|
7.
В реальном мире вообще трудно жить. Трудно быть президентом разоряющейся компании. Трудно быть мужчиной, в котором женщины ищут только решение собственных материальных проблем. Трудно обещать свою жизнь и личную свободу женщине, к которой испытываешь только братские чувства. Трудно, черт возьми, лгать близким людям. Трудно лгать самому себе. Но дело в том, что признаться себе в чем-то – главном и единственно важном – вообще практически невозможно.
Оправдываясь перед собой необходимостью думать, прежде всего, о благополучии «Зималетто», Андрей Павлович выбрал путь полегче – он расшаркивался с кредиторами, улыбался манекенщицам, оправдывался перед Кирой, лгал Малиновскому и самому себе заодно, что к Кате Пушкаревой у него все еще только деловой интерес.
Андрей лгал себе, пока мог. До тех пор, пока правда с худеньким личиком и огромными карими глазами не обрушилась на него, обжигающим желанием близости. Здесь невольно вспоминались беспардонные шуточки Ромки Малиновского «Не смотри в лицо правде, Андрей! У правды ужасное лицо!!!». Правда была в том, что после первой близости с Катей, Андрей не испытал ни отвращения (как предсказывал Малиновский), ни неприязни к девушке, как он сам ожидал. Облегчения, что все закончилось тоже не было… И разочарования. Удивление? Испуг от того, что совершил – как подло поступил с той, которая оказалась во много раз достойней всех его многочисленных женщин.
Это был Катин праздник. День ее рождения. Сам Андрей, возможно, и не пошел бы на такой гнусный шаг, но Малиновский просто достал своими доводами и подбадриваниями. Кроме того, с недавнего времени (после их с Катериной продолжительных разговоров «по душам» в машине), Жданову было более, чем любопытно узнать, чем же и как живет эта маленькая нелепая девушка. Чем же ее кормят дома, и каковы ее близкие, если в ее головке возникают такие гениальные идеи? А еще был Зорькин – уж его-то точно Катя пригласит к себе на праздник.
И вот – Жданов пришел к Кате домой. Познакомился (теперь уже официально) с ее родителями (ничего так родители – вполне боевые и дочку свою любят безумно). Он ерзал на стуле за одним столом с ее друзьями – в основном Женсоветом. Презрительно рассматривал Зорькина (такой – не конкурент). Улыбался шуткам, пил папину наливку и сам шутил… А потом как-то сразу решился, от чего мигом протрезвел.
Наверное, Катя увидела что-то в его лице, и Андрею не пришлось ей объяснять, зачем он хочет вытащить ее из дому, а потом забрать от шумных гостей. Пушкарева была рядом – маленький испуганный воробей. Андрею казалось, что несколько раз она была готова сорваться и убежать куда подальше, только бы от него, от его якобы пылких чувств, которые он все не мог подкрепить ни поступками, ни словами.
Они долго сидели на необъятной кровати в снятом на всю ночь люксовом номере. Слушали завывание декабрьского ветра за окном. Тихо разговаривали, убеждали друг друга в чем-то. Странный разговор. Взрослые люди – оба совершенно точно знают, зачем они здесь. Она то уговаривает его отказаться, то молит глазами о продолжении. Он долго не решался обнять ее, для отчистки своей совести хотел, чтобы это именно Катя приняла решение – будет у них эта ночь, или нет.
Андрей как-то забыл, что должен быть соблазнителем, что его главная цель – влюбить в себя девушку, а занятие сексом – только инструмент, часть плана, неизбежная необходимость. Неизвестная девушка сидела рядом с ним: сжалась в комочек, боится и смущается. Наверное, она ничего не знает о здоровых взаимоотношениях между нормальным мужчиной и нормальной женщиной. Нормальной? А он ведь уже совсем не замечал в ней ничего отталкивающего. Просто перестал видеть косички, очки, брекеты, одежду. Все это было не главное в Кате Пушкаревой. Даже ее ум и знания были не главными. Странная, неизвестная девушка тихим, чуть хриплым голосом говорила с ним о любви. И было понятно, что она бесконечно верит этому моменту - и своим чувствам, и его.
А потом он испугался, что Катя все-таки уйдет от него. Испугался, но, наверное, не стал бы ее останавливать. Давно он не чувствовал такой неуверенности рядом с женщиной. А Катя вдруг сама потянулась к нему – нежно и доверчиво. И им обоим стало не до разговоров. Жданов уже мог не сомневаться – наконец-то он покорил Катино сердце, стал предметом ее мечтаний. Девушка под ним трепетала, распаляясь от его осторожных поцелуев и ласк. Она и сама пыталась отвечать ему, но слишком смущалась. И эти легкие прикосновения, бешеное биение ее сердца, неуверенные губы у него на коже – все это было ново для Андрея – ново, трогательно и… невозможно приятно. Он был куда как опытнее, и как можно дольше не разрешал себе отдаться чувствам. Потом, конечно, все-таки сдался, словно в тумане слыша где-то совсем рядом тихий стон… Катя… Катюша…
Притвориться спящим после «всего» было подло. Но обычные штампы типа «Детка, ты была восхитительна и т.д.» сейчас не подходили. Он вообще не знал, как себя вести – что сказать, как посмотреть. Девушка рядом, такая мягкая и близкая еще две минуты назад, теперь опять оробела, перебралась на самый край кровати. Незнакомая девушка? Нет, теперь уже его, собственная. Девушка, с которой он проводит самую чудесную и неповторимую ночь в жизни. Он еще немного полежал, изо всей силы контролируя свое дыхание - «спал». Катя не стала мешать, тихонько выбралась из-под одеяла, постояла у освещенного с улицы окна – любовалась на предновогоднюю красоту, или его разглядывала?
Так же бесшумно Катя собрала раскиданные вещи, прошла в ванную. Если бы через пять секунд она выглянула, увидела вскочившего растерянного мужчину. Мужчину, который вдруг понял, что своим безрассудством изменил сейчас две жизни. Может быть даже испортил? Андрей медленно начал одеваться, и когда Катя вышла и с радостными слезами бросилась к нему на грудь, вместе с облегчением и нежностью он почувствовал… стыд.
Да, да,… тысячу раз да – Жданову было стыдно. Словно какая-то жила или нерв внутри были все-время в напряжении, не давая Андрею нормально уснуть или расслабиться. В то время, когда он не общался с Катей, не видел или не ощущал девушку где-то рядом, он мог изобретать все новые и новые выходы из своего ужасного положения, проговаривать в голове свои бесконечные монологи. Не оправданья – то, во что он вляпался и втянул Катерину, не было никакого оправдания. Но что мешало ему придумывать, как он может признаться Кате, выслушать миллион справедливых упреков, принять на свою грудь поток ее слез… а потом все-таки уговорить любимую девушку принять его. Нет, конечно, не таким, каким он был до этого – безалаберным болтуном. Теперь Андрей чувствовал в себе совершенно новые побуждения, желания и, наверное, возможности? Если Катя Пушкарева простит его, он обязательно исправится – он уже на пути исправления. Ради нежности и близости, чистой Катиной любви он готов быть только с ней. И не нужны ему красавицы - модели, и не нужна Кира. Не нужен целый свет. Только Катя. Катя и «Зималетто».
_________________
Привет и пока, как всегда!
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
