В коридоре ещё тихо, хотя обед уже закончился... ну да, три минуты как. Двери как-то незаметно мелькали перед глазами — одна, вторая, так быстро, будто между ними вообще нет никакого расстояния. Каблуки громко ритмично цокали, даже как будто возмущенно — из-за акустики, и воздух в ушах пролетал чуть ли не со свистом. Начинало холодить кожу под волосами и мочки ушей. В руках, свернутое трубочкой, уведомление из банка.
-Ты рано... - говорю я ещё у двери и по мере приближения замечаю, как все отчетливее пахнет спиртом. Маша, низко склонившись над столом... красит ногти.
-Привет, Кать! Да я на диете, так что девчонки сегодня без меня пошли.
-На диете? - это заявление почему-то вызвало у меня улыбку.
-Ну да... я же так скоро ни в одно свадебное платье не влезу, ты видишь? - она специально отклонилась от стола, как бы указывая на талию, и убежденно проговорила, размашисто качая головой, - с этим надо что-то делать... - снова сосредоточившись на своем маникюре.
-Глупости какие-то, - недоверчиво усмехнулась я, - а Андрея ещё нет?
-Неа, - легкомысленно ответила Тропинкина, сосредоточенно морщась, - ещё не приходил. А что?...
-Да так, кое что спросить нужно, - говорю я, нелепо оглядываясь по сторонам.
-Мм, понятно... соскучилась?
-Маш, - укоризненно начала я и даже притопнула, меняя позу. Та сразу же замахала на меня руками, как бы отказываясь от своих слов, но все так же коварненько улыбаясь. Предательски задрожали губы и я даже уперла руки в боки, склонила голову к плечу, чтобы не выдать навалившегося смущения.
Пробыла я в приемной ещё где-то с полчаса. Перечитала уведомление, порылась в почте, даже нашла какой-то журнал, в котором рекламировалась наша крайняя коллекция. Минут через пять отбросила в сторону и взяла другой... «Мировая экономика».
Я услышала его голос ещё до того, как открылась дверь в приемную. Вернее, множество голосов, которые я не успела даже различить. Я обернулась и передо мной предстала красная физиономия Андрея. И Малиновского. И ещё какого-то мужчины, с таким же довольным улыбающимся лицом, только разве что не обпомидоренного усилившейся циркуляцией крови. Ему где-то под шестьдесят, может больше, в дорогом костюме с белоснежной сорочкой и черным пиджаком. Лицо морщинистое, немного угловатое, с вытянутыми скулами, маленькие живые глаза, светящиеся умом и холодным голубым цветом. Щеки и подбородок в обильном белом пуху щетины, рваная прическа с небольшими бакенбардами. Бывают такие люди... обаятельные, когда даже если вы лично незнакомы, вам уже заведомо приятно будущее общение. Ну, может и не будущее, а даже условное. Такие всегда улыбчивы, миролюбивы, остры на язык и последний, хоть и не единственный, из компании мужчин, явно принадлежал к этой категории. Оба друга с красными лицами и даже слезами на глазах, с забвением слушали своего собеседника, пока Андрей не повернул ко мне голову.
-Ой, Катюш, - хриплым от смеха голосом сказал он, тут же начиная приближаться, - ты уже пришла?
-Я уже давно пришла.
Он обнял меня рукой и быстро коснулся щеки... горячий. И тут же подвел меня к своему новому знакомому.
-Вот, Кать, познакомься, это Тихонов Сергей Валерьевич, представитель воронежского «Пошива», - он раскрытой ладонью указал на мужчину, и тут же добавил, - а это Катя, моя жена.
-Очень приятно, Катя, - ответил мужчина, мимолетно целуя руку, - я слышал, вы какое-то время управляли Зималетто. Если честно, думал что ещё застану вас президентом, но... - тихонько засмеялся, - не судьба, видимо.
-Мне тоже приятно, - улыбнулась я.
-Мы собираемся в цех, на производство, ты пойдешь с нами? - спросил Андрей.
-Нет, вообще-то я хотела с тобой поговорить... - ответила я, покачав перед ним свернутой папкой.
-Потом, ладно? Попозже, мы уже уходим.
-Я так и поняла. Пойду к Зорькину в кабинет... до свиданья, - кивнула я новому знакомому.
Тот вежливо кивнул в ответ, сохраняя на лице спокойную дружелюбную улыбку, и все трое сразу же направились к Андрею в кабинет. Я зачем-то постояла ещё немного, дождалась, пока закроется дверь.
-Это Катя, моя жена, - раздался вдруг голос Тропинкиной откуда-то сбоку. Я обернулась, с недоумение глядя на подругу, и даже не сразу поняла с каким пафосом она это сказала. И показала ей язык. Ннн!
День пошел своим чередом. До конца рабочего дня, и даже чуть дольше, голова варила и переваривала цифры, перемалывала через себя множество бумажек, квитанций, писем, договоров... Если честно, про разговор я просто забыла. Да это и не казалось... что там не казалось, и не было чем-то важным. Какая-то бумажка. Ну проблемы у банка — так у всех проблемы, меня волнует, если честно, только почему я ничего об этом не знаю. Ну, о запросе. Да и не волнует, так... интересно. Целый день мы почти не виделись, разве что проходя мимо друг друга, спеша каждый по своим делам. Ну а что... работа есть работа.
Кто сказал, что если быть все время вместе, можно устать от любимого человека? Вот я, например, бывает очень сильно соскучиваюсь по ней... да, соскучиваюсь. Потому что мы почти не видимся, как будто не просто работаем в разных кабинетах, а даже в разных офисах, и даже на разные фирмы. Но зато потом приятнее вечер.
День все-таки заканчивается. Отступает суета. При свете дня все как-то спешно, шумно, и даже, в какой-то степени, хочется, чтобы было так. Хочется... не знаю, общения, делиться собой со всем миром, показывать ему её и вас вместе. Это даже как потребность. Миру, может, это и не нужно. Ему, вот, все равно на то, что у тебя есть. Компания — вызывает уважение, иногда восхищение, зависть, но как же это бледно по сравнению с твоими собственными чувствами. Лучший друг Малиновский — а кому это нужно, если вы не являетесь двумя заядлыми ловеласами Москвы и дальнего зарубежья? Что у тебя есть Катя — красивая девушка, да, но никто на самом деле не понимает, что в ней для тебя такого важного. Это всем до лампочки, потому что если цепляться за каждую историю отдельного человека, на все не хватит банально — интереса. И сил. Главное, делиться с миром нужно именно тебе - чтобы мир дня в свете солнца знал, что вот её ты можешь обнимать, щекотать на переговорах, пока никто не видит, вот здесь работать, вот с ним пить в барах и рассуждать о жизни.
В другом же мире сумерки. Когда вздыхаешь свободно, уверенный, что на сегодня доказал и показал миру свое имущество, движимость и недвижимость. И мир успокоился, потемнел — не из зла, а так, в приятной дрёме. На ночь глядя никому не интересны подробности твоей жизни... или, по крайнем мере, не так сильно; обычно с наступлением ночи люди читают книги или модные журналы, смотрят фильмы, разгадывают кроссворды, укладывают детей спать... отдыхают, в общем. Каждый в своем гнёздышке или в своей берлоге... или в ночном клубе, ну не важно! Просто теперь каждому только до себя... разумеееется, исключая журналистов. И в этом сумеречном, тихом, темном мире уже не хочется никому ничего показывать... Пусть те, кому интересно, ждут солнца.
Когда мы приехали домой, шел уже седьмой час. Оба уставшие, выбившиеся из сил, и Катя, все время задумчиво потирающая лоб... мы решили заказать что-нибудь из ресторана. Она тоже устала, даже очень. Поели с аппетитом, в гостиной прямо перед телевизором, даже не смотря на то, что журнальный столик не самое лучшее место для трапезы. С другой стороны, к чему условности? Дома, имеем право. А с дивана я потом сам все стряхну.
-Андрееей, - раздался Катин голос откуда-то из кухни.
-Что? - ответил я, стягивая пиджак, небрежно бросая его на спинку дивана в гостиной.
-Иди сюда...
Я быстро протопал на её голос.
-Что случилось?
-Кажется, я её все-таки сломала... - морщась, осторожно произнесла она.
Я присел на корточки рядом с большой посудомоечной железякой и безнадежно вздохнул, глядя на истерично мигающие кнопочки.
-Кать, ты надо мной издеваешься, что-ли?
Прошло какое-то время, пока я разбирался с большим, ставшим в последнее время очень проблемным агрегатом. Катя стояла рядом чуть вприсядку и упиралась ладонями в колени, наверно хмурилась и с беспокойством наблюдала, как я успокаиваю пищащее устройство и открываю и закрываю поскуливающую дверцу.
-Сломала, да? - покусывая губу, спросила Катя.
-Кать, ну я же тебе сто раз показывал... Иди сюда, - махнул я рукой, подзывая к себе. Она встала на колени, все так же упираясь в ноги ладонями, - ладно, давай сначала. Вот смотри — нажимаешь на эту кнопочку, - я нажал на одну, - потом выбираешь программу, - на вторую, - потом режим, - на третью, - потом нажимаешь сюда, и все! - посмотрел на неё, высоко поднимая брови. - Все просто... но, для начала, не мешало бы туда поставить посуду.
Увидела мои многозначительно поднятые брови. «Ах, ну да...»... как бы говорил её раздосадованный взгляд. Я изо всех сил старался не прыснуть, но... она швырнула в меня маленьким кухонным полотенцем, прикрывая бесстыжую физиономию. Поддразнила, недовольно морща нос:
-Ха-ха... Между прочим, я все так и делала, - сказала, поднимаясь с колен.
-Я заметил! - быстро с горячностью кивая, ответил я, смешно округляя глаза. Встал и закинул полотенце себе на плечи.
Катя, нахмурившись, ждала, пока я уйду в душ. Не хотела при мне ничего делать и только бессмысленно перебирала посуду на столешнице, перекладывала зачем-то. Конечно, я же начну смеяться, подкалывать. Нигадяй. Смотрел на её спину и решил все-таки попросить... осторожно:
-Катюш, давай, я все-таки сам потом помою?
Катя развернулась, возмущенная, но уже улыбающаяся, она уже смеялась сама над собой.
-Так, Андрей, иди уже отсюда! - выталкивая меня из кухни, проговорила она. - Ты, кажется, идешь в душ - вот и иди.
-Что ты меня выгоняешь? - начал возмущаться я, посмеиваясь. - Правда глаза колит, да?
-Да, да, всё, ты молодец, иди уже, - недовольно проворчала Катя.
Я сделал несколько шагов под её упрямой рукой, но потом прямо возле двери развернулся и, положив руки на пояс, спросил:
-Оставь машинку в покое.
-Оставлю, оставлю, что ты так разнервничался?... - «удивилась» она, закрывая за собой дверь в комнату.
Я нарочито вздохнул, закатывая глаза:
-Ну вот, сейчас она ещё и обидится, - и снова перевел взгляд на неё.
-Вполне возможно...
Я улыбнулся её тону. Посмотрел, подумал, и перекинул полотенце со своих плеч ей на шею:
-Пошли со мной, - и попытался увлечь её в сторону ванной.
-Что тебе, спинку потереть? - легонько рассмеялась она, упираясь.
-Ну да хотя бы...
-Нет, Андрей... - капризно протянула она все с той же улыбкой, - ну не надо, пожалуйста... - и скинула полотенце.
-Ладно, я скоро, - дотянувшись губами... что это лоб или висок?... ну, в общем, до куда-то до туда, тут же скрылся в ванной.
Я ещё походила по дому, бессмысленно слоняясь из комнаты в комнату. Расстелила постель. Поставила будильник. Что ещё...? Села на кровать, пощелкала, остановилась на какой-то передаче... криминальная хроника. Что-то даже не заметила, как засмотрелась, сидела, сильно сгорбившись, уже отбросив пиджак куда-то на пуфик, в легкой кофточке на тонкий лямках. И уже несколько минут терла зачесавшийся глаз. И даже не сразу вспомнила, что не смыла кос.. ме-тику.
-Ой, вот же, - испуганно пробормотала я, вскакивая с кровати, и поторопилась в ванную комнату.
Уже будучи рядом с дверью, услышала, как Андрей чертыхнулся, и крикнул:
-Кать, принеси полотенце!
И, как дура, с расчесанным глазом, искала полотенце. Мне же нельзя было сначала умыться! Веки старалась не размыкать, чтобы тушь не попала на глазное яблоко, и некоторое время растерянно стояла перед открытым шкафом, прижимая к ресницам палец. Из-за такого неудобного положения не получалось сосредоточиться... даже не сразу вспомнила, зачем я тут. Но наконец, увидев перед собой длинное синее полотенце, взяла его в руки и вошла в ванную.
Было жарко, как в парилке. Я вообще никогда не понимала, как можно мыться под таким кипятком...
-Я принесла.
Было ужасно душно и туманно, так что я ещё и из-за пара, шпарившего из полупрозрачной дверцы, ничего не видела. Очки не в счет - без них, конечно, не удобно, но как-то привычно не удобно. На лицо лезли вьющиеся пряди и мне пришлось, сильно пресильно зажмурив пострадавший глаз, кое-как стянуть их резинкой. В один момент дышать стало ужасно тяжело, но, как только я окатила лицо прохладной проточной водичкой, духота стала отступать.
-Ты чего, Кать? - шмыгнув носом, спросил Андрей.
-Ничего, я косметику забыла смыть. - приглушенным голосом, ответила я. И зачем-то добавила, указывая пальцем на крючок. - Полотенце там.
-Ага.
В ванной пахло терпким мужским шампунем или гелем. Нет, это гель — от волос у него пахнет по другому...
Закончив с марафетом, я ещё раз умылась. Взяла полотенце, которое Андрей стащил из кухни, и протерла им лицо и запотевшее зеркало над раковиной. В сером смытом отражении бежевым пятном угадывалось лицо, пришлось наклониться поближе, чуть ли не впритык к холодной идеально ровной поверхности, чтобы себя рассмотреть.
-Да красивая, красивая.. - раздался довольный голос Андрея, приглушаемый барабанной дробью.
Я повернулась к нему, приподняв брови, и вторя ему, ответила:
-Да я знаю, знаю...
Он в ответ только рассмеялся и ничуть не удивленно проговорил куда-то в пустоту:
-Откуда в тебе столько ехидства взялось...?
Ещё несколько минут он молча простоял под душем. Я расчесывала волосы, иногда поглядывая на него, как он, упершись ладонями в холодную голубую плитку, низко опустил голову, наслаждаясь, что горячие струи бьют ему по затылку. Дверцы были низкими, а душевой распрыскиватель закреплен достаточно высоко и поэтому Андрей был открыт почти до плеч. А вот меня там едва было видно, только макушку.
Резко выпрямился, подставив под сильные струи макушку и быстро замотал головой, как большой мохнатый пёс. Смешной такой.
Когда вышла из ванной, ощутила облегчение. Зашла в комнату, убавила звук у телевизора — сначала как-то не заметила, что он говорит слишком громко. Мы специально купили ещё один телевизор, поменьше, специально в спальню... даже смешно вспомнить из-за чего. Я как-то проболталась ему, что не могу долго уснуть в абсолютной тишине... мне нужно, чтобы что-то говорило, издавались какие-то сумбурные звуки. В моей бывшей квартире стены тонкие и я всегда слышала, как говорит радио на кухне или в гостиной, или как разговаривали родители, поэтому всегда быстро засыпала. Даже не знаю, откуда взялась эта привычка. А Андрей взял и предложил мне купить небольшой телевизор к нам в спальню... сказал, что и сам хотел давно так сделать. И мы купили.
Я даже переодеться толком не успела, как Андрей уже зашел в комнату. Весь такой свежий, с блестящими капельками на волосах. И даже вдруг накатило ощущение легкого бриза, прибоя, как будто я почувствовала запах от его морозного шампуня даже на расстоянии от двери до кровати. В темном развязанном халате, за которым было видно в свете красной ламы загорелое тело, с полотенцем, ерзающим на голове. Пока он вытирал голову, я нырнула под одеяло, прикрывая голые ноги, и пыталась выправить, лягая пятками, чтобы оно удобнее легло. Он швырнул куда-то полотенце...
-Андрей, положи его нормально.
-Ну, Кать..., - он уже снял халат и почти лег на постель.
-Ну чего ты его бросил, иди повесь.
-Да завтра я повешу... - все так же полулежа по одеяле, ответил он.
-Андрей, идии.
Тот недовольно вздохнул, поднявшись, схватил мокрое полотенце и скрылся в темной гостиной. Щелкнул выключатель, открылась дверь. Несколько секунд тишины и снова щелчок. Чертыхнулся, на что-то налетев.
-Я из-за тебя чуть ногу не сломал, - сказал он, подползая ко мне и укрываясь покрывалом.
-Ну не сломал же.
-Ага, - поправив подушку, притянул меня к себе на грудь и обнял одной рукой, - скажи спасибо за это моей ловкости и смекалке.
-Спасибо... - сонно пробормотала я.
Положила руку под щеку, все также лежа на его груди.
-Что-то фигня какая-то. — недовольно проворчал он. - Дай мне пульт.
Я вздохнула.
-Ну ты будешь на меня обижаться из-за этого полотенца, что ли?
-Буду.
-Из-за полотенца?
-Нет, ну Кать. Я принципиальной разницы не вижу - что я его сегодня уберу, что завтра?
-Завтра ты не уберешь. Ты про него забудешь и оно тут будет валяться, пока я не положу его на место.
Недовольно выдохнул.
-Ничего я не забуду.
-Да? А кто полтора месяца назад ходил по номеру и делал это за тебя?
Цыкнул, скривив губы.
-Ну и не ходила бы... как будто кто-то заставлял...
Я приподнялась и поцеловала его в щёку, не сумев сдержать смешок:
-Ты успокоишься уже или нет?
Успокоился. Мы ещё о чем-то говорили, о каких-то пустяках. Он говорил мне, что будет делать завтра, но я его уже почти не слушала. Тихий говор телевизора и его мягкий баритон успокаивали нервы, глаза уже слипались и я больше даже не старалась ему отвечать. Вынырнула из дрёмы, только когда он навис надо мной, чтобы выключить светильник и, спустившись по подушке вниз, снова обнял.
Мне снилось что-то очень хорошее. Было много света и солнца, воздух теплый... а когда проснулась, в глаз бил теплый луч, оставляя на веке огромный желтый фингал. На спине, там, где поясница, чувствовалась легкая тяжесть, что-то дышало мне на ладонь. Ну, в общем, понятно, что...
Глаза открывались как-то с трудом, особенно левый, куда мне грело теплым лучом. Я привстала, опираясь локтями на подушку, потянулась через подступ возле кровати, ощущая как его рука перекатывается по моей спине, взяла с тумбочки мобильник. На часах цифры 7.48. Ещё несколько тягучих секунд я осознавала полученную информацию, прикрыв глаза, чтобы не мешало солнце. Осознала. Лбом уткнулась в мягкую воздушную подушку, чувствуя на губах свое горячее дыхание, потерлась о нее, сгоняя сон. Андрей ещё, конечно, спал, и щекотно сопел мне на костяшки. Я убрала ладонь, пальцы почесали щеки, сдавили виски, зарылись в спутанные волосы, поднимаясь ото лба до макушки, и я снова уронила голову. Перевернулась, оказавшись всей спиной на его руке, к тому же упираясь плечом ему прямо в грудь. Хотела уже подняться, чтобы не потревожить его сон, но вдруг он сам привстал, перемещая руку чуть выше, чтобы она оказаться у затылка, и второй накрыл сверху, так, что теперь нависал надо мной. Подложил руку под щёку, смешно её сморщив, и довольно улыбнулся:
-Привет, - довольным сонным голосом.
-Привет. Ты что-то рано встал.
-С чего бы это?
-Не знаю, - слегка дрожащим голосом ответила Катя. Губы почувствовали, как завибрировала шея, когда она произнесла эти слова.
Я ощутил, как по её коже прошлись мурашки. Потерся слегка отросшей щетиной. Знаю, что ей так нравится. Самый чувствительный участок... если не брать во внимание другие, конечно. Особенно вот здесь, в изгибе, когда шея плавно переходит в круглое плечо. Кожа горячая, мягкая, как разогретый пластилин. От изгиба прошелся к ключице, выше, чувствуя как перекатываются хрящики, когда она сглатывает, и легкими, сухими поцелуями на другую сторону. И опять мурашки.
Она очень любила свою желтую пижаму, но её не очень любил я. Поэтому мы решили пройти на компромисс — из всего комплекта на ней осталась только мягкая льняная кофточка. Но она же снимается быстро.
В ухо, горячим влажным воздухом, я выдохнул:
-Кать... а мне такой сон приснился...
_________________ Шёл бы ты, Малиновский, со своими советами... Знаешь, куда? (с)
|