текст одним файлом скачать
название: "Шкуры, сосны, лоскутки"
автор: tapatunya
пейринг: Катя/Андрей
рейтинг: R
жанр: голимый флафф
саммари: Катя не читала инструкцию.
Тайминг: за несколько дней до Совета. Того самого
Дисклеймер: все права у правообладателей
Часть первая. Три дня в Энске.
Он придумал эту командировку, и сам обрадовался своей затее, и развил кипучую деятельность, и заставил Катю заказать ему билет и забронировать гостиницу, и даже убедил Киру в необходимости поездки - она, конечно же, не поверила, но сделала вид, она всегда так поступала.
Разумеется, никто его не ждал ни в каком Энске, и не было там никаких потенциальных магазинов и партнеров, и должно быть, пройдет много лет, прежде чем Зималетто докатится до тех благословенных господом мест, где окна гостиницы выходят на хвойный лес.
Он уже погуглил и выяснил, что номер-люкс с камином, а на полу настоящая шкура медведя, и всё вокруг деревянное, а покрывала лоскутные. И уже придумал себе целых три дня тишины, в которой он будет купаться, как в детстве купался в снегу. Так надоела Москва - шагу не сделаешь, чтобы не наступить на очередную Шестикову, и надоела Пушкарева - сколько же можно ей врать, и надоела Кира - сколько же можно перед ней оправдываться. И даже некогда обожаемая компания надоела - слишком много жертв она требовала от своего президента.
Впереди был показ, и впереди был Совет, и отчет еще не был готов, и Ромка бегал кругами и разве что хвостом перед Катериной не вилял. А Жданову вдруг резко все опостылело, и захотелось туда - к соснам, и шкуре медведя, и деревяным полам, и лоскутным покрывалам.
В жизни он не любил подобные развлечения, и многие годы считал, что круче ночного клуба, где много цыпочек, есть только очередная спальня в алых тонах, (и почему все эти спальни всегда были в алых тонах, и с обязательным шелком простыней, и огромными зеркалами?), и чьи-нибудь длинные ноги, алые ногти, белые кудри. Ну или алые кудри и белые ногти, какая, собственно, разница.
А тут вдруг впал в блаженное предвкушение, и даже Малиновский плюнул на него и свалил, наконец, к себе, оставив президента мечтательно таращиться в потолок своего кабинета.
Он даже книжку с собой брать не будет, а будет три дня спать, и гулять, и смотреть на огонь в камине, и вдыхать морозный свежий воздух, и целых три дня не придеться врать или оправдываться, или наступать на всяких разных Шестиковых, а совесть он свою оставит в Москве - Москва стерпит, в ней много всякой пакости обитает.
Жданов встал, прошелся по кабинету, привычно подошел к окну, уставившись тяжелым взглядом на лежащий под ним город. Думал ли он раньше - блестящий мальчик, гордость родителей, любимец женщин - что вырастет в такую мразь и такого подлеца?
За спиной хлопнула дверь, а потом еще одна - Екатерина Валерьевна Пушкарева опрометью пронеслась в свой чуланчик, и там затаилась, и по всему было понятно, что пребывает помощница президента в некотором волнении, и может быть даже плачет сейчас, орошая соленными слезинками драгоценный и все еще не готовый отчет. Малиновский бы велел немедленно привести главную боевую составляющую Ждановской кавалерии в боевой настрой, но Андрей немного помедлил еще у окна - очень уж ему не хотелось сейчас всяких разговоров и выяснений отношений. Потом вздохнул и поплелся в чуланчик. Стучаться не стал - вдруг стало правда важно узнать, плачет ли там его Катерина, и если да, то кто посмел.
Она не плакала, а сидела себе смирно, выпрямив спину, сложив руки на коленях, и смотрела на стену с таким видом, будто там крутили военную кинохронику.
- Кать.
Торопливо отвернулась,чтобы он не заметил бледности и усталой обреченности. Но Жданов, разумеется, заметил.
- Кать.
Он вдруг перестал себя жалеть и всерьез забеспокоился. Подошел ближе, присел на корточки перед её креслом, заглянул в печальное личико:
- Катюш, что?
Она замотала головой так, что очки чуть не слетели.
- Все нормально, Андрей... Павлович. Устала. Отчет уже почти...
- Екатерина Валерьевна, - раздраженно прикрикнул он, - я не спрашивал вас об отчете. Я спросил - что стряслось? - и добавил куда мягче, тише, нежнее: - Кать, это же я. Расскажи мне.
Она зажмурилась, стиснула ручки на коленях, как-то вся сжалась и стала еще меньше, чем обычно, еще более беззащитной, еще более страшненькой.
- Вы меня к Ольге Вячеславовне посылали... А там Кира Юрьевна... в платье.
В свадебном платье. Кира. Его невеста.
Бедная Пушкарева, что же ей так не везет-то.
Уже совсем не думая о себе и о том, что где-то там за пределами этой каморки не дремлет большой и враждебный мир, Андрей потянул Катю к себе, вытащил её из этого кресла - поникшую, печальную, не нашедшую в себе сил даже разозлиться - на Жданова, на обстоятельства. Уселся в кресло сам, пристроил Катерину у себя на коленях - думал, рванется прочь - увидят, нельзя, не здесь. Но она только прильнула доверчиво к нему, сразу, безоговорочно - и эта её покорность окончательно расстроила Жданова.
- Катюш, - он пригладил её волосы, слегка подул на запотевшие стекла очков: все-таки не выдержала, заплакала девочка, а потом и вовсе снял с неё эти очки и поцеловал в закрытые веки, - ты же знаешь, что все это ерунда.
- Она такая красивая... такая уверенная в себе. Андрей Павлович, вы не должны отказываться от этой свадьбы. Идеальная невеста, идеальная жена, идеальная жизнь.
Да что они с Малиновским, сговорились за его спиной?
Спорить не хотелось. Да и что доказывать, если он сам еще до конца не разобрался - действительно ли не хочет свадьбы с Кирой? А если даже и решится, отменит - что потом делать с Катей? Интересно, на что она надеется? На официальную помоловку, ужины у её родителей, и прочие прелести пушкаревского бытия?
Голова снова разболелась, сосны показались какой-то недостижимой роскошью.
- Кать, - Андрей потрогал бантик на её блузке, - а закажите еще один билет в Энск.
Уезжали со скандалом - Кира пришла в неистовство, узнав, что Пушкарева едет с Андреем. Катя была тихой, испуганной, и то и дело спрашивала - а может, не надо? И снова звонила родителям, и оправдывалась перед отцом, и говорила маме, что захватила шерстяные носки, и Жданов себя сто раз проклял себя за то, что взял Катерину с собой, так резко вдруг осложнилась вся его жизнь.
Но когда они вырвались наконец из Зималетто, и самолет набрал высоту, и Москва осталась где-то там, внизу, и Катя повернула к нему свое счастливое, восторженное лицо - тогда вдруг все неприятности отступили. И Жданов просто любовался Катериной - своей Катюшой, и даже не удивлялся тому, насколько приятна ему была её детская радость. Она так давно никуда не летала, и только сейчас поняла, что впереди три дня с Андреем, в городе, где их никто не знает, и зима, и небо, и его рука на её колене.
- Андреей! - выдохнула она, и от этого жаркого шепота его вдруг пробрал озноб, потому что он тоже понял, что еще немного - и они закроются в одном номере, и он стянет с неё эти нелепые одежки, и распустит этот надоевший узел на её макушке, и не надо будет смотреть на часы, а телефон он потеряет в аэропорту - как пить дать потеряет, и никаких звонков, никакой Киры, никакой свадьбы. Только Катя.
В Энске было тихо даже в аэропорту - эта провиницальность неспешность настолько поразила Андрея, что он тут же забыл о своих эротических планах, и прям с сумками они поехали в какой-то ресторан обедать, и там пожилая официантка рассказала им про то, что все приезжие обязательно должны посетить набережную, и все равно, что зима, там всегда хорошо, и они зачем-то потащились гулять по этой самой набережной, все еще таская за собой багаж. Катя вдруг стала совсем девочкой - он её такой и не видел никогда - шаловливой, смешливой, расслабленной. Она не вздрагивала, когда он прикасался к ней - прям на улице, прям при людях, и сама вела себя, как восторженный щенок. Бросила сумку, разбежалась, заскользила по ледяному островку, взмахнула руками, удерживая равновесие, развернулась - и вдруг, с разбега, кинулась Жданову на шею, едва успел подхватить, и тоже уронил сумки, и закружил, прижимая к себя крепче и крепче, и её беретик слетел, а потом они долго искали его в окрестных сугробах, не нашли, и купили ей новую шапочку - пушистую, и очень женственную. И еще Андрей купил Кате длинный-предлинный шарф в тон - она любит такие шарфы, и он тоже уже полюбил, потому что их можно долго заматывать на её шее, и прикасаться к её щекам, и глядеть на эти губы, и даже целовать - куда придется. А потом они все таки поехали в гостинницу - ту самую, с медвежьими шкурами, и сняли шикарный люкс, и все время, пока заполняли документы, Катя краснела и прятала глаза.
К утру Андрей понял, что окончательно и безоговорочно счастлив. Они заказали в номер еду - то ли очень ранний завтрак, то ли неприлично поздний ужин, сидели на пресловутой шкуре в простынях, подобно римским патрициям, и жадно ели - ночь выдалась насыщенной. Катя разрумянилась - от любви и жара камина, забыла, что нужно стесняться, и простыня почти открывала левую грудь, и даже был виден краешек соска. Андрей смотрел на него с удовольствием.
И им вдруг так сильно захотелось на улицу, что они торопливо оделись, как можно теплее - пригодились шерстяные носки, и пошли гулять в сосновый лес, и сонная администратор на ресепшене сделала вид, что так и надо. Но далеко Катя и Андрей не ушли - до первого мягкого и чистого сугроба, в который Жданов повалился спиной, и Катю за собой потячнул. Долго целовались, как школьники, на морозе.
Было еще темно, и звезды смотрели на них с мягкой насмешкой.
- Андрей, - сказала Катя серьезно. - Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить.
И от этих слов ему впервые не стало стыдно.
Они не спали всю ночь, но возвращаться в номер не было ни малейшего желания, энергия бурлила в венах. Выпили кофе в ночном кафе, сходили на утренний сеанс в кино, но так и не поняли о чем шел фильм - вдруг оказалось, что надо друг другу так много рассказать. О том, как в военный городок привозили мороженное - на вес, и мама покупала его бидонами, а Катя потом долго кашляла, и о том, как однажды Андрей испортил швейную машинку в Зималетто - попытался прострочить кожанный ремень тонкой иголкой и боялся рассказать отцу, а Ольга Вячеславовна - молодая, тоненькая Ольга Вячеславовна прятала его в мастерской. И о первом успехе отца - о котором написали в 88-ом году в журнале “Крестьянка”, и о том, как плакала мама, потому что так волновалась, что похудела на пять килограмм, и пошитое для торжества платье оказалось велико. И она накинула на себя шаль, и потом эти шали на целый сезон стали модными в Москве.
После кино снова пошли гулять, но их коварно атаковала дремота, и они чуть не заснули в такси, и в номере тоже чуть не заснули - но стоило скинуть одежду, и забраться под теплое одеяло, оказалось, что спать нет ни малейшей возможности. У Андрея только от одной мысли, что Катя так близко, уже начинала кружиться голова и пересыхали губы, и он с потрясением обнаружил в себе сексуальное неистовство. Никогда Жданов не жаловался на темперамент, но тут будто год на сухом пайке продержался. Он не мог перестать целовать Катерину - лицо, шею, плечи, грудь, живот, что угодно, лишь бы целовать. И его руки не могли перестать гладить её, он даже зарычал, когда она просто раздвинула ноги - от простоты этого движения в глазах потемнело от вожделения. Катя расплавилась в его неистовстве настолько, что совсем перестала даже пытаться прикрыться - бесполезно. Ураган-Жданов сметал на пути все преграды.
А после - когда снова появилась возможность дышать, и горячие волны перестали биться о краешек сознания, и связных мыслей не осталось вовсе - вторые стуки без сна, на одном сексе и эндорфинах, Андрей вдруг понял, что на грани.
Все это время - с той самой секунды, как шасси оторвалось от взлетной полосы, он старательно делал вид, что все хорошо. Что Катя здесь, а Кира там, но эта неразбериха нелегальным пассажиром увязалась за ним в Энск, и выползла на свет, осмелев от усталости Ждановского разума.
- Кать.
Она открыла глаза - все еще затуманенные, счастливые, любящие, и улыбнулась. Улыбка получилась мягкая, и какая-то очень уютная - такая только для него, Андрея, улыбка, и сердце немедленно заболело. Заболело сильно, словно в него воткнули иголку.
- Кать.
Торопливо села, нацепила очки, пригладила волосы. Маленький стойкий солдатик Катя Пушкарева, ощутивший, что генерал в беде. Останется ли она такой преданной после?
Жданов и сам понимал, что не нужно сейчас затевать этот разговор. Сейчас, когда они оба так счастливы, и Катя так чудесно улыбается. Жданов сказал себе, что это эгоизм. Попытка успокоить собственную душу за Катин счет.
И от того, что все волшебство совсем скоро исчезнет, стало совсем невыносимо.
И заговорил прежде, чем разум вернулся.
- Я сейчас скажу тебе одну очень неприятную вещь. Но ты считай, пожалуйста, что речь пойдет о другом Жданове. Не о том, который был с тобой сегодня. И вчера. А о глупом, высокомерном, подленьком Жданове, которого ты еще не научила верить людям. Он уже умер, Кать, и сейчас моя речь будет похоронной.
Она слушала, не перебивая, только глаза все больше тускнели, как будто кто-то медленно выключал свет. Несколько раз её губы шевельнулись, словно она хотела что-то спросить, но так и не решилась.
А потом долго молчала, разглядывая Андрея странным взглядом, значения которого он не понимал.
За окном снова была ночь, но как она отличалась от предыдущей!
- Зачем ты это сделал с собой? - спросила Катя жалобно. - Пост президента компании, страны, вселенной не стоит того, что ты сделал с собой. Как же ты в зеркало на себя смотришь?
Жданов удивился. Он ожидал слез, упреков, скандала или обвинений. Этого - не ожидал.
- Неохотно. Я смотрю на себя в зеркало неохотно, Кать. Я спать перестал. Мне кошмары снятся. Рассказать, какой самый страшный?
- Воропаев в твоем кресле?
- Ты в объятиях Зорькина.
Катя фыркнула так, будто Жданов только что не обрушил на её плечи небо.
- Коли? Ну при чем здесь Коля! Жданов, ты такой большой, а... дурак!
И Андрей понял, что не будет слез, упреков, скандала или обвинений. По её интонации понял. Прежняя Катя никогда бы не назвала своего начальника Ждановым или дураком. Новая Катя сторгла его с пъедестала - вернее, он сам с него слез с позором - перестала считать совершенством, но теплоты от этого в её голосе не убавилось.
Чувство облегчения хлынуло полноводьем.
- Катька, - Жданов потянулся к ней, обхватил, прижал к себе, привычно усадил на свои колени - как ему нравилось, когда Катя там находилась, - Катька. Я счастлив с тобой, слышишь? Только с тобой...
- И что же это значит, Андрей?
Такая была ночь - только правду. Правду Катерине, правду - себе.
- Я люблю тебя, представляешь?
А в самолете они заснули. Обещали друг другу не спать, очень уж жалко было тратить на это время, но все равно заснули, крепко держась за руки.
Впереди была Москва, показ и Совет, и отчет был еще не готов, и Милко дошивал свадебное платье Кире, и Малиновский нервно мерил шагами свой кабинет, вспоминая про ненавистного Зорькина, и Александр Воропаев задумчиво читал отчет по Никамоде.
Завтра Катя выспится и подумает еще раз, и оценит признание Жданова заново - это гораздо проще сделать, когда ты не ошалела от секса, счастья, и голого Андрея в кровати.
Завтра Андрей выспится и подумает еще раз - о Кириных акциях, и о том, как изменится его жизнь, если он откажется от свадьбы, и как в эту новую жизнь можно будет пристроить Катю, которая была словно лишний паззл в мозаике Ждановских будней.
А пока Андрей и Катя просто спали, и снились им сосны.[url][/url]
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
На какое "питание" нам рассчитывать- завтрак, полупансион или все включено? 
но раз сами признаетесь
. я никогда не писала по НРК, просто пересмотрела сериал, пошла искать фики, нашла этот форум, офигела от такого счастья, перечитала тонны их и тонны, некоторые несколько раз, и удивилась активности - сериал-то ведь старенький.
[/list]
