пребывает в добром здравии, - сухо ответил Воропаев, а про себя проклял Машкин длинный язык. - Ах, да я вовсе же не в этом смысле! – Малиновский хихикнул. – А впрочем, соглашусь, что фраза вышла двусмысленная. Всего лишь имел в виду, что Катерина Валерьевна решила покинуть ваш гостеприимный кров с великой поспешностью, и не поставив вас о сем в известность. - Не понимаю, с чего вы так решили, - ответил Александр Юрьевич. - Так она здесь? Могу ли я в таком случае поговорить с нею? - Не можете, потому что Катя уехала по семейным делам, - сохраняя спокойствие, ответил Воропаев. - Вот как… и когда же она вернется? - Думаю, через пару дней. Малиновский вперил в него острый взгляд. - Любопытно, почему вы ее выгораживаете, - задумчиво произнес он. - Не понимаю, о чем вы, - сказал Александр Юрьевич. - Думаю, понимаете. А впрочем, неважно. Интересно будет встретиться с вами, скажем, через год. - Вы, г-н Малиновский, имеете несносную привычку говорить загадками и недомолвками, - с превеликим раздражением ответил Воропаев. – Извольте прямо сказать, что вы имеете в виду, а лучше прекратите нести вздор и скажите, удалось ли вам поймать истинного виновника моего несчастья. - Вы об Иволгине? Увы, Александр Юрьевич, пока не могу вас порадовать. - Тогда какого черта вы здесь делаете? – Александр Юрьевич сознательно позволил себе прямую грубость, пытаясь вывести собеседника из равновесия. Однако тот не поддался, лишь глаза его весело блеснули, словно он разгадал уловку. - Многие обстоятельства сего дела остаются для меня неясными, - спокойно ответил он. – А поскольку меня интересует раскрытие истины, ее я и пытаюсь найти, в том числе из общения с вами и вашей воспитанницей. - Для человека, стремящегося к истине, вы слишком увлечены обличением невиновной, - отрезал Александр Юрьевич. - Вы о Катерине Валерьевне? На это отвечу, любезнейший Александр Юрьевич, что невиновных нет, каждый из нас в чем-нибудь да виновен, и вопрос лишь – в чем. - Вы ждете исповеди о том, как в детстве я воровал варенье из буфета? – сказал Александр Юрьевич, усмехнувшись. - О, меня волнует лишь те проступки, что находятся в компетенции полиции. Но беседа наша зашла в совсем уж философские дебри; с превеликим удовольствием обсудил бы с вами проблемы вины и невиновности, но, увы, времени у меня не так много. Позвольте вас покинуть.
Когда Малиновский удалился, Александр Юрьевич выругался уже второй раз за утро. Некоторое время он пребывал в задумчивости, а потом, поднявшись к себе, написал записку и велел Феде отвезти ее Николаю Антоновичу Зорькину, не медля.
Коля приехал затемно, и вид имел измученный и несколько болезненный. В другой раз Александр Юрьевич, возможно, и справился бы о его здоровье; но сейчас ему было не до того. Несмотря на то, что под вечер его начало слегка лихорадить, Воропаев принял гостя не у себя в комнате, а внизу, в библиотеке, и был полностью одет. - Вы, верно, удивлены тем, что я решил безотлагательно с вами увидеться, - сказал он после краткого приветствия. - Ну что вы, я понимаю, - промямлил Коля, усаживаясь напротив него. – Вас беспокоят дела на фабрике? Александр Юрьевич с удивлением понял, что за все время своей болезни ни разу не вспомнил о фабрике, и, пожалуй, еще век бы о ней не вспоминал. - Нет, дело, по поводу которого я вас позвал, носит личный характер, и, сразу хочу предупредить, весьма тонкого и деликатного свойства. - Что вы имеете в виду? – сказал Коля с испуганным видом. - Возможно, я и совершаю сейчас ошибку, - проговорил Александр Юрьевич. – И все же, думается мне, я могу вам довериться. Скажите, Николай Антонович, вы вчера виделись с Катей? - Ннет, - запинаясь, проговорил Коля и поерзал на стуле. Александр Юрьевич помрачнел. - Со вчерашнего дня Кати нет дома, - сказал он. - Как? - Она оставила прощальное письмо, так что несчастный случай или похищение я исключаю. Пока что об ее исчезновении никто не знает, и вы, конечно, понимаете, что наш разговор должен остаться в тайне. - Всенепременно! – воскликнул Зорькин. - Вспомните, не говорила ли она вам в последние дни что-то о своих планах? - Нет… я не помню…мы больше о вас говорили… - Ее нужно как можно скорее найти, - сказал Александр Юрьевич. – Кто знает, где она сейчас, какие люди ее окружают? Возможно, она сейчас в опасности, а я далеко и ничем не могу ей помочь… - О, нет! – воскликнул Коля, быстро взглянув на него, и тут же отвел взгляд. Александр Юрьевич вдруг понял, что за все время их разговора Коля избегал смотреть ему в глаза. - Вы знаете, где она, - сказал он, еще ни в чем не уверенный, но Зорькин вздрогнул, как ужаленный, и это разом подтвердило подозрение Александра Юрьевича. - Ах ты, мерзавец, - сказал он тихо. - Я…. нннет, - Коля помотал головой. - Говори немедленно, где Катя, - приказал Воропаев, вставая из-за стола.
- Я не знаю! – Коля вскочил со стула и отступил на несколько шагов назад. - Отпираться вздумал? – Александр Юрьевич еле сдерживался, чтобы не схватить его за горло. – Вы понимаете, г-н Зорькин, что совершили подсудное дело? Что я могу упрятать вас в тюрьму – и непременно упрячу? Так что советую рассказать все, пока я даю такую возможность, иначе пожалеешь, что на свет родился!
Как ни странно, но после этих угроз Коля уже не выглядел, как испуганный заяц, наоборот, он выпрямился во всей рост и расправил ссутуленные плечи. - Каждое ваше слово убеждает меня в том, что Катя была права в своем решении, - сказал он спокойно, хоть и был страшно бледен. - Права? – взревел Александр Юрьевич. – Ты что, думаешь, я ее избивал, морил голодом или принуждал к чему непотребному? - Думаю, что давление ваше для нее оказалось невыносимо, - ответил Коля, – потому она и решилась на побег. Александр Юрьевич побледнел. - Вы, Николай Антонович, ничего не знаете о нас, - наконец, ответил он. – И влезли в то, что вас совершенно не касается. - Я знаю, что вы звали ее замуж, - ответил Коля. – Катя сказала мне, что согласием ответить вам не может, и оставаться подле вас для нее теперь совершенно невозможно. - Она так сказала? – Воропаев не верил своим ушам. - Она сказала, что считает вас благородным человеком, но что быть с вами не может и ей надо непременно уехать. Я такой Катю никогда не видел, - прибавил Коля, сумрачно взглянув на Александра Юрьевича. – Она такая спокойная всегда, рассудительная, даже суровая порой… а когда со мной говорила, голос дрожал и слезы в глазах были. Боялась она очень. - Меня боялась? Вздор! - Александр Юрьевич, вы человек старых порядков, и вам, верно, кажется, что ваше предложение для Кати – большая честь, и что она должна принять его с радостью и благодарностью, и неважно, любит она вас или нет, - сказал Коля. – К сожалению, многие в нашем обществе думают так. Однако же не все! И я считаю, что принуждать девушку к замужеству – великая гнусность, и пусть вам кажется, что вы заботитесь о ее благе, на самом деле это насилие, и так поступать недостойно!
«Убить его, что ли», - подумал Александр Юрьевич. - Да вы, батенька, прогрессист, - сказал он, принужденно улыбаясь. – Начитались г-на Чернышевского и мечтаете об алюминиевых дворцах светлого будущего? И за что мне такое наказание: один управляющий вор оказался, а другой и того хуже – социалист! - Я надеюсь, скоро наступит день, когда идеи мои уже не будут казаться вздорными, и что так будут думать все люди, - гордо ответил Коля. - Ну, хватит уже, - резко сказал Александр Юрьевич. – Говорите, где Катя. - Этого я вам не скажу. - Вы сейчас очень рискуете, г-н Зорькин. Вы уже остались без работы – надеюсь, вы это понимаете. Сейчас вы можете потерять свободу. - Вы не пойдете в полицию, вы сами сказали мне, что не хотите огласки! - Я прежде всего хочу найти свою воспитанницу, которая сейчас в большой опасности. - Ничего ей не угрожает! - воскликнул Коля. - Послушайте, Зорькин, - сказал Воропаев устало. – Я вижу, что человек вы порядочный, хоть и дурак каких мало. Я хочу найти Катю не для того, чтобы с дьявольским хохотом потащить ее к алтарю. Ей и в самом деле грозит нешутейная опасность. Да и вам тоже, кстати, ибо вас вполне могут привлечь как сообщника. - О чем вы говорите? – в замешательстве проговорил Коля. - О том, что развеселый малый г-н Малиновский очень хочет обвинить Катю в организации покушения на меня. И если Катю найдут, и узнают, что вы помогали ей в ее побеге, то доказать свою невиновность вам будет ой как трудно. И разом из моего спасителя вы превратитесь в подлого убийцу, понимаете вы это? - Но это ложь! - Я тоже считаю, что это вздор. Но вы же понимаете, что надо найти Катю как можно быстрее и вернуть домой, чтобы полиция не успела найти ее прежде. Так что говорите, черт возьми, где она сейчас! Коля колебался. - Дайте слово, что не будете ее принуждать к замужеству, - наконец, сказал он. - Аааа, чтоб вас! Он еще условия мне ставит! Положительно, г-н Зорькин, мне хочется плюнуть на все и предоставить вас обоих судьбе! – вскричал Александр Юрьевич. – Я и не собирался ни к чему ее принуждать, и не понимаю, с чего вы вообще решили… это Катя вам так сказала? - Нет, но… - Коля смутился. – А иначе с чего бы она от вас сбежала? - А вот это я непременно выясню, - пообещал Александр Юрьевич. – Говорите адрес.
***
Зорькин нехотя рассказал ему, что устроил Катю в квартире, в которой сам раньше снимал комнаты, у старой немки Амалии Финкельштейн. - Место приличное, сказал он. – Дебошей не бывает, хозяйка за тем строго следит. Но бедно, конечно, только Катя отказалась взять у меня взаймы больше денег. А за те, что были, ничего приличного более не снять. Александр Юрьевич незамедлительно отправился в путь, в самых резких выражениях отказавшись от предложения Коли его сопровождать. На месте он был примерно через час. Квартира Амалии Ивановны Филькенштейн располагалась на 3 этаже, и Александр Юрьевич поднялся туда не без труда. Впрочем, хозяйку он нашел быстро. Это была толстая пожилая немка с белокурыми, уже наполовину седыми мелкими кудряшками и сладенькой улыбкой. Сначала она все не могла понять, чего Воропаев от нее хочет, и отказывалась сообщать что-либо о своих жильцах. Но когда он припугнул ее полицией и сказал, что у нее будут неприятности из-за содействия в похищении несовершеннолетней, Амалия Ивановна испугалась не на шутку. Она сразу же сказала, что похожая девица заселилась к ней вчера, что сейчас она должна быть у себя и что она готова лично сопроводить гостя. После чего, грузно колыхаясь при ходьбе, провела Воропаева по длинному темному коридору к нужной двери. - Очень хорошая комната, - щебетала она. – У меня все комнаты хорошие, живут только приличные люди! Ах, бог мой! Как меня обмануть! Александр Юрьевич затарабанил в дверь. - Кто там? – раздался женский голос. Несомненно, это была Катя. Воропаев кивнул хозяйке и отошел в сторону, к стене. - Это я, фройляйн, – визгливо крикнула Амалия Ивановна. – Откройте! Наступила тишина, но потом дверь все же отворилась. - Что случилось, Амалия Ивановна? – спросила Катя. – Я неважно себя чувствую… - Вы меня обмануть! – трагическим голосом заявила хозяйка. – Вы есть дрянная девчонка и сбежал из дома! - Ну, довольно, - сказал Александр Юрьевич, становясь так, чтобы Катя могла его видеть. - Вы… здесь? – пролепетала она, смертельно побледнев. – Как вы меня нашли? - Oh mein Gott! – вскричала Амалия Ивановна. – У меня живут честные люди, никогда такого не бывать… - она что-то быстро залопотала, мешая русские слова с немецкими, но Александр Юрьевич уже не слушал ее. - Оставьте нас, - резко сказал он, и Амалия Ивановна, разом умолкнув, удалилась с удивительной для ее тучности прытью. Катя стояла на пороге, вцепившись в ручку двери, и смотрела на него со страхом. - Долго вы собираетесь так стоять? – сказал Воропаев, даже не пытаясь быть любезным. – Впустите меня, ну же! Катя молча подчинилась. Она отошла вглубь комнаты, к единственному тусклому окну. Воропаев закрыл дверь и огляделся по сторонам. Комнатка была совсем крошечной, темной, из мебели была железная кровать, стол да стул. Пахло сыростью и гнилью. - Да как вас вообще сюда занесло? – вырвалось у Александра Юрьевича. - Если вы приехали, чтобы забрать меня, то по своей воле я не вернусь, - глухо произнесла Катя, не глядя на него. Эти ее слова оказались для Воропаева последней каплей. Дорогу он перенес тяжело, рана еще давала о себе знать ноющей болью, и даже простой подъем по лестнице вызвал у него одышку и головокружение. Александр Юрьевич и в лучшие свои моменты не отличался терпением и кротостию, а уж сейчас и подавно. - Да вы хоть понимаете, что натворили? – рявкнул он, и тут же зашелся глухим кашлем. Катя бросилась было к нему, но Воропаев выставил вперед руку. – И не подходите ко мне, - сказал он, отдышавшись и вытерев губы платком. - Хотите воды? – спросила Катя, с состраданием глядя на него. - Не хочу я никакой воды! – так и взвился Александр Юрьевич. – Собирайтесь немедленно, мы едем домой. - Никуда я не поеду, - упрямо сказала Катя. - Ах, не поедете? Ну что же, можете оставаться здесь до прихода полиции, и черта с два я буду бегать вас вызволять! У Кати округлились глаза. - Вы заявили на меня в полицию? – спросила она. - О, конечно, ведь я известный негодяй и мечтаю увидеть вас в кандалах. Бледные ее щеки залил слабый румянец. - Я… нннне… я не понимаю вас, - пробормотала она. - Это я ни черта не понимаю! – заорал Александр Юрьевич и тут же снова закашлял. Когда приступ прошел, он заговорил тише. – Ночью вы признаетесь мне в любви, утром сбегаете, как черт от ладана… и я должен врать этому фараону, что вы уехали по моему же поручению, а он готов вас арестовывать по обвинению в убийстве! – тут он остановился, переводя дух, и зло смотрел на Катю. Она приложила руку ко лбу. - Убийство? Какое убийство? Что за вздор? - Попытка убийства. Меня, - отчетливо выговорил Воропаев. - Что? Это невозможно… что за злая шутка? - Я не шучу, отнюдь. Г-ну Малиновскому очень понравилась версия с коварной и беспринципной воспитанницей, которая измыслила подлое убийство, а вы своим идиотским побегом словно вознамерились подтвердить правдивость его выводов! - Вздор… какой вздор! – слабым голосом проговорила она. - Вот поэтому вы немедленно вернетесь со мной, и мне плевать, что вы там себе… о господи, Катя! В разгар своей гневной речи Воропаев увидел, что Катя оседает на пол, бросился к ней и еле успел подхватить. Однако сил его было недостаточно, чтобы взять ее на руки, и ему лишь удалось кое-как дотащить ее до кровати. Задыхаясь, с колотящимся где-то в горле сердцем Александр Юрьевич вместе с Катей рухнул на ветхое ложе. Старые пружины жалобно скрипнули, но выдержали. Катя завозилась в его руках, пытаясь высвободиться, но не слишком рьяно; Александр Юрьевич вздохнул и крепче прижал ее к себе. Злость его угасла. - Ну что ты творишь? – сказал он тихо. – Зачем все это? Если мысль о браке со мною тебе столь ненавистна, если ты не любишь меня, ты могла бы сказать мне это в глаза. Неужели ты думаешь, что я стал бы тебя неволить? - Нет, - чуть слышно ответила она и повторила уже громче: - Нет! - Тогда почему? – Александр Юрьевич уже сам отстранился от Кати, и держа ее за плечи, смотрел ей прямо в лицо. – К чему этот побег, достойный какой-нибудь глупенькой истеричной барышни? Но ведь ты не такова, я знаю! Катя молча смотрела на него, и в ее лице Воропаев виделось отчаяние… и страх. - Я не понимаю, - сказал он. – Ты сказала, что любишь меня, и я готов чем угодно поклясться, что это правда. Я видел твои глаза, невозможно так притворяться! Но почему тогда? Не из-за матушки же, право слово! Ты что-то скрываешь от меня, уже давно, и я не собираюсь больше терпеть эти недомолвки, которые ничем не лучше лжи. Катя вздрогнула от его слов. - Ты прав, я… должна все рассказать. Давно должна была, сразу после твоего признания… нужно было не держать тебя в неведении, а прямо сказать, почему союз между нами невозможен. Но я тогда не посмела, я струсила… - О чем ты говоришь? – перебил ее Александр Юрьевич. – Невозможен… почему? Если только… - от внезапной догадки он весь похолодел. – Если только мы родня по крови, и ты моему отцу родная дочь, - с трудом выговорил он. Катя улыбнулась. - Сюжет, достойный пера лорда Байрона, - сказала она. – Они полюбили друг друга, не зная о своем родстве, а когда все раскрылось, покончили с собою от горя и тоски. Вы что предпочитаете, Александр Юрьевич, яд или кинжал? Или бездонную пучину вод? - Предпочитаю вариант «стали они жить-поживать, да добра наживать», - серьезно ответил Воропаев. Катя осторожно и словно бы боязливо погладила его по щеке. - Мне жаль, что я вам не сестра, - сказала она. – О, если бы я была вам сестрою! Я могла бы всю жизнь быть рядом с вами, заботиться о вас… могла бы обнять вас и поцеловать, и никто, никто бы не сказал о нас дурного слова… Александр Юрьевич, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, поцеловал ее, и Катя, всхлипнув, обвила его шею руками. - Не знаю, как ты, а я чертовски рад тому, что ты мне не сестра, - сказал Воропаев, оторвавшись от ее губ. – А кроме этого, не вижу никаких препятствий для нас. - Я все вам расскажу, - сказала она тихо. – Вы правы, умолчание это тот же обман, и это низко, так поступать с вами. Я расскажу, и, уверяю вас, вы сами откажетесь от идеи жениться на мне. Вы слишком хорошо обо мне думаете, Александр Юрьевич, но правда в том, что я недостойна быть вашей женою.
|
|