НРКмания

Может я и какая-то бессердечная,но мне Андрея не жалко. Во-первых,он вечно обманывает и себя и других,вон Елене Санне вещал,что без Кати его и вовсе не будет,а он ничего,жив-здоров,ребёнок,жена,семья - живёт себе поживает,да добра наживает. Во-вторых,я до сих пор не понимаю,ПОЧЕМУ его уход из ЗЛ является каким-то огромадным и неоспоримым доказательством его вроде как большущей любви к Катьке. Для меня этот его поступок лишь очередное доказательство,что именно РАДИ ПРОЦВЕТАНИЯ ЗЛ он и готов на всё,причём тут Катька-то,да и себе жизнь облегчил,пошёл по пути наименьшего сопротивления.
Подожду ещё жизнеописания Катьки,а вдруг у неё как раз именно без Жданова жизнь окажется более осмысленной, и она будет в ладу с собой и с душевным равновесием,может и в её жизни появится более достойный,надёжный и влюблённый в неё мужчина,тоже родится ребёнок,всё её будет удовлетворять - вот тогда у меня к исчзнувшему Жданчику не будет вообще никаких претензий - каждому своё.
natally,спасибо!

Опять Андрей в "наследный" брак вляпался Жениться на дочери шефа

Наташа,

Мне нравится идея, что Жданов уехал.

_________________
Наношу добро и причиняю пользу...

ALEPA, Люсинда, Киноварь, Синара, Утомлённое СолнцА, спасибо!!

- 3 -

Через несколько дней после корпоратива Юрий Петрович вызвал Андрея к себе и попросил съездить в Краснодар, на творческую конференцию дизайнеров, просто осмотреться, приглядеться к тенденциям. В «Модном юге», конечно, был свой дизайнер, но это была техническая работа: новые модели вводились в производство по чужим разработкам. На конференции Андрей познакомился с начинающим дизайнером, у которого тем не менее уже были авторские работы, и выяснил, что тот сейчас находится в прикладном поиске, не решаясь отдать предпочтение той или иной субстанции под скучной вывеской ЗАО, или СООО, или еще какое О. Вернувшись в Сочи, Андрей рассказал Леонову о дизайнере и добавил негромко: может быть, пора? Тот внимательным долгим взглядом, чуть ли не потрясенным, поглядел на него и вдруг положил на плечо руку, которая показалась Андрею очень теплой. На секунду ему почудилось: Юрий Воропаев ожил и стоит перед ним. Почему-то он все чаще стал вспоминать времена, когда Воропаевы-старшие были живы… И ему казалось, что Юрий относился к нему теплее, чем отец. Тогда он не придавал этому значения.
Решили отложить вопрос о дизайнере до осени, не выпуская того из виду, придерживая…

Однажды Андрей вошел в кабинет отдела маркетинга и увидел, что Рома сидит бледный, а Настя - с ярко-розовыми пятнами на щеках. Не успел он ничего сообразить, как она вскочила и умчалась в комнатку, где стоял умывальник, висело зеркало и все такое... Андрей посмотрел на Рому.
- А что такого? - словно оправдываясь, сказал Роман. Ему очень не хотелось, чтобы его заподозрили в серьезном отношении к Насте - иначе роль бывшего мужа будет совсем уж жалкой. - Что я такого сказал, чего другие не знают? Вся фирма знает, что она в тебя влюблена, но понимает, что ничего не светит, и мучается.
- Не понял, в кого влюблена, - машинально, своим обычным в последнее время угрюмым тоном произнес Андрей.
- В тебя. Я же с тобой разговариваю? Больше никого в кабинете нет?
Андрей почувствовал холодное дыхание опасности. И тут же по контрасту зажегся, запылал внутри предостерегающий огонек. Не впутываться ни во что, не прорастать, идти с этой жизнью рядом, параллельно, быть гостем, слушателем, зрителем, но не участником, - это было негласным правилом. А уж чужих страданий по его вине и вовсе никак нельзя допустить.
- Ты наверняка ошибаешься. Я-то уж точно ни при чем.
- Ну да, ни при чем! - Рома прищурился. - Испугался?
- Не говори ерунды. Лучше пойди посмотри, что там девушка делает. Она тебе дорога или нет?
- Вот ты пойди и утешь.
- Я ее совсем не знаю, она меня тоже. Неужели это нужно объяснять? Что ты, как в детском саду, препираешься?
Рома неохотно поднялся, медленно вышел из-за стола.
- Утешить ее может только один человек. И теперь ты уже не сможешь сказать, что этого не знаешь.
«Он прав!» - подумал Андрей. Лучше бы не говорил, и все бы оставалось, как было. А теперь с этим нужно что-то делать. Или не нужно? Кто эта Настя вообще? Он видит ее только на работе, о посторонних предметах они не беседуют. Ну, знает он еще, что она дочь шефа, что была замужем за Битовым - неудавшийся студенческий брак. А тут уж сразу - влюблена!.. Андрей внезапно успокоился. Это она со зла сказала, хотела досадить Битову. А зря, он добрый парень и по-прежнему неравнодушен к ней.
Вышли Настя с Битовым из санитарной комнатки улыбающиеся, что доставило Андрею несказанное облегчение. Ну, вот все и разрешилось. А этому шутнику по шее настучать! Нет, все-таки история в виде фарса повторяется. Малиновскому ЭТОТ Рома в подметки не годится… Но если фарс с доброй душой и никому вреда не причиняет - Андрей не против.
Ближе к вечеру он ушел к Леонову, надо было обсудить бюджет месяца, и тот пригласил его в гости. «Посмотришь, как я живу», - сказал Леонов. И Андрей, забыв о коротком дневном всплеске тревожного возбуждения, поехал с ним в большой дом на склоне скалистого холма, круто обрывающегося с обратной своей стороны, ведущей на восток, из города. Там ему была представлена супруга Леонова - Мария Эдуардовна, приехавшая повидать мужа и дочку. При виде теплых объятий Насти с матерью у Андрея сжалось сердце, он вдруг вспомнил Маргариту, ее руки и взгляд. Время от времени он давал ей о себе знать, всякий раз уничтожая следы, исключая возможность ответа.
К несчастью, в тот вечер Андрей убедился, что Битов был прав. Простодушная Настя не умела играть и маскировать свои чувства, и, по-видимому, только для одного Андрея правда до сих пор оставалась неизвестной. Мария Эдуардовна как-то по-особенному смотрела на него, да и хозяин дома явно был в курсе. Андрей не лгал себе в том, что, в общем-то, выход из этой ситуации может и должен быть только один: уехать, опять уехать. Никаких серьезных дел с Леоновым он не сможет начать, учитывая склонность его дочери, а просто сидеть в офисе уже не получится. Между Леоновым и ним установилась определенная связь, взаимопонимания, уверенности друг в друге, - нить, которую можно только оборвать, сама собой не исчезнет.
В конце вечера, когда пили кофе с коньяком, он поймал на себе Настин взгляд: она испытующе смотрела на него, было такое чувство, что она все понимает. И он опять почувствовал облегчение. Все правильно: какие между ними могут быть объяснения? Они едва знают друг друга. Хорошо, что она понимает все без слов.
Она была очень хорошенькой. Тонкокостная, изящная, с высокой грудью и короткой стрижкой, подчеркивающей красивую шею. Ну да, немного легкомысленная, немного небрежная в работе - но это от того, что работа неинтересна ей. А своего занятия она еще не нашла. Неприкаянная какая-то, несмотря на красоту. Ранимая и незащищенная - но оттого и немного «шалая», как сказали бы в народе. Не знаешь, чего ждать от нее.
От дальнейших приглашений в этот дом он отказывался, искал вежливые способы решить все вопросы с Леоновым в офисе. На работе держался с Настей приветливо, но сухо, чтобы она поняла наконец, что он здесь - почти пустое место, всего-навсего исполнитель своей собственной воли, воли человека, которого больше нет. Женщина ждет любви, это понятно. Но чувства ее больше воображаемые, чем действительные, она должна это понять. И поймет, если не будет поощрения.
Но ничего не менялось. Он по-прежнему чувствовал тепло, исходящее от нее, особенное отношение. Она вела себя так, словно честно трудилась изо всех сил, чтобы задушить свою склонность к нему, но на самом деле необходимости этой не понимала: чувство по каким-то своим таинственным законам противодействия все больше захватывало ее. Ему было трудно, ей - еще трудней. Если он сбежит, ей будет еще и больно. И когда Леонов предложил обсудить текущие дела и планы на осень за рюмкой коньяка, Андрей согласился.
Им с Юрием удалось недолго поговорить, Леонова отвлекли важным телефонным звонком. Суть их разговора сводилась к тому, что фирме необходимо развитие, поиск новых решений. Оба были довольны, что наконец-то заговорили об этом вслух, но, в общем-то, Андрей знал, что уже - поздно.
Оставшись в комнате один, Андрей вышел на террасу. Солнце медленно ползло в море. На террасе стоял шезлонг, на его ручке висел белый махровый халат, наверное, Настин. Андрей стоял и смотрел на море. Он не заметил, как на террасу вошла и встала рядом с ним Настя. Их руки лежали на перилах террасы совсем близко. Она сказала, не понижая и не повышая голоса:
- Я люблю вас.
Андрей молчал. Настя спросила, почему он не отвечает.
- Боитесь? Боитесь оскорбить меня?
- Боюсь.
- Не надо, Андрей Палыч. Я ведь понимаю, что вы не испытываете ко мне того, что испытывали к своей невесте. Вы такого больше никогда не испытаете, такое бывает только один раз в жизни. И, знаете, меня это даже успокаивает. - Она улыбнулась. - Это как отболеть ветрянкой на всю оставшуюся жизнь. Или вырезать аппендицит. Но любить можно и по-другому.
Андрей покачал головой.
- Любить - это хотеть заботиться о ком-то, - сказала она.
- Да, - он пожал плечами.
- Любить - хотеть иметь дом, семью.
- Да.
- И никогда не расставаться.
- И это правда.
- Ну, вот вы и ответили… нет, не спорьте, что этого мало. - Она подтянулась на цыпочках и вдруг коснулась губами его подбородка, шеи. - Это очень много.
- Я восхищаюсь вами, - сказал он, мягко беря ее за локоть, чтобы отстранить. - Я сам никогда не умел быть таким смелым.
Она снова повернулась к морю.
- У вас не было опыта, вы были ребенком в любви. Но теперь вы выросли. Вот увидите, вы будете бесстрашным. Я сейчас такая только потому, что хочу помочь вам. И это будет последним, в чем я вам помогу. Я сразу поняла, что вы из тех, кто сам принимает решения и умеет их реализовывать. Вы были бы таким со мной. Были бы…
Но он снова покачал головой.
- Не хочу я врать, Настя. Не хочу врать себе, что не вру. Делать вид, что люблю тебя, изобретать какие-то разные виды любви. И тебе я такой не нужен. Ты заслуживаешь большего.
- Я не умная, я знаю, - сказала она после паузы. - Я хорошо натаскана отцом и университетом, у меня есть какой-то кругозор и речевой запас, и я вполне могу обмануть не очень внимательных собеседников. Но по-настоящему я не умна.
Андрей наклонил голову и взглянул на нее. Это не было лукавством, направленным на то, чтобы жертва (не очень внимательная) попалась в ловушку. Настя говорила искренне. И были в этом особая честность и прямота ума, заслуживающие уважения не меньше, чем его острота, или глубина, или дальновидность. Да и что есть ум? Не идет ли речь всего-навсего о хитрости? Об интуитивном знании того, что можно делать и говорить, а о чем умолчать или представить в искаженном свете?
Не заключается ли здравомыслие в том, чтобы не говорить того, что диктуется здравым смыслом, - и наоборот?
- Я не люблю лицемерия, Настя, - сказал он. - Пусть уж лучше ты не будешь «по-настоящему» умной, чем будешь фальшивить.
Она покачала головой.
- Но ведь это тоже не вся правда, Андрей. Тебе нравятся умные женщины.
«Мне нравится только одна умная женщина. Только одна», - подумал он и вдруг понял, что Настины слова тронули его, тронули больше, чем он мог ожидать. Переждав волну нежности, он взял ее за руку и сказал какие-то слова, важные только тем, что они произносились, интонацией, взглядом, сопровождавшим их. Это было необходимым завершением - для него необходимым не меньше, чем для нее. Потом он попрощался и ушел, надо было уйти совсем, уйти из поля доступности, не дразнить и не волновать ее. И себя тоже…
Он вспомнил, что, когда писал матери в последний раз, намеренно или случайно не удалил ящик. Ему уже хотелось получить ответ… Почувствовав силу чужой любви, ему уже хотелось жить своей жизнью.
Зайдя в электронную почту, обнаружил письмо. Мама сообщала о завершении процесса в пользу «Зималетто», о намерении Кати определиться со своим положением и положением фирмы, о том, что отец и они все ждут его, чтобы решить судьбу «Зималетто». Она просила его приехать, как всегда, сдержанно, но он не поручился бы, что она не плакала, когда писала это письмо.
Андрей был неспокоен весь день, тревожно-задумчив, - Настя отдалилась, Настя, «Модный юг», Леонов, эта яхта со смешным названием «Мечта»… При мысли о том, что уже совсем скоро он может увидеть Катю, у него перехватывало дыхание. Может быть, она уже смягчилась, и, хоть и не верит ему, они смогут разговаривать спокойно и даже с улыбкой - как тогда, возле суда, на другой день после ее возвращения в «Зималетто».
Может быть, он ошибся и выжил, и он не какой-то «третий» Андрей, а продолжает быть тем самым, Катиным, настоящим, просто стал взрослее. Настя ведь сказала: он был ребенком в любви.
Так тому и быть. Все позади.
Он быстро собрался и улетел в Москву.

_________________
Огонек

Неужели Андрей и правда думает, что ему это удается?
Натали, когда перечитывала, у меня вдруг всплыл вопрос: конечно, жизнь не может быть идеальной и симметричной, но очень многое в ней взаимосвязано, и как быть с нашим героем, которого искренне любят две женщины? Так хочется, чтобы из ситуации был достойный выход...

Все-таки Андрей с Катей - два сапога - пара. Вначале она приписала ему свои мысли, затем он. Когда же они услышат друг друга! И что же случилось в Москве, что он вернулся к Насте.
Натали, спасибо!

Жаль мне Андрея, закрывается от прошлого, не общается, кажется, даже с Романом, но он ведь живой, а мысли в голове все равно будут будоражить прошлое. А эта женщина мне лично не нравится, нельзя вот так себя предлагать, да я неумная, но у меня есть простые инстинкты - хочу семью. Она, конечно лукавит и себе какую-то цену, но знает- и образование есть, и красота, и положение, не совсем ух бесталанная невеста. Андрей слишком спешил оборвать ниточку, которая его связывала и с Катей и с ЗЛ, взвалил все снова на нее, знал что вывезет его компанию, не бросит, выходит, что снова компания была важнее. Спасибо, Натали, очень интересно, ждем продолжения.

А я его здесь совсем не узнаю. Заторможенный какой-то... снулый. Бледная копия того Жданова, который рвал в клочья Катино заявление, который уходил решительным шагом, хлопнув дверью. Теперь все размеренно и равнодушно. Даже не знаю, хуже ли он, чем тот, привычный. Просто совсем другой.

Спасибо, Наташа

Увидится ли он в Москве с Катей? Может эта встреча и заставит его сблизиться с этой Настей, почитаем. Спасибо, Натали, история необычная, помню, сколько было комментариев по поводу "Верности".

Ух ты, неожиданно! Но, судя по всему, ему придется вернуться.
С Настей теперь все определилось. Странно было бы, если бы Андрей Жданов остался незамеченным.
Наташа, спасибо!

_________________
Большая сила в человеке, который сможет промолчать, даже если он прав.
© Оскар Уайльд

Если он улетел в Москву, что же такого там случилось, что он оказался с Настей?
Спасибо, Наташ!

Ой,а это и не важно,что бы там ни случилось. Просто у Андрюши ОБЯЗАТЕЛЬНО всегда имеется "запасной аэродром",раньше была Кира,а сейчас Настя,причём женщины его активно окучивают,а он,как красна девица,хоть и ломается,но ухаживания принимает,на всякий случай - пусть будет,может пригодится. Нет в нём твёрдого стержня,размазня он,и нет у меня сочувствия к нему. И если его Катька там в Москве огорчила,то правильно и сделала,молодец - пусть живёт и радуется жизни любитель запасных аэродромов.
natally,спасибо.

Хоть и болею всегда за А+К, но, соглашусь с Киноварь - если Андрей найдёт тихую, семейную гавань в Сочи, то пусть и Катя постарается быть счастливой с другим мужчиной!
natally, спасибо

_________________

Любить – значит видеть человека таким, каким его задумал Бог. (Ф.М. Достоевский)

Видимо, найдет, только что его заставит сделать такой шаг, ведь он не любит эту Настю, а без любви счастья не будет...

ALEPA, Люсинда, rosa, Синара, rosa, Дуся, tatyana-gr, Киноварь, Саша, СПАСИБО!


Временно, в переходном варианте - вполне. Хотя, конечно, отношение Насти, сближение с Леоновым переход ускорило.


Посмотрим, как герои будут его искать. Особенно если учесть, что к симметрии будет очень близко...


Ну, он же не заяц на батарейках, если воспользоваться терминологией Малиновского. После совета вот тоже не сразу к Кате поехал, в чем его многие обвиняют. А это ведь простой закон: после всплеска - затишье, замедленность...


О да, супер.

Девочки, если позволят время и возможности, можете на досуге зайти на Огонек, глянуть интереснейшее обсуждение этого фика, когда он там выкладывался. Можно с какого-то доп.ракурса еще увидеть ситуацию.

Сейчас выложу две главы - окончание второй части.

_________________
Огонек

natally, наверное, первой.

_________________
Как хорошо, когда всё хорошо!(с)

- 4 -

Мама Катю провожала и напутствовала:
- Развейся, развлекись. Тебе давно отдохнуть надо. Вернешься - и с новыми силами…
- Мам, я, возможно, не вернусь.
- Как? Ты же сказала - Миша в Москву обратно перебирается?
- Миша ни при чем. Может быть, я не вернусь в «Зималетто». Буду работать у Юлианы, как весной.
- Так вот почему ты согласилась ехать.
- Сейчас я согласилась, только чтобы выручить Юлиану. В «Зималетто» передышка, а ей нужна помощь. Еще ничего не решено.
Елена долго смотрела на дочку и в конце концов решила не волноваться раньше времени. Может, все и обойдется. И останется Катя в «Зималетто»… Ведь хочет, хочет этого.
Елена уже привыкла гордиться дочерью, и перемена не в лучшую сторону ее не привлекала. Президент такого гиганта, как «Зималетто»,- и помощница в маленькой рекламной фирме - это просто конфуз. И сны матери снились совсем про другое. Но не только перемены статуса опасалась Елена. Катя хочет остаться в «Зималетто», потому что боится снова остаться один на один со своей бедой. «Зималетто» стала ее щитом, помогла выстоять… Кто знает, сохранит ли силу щита работа в другом месте.
Елена стремилась приложить все силы, чтобы помочь дочке принять правильное решение. К тому же все так хорошо складывается, как по заказу: Миша в Москву возвращается, не нужно будет делать выбор… Но дочь категорически отрицала какую-то иную связь с Мишей Борщевым, кроме деловой. «Мы навсегда останемся друзьями», - и Елена с тех пор опасалась настаивать. Но мечта все равно жила в ее сердце. Мечта увидеть дочь счастливой, а не разбитой и неживой. Уж Миша-то не поступит так с Катей. Не бросит ее, не исчезнет, как это сделал Жданов. О да, это было очень благородно. Если бы не видеть и не знать, как мучается Катя. Гордец! Не простили его! А девочка не успела простить, быть может, на одну, на две минуты опоздала - и теперь обречена всю жизнь ждать. Кого? Чего? Нового непредсказуемого шага?
Отец увез Катю в аэропорт. Елена все сидела на кухне и раздумывала, подперев рукой голову. Вот как получается - уже и машина у Кати своя, дорогая, и важные люди к ней обращаются на «вы», и деньгами она ворочает (успешно!) немереными, да и у Миши уже своя сеть, недаром Елена выучила это слово, - но он все такой же, ждет одного Катиного слова. Даже дух захватывает при мысли, что в мире есть такое постоянство. И, пока оно есть, мир тоже будет стоять. Какой же он все-таки простой и понятный, Миша. Да Елена прямо сейчас и умереть бы могла, если б Катя приняла Мишину любовь. Она за нее была бы спокойна. И от Жданова защита железная. Уж она-то свою дочь знает, слово дала - отрезала. Не видать Жданову ее как своих ушей, если Катя за Мишу выйдет. А пусть бы и побегал, и пострадал… Маленький огонек чертовщинки в душе Елены вспыхнул и погас, и на губах остался только след стыдливой улыбки. Это нехорошо - желать кому-то страданий.
Звонок телефона разбудил ее для жизни, для текущего дня. Она встрепенулась, встала, отодвинула стул и подошла к телефону. То, что она услышала в трубке, помимо усиленного сердцебиения, вызвало горькое удовлетворение, так как подтвердило ее выводы. Чего от него еще ожидать? Только таких вот сюрпризов. На мгновение у Елены снова мелькнула злорадная мысль: не устроить ли ему то, о чем она только что думала. Попался, голубчик, объявился-таки! Несмотря ни на что, она торжествовала. Но, вздохнув, как всегда, честно повела разговор.
- А Кати нет. Она уехала.
На вопрос - куда, - помолчала.
- А в Петербург. Мише помогать.
Теперь уже Андрей помолчал. Елена сжалилась:
- Не навсегда. Скоро вернется. Вместе вернутся. Миша возвращается в Москву.
- Но как же «Зималетто», Елена Александровна? Катя ушла из «Зималетто»? Я звонил отцу - он сказал, что Катя в отпуске.
У Елены перед глазами поплыло. Теперь уже от возмущения… «Зималетто» - ОПЯТЬ…
- Ничего не знаю, - сухо проговорила она. - Катя сама обо всем скажет.
- Елена Александровна…
Его голос стал звучать глуше.
- ...Пожалуйста, не отталкивайте меня. Я хочу поговорить с вами откровенно, как… как в тот раз, помните.
- Помню, миленький. И чем все закончилось? Вот, звоните, а ведь осень уже на носу… Вы мне обещали, что Катя не будет мучиться… ну, пусть не так - что сделаете все, чтобы не мучилась…
- Она мучается? Елена Александровна, ей плохо?
«Чего захотел!» - в горьком отчаянии подумала мать.
- УЖЕ нет! С тех пор, как вы уехали, много времени прошло. Да, мучилась, потому что простила вас…
- Я знаю, - вдруг сказал он. - Я прочитал письмо.
Елене снова пришлось выбираться из оврага.
- Какое письмо?
- Она написала мне письмо. В тот день, когда все произошло, когда я уехал. Оно лежало в почтовом ящике, наверное, курьер привез. Я приехал сегодня и нашел его…
- Так, так… Значит, вы уже знаете. Ну, тем лучше. Да, ей было плохо, потому что она ждала вас. Всё не верила, что вы не вернетесь. А потом… а сейчас… поймите, Андрей Палыч, ей лучше без вас! Спокойнее! Юлиана позвала ее в Питер Мише с открытием ресторана помогать. Катя светилась вся, улыбалась, а я уже много месяцев ее улыбки не видела. Хотя, конечно, работа в вашей… в вашей бывшей… фирме ей на пользу пошла. Не знаю, что с ней было бы, если б не «Зималетто». И она, хоть и не признается, думает так же. И я считаю, ей лучше оставаться там. Но Миша возвращается в Москву, и они в любом случае могут быть вместе. А вы - опять помешаете… понимаете? Вы всегда ей мешаете, Андрей Павлович! Вот сейчас соберетесь, сорветесь, полетите за ней… А она там с Мишей, отдыхает… Вы все испортите - и опять что-нибудь случится, и опять на попятный… А ей опять мучиться… Пожалейте вы ее. По-человечески прошу, как мама. Ну, не получается у вас ничего. Смиритесь с этим, и живите оба в жизни, а не в облаках.

Он слушал уже вполуха, рассеянно попрощался. Наверное, так и есть? А ему, как всегда, даже не пришло в голову посмотреть на ситуацию с другой стороны. И если это сделать, то можно увидеть, что он действительно приносит Кате только неприятности. Может, уже и не со зла, а просто так получается, как сказала ее мама. А раз так получается - если они будут пытаться искусственно соединить то, что никак не желает соединяться, будет только хуже. Судьбу не обмануть… И единственный правильный его поступок - это тот прыжок в пропасть.
Он понял, что все еще держит письмо в руке. Опустил глаза, рассеянно просмотрел в сотый раз. «Я буду ждать вас, - писала Катя. - Мы будем ждать - я и «Зималетто». «Зималетто»! - подумал Андрей. - Отец держался так, будто я чужой. А я и есть чужой, и был чужим. Что я пытаюсь доказать? Нет больше никакого «Зималетто». Ни Ромки, ни Кати. У меня - нет. Но «Зималетто» есть у Кати. И я не имею права это разрушать. Ее мать права: вечно я мешаю…»
На улице накрапывал хронический дождь, такой странный после солнечной купели, в которой он провел несколько месяцев. Он подошел к окну. Он все еще пребывал в растерянности, в инерции своего прежнего решения, надежд. Невозможно было быстро поверить в то, что все это вновь пошло прахом. Особенно после Катиного письма. Особенно после него! Пока дышит, он не забудет той минуты, когда открыл ящик и развернул листок. Но письмо было написано ТОГДА, а жить в жизни - сейчас. И сейчас, по словам ее мамы, родного и самого близкого ей человека, - поздно.
Опять свободен? Это, наверное, хорошо. Вспомнить хотя бы опеку, учрежденную над ним матерью и Малиновским, когда Катя ушла из «Зималетто». Как все это далеко. Вероятно, он все же стал «третьим» Андреем Ждановым.
Но и этому третьему необходимо знать, как Катя живет. Чего она хочет, о чем мечтает, что ей снится по ночам.
Несколько дней он прожил в Москве и почти ни с кем не виделся, только отдал визит вежливости родителям. Не имело смысла видеться с кем-то, не о чем говорить. Он и вправду оборвал все связи.
Восемнадцатого он снова позвонил Катиной матери и вытащил из нее дату Катиного приезда. Заглянул на сайт Шереметьева, уточнил завтрашние рейсы из Питера. Рейсов было много. Он решил ехать к Катиному дому и ждать, весь день. Но когда подъехал, тут же увидел Зорькина, выходящего из красненькой машинки, ранее принадлежавшей незадачливой Клочковой. Остановил его и узнал, что Катя уже в Москве, приехала не самолетом, а на машине, на Мишиной машине, и что Миша привез ее прямо к «Зималетто», так как Павел Олегович хотел ее видеть. Андрей помчался на набережную Шевченко; быстро прошел по холлу, стоял в лифте и никак не мог отдышаться… Двери открылись, холл был пустынен, все в отпусках. Но навстречу ему все же вышла Ольга Вячеславовна, которая, кажется, никогда и не ходила в отпуск. Они обнялись и потом, разговаривая, так и не отстранились друг от друга, обмениваясь теплом на память. Ольга Вячеславовна сказала, что Катя на производственном этаже. Она была немного растеряна и, хоть и обрадовалась ему, явно не знала, как реагировать на его появление. Похоже, его ячейка в этих сотах действительно заросла…
Он спустился на лифте в цеха - в коридорах было по-прежнему пусто, но в кабинете, который он когда-то здесь занимал, горел тусклый свет. Он дернул ручку, и первым, кого увидел, был Малиновский.
Это было неожиданно для обоих… Роман стоял у шкафа с открытой дверцей, листая какую-то тетрадь. Он застыл вполоборота к двери, когда Андрей вошел. Растерянность первых секунд сменилась на его лице обычным наивно-снисходительным выражением, за которым он прятал все остальное.
- Вот это новость, - сказал он.
- Ты что здесь делаешь?
Андрей тут же пожалел... Но было поздно. Рома улыбнулся.
- Тебе я мог бы задать такой же вопрос. Но не задаю, заметь. И вообще, может, забудем всё? Что нам делить? Одно дело делаем.
Андрей пристально смотрел на него.
- Одно дело? Ты работаешь здесь?
- Как видишь. У вице-президента работы хватает, как тебе известно. Сейчас еще ты присоединишься, таких дел наворотим! Ты же всегда мечтал об этом. Катерина будет тебе рада. - Роман был спокоен.
Андрей прошел внутрь кабинета и сел на стул.
- Ты помогал Кате?
Роман положил тетрадь обратно в шкаф и закрыл дверцу.
- Позвонил как-то, поинтересовался, как дела. Она предложила приехать. Поговорили, поняли, что найдем общий язык. Здесь же никого не осталось, кроме Киры. Воропаева и палками не заставишь работать по-настоящему. Пал Олегыч в Лондоне. Николай Антоныч пресловутый строго финансами заведует, Катерина от остального его ограждает. Так что я очень кстати пришелся, даже, можно сказать, уговаривали. - Роман сделал паузу. - Но скорее всего она меня из-за тебя позвала. Думала, может, приедешь быстрее, если узнаешь, что я здесь. Глупо, конечно, но она очень хотела тебя вернуть.
Андрей поднял на него глаза.
- Зачем?
- Может, угрызениями совести мучилась?
Андрей отвернулся. Зачем он задал этот вопрос? В чем хотел убедиться?
- Раньше я не мог приехать.
- Знаю. А теперь?..
В глазах Малиновского заплескалось беспокойство. Андрей видел это совершенно точно. И опять возникло странное чувство, что его поражение и бегство были единственными правильными событиями в его жизни. А вот «возвращение» - нет.
- Я не знаю. От многого будет зависеть.
- Например?
- Например, от Кати. Ее мать не хочет, чтобы она уходила, но я должен узнать от нее самой.
- Уходила? - Малиновский выглядел искренне изумленным. - Ты что, спятил? Пал Олегыч не переживет, в его возрасте такие потрясения чреваты. И что мы, интересно, будем без нее делать?
Андрей все внимательней вглядывался в его лицо. Он, кажется, начинал догадываться. Его самого здесь и вправду больше никто не ждал.
- Значит, все останется по-прежнему: вы должны уговорить ее остаться, - вставая, сказал он.
- Да нет, ты не понял, - встревоженно поморщился Малиновский. - Тебе-то что теперь уезжать? Будешь работать с нами, и всё. - Но голос его звучал неуверенно. Он вдруг добавил: - У Катерины с поваром опять, кажется, роман.
- Не трясись так, - нервно усмехнулся Андрей. - В мои планы компания «Зималетто» не входила. И на твою должность я не претендую.
И он невольно оглядел кабинет, в котором когда-то, смеясь, отмахнулся от кандидатуры Малиновского, когда они прикидывали, что решит старший Жданов после отставки Воропаева. Нет, конечно, президентом Роме не быть, но вот на прежней должности - вполне.
А ему здесь нет места. За спиной открылась дверь - усилился шум из цеха, - и он обернулся устало. Катя была чужой, с чужими глазами. И улыбка была чужой. Он не почувствовал ее; быть может, она не чувствовала его, и он ощутил это.
Но при мысли о ее письме внутри вновь потеплело… Это то, что может перевесить тысячу аргументов. Ни Елена Александровна, ни Малиновский, ни повар, ни даже она сама, как бы она ни изменилась, не смогут этому противостоять.
- Мне надо поговорить с тобой. Это возможно?
- Конечно. - Она взглянула на Романа, и тот бодро направился к двери.
- Я буду наверху, - на прощание сказал - и поглядел на Андрея. И Андрей вдруг почувствовал, какие же они оба - он и Малиновский - сейчас одинокие. Сейчас и навсегда.
Он молча глядел на Катю. Да, она была неуловимо другой, тоже «третьей». Не уставшей, не грустной, - но словно прислушивающейся к чему-то в себе и, быть может, в окружающих. В нем. Он принес с собой опасность.
- Я хотел сказать, что мои чувства не изменились. Если твои, о которых ты писала, тоже, то…
Ее взгляд остановил его. Она заговорила сама:
- Сначала расскажите о себе...
- У меня все в полном порядке. Кать… Пожалуйста, скажи мне, что ты собираешься делать. Это важно. Это самое важное сейчас.
- Я уйду из «Зималетто» и буду работать у Юлианы. Вот и все. Хорошо, что вы приехали.
- Это честно? Ты ничего не скрываешь? И твоя мама, и Малиновский говорят, что тебе дорога фирма.
- Все проходит, всему свое время.
- Ты хочешь сказать, что теперь время работать у Юлианы? - С недоверием он покачал головой. - Почему ты не хочешь остаться? Из-за меня?
Она взглянула на него, и он понял: да, из-за него. Совершенно идиотская ситуация. Она не могла сама сказать, что согласна быть его помощницей, как бы уступить ему место. А он не мог предложить ей это. А если он согласится на должность вице-президента сам - подставит Малиновского, а она все равно уйдет. Не будет она его начальницей, не для того она ждала его. А забрать ее с собой… значит заставить отказаться от должности, к которой она столько шла, которую заслужила, на которой добилась успеха. Но если…
- Катя, ты бы поехала со мной? Ты смогла бы, как ты думаешь? У меня хорошая работа, я снимаю квартиру. Мы могли бы попробовать…
Она напряглась, затаила дыхание. Ему показалось - в глазах появилось выражение страдания.
- Я не совсем точно выразилась… Меня пригласил Миша. Он переехал в Москву, и ему нужен управляющий. Ему нужна моя помощь.
Воздух в кабинете стал удушливым.
- Ты хочешь этого? Хочешь работать с Мишей?
Он запутывался все больше. Нить натягивалась все сильней, и скоро ее снова придется оборвать… Ну, почему все не может идти гладко и естественно, как в те благословенные времена, когда они любили друг друга?
- А как же «Зималетто»? - ощутив внезапную обиду, спросил он. - Ты думаешь, фирма больше не нуждается в тебе?
В кабинет заглянули. Андрей узнал Валентину Павловну, начальника производства. Она кивнула ему и выразительно посмотрела на Катю:
- Все готово. Наладчик ждет, можете посмотреть.
- Я скоро приду, Валентина Павловна.
Катя перевела на него взгляд, и он увидел, что глаза ее заблестели; быть может, то был блик от игры света в этих помещениях, лишенных окон. Но нет, это было ответом на его вопрос…
Итак, можно подвести итоги. Нет сомнений, что Кате дорога ее работа здесь. Но и Миша не заморачивается соображениями совести, не считает работу в «Зималетто» такой уж важной… Ну что ж, это правильно, это выдает в нем здоровые амбиции. Чем его кастрюльное предприятие хуже «Зималетто»?
И ведь он уговорит ее. Потому что в ней неистребима тяга делать то, чего не хочется, но, по ее мнению, дОлжно делать. Она больна воображаемым долгом, как некоторые - безответственностью. К тому же за эти месяцы она наверняка внушила себе, что он поступил правильно и они не должны быть вместе…
Он решительно встал и - уже медленнее - подошел к Кате. Она стояла, оперевшись на стол. Он наклонился и коснулся щекой ее щеки. Она вздрогнула и отвела голову к плечу.
- Ты так и не ответила мне… Знаешь, я думаю, нам лучше поговорить в другом месте.
Не поднимая головы, она кивнула.
- Сегодня в семь я буду ждать тебя в «Лиссабоне». Ты придешь?
Она кивнула дважды, задумчиво-рассеянно, как ему показалось.
Уже у двери он спросил:
- Ты не жалеешь, что написала то письмо?
- Нет, - сказала она, и, хоть лицо ее было серьезным, показалось, что оно засветилось изнутри нежно-золотистым светом.

***

Отец принял его в президентском кабинете - его, ее, ИХ кабинете… На столе - фотография Кати вместе с родителями. Когда-то она стояла в ее каморке, потом, он это уже застал, перекочевала на стол. Сколько надежд когда-то он сам возлагал на этот стол! Это был не стол, это был символ. Когда же он станет мужчиной наконец… Вытравит из себя мальчишество, розовые мечты, влечение к недостижимому.
Отец был ровен, ни хмур, ни весел, и даже иногда смотрел в глаза. Правда, смотрел - все же громко сказано; временами взглядывал, так будет верней. И все же, когда несколько дней назад Андрей ездил к родителям, отец был значительно угрюмей. Теперь, после встреч с другими участниками драмы, Андрей понимал: отец тогда сетовал на Катин отъезд, боялся, что она не вернется - не в Москву, в «Зималетто»… Теперь, когда она вернулась, к нему вернулись и силы.
Что же касается его, Андрея, приезда, то сейчас с первых же слов стало ясно, что его ожидание было чисто номинальным. Обязательной данью дисциплине и порядку - хоть, по иронии судьбы, никакого отношения к компании он больше не имел. Но как бывший акционер и член семьи, безусловно, имел право участвовать в обсуждении дальнейшей судьбы фирмы после такого значимого события, как избавление от залога. И его аккуратный строгий папа, конечно, хотел сделать все «как положено». Глядя на его пожилое лицо, Андрей пожалел его: не из-за чего было испытывать столько сомнений.
- Двадцатого третьего мы соберемся здесь. Надеюсь, ты сможешь быть?
В глазах, поднятых на него, Андрей уловил обычное недовольство и - опять! - что-то похожее на скрытый страх. Во всяком случае, беспокойство. Точно такое же беспокойство он слышал в голосе Елены Александровны, а потом и видел в глазах Малиновского. Да и Катя… Катя ведь тоже испугалась. Потери покоя, который обрела благодаря работе - якорьку, удержавшему ее на плаву, когда он уехал. Бояться боли - это так естественно. Даже если эта боль может оказаться счастливой.
Но видеть таким отца было странно. Если уж и он… И его тоже мучает приезд Андрея.
И, как и остальным, Андрей должен был помочь ему.
- Пап, если честно, я считаю это собрание лишним. Катя - лучший руководитель для «Зималетто», которого можно себе представить. О чем говорить? И Сашку она удерживает, как не многим мужикам удалось бы.
- Это правда, - отец оживился, на его лице появилось подобие улыбки. - Они даже дружелюбно настроены друг к другу, как мне показалось.
- Ну, вот видишь. Зачем мутить воду, когда все в порядке? Катя говорила тебе, как она относится к этой мысли?
- Мы еще не говорили с ней. - Павел раздумчиво покачал головой. - Но мне не кажется, что она осталась недовольна своей работой здесь. Я надеюсь, что она, как все мы, срослась с компанией.
Андрей улыбнулся.
- Ты не хочешь, чтобы она уходила?
- Если начистоту, то нет.
- Уговори ее остаться. Убеди, что без нее все здесь будет не так. Да и ей самой… ну, это ЕЕ место, уже ясно, и раньше было ясно…
Отец помолчал и спросил:
- А как же ты?
И Андрей, раньше прославивший бы всех богов за такой вопрос, понял, что догадался правильно: отец и позвал его для этого разговора. Он не хотел и даже боялся его возвращения в компанию и не знал, как ему об этом сообщить.
Он поднялся и ответил:
- А я тоже в порядке, правда. И тоже нашел свое место.
Отец задержал на нем недоверчивый взгляд.
- Ты не обижен? Будешь у нас вечером?
- Конечно, буду, - ответил Андрей, улыбаясь. - Какие обиды? Я очень рад. Как и весной, смогу спокойно уехать, зная, что с фирмой и… с фирмой все в порядке.
- Ты не торопишься? - не высказывая вслух того, о чем (о ком) они молчали, все же спросил отец. - Уверен?
- Уверен. Это раньше я был не уверен и делал глупости. Теперь знаю точно, что правильно поступил весной. Может быть, в другом месте я смогу принести пользу, а не вред.
Отец еще пристальней поглядел на него.
- Я вижу, что ты многое понял. И рад этому. Чем ты занимаешься там? Познакомился с кем-нибудь?
- Что ты имеешь в виду? - Андрей улыбнулся. - Женщин, деловых партнеров?
- И тех, и других.
- И с тем, и с другим все в порядке, я же сказал. Прости, пока не могу подробнее. Но обещаю: когда появится что-то важное, вы с мамой узнаете первыми.
Отец вдруг опять встревожился. Он всегда был готов испугаться непредсказуемости сына.
- Этот бизнес связан с модой, с одеждой? Известная фирма? Не скажешь, какая? Может, я знаю владельца?
- Трудно сказать, у нас пока не настолько близкие отношения. Я сделаю все, чтобы не уронить твоего имени. Это тоже обещаю.
Он поторопился попрощаться и уйти - боялся, что не сдержится и выдаст себя глазами, выражением лица. И впервые за все это время лицо из той, другой, жизни - лицо Юрия Леонова возникло перед ним…
Все дело в доверии. Либо оно есть, либо... И ничем не добьешься.

***

Катя не пришла ни в семь, ни в восемь. И в девять-десять ее тоже не было. В половине одиннадцатого он наконец дозвонился до нее.
- Андрей, прости, - она была озабочена и говорила так, как чувствовала: обращаясь к нему на «ты», но это не означало ничего личного, просто так было удобнее, - мне срочно нужно было вылететь обратно в Питер. На этот раз по делам «Зималетто». С Романом Дмитриевичем. Мне очень жаль…
- С Романом?.. А Миша? Он тоже там?
- Да, - тише сказала она, он едва расслышал. - У него еще остались здесь дела, которые необходимо завершить. Еще раз извини…
- Да нет, Катюш, все хорошо, жалеть не о чем. Занимайся своими делами. Я, собственно, хотел сказать только одно: я люблю тебя. Ты слышишь? Я всегда буду любить тебя.
- Я… я… - Он совсем перестал слышать ее, но он знал, что она уже не произнесет тех слов, что были в письме. Но и то, что она сказала, было дорого для него, хоть и не имело уже значения. - Андрей, ты должен остаться в Москве. Ты должен вернуться в «Зималетто»… Я не хочу, чтобы ты уезжал. Я никогда этого не хотела!
- Я знаю. Но я должен уехать, Кать. Мне здесь нечего делать. Ты подумала над тем, что я сказал?
Он не был уверен, что она расслышала его слова... Может быть, не захотела отвечать, ранить его отказом. Тот миг истины, миг очищения и свободы упущен, и нужно все начинать сначала. И Миша не отстает ни на шаг, стережет момент, когда она ослабеет и можно будет заполучить ее, лишив «Зималетто». Такой момент - его, Андрея, решение остаться… Можно остаться и снова попробовать вернуть ей храбрость, вернуть ее себе, - но «Зималетто» будет потеряна для нее навсегда. И это опять будет эгоизмом, потому что Катя и сама не замечает, что фирма - уже не только прибежище, но и… родной дом. А для него она перестала быть родным домом, отторгла, как чужеродное существо.
Связь стала совсем плохой из-за того, что Катя находилась в шумном помещении. Они ломано попрощались, неопределенно пообещав друг другу встречу, пообещав ждать.
Ну, в общем-то, жизнь ведь не кончается. Конечно, они еще встретятся.
Он вышел из «Лиссабона» и немного задержался на крыльце.

Вот, опять свободен.
И это, наверное, хорошо. Вспомнить хотя бы опеку, учрежденную над ним матерью и Малиновским, когда Катя ушла из «Зималетто». Как все это далеко. Вероятно, он все же стал «третьим» Андреем Ждановым…

_________________
Огонек

Ой, ну да, конечно

_________________
Огонек

- 5 -

Андрей прилетел в город поздним утром, когда город уже дышал всей грудью, но дыхание еще было свежим. Первой во дворе «Модного юга» он увидел Настю, вышедшую к своей машине из офиса за какой-то забытой вещью. Закрывая дверь машины, она увидела его - лицо осталось непроницаемым, и Андрей поразился ее выдержке; она подошла к нему, словно он никуда и не уезжал, и, взяв за руку, повела ко входу. Удивленно улыбаясь, он шел за ней.
- К нам пришел один человек, он будет очень рад тебя видеть, - сказала Настя.
- Какой человек? - тревожно спросил Андрей.
- Да не бойся ты ничего! - остановившись на минуту, спокойно и уверенно улыбнулась Настя и взглянула ему в глаза. - Здесь с тобой не может случиться ничего плохого.
Всё то время, что он шел за ней к кабинету Леонова, в голове звучала эта фраза. Настя обладала поистине талантом находить точные слова. И в интуиции ей не откажешь, по крайней мере, в том, что касалось его.
С порога открывшейся двери он увидел развернувшегося в кресле… Валентина Никитского, того самого художника одежды, которого он нашел когда-то в Краснодаре. И это тоже было вовремя и правильно. Похоже, этот город сам подсказывал ему ответы.
По лицу Юрия Петровича Андрей понял, что догадался верно: время пришло. А его возвращение замкнуло цепочку. Его здесь ждали, он здесь был нужен. На его место нельзя было подставить кого-то другого. И он бросился в работу с головой.
Через два месяца «Модный юг» выпустил первую авторскую линию одежды. Леонов постепенно снижал свое участие в делах, давая все больше свободы Андрею. О том кратковременном, но смертельно опасном для всех их планов отступлении - его поездке в Москву - никто не вспоминал, во всяком случае, не напоминали. Позже Настя говорила: все, кроме нее одной, были уверены в том, что он останется в Москве. Ее отец осунулся, все чаще плохо себя чувствовал. Молодой дизайнер явился к нему сам по себе, без приглашения, дерзил и подначивал (ему, талантливому, прощалось): мол, если москвич уехал, то и дело делать не надо?.. Когда Андрей вернулся, Никитский, молодой и дерзкий, получив карт-бланш на формирование коллекции, развернулся во всю ширь и даль своих таланта и неопытности, которая в этих условиях была только на руку. Регион получил коллекцию, способную конкурировать на самых сложных рынках, коллекцию, по размаху и творческому решению еще не виданную в здешних краях. Наутро после презентации о «Модном юге» заговорили. Глаза Насти Леоновой блестели, она и не пыталась скрывать свою радость. Брала его за руку, встряхивала:
- Я же говорила! Я же говорила тебе!
О том, что именно она тогда говорила, Андрей предпочитал не вспоминать. Но, конечно, он тоже испытывал некоторый подъем от успеха, понимая при этом, что успех этот пока - почти ничто, почти ноль. Нужно наращивать производственные мощности, скорости, нужно выпустить еще по меньшей мере две такие же коллекции, одну за другой, чтобы говорить о начале настоящего прорыва.
Но и силы были для этого, и уверенность. Всё та же, пугающая и успокаивающая, уверенность: так и будет. Дело было лишь за инвестициями, и Леонов привлек влиятельных людей, которым выгодна была бы помощь «Модному югу». В доме Леонова Андрей бывал часто. По делу - и так. Поужинать и расслабиться. Юрий Петрович все больше привязывался к нему, Андрей понимал это, как начал понимать и сложную природу этой привязанности. Не только желание надежной опоры для бизнеса, а также надежного спутника для дочери - для Андрея это не было секретом, - двигали Леоновым. У Леонова не было сына, и рядом с Андреем он чувствовал эквивалент… Андрею всю жизнь не хватало отца, во время последней поездки в Москву это чувство достигло верхней отметки. Кроме того, Леонов сильно напоминал ему Воропаева-старшего, и Андрей теперь часто вспоминал разные моменты в разные годы. Теперь он понимал, что и тогда остро ощущал недостаток отцовского внимания и хотел восполнить его, льнул к Юрию Воропаеву. Это потом уж нацепил на себя маску легкомысленности: не думать, ни на чем и ни на ком не останавливаться… Маску человека, которым его хотели видеть родители и друзья и которым он никогда не был: успешного во всех отношениях, победителя. Правда, одна мечта все же была, а мечта - это серьезно. Из-за мечты становишься уязвимым. На ней-то он и споткнулся.
Кстати, о «Мечте». На яхту они тоже часто ездили. Старенькое судно почти уже не «ходило», любимым его занятием было стоять на якоре посреди моря. Андрей всякий раз с сожалением глядел на истершуюся краску (кое-где была видна ржавчина), на разъезжающуюся под ногами, и вовсе не от качки, палубу. Однажды он спросил Леонова:
- А почему бы не отремонтировать «Мечту»? Вы думали об этом?
- Мне бы сначала «Модный юг» отремонтировать, - усмехнулся Леонов. - А ты бы за это взялся?
- Ну, раз за «Модный юг» взялся, то и за это мог бы взяться, - пошутил Андрей. Он не собирался думать еще и о яхте.
А пару недель спустя на море разыгрался шторм. Настя с Андреем и Никитским на катере заехали к Юрию на яхту, так как он не очень хорошо себя чувствовал, а документы нужно было срочно ему показать. Вот-вот за ними должен был прийти катер, чтобы отвезти обратно, - но стало ясно, что ждать его придется не меньше часа. Они ждали, пока не утихнет ветер, забрасывавший палубу струями холодной воды. Яхта сразу стала неуютной, сырым и старым помещением, захотелось в сверкающее евроремонтом пространство офиса, за безопасные стекла окон ПВХ. Они уселись все вместе в кают-компании, пили кофе и пытались изображать веселость, хоть после длинного дня больше всего хотелось молчать. Наступила одна из тех минут в жизни Андрея, когда сам воздух вокруг него, сгустившись, казалось, задается вопросом: был ли смысл. Был ли смысл отделиться от самого себя, от всего, что дорого. Был ли смысл и что впереди.
Он почувствовал рядом теплое плечо Насти. Яхту чуть-чуть накренило, Никитский качнулся на Настю, Настя - на Андрея. Она спокойно посмотрела своими зелеными глазами и не шелохнулась. Он тоже. Так и сидели, улыбаясь чему-то в самих себе.
Пришел катер. Никитский и Леонов поднялись первыми, следом по крутой лестничке шли Настя с Андреем. И снова он чувствовал ее плечо рядом, и его рука шевельнулась, но он снова опустил ее.
Катер шел быстро, и короткие Настины волосы растрепались. Они сидела на самом краю борта, отвернувшись в сторону моря, словно разглядывая что-то в успокоившейся, зеленоватой, как ее глаза, глади воды. Андрей и сам не знал, почему ему приятно наблюдать за ней, а поняв, не испытал того, что испытывал раньше, когда был несвободен. Нечего больше ждать, не на что надеяться, все четыре стороны света открыты, кроме той, пожалуй, что обращена на северо-восток. Но там обрыв на скале, если говорить о доме Леоновых. А в обрывы падать больше нет ни охоты, ни необходимости. Никому не нужны его падения. И поэтому гораздо приятнее наблюдать за закатом, сидя на западной стороне дома и глядя на море… В его квартире все прозаично, хоть окна тоже обращены на юго-запад. Но солнце из окна панельной квартиры кажется кружком из узора на пыльных занавесках - выглядит обыкновенно. Не то, что там, на террасе дома, который сам - словно кусок скалы, органическая часть ее.
Он уже не спрашивал себя, происходит это с ним или с кем-то другим. Он жил, работал, встречал ответный взгляд - этого было достаточно… Стоило ему подумать так, здесь, сидя на шатком борту катера, - опять налетел ветер, откуда-то из глубин поднялась сила, изменившая все вокруг, изменившая море, и Андрей еще успел поразиться тому, как в точности так же изменились и Настины глаза - в них появился тревожный стальной блеск, словно в ее яркую кровь ворвалось что-то серое… Борт захлестнула волна, а когда схлынула, Андрей увидел, что Насти нет больше - словно смыло лепесток или перышко… Но Настя была важней для него перышка или лепестка, и он в страхе вскочил и сразу же увидел ее в воде - она хорошо плавала, но на такой волне долго не удержишься. Он бросился вслед за ней, вода оказалась теплой, и они захлебывались водой и друг другом, и непонятно было, спасались они от стихии или, не обращая внимания на нее, решали какие-то свои, отдельные, задачи. Когда они, мокрые, изнуренные, взбирались на катер, Андрей чувствовал в губах боль. Он не мог опомниться: неужели он ее целовал? А ее губы тоже были припухшими и тоже, видимо, немного болели, потому что время от времени она проводила по ним языком. Глаза чуть покраснели, то ли от ветра и соленой воды, то ли от слез. Когда высадились у набережной, она старалась не смотреть на него, только сказала: «Спасибо». «За что?» - спросил он. «Ты же спас меня, и я говорила, что так будет, ты всегда будешь меня спасать», - ответила она и тут же отошла, туда, где перепугавшийся отец уже ждал ее у открытой двери машины.
Андрей отказался поехать с Леоновыми, как ни уговаривали его. Страшно было ему, страшно было Насте. В ней появилось вдруг что-то недосказанное, что-то влекущее, появились вопросы, тогда как раньше, казалось, она была - чистый лист. И этот вот его интерес к ней, это влечение пугали ее саму, немного, ведь одно дело - разговаривать о любви, а другое - испытывать боль любви, такую вот, из-за которой треснули их губы.
Далеко за полночь Андрей Жданов наконец отошел от окна (и луна в ту ночь не казалась ему частью занавески) и, заметив, что руки в карманах плотно сжаты в кулаки, вынул их, потер друг о друга. Решение… Да, Настя сказала когда-то, что он способен принимать решения и реализовывать их. Сколько можно бежать, от самого себя в том числе.
Узнав об их помолвке, Леонов долго тряс ему руку… Андрей представлял себе выражение лица отца, если бы это он стоял перед ним и узнал о том, что сын женится. Непроницаемое, тонкое лицо, чуть заметная улыбка. Леонов был проще и щедрей.
- Смогу уехать спокойно, - сказал Юрий Петрович. - Я хотел этого, но не ожидал получить так много. Найти преемника практически невозможно, а надежного человека для дочери - еще трудней… Ты ее не обижай. Она, конечно, захочет уволиться. Не сопротивляйся. Она больше пользы дома принесет. - Увидев лицо Андрея, Леонов рассмеялся. - Ладно, не буду давать советы, вижу, что неприятно. Сам потом поймешь, что я прав.
Настя в это время стояла рядом с Андреем, прильнув к его плечу. Она не слушала отца и улыбалась. Андрей любил эту ее улыбку, тихую, нежно-лукавую. Пока она так улыбается - с ними обоими все будет хорошо.
За день до свадьбы Андрей заехал за Настей к девице, которую не без труда отыскала Настя в своих студенческих анналах - не так легко оказалось найти среди Настиных знакомых незамужнюю. Рослая, широкоплечая Алла была замучена приготовлениями и своей свидетельской ролью и с облегчением отпустила гостью, чтобы встретиться уже утром. Подъехав к подножию скалы, Андрей включил двигатель и сказал Насте, что сегодня наверх не пойдет. Сегодня - нет. Но ему необходимо с ней поговорить. О чем? Ну, это долгая история и, если Настя согласна ее выслушать…
- Послушай, Настя, я должен кое-что рассказать о себе. Я молчал, потому что это было ни к чему, но теперь все по-другому. Ты должна знать. И ты, и твой отец заблуждаетесь насчет моего прошлого… насчет моей невесты. Невеста - да, она была, но…
При первых же словах напрягшееся было лицо Насти расслабилось, она улыбнулась и, останавливая, погладила его по плечу.
- Слушай, давай не будем об этом говорить. Вот просто никогда не будем, и все.
Он пристально посмотрел на нее.
- Но как ты можешь верить мне, если знаешь обо мне не все?
- Я люблю тебя, зачем мне что-то знать?
- Но ведь может оказаться, что ты любишь не меня, такого, как есть, а…
- Андрюша, люди всегда любят так: не таких, как есть. Да и сам ты знаешь, какой ты?
Это был аргумент. По-прежнему - не знал и не знает. Первый, второй, третий Андрей… К черту. И не хочет знать.
И Насте тоже ни к чему, права.
Рома Битов, бывший Настин муж, преподнес на свадьбу бронзовую статуэтку - грифона, сказочное существо, помесь льва и орла. Андрей долго молча смотрел на подарок: только человек, ничего не знавший о нем, мог настолько попасть в точку. И когда начались работы по ремонту старой яхты и с крутого ее, ржавого бока сдирали буквы, он, не задумываясь, дал распоряжение назвать яхту «Грифон». Буквы нового названия изготовили из металла со светодиодной подсветкой, и ночью яхта будет окружена мягким свечением…
Только обретя семью, он до конца понял, что семьи у него никогда не было. Когда родился сын и Настя, посмотрев на него с кровати, обставленной вазами с цветами, сказала: «Павел?..», он кивнул, даже не поняв сразу, что это означало. И обрадовался: значит, прошло. Перестало требовать, волновать. И, глядя на сына и жену, сузил глаза (так всегда легче видеть будущее): уж у них-то семья будет. Правда, тот факт, что у Павлуши - близорукость, стал, увы, известен очень скоро, этого Андрей изменить не мог, кроме капелек и очков со временем. Но это и не было большой бедой. Больших бед не будет у его сына, об этом он позаботится.
Юрий Петрович уехал, Андрей управлял фирмой. Настя наслаждалась тем, чего и у нее толком никогда не было: семьей, и сразу стало ясно, где ее место. Она вела дом по-своему, и многие традиционные хозяйки, возможно, скептически усмехались за ее спиной, но в ее непохожести на них и заключалось очарование. И Андрею хотелось в созданный ею мир, хотелось его охранять… В фирме дела шли отлично. Настоящих конкурентов в этом регионе у «Модного юга» не осталось, а о московских производствах вроде «Зималетто» если и слышали на этом конце света, то вскользь, пути не пересекались. Пока не встретил Андрей случайно Надюшу Ткачук… Было так: поехал в Киев, разрешить разногласия, возникшие у маркетолога с поставщиком по поводу крупной партии тканей. И в кабинете у поставщика увидел вдруг волоокую брюнетку, которая широко улыбалась ему и протягивала руку. Андрей смутно вспомнил: ну, это же… да, это Надежда Ткачук, которую он нашел в Киеве для «Зималетто». Франчайзинг и все такое… Даже в дружбу, помнится, поиграли. Оказалось, что фирма Ткачук до сих пор шьет одежду по лекалам «Зималетто». Заинтересовалась она и тем, чем занимается Андрей. Захотела посмотреть на «Модный юг» вблизи. Он согласился; Надя была знакома с влиятельными людьми в Украине и близкое знакомство с ней могло помочь решить некоторые обычные для бизнеса проблемы. Неизвестно, как бы он реагировал, если бы знал, чем закончится это близкое знакомство… Ткачук пришла от «Модного юга» в восторг, все партнеры были тотчас забыты. За годы она обрела определенную хватку и нарастила силу интуиции, она сразу поняла, что «Модный юг» - единственное направление, в котором стоит сейчас работать. «Зималетто» отошла для нее на второй план… Андрею пришлось сделать над собой некоторое усилие, когда Надежда сообщила ему, что отказалась от продления контракта с «Зималетто». Пора осваивать новые горизонты!..
Андрей побледнел. Но вскоре пришел в себя: это бизнес, и не о чем тут волноваться. Он не приложил ни малейшего усилия, чтобы это произошло. Вернее, приложил - только в самом честном смысле. Он работал четыре года без выходных. Это что-нибудь значит? И не его вина, а его заслуга, что партнеры хотят работать с ним.
В общем, контракт был заключен и все необходимые материалы по производству отправлены в Киев для изучения и освоения. А потом наступил день, когда они все вместе, с Павлушей, отправились на выставку в Краснодар… В районе Джубги, у поста ДПС, их обогнал микроавтобус, и в окне его мелькнуло лицо, которое заставило Андрея обернуться и на секунду забыть об управлении. Настя положила руку на его плечо, вынудила смотреть на дорогу. Он деланно улыбнулся и, отвернувшись, сдвинул брови. Бред какой-то. Сон. Давний кошмар с участием Николая Зорькина… Он опомнился, выдохнул, все сошло, как рассеявшийся дым.
Но это действительно оказался Зорькин. Катя отправила его на выставку, он воспользовался случаем, захватил с собой семью и пару дней перед началом выставки понежился то ли в Лоо, то ли в Туапсе. В Краснодар уже прилетели Малиновский и Кира, и все трое предстали пред очи Жданова, когда он меньше всего этого ожидал… Зорькин, как выяснилось, не изменился и с места в карьер стал задираться, предъявил Андрею претензии в отношении Ткачук, зачем, мол, переманивает клиентов… Как ни старался сдерживаться Андрей - разозлился. Чтобы какой-то финансовый директоришка вздумал его поучать! Да еще в присутствии Малиновского и Киры! Слова контраргументов звучали жалко и пусто, требовалось что-то еще. И, успев все же взвесить в последнее мгновение «за» и «против», он пригласил всю верхушку «Зималетто» на празднование 15-летнего юбилея компании на его яхте… Не будет большого вреда, а польза будет: увидят, почувствуют, узнают, что такое «Модный юг».
Уснул он в ту ночь быстро (Настя по привычке ерошила и приглаживала ему волосы, ерошила и приглаживала, он так легче засыпал), а вот проснулся рано. И лежал, лежал… Мысль пришла во сне. Ему было интересно, поддерживает ли обвинение Зорькина Катя. Он ведь ничего не знает о ней. Может быть, за годы в бизнесе ожесточилась - в нем самом появилась жесткость, которая нравилась ему: он наконец-то приблизился к цельности, причалил к берегу. И уж наверняка Катя больше не считает его «самым лучшим». Вполне, как и Зорькин, может возмущаться его «нечестной игрой». Возможно, они думают - он специально склонил Ткачук к этому решению, чтобы отомстить.
Господи, какая несправедливость! Он не думал о «Зималетто» несколько лет. Не думал, пока не увидел эту делегацию в Краснодаре. Нет, раньше: Зорькина за рулем соседнего автомобиля на трассе… Катя, Катя. Он был бы счастлив, узнав, что счастлива она. Счастлива так же, как он. Может быть, он даже пожалел, что увидел рядом с Зорькиным в машине другую женщину - обгоревшую на солнце, как головешка, только белки глаз светятся на темном лице. И девочка в косичках на заднем сиденье. Пусть бы это была Катина девочка! Тогда все было бы правильно, гармонично. Справедливо...
Потом, разговаривая с Зорькиным и Малиновским, он бессознательно ждал, что ему скажут: Катя замужем, у нее дети… Но никто не сказал. А теперь уж и не узнает никогда. Она, конечно, не приедет, это понятно. Отец, Малиновский, финдиректор… Эти - явятся. Но не она. Гордая и в то же время самоотверженная Катя... Нет, не приедет - и правильно. У него вот еще сколько дел, ремонт правого крыла дома, в том месте, где оно прилеплено к скале, он уж месяц как выселил оттуда Павлушку с няней. Ну, и в офисе надо показаться, несмотря на отпуск, на выставке он говорил с любопытными людьми. Некогда ему с прошлым в кошки-мышки играть, и бессмысленно.
Только подготовиться бы получше к мероприятию на «Грифоне». Это важно, потому что не далее, как несколько дней назад перед ним стоял малорослый, задиристый, ничуть не постаревший Зорькин, - а значит, он лицо из настоящего и "Зималетто" снова, хоть и ненадолго, вошла в его, Андрея, жизнь.



Конец первой части

_________________
Огонек

Как тяжело было читать, какие они все-таки неприкаянные и он и она и это Зималетто опять между ними! Все чего-то опасаются, остерегаются и ЕА и ПО туда же! Тяжело пока, наверное так и уедет Андрей "третьим" без надежды, а это самое страшное, когда не на что надеяться. Ну, почему бы теперь не попробовать этому Жданову построить свое маленькое "счастье"? Спасибо, Натали, очень ждем продолжения.