3.
…Они увидели птицу, но много позже - когда спали на поляне за водопадом, в траве, доходящей до пояса. Первым проснулся Андрей: он услышал какой-то тревожный звук и первым делом прижал к себе Катю. Они уснули, прижавшись друг к другу, но потом она разметалась во сне, и его рука вытянулась вслед за нею, и голова ее лежала почти в его ладони. Когда он вернул Катю на место, она прижалась щекой к его плечу и пробормотала что-то. Сонным еще взглядом он следил за передвижениями темного силуэта на лазурном фоне слившихся воздуха и неба, потом вдруг нахмурился и поднял лежавшие рядом очки. «Что-то темное» могло оказаться вертолетом. Но, надев очки, он понял свою ошибку - слишком близким и слишком маленьким был силуэт. Птица двигалась по четкой короткой траектории: пролетала до кромки леса, поворачивала назад и очерчивала плавную прямую над поляной. В какой-то момент Андрей понял, что Катя не спит: повернув голову, он увидел, что и она смотрит на птицу. Пытается смотреть… Еще ночью они проверили: стекла его очков совершенно не подходили ее глазам. Они еще долго выясняли подробности близорукости друг друга, вспоминали какие-то случаи из детства… С нею так легко. Такое было чувство, что, лежа с ней на узкой кровати, предназначенной для одного, - он пришел наконец и ему больше никуда не надо. Проснувшись рано, словно боясь потерять друг друга, они вновь встали под струи воды - под душ, - и он мыл Кате голову. Более волнующего действа он в своей жизни не проделывал. Катя капнула из гостиничного тюбика шампуня в ладонь, но он забрал у нее тюбик и вспенил на волосах. Так приятно было ласкать руками ее голову, чувствовать, как и ее саму волнует собственная незащищенность… Потом, минуя свой счастливый водопад, они пришли сюда. И здесь тоже говорили, лежа на спине в высокой траве; Андрей переворачивался и разглядывал Катино осунувшееся и похудевшее за четыре дня лицо. Глаза ее сияли… А платье, ее платье, они постирают в отеле, и, пока оно будет сохнуть, она будет сидеть на кровати, завернувшись в плед. То, что они теперь были вместе, ситуацию улучшило и ухудшило одновременно. Им действительно больше никуда было не надо, их судьбы стали одной, а ничего иного они уже давно и не хотели. С другой стороны, хотелось обогащать эту общую судьбу, показать ее и показаться самим во многих уголках земного шара - не только здесь, где лишь был ее исток. И как-то немного огорчала мысль: неужели их больше никто никогда не увидит? Впрочем, пока… пока, проснувшись, они встретились глазами и улыбнулись друг другу. Катя прерывисто, не сдерживаясь, вздохнула, так глубок и полон был темный океан его обожающего взгляда, - и, обуреваемый тем же чувством, Андрей прижался лицом к ее шее, крепко обхватив ее голову ладонью… - Всегда быть вместе… - Никогда не расставаться… - Я надоем тебе… Я на самом деле зануда… - Я люблю тебя… - Ты будешь счастливой… Над ними снова пролетела птица. Теперь она казалась светлее, и оперенье ее удивительно совпадало по цвету с небосводом. Обнимая Катю, Андрей улыбнулся. Чудеса… Синяя - птица… Наверное, здесь водятся такие, а он ничего об этом раньше не слышал. - Вернемся - посмотрим, как называется эта птица. - Вернемся… Он разгладил ее нахмурившиеся брови. - Вернемся. Обязательно. Я обещаю. - И вдруг полушутливо нахмурился тоже. - Или ты, наоборот, не хочешь возвращаться? Она коснулась рукой его заживающей раны. - Я не знаю… Он провел рукой по ее предплечью, локтю, запястью, вплел пальцы между ее пальцев. И только тогда ответил: - Я тоже.
***
…Вертолет они приняли за птицу. Обойдя свой маленький остров, сделав круг, завершали прогулку по берегу моря. Шли у самой воды, и набегавшая волна обдавала босые ноги, как эхо недавней близости обдавало теплым дыханьем. Иногда Андрей останавливался и обнимал Катю, обнимал, чтобы просто быть ближе. Дыхание становилось все горячей, и скоро не будет уже сил терпеть собственную отдельность…Незаметно ускорив шаг, дошли они до того места, где очнулись, вытащенные кем-то из вертолета. Большое дерево с высокой густой кроной росло на краю круглой площадки пляжа и осеняло ее ровной, надежной тенью. Приостановились у этого места, но не решились шагнуть внутрь темного прохладного круга, откуда начался их путь друг к другу. И уже начали подниматься на холм к отелю, как Андрей вдруг понял, что еще одна тень нависла над пляжем. По мгновенному движению мысли он подумал: опять птица. И сказал Кате. Они одновременно подняли глаза к небу. - Да, птица, - сказала незрячая Катя. - Нет, это вертолет… - сказал Андрей. И скоро уже и она не могла противиться тому, что пока видела лишь в тумане. Яркая надпись - название компании-владельца, тарахтящие лопасти, все замедленнее их вращение… Вертолет встал на песок своими лапами. Они глядели на него, так и стоя вполоборота, словно либо не могли поверить, либо не хотели… Спустилась лестница. Они увидели сияющего улыбкой Малиновского. И вот отчего-то запомнилась эта секунда: оба прильнули друг к другу, как в грозящей опасности, оба подумали о том, что ничего бы сейчас больше не желали, как вернуть дни и часы своей необитаемой близости. Гул этого вертолета прогонял их тихое счастье - как прогнал птицу… - Где ты был? Почему так долго? - При первых же звуках своего голоса Андрей понял, что действительно зол, на этот раз всерьез, и старался говорить негромко. - Почему так долго? Так не мог этих уговорить, - Малиновский кивнул в сторону кабины, где оставался пилот. - Ни за какие деньги не хотели связываться. - Что так? - спросил Андрей, крепко прижимая к себе Катю и не сознавая этого. - Вроде ты похвалялся, что с удовольствием шли навстречу… - Так когда это было? - не замечая сарказма, вспыхнул Роман. Видно было, что эта тема задевает его. - Как увидели пожар, такой вой подняли! Перепугались, как дети! Возвращаться на катер не хотели, чуть ли не угрожал, чтобы уговорить! А я что, меньше испугался? Для меня это такая же неожиданность, как и для них… - Уговорил? - Уговорил… - И, кажется, гордишься этим? - Так все-таки людей вывез… Подкоптились только немножко. - Малиновский осекся, словно только сейчас увидел Катю. Его взгляд скользнул по руке Андрея, обнимающей Катю, и в уголках губ притаилась одобрительная улыбка. Раздраженно-одобрительная… Сколько пришлось вынести ему ради этой идиллии! Он полез в карман рубашки, взглянул на них, задержав руку на мгновенье. - Сюрпри-из! - И вынул из кармана очки… Андрей не понял и не помнил, как рванулся вперед и выхватил очки из рук Малиновского. Таким кощунством показались ему эти равнодушные пальцы, такими беззащитными - стеклышки, дужки… Он машинально ощупал очки, они, конечно, не были полностью исправны: дужки разболтались, и ему даже показалось, что одно стекло надтреснуто. Малиновский был несколько растерян. - Андрюх, я же хотел как лучше. Подумал, это поможет вам. В такой обстановке и все остальное должно показаться нереальным... И Кате будет легче… А по факту - реальней некуда! И я ведь оказался прав? Вас можно поздравить? - И, так как ему никто не отвечал, он обратился к Кате: - Катя, готов принести тысячу извинений. Ругайте меня, Андрей ни при чем… Но ведь с очками все в порядке! Андрей еще раз провел по стеклам пальцем и протянул очки Кате. Она взяла их, крепко зажала в руке… и, отступив в тень, к дереву, медленно надела. В Андрее клокотала ярость. Неужели он и сам был таким? Еще недавно? - Что с Юлианой? Ты ее видел? - Конечно! - Малиновский был раздосадован. - Чего мне стоило ее удерживать… Пришлось придумать, что вы в другом месте, карту изучать. Пока они ездили, искали - мы с вами два дня выиграли. Я ведь знал, что у вас есть еда и вода, расспросил людей из фирмы, которая здесь строит. У них что-то вроде забастовки: заказчик задерживает оплату по договору, они тут же приостановили работу. Ну, Юлиана поехала… Потом бегал от нее. Но с ней, в общем, все нормально. И Малиновский как-то странно умолк - словно сказал что-то лишнее, и это «лишнее» повисло в воздухе, еще больше отравляя его. - В общем? - с тихой угрозой в голосе проговорил Андрей. - Что значит «в общем», Малиновский? - Ну… - Роман явно испытывал сильное неудобство. Он посмотрел на Катю, с недовольством и сожалением. Ну что ж, в любой игре бывают непредвиденные ошибки. Но она должна понять, что за счастье тоже нужно расплачиваться! - Катенька, вы только не волнуйтесь. Ничего страшного не произошло! Когда Валерий Сергеич узнал, что вы пропали, он плохо себя почувствовал. Сейчас он, кажется, в больнице... Юлиана вам лучше объяснит, может, я и ошибаюсь. Я не сказал ей, что за вами поехал, но она целыми днями сидит у себя в номере и координирует поиски. Так что мы сейчас направимся прямо к ней в отель. Только я вас оставлю, ладно? В последние дни у нас с Юлианой напряженные отношения… Несколько минут длилось молчание. Прожорливые волны набегали на берег, с силой ударяли по нему, слизывая песок, словно хотели унести с собой в утробу моря как можно больше. - Почему ты не приехал сразу… - цепенея от собственной мертвенной бледности и не решаясь взглянуть на Катю и увидеть в таком же оцепенении и ее, спросил Андрей. Малиновский подошел к нему почти вплотную. Значительно понизил голос. - А за что тогда он пострадал бы? И ему не легче, и вы - там, где были. А так хоть не обидно, понятно, за что старику досталось. - Ну, ты и сволочь, - отчетливо проговорил Андрей, глядя ему в глаза, которые были очень близко. - Ты - сволочь, Малиновский… - Ну-ну, полегче, - миролюбиво откликнулся Роман, но в теплых серых глазах блеснула обида, отлитая в металле. - Или я что-то не так расслышал? - Ты все правильно расслышал. Ты - бесчувственный подонок… - Так-так… - Роман, все тот же его Ромка, в черной рубахе и зеленой куртке, отступил туда, где стоял раньше. И насмешливо взглянул в сторону Кати, которая, болезненно нахмурившись и почти не дыша, смотрела на него: быть может, это она неправильно расслышала? Но она хорошо слышала. А теперь - еще и хорошо видела… - Героем хочешь остаться? Меня выставить подлецом? Так я не против, Андрей, только и ты уж не зарывайся… Ну, допустим, пожар этот не случайность, хоть это и не так, но ты ведь наверняка так думал? И пожар только я организовал - а ты был бы против? И снотворное в бокальчиках бы не одобрил?.. Только благодаря чему ты здесь такой счастливый, а, Палыч? Для тебя, значит, эта цель не оправдывает средства? И на «Зималетто» тебе тоже плевать, и из Москвы я тебя тоже под наркозом доставил? - Заткнись… - Ты - увидел Катю на конкурсе и мне позвонил, - словно не замечая предостережения, жестко проговорил Роман. - А я - уже десятый сон видел… - Заткнись… - …Значит, Катя тебе поверила? А ты сам-то себе веришь, а, Андрей Палыч? Ты ж в любую минуту готов сам себе удивиться. И, главное, каждый раз искренне, вот ведь оборотень ваш любимый, Катенька… И, вместо того, чтобы признать правоту Малиновского, покаяться и вызвать недоверие у Кати к этим, уже слишком спорным, словам, - Андрей потемнел лицом и шагнул к Малиновскому. Он не хотел быть оборотнем. Он хотел быть настоящим человеком! Железной ладонью он захватил сзади шею Малиновского, резко шагнул вперед и одновременно с силой выбросил Малиновского на то место, где только что стоял сам. Тот упал на песок, ударившись лицом, кое-как приподнялся, чтобы сесть, и с изумлением посмотрел на Андрея. - Не ожидал я этого, Андрей… Не ожидал от тебя, Палыч… - Вместе будем удивляться… Со страхом и отвращением на лице, глядя на обоих, Катя отступила и, выйдя из теневого круга, быстро пошла к берегу. Андрей растерянно оглянулся на нее, посмотрел еще раз на Малиновского, который, опираясь на локти, пытался подползти ближе к тени… и пошел к Кате. Подошел и, разжав кулаки, хотел погладить ее по голове, положив ладонь на макушку. Он уже делал так, и она поднимала к нему лицо, глядя блестящими от счастья глазами. Сейчас она тут же отошла - еще ближе к морю и дальше от него, дальше было некуда. И ее ноги в босоножках окатила волна. Она стояла и тонула в мокром песке. - Кать… - Верните мою сумку. Однажды она уже говорила это. Однажды - давно, очень давно, когда они еще были по отдельности. - Катя… - с падающим сердцем он снова попытался, но она вдруг повернулась к нему: - Сумку! Телефон! - крикнула она в отчаянии. - Мой отец болен! Ты не понимаешь?! Он вздрогнул - и отступил. И устало пошел обратно, туда, где уже в тени сидел и встряхивал головой Малиновский. - Катина сумка, - тихо сказал Андрей. И Малиновский встал наконец и слегка неуверенной походкой направился к вертолету. Поднялся по лестнице и скрылся в проеме. Через секунду в проеме показалась его рука, бросившая на песок белую сумку. - Выйди и подними, - проговорил Андрей. - Выйди и подними! Но, услышав звуки за спиной, обернулся. Катя с сумкой в руках вновь отходила… Она ускользала от него, но он не мог ее отпустить. С каким-то кровоточащим, саднящим сердце безысходностью упорством он вновь подошел к ней. - Пойдем, - сказал мягко. Не глядя, она прошла мимо него в вертолет, набирая номер на телефоне. Он поднялся по лестнице вслед за нею. Собираясь уже закрыть люк, с тоской поглядел на небо. Птицы не было. «Я обманул ее, и она обманула меня», - подумал он. Нет! Не обманула! Еще не обманула… Может, просто не успела прилететь проводить их… - На вот, герой, - с презрением в голосе, смешанным с болью, сказал Малиновский и бросил ему на колени две куртки - обе его, Андрея, из чемодана, который он привез их Москвы. - Катя, наверное, замерзла.
У входа в отель Катя сняла с плеч и отдала ему куртку. За все это время она не сказала ему ни слова; поговорив матерью в вертолете, снова замолчала. Он хотел узнать, как Валерий Сергеич, но тоже подавленно молчал, с ощущением, что что-то пережало горло. Все внутри разрушалось… Она запретила ему следовать за ней к Юлиане: покачала головой, но так, словно выставила противотанковую защиту. Он говорил себе, что должен набраться терпенья… Но страх уже сковал сердце. Он знал, что все это могло значить. Но жалеть о том, что Малиновский не сдержался… мог же «объяснить» все по-другому, не так откровенно… значило продолжить игру. Снова врать. Мошенничать, чтобы оправдать себя. Пусть уж лучше так, умереть самоубийцей - но честно… И все же надежда продолжала жить в нем. В следующий раз он увидел Катю только в московском аэропорту - они с Юлианой ожидали багаж. Юлиана не осмелилась открыто грубить ему и даже пыталась улыбаться, но было видно, что его присутствие рядом с Катей досаждает ей. Потом он звонил Кате, и она либо не отвечала, либо говорила, что занята. Он надеялся, что она придет в «Зималетто» - но и здесь его ждал удар: отец сказал, что встретится с нею за пределами фирмы. Наконец, дозвонившись, он попросил разрешения приехать в больницу, когда она была там… Она разрешила. Ему выдали халат, и он шел по белым коридорам. Хорошо бы это он, а не Валерий Сергеич, лежал сейчас в одной из этих палат. Не добили тогда. А ему было больно, очень больно… Он думал, что лишился Катиной любви, потерял ее из-за упорного цепляния за жалкую нелепость своего полуправдивого существования до нее… Но главным было это - он потерял ее!! А «полуправдивое существование» - после… Само собой разумелось, что теперь он будет существовать по-другому. И еще раз, последний раз, он использовал старое оружие - чтобы вернуть ее. В глубине души он продолжал верить, что все средства хороши - Малиновский прав. И ведь цель была благородна! Ну что ж, в первый раз, по-видимому, он тоже хотел ее - и получил. С помощью того же средства. И закончилось это тем же, что сейчас: он, потерянный, бредет по коридору, зная, что будет, и не желая в это верить. Катюша вышла из палаты, ее халат тоже был просто наброшен на плечи. Приложила палец к губам, увидев его, и отошла к окну. У другого окна о чем-то тихо спорили молодые парень и девушка, что-то у них не ладилось… - Кать, я хочу помочь, - твердо сказал Андрей. - Я не могу быть в стороне. Ты не можешь мне запретить. Она смотрела на него открыто и немного печально. - Разве я запрещаю? - Ты не отвечаешь на мои звонки. - Я ответила на твой звонок, поэтому ты здесь. - Ладно, не будем спорить… - Он взял ее за руку, спрятанную за свисавшим рукавом халата. - Не прогоняй меня. Я виноват во всем, я хочу исправить. - Опять? Она склонила голову набок, с любовью, но и с печалью, обреченной какой-то печалью, глядя на него. - Этого больше не повторится, ну как ты не понимаешь, - подавленно сказал он. Она мягко вынула свою руку. В тишине был слышен жаркий шепот у соседнего окна. - Как Валерий Сергеич? - Все хорошо, - кивнула Катя. - Идет на поправку… Он глубоко вздохнул. - Кать, ведь мы сделали это. Переступили. Преодолели. Ну, почему ты опять отступаешь? - Потому что играла вместе с тобой. Потому что и из-за меня папа здесь. И я не могу смотреть в глаза Юлиане. Но не перед ней мне стыдно - перед собой... Я не хочу играть, хочу просто жить, никому не делая плохо. - Это была не игра, - его темные глаза сверкнули болью, - и ты об этом знаешь… И стыдиться тебе нечего… Или ты - жалеешь?.. Она помедлила, словно не решаясь сказать правду, чтобы им обоим потом было легче. Но так и не решилась солгать. - Нет. Это было самым большим счастьем в моей жизни… Но оно закончилось. Не бывает ничего настоящего, замешанного на лжи. Счастье не может быть отдельно от жизни. Это не шоколадная конфета в обертке от карамельки. - Но у меня не было другого выхода, Катя! Я хотел вернуть тебя и был готов на все… почти на все. Теперь, когда ты со мной, все будет по-другому. - Так не бывает… - Поверь… - Пойми, я не могу верить. Просто не могу… Те двое у окна помирились. Украдкой целовали друг друга. Андрей прислонился плечом к стене. - Что мне делать? Я не смогу без тебя. - А я не смогу с тобой… Я не смогу все время бояться, что ты опять обманешься - и обманешь. Ведь на самом деле ты радовался этому пожару и официанту, который подсыпал нам снотворное. Что мне делать?.. - Ее имя, произнесенное хриплым голосом, донеслось из открытой двери палаты. - Мне нужно идти… - Ты помнишь птицу, нашу птицу? - в последней тоскливой попытке спросил он, когда она уже шагнула к палате. Катя задержалась. - Но ведь она улетела… Ей с нами стало неинтересно».
***
Об этом сне, не отдавая себе отчета, он помнил. Он помнил о нем и наутро, когда просто, честно, бестолково и безрезультатно попытался договориться с Пушкаревыми; помнил и когда много месяцев спустя без всяких игр все осталось позади и Катина голова покоилась у него на плече, и он обнимал ее рукой с обручальным кольцом на пальце. Собственно, об этом сне он никогда не забывал. Острое, неугасающее чувство потери, след последнего разговора, Катя, повернувшаяся, чтобы идти в палату - в палату с белыми стенами, так похожими на другую белую стену… Запомнил навсегда, не сознавая. Счастье, как и горе, - не обманешь… Поиграет тоже, обманет в ответ. Улетит к другим водопадам.
А он - дорожил своей синей птицей…
КОНЕЦ
|