НРКмания

Форум любителей сериала "Не родись красивой" и не только
Текущее время: 28 мар 2024, 15:58

Часовой пояс: UTC + 4 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 180 ]  На страницу 1, 2, 3, 4, 5 ... 9  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Ключи Марии
СообщениеДобавлено: 21 июл 2011, 15:41 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 окт 2007, 16:37
Сообщения: 9908
Откуда: Беларусь, г.Минск
Название: Ключи Марии
Автор: natally
Герои (основные).
Настоящее: Марья, Игорь, Ольга, Костя, Катя, Андрей, Юлиана, Соломатин.
Прошлое: Катя, Андрей, Маруся, Олег, Соня, Жанна.
Пейринг (основные): Марья/Игорь. Катя/Андрей.

Жанр: драма, продолжение НРК. К событиям НРК отношения не имеет, заглавную героиню мы видели только в последнем кадре. :-)
По форме роман. Объем обещает быть большим. Поэтому - терпение и еще раз терпение. Все будет... :D

Остальное, дорогие читатели, поймете сами. Ну, пожалуй, скажу только, что «настоящее» - для нас это будущее (год примерно этак 2030-й :D, только без летающих тарелочек), а «прошлое» - настоящее…

Ну, начнем. Надеюсь, что заинтересует, что время, затраченное на чтение, будет приятным. Рада всем-всем мыслям, рождающимся при чтении. :Rose: :friends:

_________________
Огонек


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 21 июл 2011, 15:42 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 окт 2007, 16:37
Сообщения: 9908
Откуда: Беларусь, г.Минск
Изображение

КЛЮЧИ МАРИИ

«Мария на языке хлыстов шелапутского толка означает душу».

«Первое, что внесли нам западные славяне, это есть письменность. Они передали нам знаки для выражения звука. Но заслуга их в этом небольшая. Через некоторое время мы нашли бы их сами, ибо у нас уже были найдены самые главные ключи к человеческому разуму, это - знаки выражения духа…»

«…Происхождение этого главным образом зависит от того, что наших предков сильно беспокоила тайна мироздания. Они перепробовали почти все двери, ведущие к ней, и оставили нам много прекраснейших ключей и отмычек, которые мы бережно храним в музеях нашей словесной памяти. Разбираясь в узорах нашей мифологической эпики, мы находим целый ряд указаний на то, что человек есть ни больше, ни меньше, как чаша космических обособленностей…»

С.Есенин, «Ключи Марии»

Часть первая. Марья

1

Розовые обрывки облаков в иллюминаторе - словно клочья цветной сахарной ваты на невидимых палочках… нитях дождя? Дождя Марья не видела и не могла видеть, но метафору следовало завершить, и очень уж ей понравилась мысль про нити-палочки. Своим последним клипом - вторым в жизни - она была недовольна и находилась пока еще в стадии меланхолической грусти по поводу безнадежного дилетантизма, которым обманула всех вокруг - родителей, преподавателей, Юлиану... Ни коллекция, ни рекламное обрамление, которое она взяла на себя (а иначе зачем второй диплом?), - ничего не выходило! А еще мечтала Юлиану обойти… Пионерка, написавшая плохое подражание и возомнившая себя открытием в литературе…
Пройдет несколько дней - и она обозлится. И на «литературу», и на «писателей», столь вероломно прикинувшихся поддающимися подражанию… И все придет, само, свое. В конце концов, к чему было корпеть три года на двух факультетах разом; просто, видимо, так бывает: временно иссякли силы. Или она обречена быть недовольной и совершенно неспособной посмотреть на свои труды со стороны.
Она не заметила, как блокнот обмяк в пальцах - длинных, тонких, загляденье, о папа!.. - и голова слегка поникла. Но почти сразу же ее тронули за голый горячий локоть - случайное прикосновение случайного попутчика, - и она раздраженно встрепенулась и поглядела влево. На загорелом лице соседа - лет тридцати, голубоглазого - застыло виноватое пристыженное выражение; он извинился, но вместо того, чтобы первым отвести взгляд, показав - недоразумение исчерпано, в конце концов, не в отеле же «Хилтон», можно и потерпеть, - продолжал пялиться на нее странно пристальным и жалостливым взглядом, будто знал ее давно и серьезно обидел.
- Ничего страшного, - сказала Марья, но тоже не смогла отвернуться. Что-то еще было в его лице, бесконечно спокойное.
Позже, поглядев на его жену, сидевшую у прохода на третьем сиденье, Марья и в ней почувствовала то же спокойствие, ту же отрешенность. Стоило им произнести несколько слов, встретиться с ней глазами - ощущение тепла не оставляло ее. И вопреки своим принципам она не стала противиться, разговорилась.
Стало еще забавней, когда она узнала, кто они, а они - кто она… Игорь и Ольга Весенины были владельцами нового Центра моды в Москве, в здании старого особняка княгини Муравиной, позже - спортивного общества «Коммунарник», а в постсоветские годы с переменным успехом использовавшемся под разные нужды городской администрации. Марья в силу профессии слыхала, конечно, об открытии нового Центра моды, а Весенины - слыхали о ней, набирающем силу дизайнере и PR-менеджере.
Теперь уж их было не разлучить. Даже нестареющим зубам Юлианы (по-младенченски - «норма») это было бы не под силу. И Марья только усмехалась, думая о той минуте, когда она встретит в лобби отеля Юлиану (та должна была прилететь в Берлин тремя днями позже) и сообщит ей, что у нее здесь весьма приятная компания. Юлиана попробует и «компанию» ввинтить в свой обычный водоворот, да что-то подсказывает - не получится… Очень самодостаточными, отдельными выглядели ее новые друзья.
Уже даже не знакомые? Друзья... К концу второго часа знакомства Марья показывала им свой блокнот (о боги, видел бы это Костик!.. а еще - Рома, ее университетский покровитель, жесткий критик, в действительности - самый пылкий поклонник, вечно влюбленный в ее непокорно-покорную взбалмошную душу). Стараясь сохранять вид леди, сдержанно указывала на недостатки, которыми была недовольна, и чувствовала, что не удается обмануть, что они видят ее насквозь, как если бы страстность, которую она старательно сдерживала, была материальной и затопляла их с головой - подобно теплой волне, исходящей от них самих.
Она показала и то, что рисовала в последний час, перед тем, как задремать и проснуться.
- Это чудесная идея, Мария. Но здесь сильно чувствуется земное притяжение... Кто-то держит эти «палочки с ватой», они не парят в воздухе сами по себе. Это человек? Он настолько жаден, что, только дай ему волю, съест и облака?
Марья сердито посмотрела… что-то внутри вдруг отлегло и словно прищурилось - так, как только умела она одна.
- Может, он хочет кого-нибудь угостить?
Игорь улыбнулся.
- Надо полагать, тех, кто будет носить одежду от «Зималетто»?
- Именно так… и не называйте меня Марией, - неожиданно все-таки выпалила она. - Не люблю…
- Маша?..
- О нет, Оля, ради бога!
- Как же вас называли родители?
- Они и сейчас так меня называют. - И ее очередь пришла улыбнуться. Весело: - О моей первой коллекции «Маруся» слышали? Это дипломная коллекция, для детей.
Они заулыбались, как иностранцы, которые из вежливости соглашаются слишком охотно, «оптом»… Но похоже было, что в модном бизнесе они пока разбираются примерно так же, как ее Костя.
Ей хотелось, хотелось их ближе узнать.

В тот же день (в этот день все происходило молниеносно и вряд ли поддавалось логике, а двадцатитрехлетняя Марья была в логику влюблена) выяснилось, что у нее будет хорошая возможность узнать их ближе: еще в зале прилета, у черной багажной ленты, ей поступило предложение провести показ «Зималетто» в Центре моды…
- Я обязательно поговорю с отцом. Уверена, что препятствий не возникнет! Я очень рада, правда.
- Мы тоже. Получить такую компанию для дебюта - это большая удача.
Выйдя на ослепительный солнечный свет, все трое на мгновение остановились у входа. Подъехал микроавтобус, который должен был отвезти их в отель - все трое были гостями проводимой в Берлине Недели моды Восточной Европы…

***

Маленькая, сухонькая, с невероятно подвижным, в мелких морщинках, лицом, хмуря лоб под изящно уложенными короткими кудрями, Юлиана говорила:
- Признава-айся! Признава-а-айся, Марья!.. - и ей хотелось закрыть лицо руками, убежать от всевидящего ока, от вдохновенного лица, отражающего лучше всякого зеркала твое собственное, - даже если ничего такого, в чем она уличает, не испытываешь.
И Марья искренне удивленно сказала:
- Юлиана, не в чем мне признаваться. Хорошие люди, хорошие приятели. Мы замечательно проводим время. Ходим на показы, ужинаем на террасах ресторанчиков на Фридрихштрассе или на набережной…
- …слушаем, смотрим на молодого бога, спустившегося с небес, - и влюбляемся…
Марья вспыхнула и запротестовала, но не слишком решительно. Глупость, но не совсем. Неожиданно, но только на первый взгляд. Какая-то доля истины в словах Юлианы была. «Бога, спустившегося с небес…» Это правда, да только она не делала разницы между Игорем и его женой, «влюблялась» в них двоих… ну, не лгала же она себе?
Они и правда оказались «иностранцами» - иноземцами, спустившимися с вершин земных гор, но таких высоких и далеких от нее, никогда не сталкивавшейся с особой философией альпинизма, что их вполне можно было считать пришельцами с иных земель. Эта тайна раскрылась скоро, в первый же вечер, который они провели вместе.
Номера их располагались на разных этажах - просторный двухкомнатный номер Весениных этажом выше ее, более скромного. В тот, первый день, выходя из лифта, Марья обернулась с улыбкой, и Игорь опередил и ее, и Ольгу:
- В семь часов мы ждем вас в ресторане. Мы не закончили наш спор о прожорливости человечества.
- Разве мы спорили?
Он ничего не ответил, но взгляд был красноречив: их разговор в самолете заинтересовал его. И она тоже еще раз почувствовала, что было в этих людях что-то, недостающее ей самой, из-за отсутствия чего она не могла чувствовать себя полнокровной. Такое было впервые в ее жизни - во всяком случае, она впервые так ярко заметила это, и это было интересно. Она даже волновалась, черт возьми.
Несколькими часами позже, говоря по телефону с Костей, она захлебывалась впечатлениями.
- Эй-эй, Марья, чего доброго, они обратят тебя в свою веру. Будешь потом облака на палочках держать.
- Поздно. Они больше не веруют. Нет, правда, с альпинизмом у них покончено. Интересно почему… Но мы этого не обсуждали.
- Ты там поосторожней, - посоветовал невозмутимый и раздумчивый Костик. Тон у него был шутливый, но она сильно подозревала, что покраснела - так же, как вот сейчас, стоя перед всевидящим судьей, Юлианой. Но иронию Юлианы она еще выдержит, а вот смотреть в глаза брату было бы невыносимо. Она словно экзамен перед ним держала - при этом покровительствуя и часто сама ласково-снисходительно посмеиваясь над его идеализмом.
Игорь чем-то напоминал его. Маленькое столкновение во время ужина после одного из показов открыло ей его сущность: светлого, не сломленного горьким опытом идеалиста, обладающего даром проницательности и глубоким умом.
Марья неосторожно высказала свое мнение об альпинистах - бездумно рискующих своей жизнью - во имя чего? Нет, она гордо не могла понять всех этих разговоров о романтике гор, об алых рассветах. Слово «алый» приобретало в данном контексте слишком зловещий смысл. Высказала излишне насмешливо; может быть, даже с иронией, похожей на злобность. Игорь принялся возражать, Оля вторила, - Марье показалось, что здесь замешано нечто личное, нечто такое, чего вообще не следовало касаться, тем более высмеивать. И она поняла, кто перед нею: дети, глядящие на жизнь, как на что-то отвлеченное, но не на свод неких правил, а наоборот - на отсутствие этих правил. Дети, не желающие смиряться с тем, что придется смиряться. Если хочешь выжить!.. Откуда она это знала? Конечно же, она еще слишком мало видела, чтобы испытать эту необходимость на самой себе. Но она тоже была не лишена проницательности, к тому же наблюдательна, и, как всякая уважающая себя жизнелюбивая девушка, одинаково презирала и условности, и идеализм... И говорила с убежденностью, как будто это касалось ее самой. Только ее собеседников эта убежденность не могла убедить.
- Вы, может быть, не хотите жить? - вконец растерявшись и вконец разозлившись, тряхнув развившимися от духоты черными волосами, привела она последний аргумент. - Может, это такой способ покончить со всем? - И пошла ва-банк: - Может, поэтому вы больше и не ходите в горы - жизнь чем-то наконец привлекла вас?
Весенины переглянулись. Прошла одна долгая минута. Потом Игорь, улыбнувшись, посмотрел на нее.
- Давайте выпьем, Марья… - Но, потянувшись к бутылке, он нахмурился: - Из-за такого вина стоит жить, правда ведь?
Она не сразу почуяла насмешку. Сердце дрогнуло, и она опять не могла отвести от его голубых глаз взгляд. Ей, художнику, показалось - на миг в его глазах блеснула, перелилась перспектива: широкая долина, невысокий ряд предгорий, и следом, скрытая в дымке, ввинчивающаяся в туманную шапку облаков гора. И он дарил ей эту гору. Но потом она поняла, что он и смеется над ней - ей недоступно некое знание, а доступно только вот это вино, только в таких вещах способна она увидеть смысл жизни.
Костя никогда так не поступал!
- Да, и из-за вина тоже, - упрямо, сухо ответила она. И не без мстительной радости увидела, как он огорчился.
И, поднимаясь к себе, уже не сердилась, была только обескуражена. Игорь и посмеялся над ней, и приласкал, а под конец ей еще удалось сделать так, что и пожалел. Нечего и думать о том, чтобы самой пожалеть его, или посмотреть сверху вниз, как вот порой на Костика. Если и ребенок, то дьявольски умный ребенок, и не лишенный «зубов»… При этом явно восхищающийся чем-то в ней и даже льнущий к ней, как к чему-то, чего ждал или даже искал - и нашел.
Настолько разыгравшееся воображение следовало усмирить, но она не знала как. И лежала ночью добрых два часа без сна, тщетно пытаясь перебрать в уме и памяти свои «будничные» четки: бывших сокурсников (связь еще была сильна), дневной разговор с матерью, или отцом, или Костей, новую, почти готовую уже коллекцию… Воспоминание, внедрявшееся в эту цепочку и с легкостью разрывающее ее, - встреча их глаз, чистейше-голубых и темно-карих, - не тускнело, было таким же ярким, как в то мгновение.
И что она могла сейчас сказать Юлиане, что могла сказать самой себе?
- Он женат, Юлиана, - сдавленным голосом сказала она.
Лицо Юлианы стало серьезным, но Марья видела, что это возражение отнюдь не убедило ее. Это лицо укоряло, оно словно говорило: «Не разочаровывай меня». Мысленно Марья все же закрыла руками лицо. Какой стыд, как банально! Ей захотелось уехать, исчезнуть из этого отеля и этого города в ту же секунду и навсегда.
Но - не понадобилось. Какие-то архиважные (всегда таинственные) чиновничьи дела призвали Игоря в Москву.
И несколько спокойных вечеров прошли в исключительно женской компании - Юлиана, Марья да Оля. Оля скучала, как-то погасла, потеряла краски, и Марья с горечью поняла, что незаурядность Игоря лишь отбрасывала на нее свою тень - как часто бывает с женами и мужьями, она видала. Хотя самая близкая ей пара была не из таких - ее родители, каждый по-своему, оба были яркими людьми.
Оля мало улыбалась, мало говорила… Марья пыталась расшевелить ее, но удавалось плохо.
- Оставь ее в покое, - сказала Юлиана. - Скучает девочка, это нормально. А вообще… - и она взглянула на Марью, снова наморщив лоб: - они друзья, да?
Марья помолчала. Друзья? Ну конечно, они же близкие люди… Но в вопросе Юлианы был скрыт дополнительный смысл. Только друзья… да?
Друзья не спят в одной постели, не носят обручальных колец, рассердилась она. И вообще, ей опять стало стыдно: обсуждают, как досужие кумушки, чужие постели.
- Я не знаю, Юлиана. Они просто нравятся мне как люди, вот и все.
Никогда еще ей не хотелось, чтобы Юлиана перестала опекать ее. Неунывающая женщина, старинный друг семьи, умела сделать так, чтобы не выглядеть навязчивой. Сейчас она заставляла подопечную отвечать самой себе на вопросы, от которых та охотно бы сбежала, не спрашивая больше ни о чем. Какая разница, что именно там, в ее глубинах, происходит? Эта командировка закончится, они уедут в Москву и растворятся там, как растворялись раньше. Мало ли екало сердце при взгляде на голубоглазых мужчин. Правда, все они были свободны и намерений своих не скрывали. А Игорю и скрывать нечего! Это Юлиана вытягивает из них то, чего они не испытывают.
И, когда маленькая женщина-юла-Юлиана, решив все свои дела в Берлине, уехала, Марья вздохнула с облегчением. Но, как отзывчивая ученица, еще не прервавшая пуповины с учительницей, невольно тоже заскучала, только не по Игорю, как Ольга, - напротив, по Москве. Вернуться бы в привычный круг, сбросить с себя наваждение.
В предпоследний вечер, когда вернулся Игорь, они втроем, как обычно, пошли на фуршет, устроенный одним из начинающих модных домов. Мероприятие было необязывающим, местечковым, Марья позволила себе расслабиться. До этого она терзалась тем, что, увлекшись своими новыми знакомыми, не запоминала ни лиц, ни имен, ни названий. А ей это было непозволительно, ей бы сейчас только обороты набирать.
Она улыбалась, глаза блестели. Завтра в такое же время она будет в Москве, в своей квартире на Кутузовском, и яркие лепестки-рыбки в аквариуме успокоят ее, напомнив о листопаде, увядании, покое… Ее бурная натура иногда требовала покоя, нуждалась в нем. Случалось так, что посреди какого-то шумного спора она внезапно затихала - словно уходила в себя, смыкала невидимые крылья, пряталась в них.
Игорь поглядывал на нее, чувствуя ее отдаление, и у нее на мгновение мелькнула мысль, как он относится к этому. Тоже с облегчением или сожалеет. Он пригласил ее танцевать, и она вспомнила, как в академии перед выпускным балом училась вальсу: с маленьким веснушчатым Денисом Таварзиным, лоб которого был вечно покрыт испариной, то ли от волнения, то ли просто от духоты. Ей было и жалко его, и противно… А в этом зале кондиционер работал исправно, и партнер ее был высок и спокоен. Но она держалась на максимально далекой дистанции и, когда он попытался, взяв ее руку, прижать к груди, - мягко отвела ее.
- Что-то случилось, Марья? - так же мягко спросил он.
- С чего вы взяли?
- Мне показалось, вы избегаете меня.
- Вы ошибаетесь, честное слово! У меня в Москве много дел, и я думаю о них. Простите, Игорь, если я была невежлива.
- Лучше бы вы были тысячу раз невежливы…
Он поднял голову, перестав смотреть на нее. Сердце ее забилось, вновь забилось. Она все же никак не могла понять…
Поскорей бы расстаться с ним, чтобы так и не успеть.
После танца они подошли к столу, и, чтобы только не смотреть на него, она взяла бутылку с водой, налила в стакан и принялась пить - кроткими, бесшумными, но жадными глотками. Посмотрев поверх стакана, замерла: он смотрел на нее не отрываясь.
- Почему вы так смотрите на меня?
- Вы разная. Сначала я подумал - вы вихрь, но вы умеете быть тихим вихрем.
- Тихий вихрь. Интересно, - без улыбки сказала она. И вдруг вспомнила маму: неужели все-таки что-то общее есть. Забавно. Мысль была новая и оттого не лишена тревожности - Марья привыкла себя считать дочерью отца, но то, что исходила она от Игоря, практически незнакомого человека, в очередной раз поразило ее.
- Мне страшно, - неожиданно прошептала она. И увидела, как тепло и облегченно улыбнулись его глаза.
- Тебе нечего бояться…
Он продолжал улыбаться: она доверилась ему. А она от этого «ты» вздрогнула и подчинилась ему уже совсем. Она плохо чувствовала себя, было ощущение ловушки, точно к ней незаметно подкрались, схватили в кольцо и держат так крепко, что хрустят кости. Предчувствие чего-то неотвратимого нависло над залитым холодным электрическим светом залом.
Оля помогла ей, подойдя к ним:
- Жутко разболелась голова. Извините, Марья, застарелые последствия восхождения. Давайте уйдем отсюда, - и Марья, едва дослушав, едва сдерживаясь, быстро пошла к выходу.
Но Оля настояла, чтобы они вдвоем посидели на террасе в ресторане, было еще совсем рано, а ведь это последний вечер в Берлине.
- Я пойду полежу, а вы погуляйте.
Марья только грустно посмотрела ей вслед.
Они не остались в отеле, прошли дальше по прохладной после дождя улице, уселись за столик у самой мостовой. Мимо спешили или просто прогуливались прохожие - текла жизнь, а они, вдвоем, сидели здесь, выдернутые из нее, обособленные, случайно оказавшиеся рядом. Два огонька - от сигарет - светились в темноте.
- Знаешь, вчера в Москве пошел сильный дождь. Я припарковался и решил пересидеть в машине. Но вдруг почувствовал, что не могу сидеть вот так, запертый наедине с мыслью о тебе. С одной-единственной мыслью. О тебе. Ты понимаешь? Я не выдержал и вышел, но дождь погнал меня обратно. И я вернулся и продолжал думать о тебе.
- Да это просто поэма… Может, мне еще пожалеть тебя?
- Ты злишься? Не злись… Я хочу, чтобы ты поняла. История банальна, но для меня сейчас нет ничего важнее. Я думал, что близость исчерпывается тем, что я уже имею… Я не знал, что можно иметь еще больше. Непонятно только - заслужил ли я это.
- Ты не должен ничего этого говорить.
- Я восхищаюсь тобой. Я никогда не видел таких, как ты. И ты как будто создана для… Когда я сидел в машине и дождь заливал стекла (как однажды на трех тысячах я проспал и проснулся в палатке, занесенной снегом так, что еле отыскали на другой день), - я подумал: если не скажу, случится что-то необратимое. И для меня, и, главное, для тебя. Ты имеешь право знать… хотя бы то, что ты лучше всех.
- Мне это нравится, - жестко усмехнулась она. Она по-прежнему сидела, полуотвернувшись, глядя на людей, текущих мимо столика. - Я имею право знать, но что-то делать с этим не имею права.
Она наконец повернулась, и их глаза встретились. «Неужели я люблю его?» - подумала она. Нельзя же сказать, что она задавала себе этот вопрос впервые. И каждый раз, независимо от того, что отвечала, оказывалось - нет. И сейчас окажется, нет. На какое-то мгновение ей стало легче.
- Игорь, идем в отель. Завтра рано вставать. Я попробую поменяться с кем-нибудь местами в самолете. На этот рейс обычно аншлага нет.
Он печально усмехнулся, поднимаясь. И вдруг повернулся к ней, обнял за плечи - просто положил руки на предплечья, не придвигая к себе, и все-таки у нее подогнулись колени.
- Ты можешь поменяться местами, ты можешь даже не лететь с нами в одном самолете - только это ничего не изменит. Я не смогу забыть тебя. И ты меня, облачко мое
Она представила, что будет, если положить голову ему на грудь. Как бы это было… Такого изнеможения, очищения, такого чувства благополучия души и тела, которое она испытает, она не испытывала ни в одной из своих немногочисленных связей с мужчинами, даже с Владиком, она это точно знала - так, как будто с Игорем уже все произошло. Но, очистившись, она и запятнается так, как никогда до этого. Светло-коричневые, словно в чай чуть-чуть не долили молока, глаза Костика… Мама! А отец, конечно, ничего бы не узнал. Даже представить невозможно, как бы он реагировал.
И легкое раздражение пришло следом за мыслью о родителях - как бывало всегда, когда она делала или собиралась сделать что-то не очень правильное. Если им удалось сохранить и сохраниться, это не значит, что дети их так же защищены. И если она согласна сотню раз держать экзамен перед Костей, то перед матерью с отцом - нет. Они не желали отрезать от своей любви ни кусочка, и потому детям ее досталось меньше - она, их дочь, ничего не имеет против, но соответствовать неким планкам - увольте. У нее своя жизнь и свои планки. Сколько раз с горячностью она доказывала это Косте! А он только смотрел своими мягкими добрыми глазами, увеличенными стеклами очков: это не она, а он был снисходителен к ней.
…Желание, протест и вновь желание - отхлынули, исчезли, она только слегка покачнулась в его руках.
- Отпусти меня.
- Марья, может быть…
- Не может быть, ты это знаешь. Отпусти меня…
Но, прежде чем она высвободилась, он все же ослабил руки сам. И она испытала сожаление. И, спасшаяся, отпущенная на мнимую свободу, не удержалась, хотя надо было бы удержаться:
- И много облачков бывало на твоем небосклоне?
Он нахмурился. Он не сразу понял ее! Он не понял ее - а значит, она оскорбила его. И себя заодно. И все-таки он не должен был всего этого говорить. Они должны были сделать вид, держать лицо. Не удержали…
- Прости. Я подумала - может, это привычный способ для тебя. Дождь, машина, восхищение…
Он отошел на шаг, и теперь его лица она почти не видела, зато стало видно недовольное лицо человека за соседним столиком - стоя рядом и ничего не замечая, они задевали его. Марья взглянула на этого человека, затем снова на Игоря, и быстро пошла к выходу с террасы, к тротуару. Оглянувшись, она увидела, что он закуривает, и пальцы его слегка дрожали. Потом он вновь опустился на стул.
Она повернулась и побежала по мокрой пешеходной мостовой, задевая прохожих, наталкиваясь на них. От реки дул сырой ветерок. Ее руки под короткими черными рукавами платья озябли; стоя в лифте, она обняла себя за плечи. Вдруг вырвался короткий смешок. Вот это неожиданное приключение. Горькое и неправдоподобное. Вот именно, неправдоподобное. Ох, Марья Андревна, и заносит иногда тебя…

Попробовать поменять билеты на другой рейс прямо сейчас. А потом спать. Забыть. Проснуться в другом измерении…

_________________
Огонек


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 21 июл 2011, 18:29 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 окт 2007, 16:37
Сообщения: 9908
Откуда: Беларусь, г.Минск
2

- А каково оно, ваше другое измерение? - спросила журналистка.
Это была совсем еще молоденькая девушка, и у нее были очень красивые, яркие глаза.
- То, в котором утрачиваешь чувство реальности, - Марья оборвала себя… - Впрочем, нет. Иногда другое измерение более реально, чем дождь за окном. Значит, то, в котором чувство реальности неправдоподобно сильно.
Гости заулыбались, раздались отдельные хлопки. Марья посмотрела в толпу. Впереди, чуть поодаль от всех, стоял и улыбался Костик. Родителей не было. Из соседнего зала доносилась музыка, гул высвобожденного веселья… За окнами - серебристые сумерки, туман. Всю ночь и весь день шел дождь. «Дождь погнал меня обратно…» Марья вновь повернулась к журналистке.
- Вы хотите сказать, эти женщины без лиц более реальны, чем те, что ходят по улицам? - не унималась та, бросив короткий взгляд на стенд, где был укреплен постер. На нем красовалось стократно увеличенное пиар-творение Марьи.
- Иногда - да. Когда они выпадают из времени и пространства. Когда они выпадают - из себя.
Постер имел вид разворота книги - две страницы. От облаков она отказалась… Обе «страницы» были усеяны маленькими рисунками - моделями, одетыми в ее одежду: руки, ноги, туловища; и только не было голов, лиц. На одной странице сверху - солнце, на другой луна. Последние модели были расположены обрывочно, так, что не оставалось сомнений: это только случайный разворот; если перевернуть страницу, будет всё то же: солнце и луна, день и ночь, - и так до последней страницы
- Вне времени, вне пространства… - как бы в забытьи повторила журналистка, и толпа зааплодировала, ибо эти слова в точности составляли название коллекции. Журналистка смущенно улыбнулась Марье. Она не собиралась становиться частью пиар-компании. Вставая, Марья подбодрила ее, протянув руку.
Интервью было закончено, гости расходились по залам. Почти одновременно с матерью, вышедшей откуда-то из анфилады залов галереи, Марья подошла к группке, над которой возвышался отец; увидела, как мама положила ему руку на плечо, и он улыбнулся прямо в лицо своему собеседнику, без сомнения принявшему эту улыбку на свой счет. А им и не жалко.
Прогнав набежавшее облачко досады, Марья подошла к ним, сдержанно приняла положенные комплименты гостей и тепло - объятия родителей.
- Я уж не знаю, что ты придумаешь в следующий раз, - сияя, сказал отец.
- Как насчет природы? - высказала она мысль, пришедшую ей утром, когда она, проснувшись, лежала и смотрела на небоскреб за окном. Он был многонаселенным, в нем жили люди, и все-таки выглядел слепым. - Луга, лес, поле…
Родители переглянулись.
- Чудесно. - И мама снова крепко обняла ее. Марья задержала на ней взгляд. Это она чудесная! А сама она дрянная…
Ее обняли за плечи сзади. Она обернулась - Костик, в бежевом костюме, одного роста с ней, даже чуть ниже, в новых очках в позолоченной оправе, поднимал вверх большой палец. Она от души обняла и его, даже за шею руками обхватила.
Странные они у родителей дети. Костик ничуть не похож на отца - и при этом у него великолепный отцовский нос, посаженный посередине нежного лица с оленьими светло-коричневыми газами. А у Марьи, напротив, - точеный маленький материнский носик при полном отсутствии остального сходства. Глаза, хоть и совершенно разные, были у обоих хороши: Марья унаследовала и проникновенный взгляд небольших карих глаз, обрамленных длинными прямыми ресницами…
Выражение лица отца изменилось, она поняла, что речь пойдет о делах.
- Мне звонил Эдуард Соломатин. Тебе это имя о чем-нибудь говорит?
- Нет…
- Он говорил, что у тебя была некая устная договоренность с его племянницей. Они удивлены, что презентация прошла в этой фэшн-галерее, а не в Центре моды на Волхонке. Они только открылись, арендуют два зала, и сейчас, конечно, устраивают охоту на китов - мелкие фирмы никто просто не заметит.
- Арендуют? Я думала, они владельцы, - вырвалось у Марьи. Она и сама не сразу осознала, что поняла, о ком говорит отец. Он внимательно посмотрел на нее.
- Насколько мне известно, во владении один зал - подарок Соломатина к свадьбе племянницы, остальное в найме… но, как ты понимаешь, это неофициальные сведения. Так ты все же знаешь его?
- Его - нет, и слышу о нем впервые. Но ты упомянул племянницу - по-видимому, это Ольга Весенина, с которой я познакомилась в Берлине.
Лицо отца разгладилось. Он всегда улавливал малейшую тревогу, которую она хотела бы скрыть.
- Ты забыла о ней? - снисходительно улыбнулся он.
«Да, - подумала Марья, с восторгом ухватившись за брошенную отцом подобно спасательному кругу мысль. - Да, я забыла о ней!»
- Да, - небрежно ответила она. - Совсем из головы выпало. К тому же, у Юлианы уже была договоренность с этой галереей.
- Ну и ладно, - с облегчением сказал отец и незаметно притянул к себе маму, которую все это время обнимал за талию. - Соломатин хотел вызвать во мне угрызения совести, ему это не удастся, ты ему ничего не должна. - И Марья тоже с облегчением улыбнулась.
Но, отойдя с Костей от родителей - к ним снова подошли какие-то люди, - она нахмурилась. Почему Оля заговорила о ней со своим дядей? Зачем ей-то напоминать о ней лишний раз - и себе, и своим близким?
Марья знала, что Оля не глупа. И от Оли не укрылось то… в общем, не вдаваясь в подробности, то, что ее мужа «тянуло» к ней, случайной их попутчице в самолете… Оле нужно было убедиться, что муж ей верен, - она убедилась, отослав их на ту последнюю прогулку, - так что же ей еще нужно?
- Эй-эй, не хмурься, - сказал Костя, протянув руку к ее лбу. - О чем задумалась? С этим Соломатиным все-таки какие-то проблемы?
- Нет. - Она тряхнула головой и какое-то время вглядывалась в брата. И почему бы не сказать ему? Если уж она рассказала о том, главном? - Эта Оля, его племянница, - жена Игоря…
Костя спокойно встретил ее долгий, исподлобья, взгляд.
- Понятно, - коротко сказал он.
- А я не хочу, чтобы мне напоминали.
- Понятно…
- Кость… - Она тронула его за руку. - Ты мне веришь?
- Если б ты забыла его, спокойно относилась бы к тому, что о нем упоминают. Это же как дважды два. - Он с любовью пожал ее руку, отпуская.
Она отошла на шаг.
- Ты хочешь сказать, я не забыла? Я думаю о нем?
- Ну, вот видишь, ты же сама это говоришь.
Она поднесла руку ко лбу, где только что была его рука, дотронулась, потирая, - она часто так делала, задумываясь.
- Это знаешь как что… как подарок на день рожденья, о котором еще долго по утрам, когда просыпаешься, вспоминаешь. Вот еще ни о чем не вспомнишь - а о нем первом. И сразу так тепло, даже горячо, от неожиданности… У тебя так бывает?
- Наверное, бывает, - Костя пожал плечами, - с подарками. Но подарки тоже разными бывают, ты права.
- Ты еще маленький… - снова приближаясь к нему, улыбнулась она и погладила его по плечу. И ответный, чуть ироничный спокойный взгляд сказал ей, что он в любой момент согласен быть маленьким, - если ей это будет нужно. И опять, не желая этого, она вспомнила Игоря.
- Но ты не сомневайся: я тверда, как сталь. - И огненная змейка в глубине ее глаз на мгновение выпрямилась во весь рост, распустила капюшон, шипя и разбрасывая по черному полю радужки золотые искры. - Это только для тебя: про подарки и все такое… Никто не узнает! - И погасший, вновь ставший матовым взгляд уплыл мимо него. И морщинки вокруг губ снова сложились в улыбку: - Пойдем познакомлю тебя кое с кем? Здесь есть любопытные экземпляры. И папа будет спокоен.
Костя вздохнул. Если и было что-то, доставляющее ему неприятные ощущения, это необходимость вот этой «светской жизни», всех этих знакомств. Но так хочет отец, правильным считает мама - и он должен доставить им удовольствие. В конечном счете они правы: он намерен посвятить свою жизнь науке, а в нынешних условиях знакомства могут этому способствовать, как никогда. Не осталось ни единой сферы человеческой деятельности, где человек мог бы быть обособлен от других, словно под одним стеклянным колпаком, ни простора, ни необходимой доли одиночества: кому-то меньше, кому-то больше… Впрочем, девятнадцатилетний Костя Жданов пока еще только чувствовал это, не формулируя для себя.
Они переходили от одного знакомого к другому, иногда на помощь со своей неотразимой улыбкой спешил отец. Марья, в общем, чувствовала себя хорошо. Прилив сил, всегда сопровождающий удачные показы, еще с академии, делал все проблемы решаемыми, о них думалось проще. Волнение от того, что отец упомянул о Соломатине и Весениных, улеглось. Отойдя в сторонку, она позвонила бабушке - а бабушка всегда успокаивала ее своим ровным голосом. Марья до последней минуты надеялась, что удастся взять ее с собой - но сдалась, видя, что старая женщина только крепится, даже вставать ей трудно. Уезжая на презентацию, мама закутала ее в шаль, придвинула ближе телевизор: в новостях покажут целый сюжет о внучке и, конечно, кадры с презентации.

Марья не знала, что Елена Александровна беззвучно плакала, глядя на нее на телеэкране; ее импульсивной подозрительной натуре не полагалось знать, что главным чувством доброй, прожившей счастливую жизнь женщины к внучке была жалость, теплая, с родным запахом, как вода в мелком, нагретом солнцем пруду. Когда Марья родилась, бабушка с осторожностью поглядывала на нее: зятя она давно уже не боялась, но вдруг у так похожей на него внучки не будет его мягкости и человечности, вдруг это опасное бурление на поверхности есть и ее внутренняя сущность? Было о чем поразмыслить в генетическом смысле Елене Александровне, тщетно успокаивающей орущий, вырывающийся комок, родившийся с черными глазами - ну, чудо, разве бывает так, чтоб глаза сразу стали такого цвета. И вообще, Андрей, Андрей - вот кого она видела перед собой, прикладывая теплый утюг к животику, заглядывая в глаза, темные и глубокие. Это же надо, чтобы женщина была так похожа на мужчину, не переставала удивляться
Елена Александровна.
Но время шло, и она поняла, что девочка была просто беспокойной, ранимой, но не мятежной по-настоящему душой; ничего не стоило обидеть, оставить в ней губительный след на долгие годы. И бабушка полюбила ее уже всем существом, и жалела больше других, и потом, уже позже, больше даже маленького Костика, мягкого и тихого, но, без всяких сомнений, имевшего тот самый стержень, который Елена опасалась обнаружить в Марусе. И плакала каждый раз, когда та делала успехи или ошибки, - слезы сами собой текли по лицу, и старая женщина ничего не могла с собой поделать. Она знала, что расстраивает этими слезами дочь; кроме того, вот уже несколько месяцев на лице ее Катюши, помимо естественной печали, появлялось странное выражение - с какой-то затаенной думой, с каким-то наблюдением, занимающим ее мысли. Однажды Елена Александровна осмелилась спросить:
- Катенька, ты, может, думаешь, что Маруся больше любит Андрея, чем тебя? Это неправда, ты же знаешь ее, она никогда не покажет, что чувствует!
- Нет, мама, не совсем.
Катя сидела на подоконнике, как в детстве; мать стояла перед ней. Она подняла на нее глаза, словно решая, говорить или нет. Но Кате иногда требовалась простая поддержка, не мужа, не Юлианы - родного человека, который выслушает и примет все как есть. Может, это было неправильным - взваливать на мамины плечи свои страхи… Она взяла ее за руку.
- Мне кажется, она обижается на нас.
- Обижается?! За что?!
- Мам, ты помнишь Владика?
- Владика… Да, это тот бессовестный мальчик, который так нехорошо обошелся с ней…
- …я думаю, она винит нас в том, что мы не объяснили, не показали ей, что бывают другие отношения. Она выросла в убеждении, что будет любить, и ее будут любить, и это на всю жизнь. История с этим мальчиком показала ей, что это не так. Юлиана пыталась объяснить… но ты же Марусю знаешь, она не отступит. И еще… - Она отпустила руку матери. - И еще она считает, что мы любим ее и Костика меньше, чем друг друга. Что у нас не хватило любви на них,
своих детей.
Елена Александровна медленно отшатнулась. Нет, ее бедная голова не могла такого вместить.
- Что ты говоришь, Катя. Ты только подумай: что ты говоришь!
- Я думаю, мам. Я много думала. Я не знаю, как убедить ее. Словами здесь ничего нельзя сделать. А разочарования еще будут, и с каждым новым разочарованием она будет винить нас все больше. Нет, она не признается даже себе, нет… Но это может навредить ей, потому что то, что внутри, - это же самое сильное, верно?
И бабушка опять заплакала - чем еще она могла защитить своих дорогих?

…- Марья!
Ее окликнули, она обернулась… Ромка стоял перед ней, Ромка Гладышев, ее ангел-хранитель, самый лучший после Кости друг. Сразу взял быка за рога:
- Ну, рассказывай, мать, на сколько разорила родителя. У него, надеюсь, на этот случай была припасена парочка миллионов?
Марья закусила губу. Эта тема волновала ее. Она считала делом чести не понизить уровня прибыли, которую получала «Зималетто» до того, как она, Марья Жданова, стала официальным дизайнером компании. До нее отец нанимал зарекомендовавших себя профессионалов, но нетерпеливо ожидал дня, когда, завершая показ, в обязательную обнимку с двумя-тремя топ-моделями, она размашисто-весело зашагает по подиуму, принимая заслуженные овации. В овациях - неважно по какому поводу, но обязательно относящихся к его дочери, - он не сомневался с той минуты, когда, завернутую в розовый шелковый кокон, впервые увидел ее. Но мечтать об аплодисментах, признании, интересной работе было одно, а воплотить, придать контуры и завершенность, включая финансовую прибыль, - другое. И не переставая мечтать ни на секунду, Марья готовила себя к реальности: дням и даже неделям простоя, во время которых чувствуешь себя беспомощней муравья; ко многим и многим загубленным собственной рукой, отбракованным безжалостно, словно необходимый прыжок в пропасть, эскизам; насмешкам и непониманию, зависти и даже ненависти, циничному рентгену - намеренному упрощению и огрублению, кратким, в два беспощадных слова, вердиктам коллег, покупателей, партнеров, фэшн-директоров… Первая удача не смутила ее, не поколебала бдительности, и долго еще, долго она с подозрением будет вглядываться в лица родителей, боясь увидеть в них скрытое сожаление, озабоченность из-за того, что коллекция не приносит прибыли или, хуже того, не окупается.

Иногда от всего этого ей требовался отдых, и лучше всех с этой задачей справлялась Марго. Вторая ее бабка, до последнего дня обладавшая тем, чего не было ни у кого другого: железной уверенностью в процветании «Зималетто». К сожалению, в своей собственной долговечности она не могла быть так уверена...
- Детка, запомни, - говорила Марго, - твой дед создавал компанию для тебя и Константина, еще не зная о вас. Твой отец доказал правильность этой идеи, хоть поначалу и ему было непросто. Катя была находкой для нас, с Катей твой дед уже ничего не боялся. А с тобой… ох, Марья, да дед гордился бы тобой! Сколько раз он мечтал, что ты вот так выйдешь на подиум. А о том, что ты приумножишь капитал «Зималетто», мы даже не говорили. Это само собой разумелось, дорогая!
И эта изумленность ее сомнениями, эта высокобровая, полная достоинства надменность перед лицом любой невзгоды придавали внучке сил, смягчали проблему… И само собой (конечно, это была иллюзия, но она-то и была нужна) приходило решение.

…- Поедем в клуб, только вдвоем, - шепнул Рома и сжал ее локоть. До этого он дожидался со скучающим видом, когда отойдет Костя. Она повернулась к нему и медленно улыбнулась... На этот раз в глазах мелькнул бесенок - неизменный спутник их студенческих безумств. Хорошо хотя бы на время сбросить со своих покатых плеч взрослую жизнь - все, что именуется ответственностью; набросить спасительное легкое одеяние недомыслия, еще подслеповатой, всеобъемлющей веры в себя… Но, конечно, они будут вести себя разумно. Поедут в тихое элитное место, как и подобает дизайнеру известного модного дома, - хоть там как раз ее как дизайнера почти никто и не знает.
По пути в зал она взглянула на себя в зеркало. Платье - гладкое, обтягивающее - переливалось от серебристого цвета до темно-зеленого, как блестящая чешуя сказочного морского существа. К черту страхи! К черту сложные этические проблемы, женатых романтиков-альпинистов, с многомощным фонарем вторгающихся в душу, обыскивающих ее уголки, точно полицейский в поимке сбежавшего преступника… Придет время - сам найдется! Она поймет себя. Сейчас в это верилось безоговорочно. И с чувством вины и раскаяния она обняла маму, задержав объятия чуть дольше, чем следовало, чем вызвала еще бОльшую, чем обычно, тревогу в ее глазах. Эта тревога появлялась всегда, когда Марья собиралась слишком плотно соприкоснуться «со временем, с пространством»…
Не думая уже о родных, нетерпеливо заверив их, что она сама проследит за собой лучше всякой няньки и им незачем волноваться, она умчалась в гримерку - переодеваться. Осиротевшим островком поодаль от самых стойких, задержавшихся допоздна гостей стояла, глядя ей вслед, ее семья…

Приехав в клуб, глотнув его душного, насыщенного самыми разными, как восточный рынок, запахами воздуха, Марья вдруг поняла, что голодна, и только сейчас вспомнила, что обещала родителям ужинать с ними. Поколебавшись, она махнула рукой. Поужинают без нее; а она закажет себе сейчас кучу еды. В таких заведениях, как правило, кормили плохо, но здесь, в консервативном и пристойном «Старом Томасе», могли дать фору самому лучшему ресторану Москвы.
Рома притащил курицу в чем-то густом, остром и сладком, и маринованный салат, и даже картофель. Она все съела так, словно не ела неделю. Он удивленно смотрел на нее.
- Вот это поработала, - только и пробормотал.
- А как ты думаешь? Кофе, кофе, кофе… Мама уже прячет, когда приезжает.
- Ты не передумала? Не переедешь к ним?
- Пока нет. Надо привести себя в порядок.
- Это что-то новое?
- Не ревнуй… Это не новое, это глупое. И не в этом дело. Я так устала, Рома.
Он раздосадованно взглянул на нее.
- Я же звал тебя. Кемпинг высшего класса, озеро кристальной чистоты…
- Когда вы едете?
- Одиннадцатого. Еще есть время. Может, передумаешь.
- Может, и передумаю.
- И правда устала, - сказал он и улыбнулся.

Чуть позже он произнес:
- Возле Томаса стоит какой-то док и пялится на тебя.
- Пусть пялится, - дожевывая курицу, невозмутимо откликнулась Марья. Она даже не обернулась. - Сегодня можно. Такой день… Может, телевизор - его слабость и он развлекает себя просмотром светских новостей.
Она устроилась удобней, аккуратно вынула соломинку из бокала, положила ее на стол и, откинув назад голову, самозабвенно выпила коктейль. Роман наблюдал за ней. Потом снова посмотрел в сторону, туда, где у стойки с аппаратурой и десятком молоденьких диджеев доживал свой век хозяин клуба: старый музыкант, очень хороший предприниматель и преданный поклонник седого немецкого певца, по псевдониму которого и назвал когда-то свой клуб, а заодно и для себя у завсегдатаев получил прозвище.
- Вон тот, в чем-то очаровательно изумрудном (это случайно не твое творение?), поговорил с кем-то и опять смотрит сюда. Может, он следит за тобой? Что ты в Берлине наделала, мать? Сперла у Ван Клиффа и Арпельса килограмм их стекляшек?
- Восточноевропейские модные дома не могут себе позволить Ван Клиффа, балда. Они одевают своих моделей исключительно в драгоценности Картье.
Рома присвистнул.
- Неплохой вкус, - сказал он. - А я был худшего мнения о бюджете их коллекций.
- И был совершенно прав. Но если приобретать Сваровски или Беллини, можно вконец разориться. А если твои модели украшают Картье, ты повышаешься в цене во всех смыслах, даже если коллекция более чем заурядна. Ты не просто даешь людям понять, что есть другие ценности, ты заставляешь их поверить в это… Жалкий учителишка рисования, ты не имеешь представления даже об азах бизнеса!
- Это так, - вздохнул Рома. - Зато я знаю, что такое стихи. А для нашего времени это своеобразный Картье, согласись.
Она согласилась и, медленно поворачивая голову, стала оглядывать зал. За спиной старого Томаса, в тени у освещенной колонны стоял Игорь Весенин. Марье показалось, что она умерла. Она быстро повернула голову в сторону Романа: заметил ли он, как она умирает? Нет, он рассеянно смотрел на танцпол, пронизанный лучами света, как маленькими молниями, где в танце сплелась пара парочек, - вероятно, увидел знакомых. И тут же что-то пружинистое и нетерпеливое подняло Марью со стула и заставило пойти туда, к колонне. Если и умирать, то соблюдая приличия.
На нем был жуткий зеленый свитер. А глаза все те же. Они мягко улыбались ей. Она помедлила: может быть, близорукость, прежде не мешавшая, сейчас решила сыграть с ней злую шутку? Но нет, он не был взволнован. И она разозлилась на себя за свое собственное волнение. И змейка в ее глазах, подрагивая своим капюшоном, теперь угрожала уже ей самой - за слабость.
- Какая милая встреча. Откуда вы здесь?
Она не заметила, что мимолетная перемена ее настроения не укрылась от него, и не поняла, почему лицо его стало расстроенным.
- Я очень рад, Марья. Очень!.. - И другим тоном он ответил на ее вопрос: - Я жду Ольгу. Она должна спуститься - здесь наверху офис нашей бывшей конторы, вы не знали?
- Значит, вы в буквальном смысле спустились сюда с ваших гор… - Она оценивающе-насмешливо оглядывала его, словно в чем-то уличила. - Ну, а как же ваше бесповоротное решение? Ведь вы твердо решили переменить область деятельности… господин Весенин?
- Не все документы еще оформлены после гибели Володи, - спокойно ответил он, глядя ей в глаза. - Оля вынуждена этим заниматься.
Марья почувствовала, как ее шею и грудь заливает краска стыда.
- Извините меня, Игорь.
- Не надо извиняться, все в порядке. Ведь вы не знали.
Она помедлила.
- Володя… кто это?
- Олин брат. Он погиб, когда мы были на Хребте в последний раз.
Она смотрела на него, силясь уложить в голове то, что он сказал. Она знала еще в Берлине, что родители Ольги умерли давно. Значит, теперь никого, кроме Соломатина, у нее не осталось. Никого, кроме Соломатина, ее дяди, - и него. Игоря.
По взгляду Игоря она поняла, что угадала. Вот оно, то, что почувствовала умница Юлиана, ничего не знавшая о них: он был Ольге поддержкой. Другом. Возможно, он спас ее, совсем молоденькую еще девушку, когда ее брат погиб. Должно быть, страшный то был день. И Оля была там, в снегах, под которыми остался погребенным ее Володя. Она дышала с его смертью одним воздухом!
- Мы дружили, - пояснил Игорь. - Много лет ходили вместе. Потом Оля выросла, присоединилась к нам. Ну, а потом мы потеряли Володю.
- А у меня сегодня была презентация… - помолчав, задумчиво усмехнулась Марья.
- Я знаю.
Она подняла на него глаза.
- Я… я не хотела звонить.
- Я все знаю, облачко. Не надо ничего объяснять.
Ее сердце поднялось на цунами куда-то к горлу, качалось там на волнах - благодарности и еще чего-то безымянного. Ей вдруг захотелось сделать для него что-нибудь приятное.
- Вы хотели посидеть здесь? - взволнованно, горячо сказала она. - Пойдемте, Оля увидит нас, когда придет. - И, увидев, что он колеблется, не побоялась взять его за руку: - Игорь, ну пожалуйста. Я прошу тебя.
- Хорошо. - Но он остановил ее и поднес ее руку к щеке. - Мне нужно было видеть тебя. Я как-то переставал понимать, зачем люблю тебя, если не вижу. Но я больше не буду об этом говорить, - в ответ на ее испуганный взгляд обещал он, и их всё еще сплетенные руки опустились. - Не бойся, ты не должна бояться, когда я с тобой.
Она ничего не ответила, просто молча повела его к столику. Он приводил ее в замешательство, выбивал почву из-под ног. Она совершенно не знала, что ей думать о нем, что чувствовать. У них была возможность остаться наедине - сперва Рома ей в отместку пригласил танцевать какую-то знакомую девицу, затем - Ольгу, присоединившуюся к ним, - но Игорь и правда больше о своем чувстве не заговаривал.
И Марья не могла понять, радуется или тоскует, словно потеряла то, что не успела обрести.

_________________
Огонек


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 21 июл 2011, 18:56 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 окт 2007, 16:37
Сообщения: 9908
Откуда: Беларусь, г.Минск
3

Да, это была странная связь. Связь без слов и время от времени с такими словами, что им позавидовал бы Петрарка. Марья потом не могла вспомнить, когда, с какого дня эти более или менее продолжительные паузы превратились для нее в ожидание. Иногда мягкое, только слегка волнующее, иногда затихающее почти до полной рецессии. А иногда - мучительное. Свою крадущуюся на цыпочках тоску она никак не могла схватить за руку и остановить и приходила в себя, уже только поглощенная ею. И всякий раз, когда ожидание затягивалось, она теряла голову, обманывалась: он больше не любит ее, никогда не любил, он понял свою ошибку. И тогда Игорь снова называл ее облачком, Игорь спокойным и ласкающим взглядом смотрел на нее и говорил ей что-нибудь о своей любви. И это сочетание отрешенности и совершенной определенности предмета его чувств заводило новый виток ожидания, который уже нетерпеливо звенел цепями - предназначенными для нее - у стартовой черты.
Но она была влюблена и, значит, имела особое зрение и, как бы ее чувство ни ослепляло ее, постепенно поняла правду. Игорь погружался на дно жизни, на дно реальности, как аквалангист, в снаряжении своей любви. Наверху оставалось все то, что составляло жизнь, Оля, чувство теплоты и чувство долга, верность своим прежним выводам и гордость от соблюдения этой верности; во время же этих погружений, начало которым положила невинная встреча в самолете, не оставалось ничего, кроме цели, к которой он двигался, там, на дне.
Но однажды он заметил наконец, что та, к которой он спускался, стала нуждаться в этих погружениях. Это подействовало на него, как внезапно вторгнувшееся откуда-то из северных морей ледяное течение, как чьи-то сильные пальцы, неумолимо тянущие за волосы наверх. Мысли об Ольге не имели ничего общего с такой реакцией - просто потому, что ее не было вместе с ними там, под водой.
И новым для него, мучительным усилием, равного которому он не прикладывал ни к чему и никогда, включая те три часа, что ему однажды пришлось продержаться над ущельем, - он отказался от этих погружений. Конечно, это было не так уж умно, потому что поздно. Но он переживал это впервые, к тому же бывают опытные любовники, а опытные влюбленные - нет. Это всего лишь иллюзия. Сперва все идет «по плану» и ты чувствуешь себя защищенным, но в самый неожиданный момент низвергаешься в глубь веков и разум оказывается совершенно беспомощным. Во время своих погружений Игорь становился ребенком, который, поглотив и преобразив в самом себе окружающий мир, спешит его отразить - наивно уверенный, что миру это не может причинить вреда. Конечно, он понимал, что в тот вечер в Берлине перешагнул какую-то черту, следствием этого и было его безмолвие, пока они качались на пене волн. Но потом некая сила сбрасывала его вниз, и он опускался к своей любви, словно это было безусловное благо.
И все-таки он отказался от него. Встреч меньше не стало, но он был ровен, дружелюбен, всегда готов прийти на помощь - словом, был самым верным другом, и только… Марья, измученная слишком долгим бесплодным ожиданием, возненавидела его улыбку, его глаза, - но их совместных вечеров прекратить все не решалась. Глядя на посвежевшую, засиявшую новым светом - светом победы! - Олю, она убедилась, что та была из породы людей, которым важно вновь и вновь дотрагиваться до раны, чтобы убедиться, что она больше не болит. Марью это и приводило в ярость, и в то же время она жалела его жену. Оля была уверена в любимом, и это нелепое, неожиданное препятствие обескуражило ее. Растерянная, она делала то, что подсказывали ей ее чувства. В чем можно было ее обвинить?
Но и себя обвинить Марья не могла. Мерцающая пелена окутывала ее, с каждым его словом, с каждым движением рук, от которых она часто не могла отвести взгляд, - брал ли он со столика стакан, или протягивал ей зажигалку, или, хуже того, вкладывал протянутую ему Олину руку в свою. Выход был один: не видеть этих рук. И в конце концов хладнокровие, как часто бывало, из неведомых резервов ее существа пришло на помощь. Такие усилия были знакомы ей, она умела удержаться, даже если в этом иногда и не было смысла. Сейчас смысл был - напротив, бессмысленно тянуться к человеку, испытывая только боль. И при первом же случае она попробовала вырваться.
Весенины пригласили ее на охоту.
- Ку… куда? - засмеялась Марья.
- Ну, это только так называется… На самом деле еще не охота (слишком рано), только тренировка собак. Но и это не главное, - Оля тоже засмеялась. - На самом деле мужчины просто ненадолго выйдут с собаками за пределы площадки для барбекю, а потом вернутся и начнется настоящее празднество.
Так Марья узнала, что дядя Оли Эдуард Соломатин владел большим угодьем к юго-востоку от Москвы. В эту пору там начиналась натаска подружейных собак, с подсадным перепелом. В первый день, как и в день открытия сезона, приглашалось множество гостей, с барбекю, шашлыками, вином и приглашенными звездами.
Улыбаясь, Марья твердо покачала головой.
- Не смогу, Оля. И вообще, у меня сейчас много дел, мы не сможем уже так часто встречаться. До отпуска нужно закончить проклятый клип, предоставить отцу эскизы. Сразу по возвращении из отпусков мы обычно плотно занимаемся новой коллекцией, в сентябре она уже должна выйти. Это важно, и в этом сезоне - особенно, потому что, ты понимаешь, с каждым годом конкуренты все сильней наступают на пятки…
Обсуждая вчерашнюю кинопремьеру, они только что выпили кофе на втором этаже большого книжного магазина. И сейчас стояли уже внизу, посреди зала со стеллажами; Игорь, молчавший все это время и разглядывавший один из стеллажей, обернулся и смотрел на них. Марья это знала.
- Ну что ты, Марья. Это же всего один день. Потом ты сможешь без ущерба заняться своими делами. Дядя… дядя просил представить тебя ему.
- Твой дядя? Вы говорили с ним обо мне?
- Ну да, он же хочет заполучить «Зималетто» для показа. Теперь уже для показа осенней коллекции.
- Все еще хочет?.. Я думала, вы вправе сами решать подобные вопросы.
- Конечно. Но в этом вопросе мы согласны с дядей. - Оля снова улыбнулась.
Марья ощутила отрезвляющий и предостерегающий холодок. До этого их встречи диктовались исключительно дружескими соображениями, теперь примешивалась деловая нотка. Она подумала об отце. Возможно, он умолчал о том, что хотел бы провести показ в Центре моды. И она сейчас подчинит деловые интересы своим личным проблемам и тогда точно будет себя винить. Как все невпопад…
- Хорошо, я поеду, - сказала она и почувствовала, что Игорь отвернулся. Они с Олей подошли к нему, и он показал ей альбом, который рассматривал. Лучшее из произведений художников-дизайнеров за всю историю человечества, это был том из целой серии, большинство книг которого у Марьи уже было, но этот был о художниках одежды девятнадцатого века, издание, которое она нигде не могла найти. Она взяла у него книгу, книга поглотила ее внимание, и до конца вечера она о приглашении не вспоминала. Однако, прощаясь, Оля напомнила о нем. И ничего не оставалось, как подтвердить свое согласие.
Она вышла у своего дома из машины. Звездная ночь… А она любит человека, который никогда не будет ей принадлежать. Это недоразумение. Недоразумение! И помочь себе нельзя. Она уже пробовала. Уже просила Костю проводить с ней вечера, чтобы накормить голодную тоску - по такому, как Игорь, по всему тому, что он олицетворял.
Костя был похож на Игоря, но это был не Игорь. Не друзей же она заменяла себе, в конце концов. Она остро, как никогда, ощутила в тот вечер великое двоезвучие любви и больше брату сигналов SОS не подавала…
Аквариум был мягко освещен и, когда она входила в темную квартиру, светился тепло и призывно, словно маяк, пристанище, где она могла преклонить голову. Она обычно стояла у аквариума минуту-две, проводила пальцами по стеклу, смотрела на рыбок. За эти минуты упорядочивалась вся ее беспокойная начинка. Тогда она шла переодеваться и ужинать или, если ужин был вне дома, собираться, чтобы опять уйти.
Сегодня, войдя, она вздрогнула - у аквариума стояла мама и, не видя ее, точно так же водила пальцами по стеклу. За стеклом плавно поводили хвостами безразличные ко всему на свете рыбы. Услышав в просторной прихожей звуки, мама подняла голову и шагнула ей навстречу.
- Извини, что я без предупреждения… Но я проезжала мимо - подумала, может, ты освободишься пораньше, а я пока их покормлю.
- Очень хорошо сделала, - входя в комнату и целуя ее, сказала Марья. - Эти чудовища так прожорливы, что их можно кормить круглые сутки.
На самом деле она любила своих питомцев и была благодарна Юлиане, которая однажды привезла ей аквариум, когда она еще жила с родителями. Это был день ее рождения, чуть больше трех лет назад. А в этом году на свой день рождения, как раз перед поездкой в Берлин, когда город еще заваливало пухопадом тополей, она переехала. Не то чтобы совсем, но заимела отдельное жилище, «чтобы не мешать своей голове генерировать мусор».
- У тебя здесь так хорошо… - И тут же, без перехода: - Когда ты вернешься? - спросила мама.
- Когда-нибудь, - слишком небрежно ответила Марья и пошла обратно в прихожую - снимать туфли.
- А насчет Испании? Подумала?
- Неа, - от неожиданности честно откликнулась она. - Не было времени. Мам, да ты не волнуйся. Если что, я приеду в любое время.
Катя опустила глаза. Когда вновь подняла их, она улыбалась.
- Попьем чаю? Ча-аю, а не кофе, Маруся… Я привезла бабушкин торт.
Это был мирный вечер, и, если бы не Игорь, Марья была бы счастлива. Она любила вечера дома, одна или с родными, вот как сейчас. Она даже позволила себе приоткрыть дверцу, чуть-чуть, чтоб сквозняком лишнего не надуло. Мама, конечно, знала, что с ней что-то происходит, и Марья сказала вдруг, объясняя перемену в себе:
- А я люблю одного человека.
- Вот как. Прекрасно, Маруся! Кто он?
- Неважно, кто он, мам. Важно, что он женат. Все очень затасканно. Кто-то скажет - беда, а кто-то - материал для анекдотов.
В течение долгой минуты, глядя на нее, Катя пыталась разгладить лоб, но брови упорно сходились у переносицы.
- Что ты будешь делать?
- Не знаю. Постараюсь его забыть.
- А он? Он знает?
- Знает… - Марья усмехнулась. - С него-то все и началось! Если бы не он, не Берлин, не кафе, я бы, может, и не поняла, что люблю его. И потом… и потом он снова говорил, что любит меня.
- Он поступал нечестно.
- Он не знал об этом… и кому легче от того, что теперь и он знает? Мне лично от этого плохо. Лучше бы он и дальше не знал. Он отличается от других. Он такой, как Костя. Он чистый…
- Не совершай ошибки, хорошо? Тебе будет непросто с самой собой. Пока еще ничего не случилось… Он любит свою жену?
- Нет. - И Марья холодно посмотрела на Катю.
Та растерялась.
- Зачем же он женился?
- А зачем папа собирался жениться?.. Существует же куча объяснений-одежд. У того, что люди называют любовью, целый гардероб. Они выбирают какой-нибудь наряд, примеряют и делают вид, что одежда им впору… А на самом деле правда всего одна. Он дружил с ее братом, а брат погиб, - уже другим тоном добавила она. - И он чувствовал себя ответственным за нее. Родителей у нее нет. Только дядя, Соломатин, помнишь…
- Да, помню. Папа мне говорил, что хотел бы провести показ на Волхонке.
Марья кивнула, чуть не рассмеявшись. Она угадала. Жизнь продолжала играть с ней.
- Кстати, в субботу я еду в его загородный дом. Ради папы и согласилась. Он хотел бы познакомиться со мной.
- Что тебе там делать?
- У них там что-то вроде репетиции охоты, собак тренируют, что ли. Званое мероприятие, куча гостей. Весенины пригласили и меня.
Катя долго молчала. Она немного побледнела, когда Марья сказала ей об Игоре, и бледность все еще не прошла.
- Ты не должна ехать только из-за папы и «Зималетто». Это твоя жизнь, ты должна думать о себе.
- Но папа и «Зималетто» - это тоже моя жизнь, мама. И можно зайти с другой стороны: нехорошо позволять личным причинам управлять делом, бизнесом. Это ведь можно рассматривать и как потерю контроля.
Мама вдруг взяла ее руку, лежащую на столе. Ничего не говорила, только сидела, чуть глубже и чаще, чем обычно, дыша. Марья глядела на ее макушку и отчаянно любила ее. Когда она видела родителей порознь, она теряла претензии к ним. Иногда преступная мыслишка закрадывалась в голову: если бы они разошлись, она бы простила им свои несоответствия. Жалела бы их и даже пыталась бы помирить. Но их незачем было мирить. И им не из-за чего было «расходиться». И, подумав так, напомнив себе об этом, она всякий раз опять испытывала досаду…
Когда Катя ушла, она долго сидела в темноте, потом, когда музыка в наушничке плеера смолкла, все так же не включая света, откинула покрывало и забралась под одеяло. Небо, заглядывавшее в комнату, было полно звезд.

***

Этой ночью ей приснился сон, который она вспоминала в другую ночь - после поездки на дачу Соломатина - с ощущением какого-то нехорошего волшебства. То, что она увидела во сне, повторилось в точности, словно кто-то нашептал ей на ухо ее будущее. И так же, как днем позже, этим утром при пробуждении даже кончиками пальцев, которые тогда еще не знали губ Игоря, она чувствовала вину за самое свое существование. Впервые в жизни она мешала другому человеку, другой женщине. Угроза, опасность были безликими, но такими реальными, что почти осязаемыми, и Марья слышала их дыхание у своего лица.
Но между двумя этими ночами было еще и два дня, и, постаравшись выбросить из головы сон, в пятницу Марья отправилась к режиссеру своего клипа. Юлиана настояла на этом. Она и слышать не хотела о том, чтобы Марья бросила клип.
Она стояла за спиной у режиссера, смотрела, как мелькают на большом плоском экране кадры. Красивое лицо модели - тонкое, загадочное… Клип был сделан в черно-белом стиле, и лишь туфли на модели выделялись ярко-красным пятном. Удивительно, но главная идея, принадлежащая ей, работала: странным образом это красное пятно приковывало внимание не к себе, а к тому, что было выше: к платью. Менеджмент некой компании, проводивший собеседование по приему на работу, был сражен платьем, и у конкуренток героини клипа не осталось шансов.
Леня обернулся, взглянул на нее.
- Ну, что скажешь?
- Мне нравится, - подавленно сказала Марья.
- Ну, улыбнись тогда…
- Только после тебя.
- Мне не полагается улыбаться, - заявил Леня. Это и вправду был очень серьезный молодой человек. - Но ты представь, что сейчас я улыбаюсь. Мое выражение лица - это эквивалент.
- Это вроде как «здесь могла бы быть ваша реклама»?
- Угу, вроде…
- Чего-то не хватает, - немного погодя, еще раз посмотрев запись, сказала она. - Чего - не спрашивай. Не знаю.
Леня пожал плечами.
- Буду ждать, время еще есть. Если что, доснимем. Только поскорее, иначе мне не сдобровать. Твой отец мне звонил, - объяснил он в ответ на ее вопросительный взгляд.
Марья сердито вздохнула. Этого не хватало! Похоже, отец так и не понял перемены в ее статусе. И по дороге из студии ей пришлось заехать в «Зималетто» - до понедельника она уже не собиралась появляться там.
Холл был залит светом, она невольно зажмурилась и, открыв глаза, улыбнулась. Она любила «Зималетто», любила запах своего детства, неискоренимый никакими днями рождения, нанизываемыми друг на друга, как колечки детской пирамидки, пусть их даже будет сто. «Нет, сто не надо», - решила она, открывая дверь отцовского кабинета.
Андрей разговаривал по телефону. Услышав, что дверь открылась, обернулся и, договаривая, смотрел ей в глаза. Что-то в его собственном отражении, там, в ее глазах, его встревожило или он, как всегда, почувствовал Катино настроение, когда та вернулась от дочки (Марья знала, что мама не будет раньше времени разглашать то, что услышала и увидела в приоткрытую дверь), - но, договорив по телефону, отец спросил:
- У тебя все нормально?
- Абсолютно, папочка.
Она поцеловала его в щеку и встала коленом на стул - излюбленная поза с той самой поры, когда она смогла дотянуться коленом до сиденья стула. Таким образом, спинка всегда заслоняла ее от собеседников, своеобразный щит, неплохая защита.
Отец, как всегда, покосился на находящуюся под угрозой мебель, но, ничего не сказав, отошел на шаг. Они поговорили о презентации, о дефиле, о Шагинской, незаменимом кураторе, денно и нощно натаскивающей моделей, о том, когда Марья вернется домой, и о том, что ей необходимо приехать к родителям на побережье в Морайру, когда они будут в отпуске, - тема, конечно, неизбежная. Выждав время для приличия, Марья сказала:
- Пап, не звони Лене Самсонову. Не звони никому, с кем я работаю, если я могу это сделать сама.
Он пристально посмотрел на нее, на губах таяла улыбка.
- Маруся, ты о чем?
- Я не хочу, чтобы ты «помогал» мне, неужели не понятно? Люди смотрят на меня, как на маленькую девочку.
- Ты и есть маленькая девочка…
- Папа!
- Послушай меня, - спокойно сказал отец. - Когда-то я тоже не желал, чтобы мне «помогали». И в то же время умирал от желания, чтобы отец хотя бы посмотрел на меня, посмотрел дольше одной секунды, то есть - подумал обо мне. Боюсь, в его мыслях я занимал не больше места, чем вот этот Леня - в твоих. Я думаю о тебе. Я беспокоюсь о тебе. Это плохо?
- Это не плохо, - мягко сказала она. Отчего-то сердце защемило. - Это не может быть плохо, но… Но, пойми, люди толкуют все по-своему. У них другое зрение, они видят меня во мне взрослого человека, но, когда ты вмешиваешься, делают неверные выводы…
- Верные люди делают верные выводы, - отрезал отец. - А на неверных и внимания обращать не стоит. - Несмотря на заградительный щит из спинки стула, он приблизился к ней и ласково поднял ее лицо за подбородок: - Ну, что ты так переживаешь обо всем? Посмотри на Костю: он все понимает правильно, не сопротивляется…
- Костя сильнее меня, - сказала она и, внимательно следя за лицом отца, заметила, что оно и осунулось, и просветлело одновременно. К сыну он был гораздо требовательней и любил его по-другому, но не меньше ее.
- Вы оба сильные. Надо просто правильно распоряжаться этой силой, не тратить ее на пустяки вроде ложной скромности. И… только не тебе, Маруся, только не тебе!
Он сказал это с таким жаром, что она улыбнулась. Да, ее отец не даст развиться комплексам, его ежедневное восхищение неусыпно стоит на страже. В том, что касается внешности, это было лишним, она знала, что он красив, и знала, что похожа на него. А ее вера в себя… ну, дело ведь только в ней, в ней самой все вопросы и все ответы, надо только докопаться до них. А похвалы в таких вещах незаменимы, но только в том смысле, чтобы совсем уж духом не упасть.
Отец улыбнулся, и она улыбнулась, и убрала колено со стула, и в паре следующих фраз они уже решили пообедать вместе, чтоб обсудить стратегию поведения с Соломатиным, и Марья, наметившая на вторую половину дня несколько дел, с неожиданной легкостью отказалась от них. И задала себе извечный вопрос взрослеющего человека, так ли уж важна ее повседневная жизнь.

Очень светлая и лиричная, но при этом не лишенная жесткого драматизма история отношений ее родителей, в которой лишь кое-что было смягчено для детей, была известна ей. В каком-то смысле это была история возмездия, но не столько внешнего, сколько внутреннего - когда человек осознает свою вину полностью, так, что не остается ни одной лазейки, чтобы спрятаться, - и благодаря этому извлекает всего себя на свет. И у этой истории не было ничего общего с сериальными страстями, постоянно настигающими ее, их дочь. Хоть и было их всего две, эти «страсти». Владик банально бросил ее ради другой, Игорь банально струсил. И это было неизмеримо больней, чем первое: значит, от нее можно отказаться, любя ее. Муки совести, чувство долга… Скучно! И от этой скуки боль не меньше, вот что приводит в ярость больше всего.
В эту ночь она засыпала с легким сердцем, без сновидений, и поехала к Соломатину с твердым решением больше не видеться с Игорем.

Ее сон предыдущей ночи сперва никак не напоминал о себе. Пестрая толпа людей, разговорчивая Оля и, напротив, притихший Игорь… Они познакомили ее с Соломатиным - невысоким коренастым человеком под шестьдесят, с блеклыми глазами и блеклыми волосами, но острым взглядом и странной улыбкой в нем. Ружье в его руках и нетерпеливая легавая у ног дополняли образ. Сама Марья показалась ему строптивой обаятельной особой, с которой можно иметь дело и независимо от ее отца, с которым он был шапошно знаком. Марья почувствовала это, и большего желать было нельзя. Решительно и без особых колебаний она согласилась на предложение Соломатина, чем вызвала его отдельное одобрение.
А потом охотники ушли, и ее сон стал стремительно разворачиваться, как действо на театральной сцене, с неутомимостью самой жизни рвущееся к кульминации, а ей оставалось лишь, как зрителю, внимать ему. С самого начала Игорь, не участвовавший в охотничьем спектакле, как и несколько других мужчин, ушел с ними куда-то, и они с Олей, отбившись от назойливых дам из съехавшегося разношерстного общества, от нуворишей до ювелиров-часовщиков в пятом поколении, возобновивших семейное дело, как только сорок лет назад к частной собственности вновь был проявлен интерес, - отправились в подлесок, не входивший в охотничье угодье: приглушенные голоса охотников раздавались гораздо левей. Погуляв немного, обе почувствовали, что хотят пить, и вернулись к дому - длинному, широкому, чем-то напоминавшему казармы или монастырские строения: он имел даже внутренний двор. По лужайке, уставленной столами, бегали с шумом дети и сновали официантки, заканчивая последние приготовления перед обедом. Выпив морса, Оля сказала, что сходит в дом, и, когда Марья собиралась уже опуститься в плетеное кресло, чтобы просто полежать на воздухе в последнем получасе тишины, она увидела между деревьев мелькнувшее синее пятно - джинсовая куртка Игоря?.. Он был один. Пятно мелькнуло и пропало, лес был спокоен и тих. Стиснув руки (подаренное отцом на день рожденья кольцо впилось в ладонь), Марья опустилась на край кресла. Но тут же поднялась вновь. Это неприлично - он бросил их и один ходит по лесу.

Приблизившись, она увидела, что он стоит к ней спиной и гладит ладонью белый березовый ствол. У его ног в траве дымился, догорал окурок. Она почувствовала боль. Для него все в жизни было более-менее определенно, пока не появилась она. И если она и Ольга были растеряны, то он был растерян вдвое больше них.
- Игорь… - сказала она, еще не зная, что скажет.
Он обернулся, и его лицо поразило ее жесткостью, непримиримостью, и, как под порывом ветра, она склонила голову к плечу. И через минуту стояла уже, прислоненная к тому самому стволу, и уже знала, каково это - когда он целует ее не во сне, а на самом деле. Ему нужно было попросить у нее прощения… Ведь его непримиримость относилась к нему самому, но только не к ней.
Она, как могла, сдерживала дыхание, волосы растрепались. Игорь взял ее за руки и, снова прижавшись грудью к ее груди, поцеловал. Потом оставил ее руки и обнял голову, целовал волосы.
- Вот так, видишь. Нельзя молчать, облачко. Нужно говорить о том, что происходит. Решить…
- Если мы будем говорить, это ведь уже значит, что решили… - Чтобы отдышаться, она спрятала лицо, но теперь уже склонив голову на его плечо.
- Все будет хорошо. Я расскажу Ольге. Сегодня.
- Не смей. Ты больше меня никогда не увидишь.
- Почему? Ты не любишь меня?
- Да не будь же ты таким ребенком! Она тоже любит, ты не понимаешь?..
Она рванулась, раздраженная, оглушенная своим собственным неуместным состраданием, - и он отпустил ее. Но лицо его странно прояснилось, и она с подозрением смотрела на него. Игорь объяснил, даже не пытаясь скрыть своего торжества:
- Ты сказала «тоже»…
Она чуть ногой не топнула. Как можно быть таким оторванным от земли? И, словно в ответ на эти мысли и возражая ей, он добавил:
- Она все равно узнает. Потому что она должна знать. Я должен ей рассказать.
- Что? Что рассказать? Что ты собираешься ей изменить?
- Я уже изменил ей. Я изменяю ей каждую минуту.
Марья молчала. Где-то высоко в листве березы запела птица.
- Скажи мне только одно: я нужен тебе? - настойчиво, но уже спокойно спросил он.
Она, насупившись, посмотрела на него. С него все станется, вот прямо сейчас пойдет и всей этой расфуфыренной толпе заявит, что разводится с племянницей хозяина… До чего же я, оказывается, малодушна, вдруг подумала она. Ведь еще недавно я корила его за трусость. Откуда же во мне самой эта боязнь, эта соблазнительность компромисса, неужели человек рождается, заранее готовый к ежедневной полулжи? Ведь я должна боготворить его за его максимализм, ведь за этот максимализм я и полюбила его, - а теперь я боюсь его, он мне неприятен… И, дай мне волю, я тут же начну что-то менять, ломать, перестраивать… Но ведь это будет уже не он?
- Игорь, я люблю тебя, но не в этом сейчас дело. Дело в Оле и в ее чувствах. Да и в твоей жизни тоже. Что скажет Соломатин, ты подумал?.. - И, не давая ему ответить, она поспешно заключила: - Ладно, я приду. Завтра, в двенадцать, в Ботаническом саду…
Он взял ее руку и, уже не сдерживаясь, стал целовать пальцы.
- Я буду ждать тебя, - и так ей хотелось в эту минуту оборвать всю неопределенность, разом, чтобы были у них троих уже другие решения. Опередить, обмануть время… Но это длилось всего минуту.
Она еще подышала им, немного подержала лицо у его груди под полой куртки. Трусиха она или нет, есть ли трусость в сострадании - вот что ей хотелось решить. И для этого нужно было остаться одной.
Не дождавшись хозяина дома, она уехала.

_________________
Огонек


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 21 июл 2011, 19:00 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 окт 2007, 16:37
Сообщения: 9908
Откуда: Беларусь, г.Минск
:-) Ну, и вот напоследок еще Марья:

Изображение

А завтра будет Игорь. Спасибо Свете-Небратья!! :Rose: :Rose: :Rose:

_________________
Огонек


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 21 июл 2011, 19:23 
Не в сети
главная роза этого форума
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17 окт 2007, 21:36
Сообщения: 6104
жаль.. красивая , конечно, но я люблю читать и представлять лицо. и при каждом следующем прочтении может меняться. а тут так определенно....

_________________
Никакое моральное удовлетворение не может сравниться с аморальным.
Изображение
жизнь летит очень быстро


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 01:03 
Не в сети
Жадная до иллюзий
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 19 окт 2007, 23:29
Сообщения: 8516
Роза - 22, я даже испытываю некоторую неловкость оттого, что образы нового Наташиного произведения так увлекли меня, что быстро обрели конкретные очертания Изображение

Наташа, спасибо за новое многообещающее и тут же оправдывающее эти надежды начало!

Цитата:
- …я думаю, она винит нас в том, что мы не объяснили, не показали ей, что бывают другие отношения. Она выросла в убеждении, что будет любить, и ее будут любить, и это на всю жизнь. История с этим мальчиком показала ей, что это не так.

Получается, что история с Катей в чём-то повторяется. Хоть юная Катя сидела за "шторкой", спрятавшись сама от жизни и от себя, а Мария отчаянно смотрит жизни в глаза и себя ищет в ней, но они обе беззащитны перед тем, что "бывают другие отношения". И Катя это понимает. Потому и

Цитата:
вот уже несколько месяцев на лице ее Катюши, помимо естественной печали, появлялось странное выражение - с какой-то затаенной думой, с каким-то наблюдением, занимающим ее мысли


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 09:30 
Не в сети
Счастливая
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11 май 2010, 14:12
Сообщения: 33059
Откуда: Висагинас
Наташа, прости, что сразу не отозвалась. Вчера не сразу получилось прочитать, а потом уже не дали присесть к компьютеру.

Если честно, я сначала боялась даже начинать читать. Объясню. Я позже многих посмотрела сериал и моя любовь к Кате и Андрею еще настолько настоящего времени, что меня испугала цифра 30 лет (спустя). Я еще не готова читать о событиях, которые будут ПОСЛЕ Кати и Андрея. Но потом посчитала, что 30 лет не 60, и они еще, наверняка, живы и здоровы. Так и оказалось.
Спасибо тебе за их неумирающую любовь (это раз), за их Марью - очень живую, тонко чувствующую (это два), за юного Костика, в котором уже чувствуется стержень (это три). И конечно, за интригу, за сложную, очень жизненную ситуацию, в которую ты поставила дочку Ждановых. Думаю, она достойная дочь своих родителей и, пройдя через трудности, достигнет счастья и гармонии с собой и с внешним миром.
:Rose: :Rose: :Rose: :thank_you: :kissing_you:
Дальше жду. :oops:

_________________
Изображение Изображение Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 09:40 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 окт 2007, 16:37
Сообщения: 9908
Откуда: Беларусь, г.Минск
Роза - 22, так мы же ничего не навязываем, просто как вариант. Вы можете вообще совсем другую героиню себе представить. :D :friends:

Небратья писал(а):
Получается, что история с Катей в чём-то повторяется. Хоть юная Катя сидела за "шторкой", спрятавшись сама от жизни и от себя, а Мария отчаянно смотрит жизни в глаза и себя ищет в ней, но они обе беззащитны перед тем, что "бывают другие отношения".

:good: да, при всей разности матери и дочери их объединяет что-то главное. И вся последующая история это подтвердит.
Еще раз спасибо, Свет!

ja_imaka, Марин, не 30 лет прошло, а 25. Марье 23 года. :Wink:
А я же проводила опрос, "пойдет" ли эта тема у читателей. :D Поэтому и выложила здесь, а не в общем разделе. Это все же не совсем фанфик, больше оригинал. Но я рада, что ты прочитала. Спасибо. :friends:

_________________
Огонек


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 10:08 
Не в сети
Счастливая
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11 май 2010, 14:12
Сообщения: 33059
Откуда: Висагинас
natally писал(а):
Это все же не совсем фанфик, больше оригинал.

Я оригиналы уже тоже начала читать. Но твой связан с моими любимыми героями, поэтому я немного испугалась (сначала). :oops:
natally писал(а):
не 30 лет прошло, а 25. Марье 23 года.

Прости, это я перепутала (2030 год, а у меня в голове отложилось 30 лет :fool: )
natally писал(а):
Но я рада, что ты прочитала.

Мне понравилось. Хочу продолжение. :oops:

_________________
Изображение Изображение Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 10:26 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 окт 2007, 16:37
Сообщения: 9908
Откуда: Беларусь, г.Минск
ja_imaka писал(а):
Мне понравилось. Хочу продолжение.

будет :kissing_two:

Марин, а ты не читала "До времени молчавшая лоза" и "...И нет счастливей нас-2"? :-)

_________________
Огонек


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 10:27 
Не в сети
Мирная

Зарегистрирован: 07 янв 2008, 20:02
Сообщения: 9823
Как мноГА уже выложено, а еще больше обещано! :Yahoo!: Наташ, пока только скачала - твои творения нужно читать вдумчиво, бо сюжет и интриги в них, конечно, очень интересны, но главное, ИМХО, - твой неподражаемый язык :good: Ну и "флажки", конечно :grin:

Пока огромное спасибо за сам факт твоего появления, да еще с таким богатством :Rose: Как прочитаю - еще приду :friends:
natally писал(а):
"пойдет" ли эта тема у читателей
Еще как пойдет! Побежит, помчится, за собой утянет :grin:


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 11:09 
Не в сети
Счастливая
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11 май 2010, 14:12
Сообщения: 33059
Откуда: Висагинас
natally писал(а):
Марин, а ты не читала "До времени молчавшая лоза" и "...И нет счастливей нас-2"?

Читала, Наташ. Очень хорошие истории. Я не писала отзывов... даже не знаю, почему. Просто когда я их прочла, я еще не приобщилась к такому явлению, как написание отзывов о прочитанном. Сейчас и сама уже не знаю, чего я испугалась, когда шапку "Ключей Марии" увидела. Может, того, что Катя и Андрей не главные действующие в этой истории. Но я уже поняла, что зря боялась - они ведь есть, они рядом со своими детьми. И спасибо тебе за это. :Rose: :kissing_you:
Синара писал(а):
твои творения нужно читать вдумчиво

Еще вот почему не сразу отозвалась - тут дети мельтешили и не давали вникнуть, пришлось чтение отложить до того времени, как они уйдут спать. :-)

_________________
Изображение Изображение Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 11:30 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 окт 2007, 16:37
Сообщения: 9908
Откуда: Беларусь, г.Минск
Синара :Yahoo!:

Синара писал(а):
Ну и "флажки", конечно

Ой, это да. Без этого не могу прям. :grin:

Синара писал(а):
Наташ, пока только скачала - твои творения нужно читать вдумчиво

Да ясное дело, я в курсе, и главы еще большие, под десерт не прочитаешь. И я тоже просто очень рада видеть тебя! :friends:

Синара писал(а):
Как прочитаю - еще приду

Надеюсь, что время не зря на чтение потратится. Спасибо! :kissing_you: :Rose:

ja_imaka писал(а):
Сейчас и сама уже не знаю, чего я испугалась, когда шапку "Ключей Марии" увидела. Может, того, что Катя и Андрей не главные действующие в этой истории.

Ага, и пейринг другой, и заглавные герои... Но я рада, что опасения не оправдались. Спасибо, Марин. :friends:

_________________
Огонек


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 11:31 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 окт 2007, 16:37
Сообщения: 9908
Откуда: Беларусь, г.Минск
Наташа-Antonella, спасибо за размещение в Ленте! :thank_you: :friends:

_________________
Огонек


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 11:50 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 08 ноя 2010, 09:33
Сообщения: 2750
Прибежала на минуточку, только сказать привет. Прочитаю позже, отзовусь. а вобще-то

ja_imaka писал(а):
Если честно, я сначала боялась даже начинать читать. Объясню. Я позже многих посмотрела сериал и моя любовь к Кате и Андрею еще настолько настоящего времен


У меня та же история. Но, судя по постам, история получается очень интересная.

Я прочитала фанфики "До времени молчавшая лоза" и "...И нет счастливей нас-2" буквально недели 2-3 назад, во время поездки. Под впечатлениям от первого ходила очень долго.

Спасибо, Наташ.
:Rose:


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 14:28 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 28 окт 2009, 17:51
Сообщения: 1444
natally писал(а):
заглавную героиню мы видели только в последнем кадре

:-) И тогда она еще не была такой красавицей, судя по реакции всех, кроме ее родителей.
Наташа, спасибо! :Rose: Я очень рада, что мы вместе идем дальше, переносим, благодаря тебе любимые образы уже на следующее поколение Ждановых-Пушкаревых. Они совсем другие люди. Но вобрали в себя много от своих родителей, от обстановки, в которой они росли.
Мне очень нравится и близка Марья. Я понимаю пока все ее поступки, все мысли. И желаю ей счастья, о чем надеюсь прочитать в следующих главах.
Света, спасибо за образ Марьи! Я когда посмотрела в детстве "Три мушкетера", то уже не могла представлять Д'Артаньяном никого, кроме Боярского, хоть многие и критиковали этот образ. А тут у меня наоборот получилось. Я увидела ту, которую представляла. Но только более четко, не так размыто, как бывает в воображении. :thank_you:

_________________
"Разум дан человеку, чтобы он понял: жить одним разумом нельзя". Э.М. Ремарк


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 18:45 
Не в сети
Подозрительно спокойная Лиза
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 20 ноя 2007, 23:10
Сообщения: 10121
Откуда: Мой адрес: Очень Хрупкая Планета
Я здесь тихонечко в уголочке... :o
Наташа! :good: :Rose: :Rose: :Rose:

_________________
- А на той планете есть охотники?
- Нет.
- Как интересно! А куры там есть?
- Нет.
- Нет в мире совершенства! - вздохнул Лис... ( Антуан де Сент-Экзюпери)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 21:12 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 окт 2007, 16:37
Сообщения: 9908
Откуда: Беларусь, г.Минск
N_Eva писал(а):
Я прочитала фанфики "До времени молчавшая лоза" и "...И нет счастливей нас-2" буквально недели 2-3 назад, во время поездки.

:Rose: N_Eva, спасибо!

Наташа, Лиза, приветствую! :Yahoo!:

Dinina писал(а):
И тогда она еще не была такой красавицей, судя по реакции всех, кроме ее родителей.

Ну их, этих "всех", а вообще-то одного - Гаэтана... :o :grin:

Dinina писал(а):
Мне очень нравится и близка Марья. Я понимаю пока все ее поступки, все мысли.

:Rose: И я ее люблю очень. :secret:

Jelizawieta писал(а):
Я здесь тихонечко в уголочке...

Осматривайся, и жду... :Wink: :grin: :friends:

девочки, еще раз спасибо, что заглянули! Выложу еще; может, в выходные будет время и возможность, потихоньку почитаете. :friends:

_________________
Огонек


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 22 июл 2011, 21:12 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 окт 2007, 16:37
Сообщения: 9908
Откуда: Беларусь, г.Минск
4

Вид позолоченной лепнины, которая украшала высокий потолок в кабинете Соломатина и прежде вызывала у Игоря лишь обычную для него отрешенную иронию, отчего-то покоробил. Он принял эту безвкусицу как-то уж очень всерьез. Он отвернулся, но остановить взгляд здесь было не на чем: даже выражение лица его недавно испеченного родственника рождало ассоциацию с этой самой лепниной. Как символом всего, что было чуждо ему? Но с чего он это взял… Одно неприятное мгновение, одна секунда из тех, в которую как бы видишь больше, чем человек вообще способен увидеть. Но это же иллюзия. Игорь опустил глаза.
Соломатин кивнул на стол, приглашая выпить кофе. Секретарь только что поставила на стол поднос. Из вежливости Игорь взял в руки чашку, но не отпил ни глотка. В напитке темно-шоколадного цвета отражался потолок, но это была совсем не та смесь коричневого и золотистого, которая могла бы взволновать его. Соломатин пристально поглядел на него.
- Сколько тебе лет, Игорь?.. Прости, Оля говорила, но я никогда не запоминал.
- Двадцать девять.
- Еще пара лет - и люди будут удивленно поднимать брови, чуть больше разузнав о тебе. Тебе нужно заняться делом, настоящим, то, что ты делаешь сейчас, важно, но недостаточно для тебя. Это был разбег; может быть, стоит уже поговорить об основной дистанции?
И намек, которого он ждал давно, тоже вызвал отвращение. Значит, он не ошибся. После того, что случилось в его жизни вчера, он уже не мог даже заставлять себя думать о ней так, как думал позавчера. Изначальная смутная неприязнь к тому, что было связано с родом занятий родственника жены, вообще с бизнесом, переросла в явное отторжение. Рядом появился человек, самый нужный и важный, женщина, в которой только и был смысл. И Игорь не мог не думать о ней, не примерять все, что случалось с ним, к этой новой данности. Примерка делала предложения Соломатина не просто неприятными, она делала их отталкивающими. Но помимо вполне понятной несовместимости Соломатина и той, кого он любил, была еще какая-то причина. Какая - трудно сразу понять. При всей своей беспокойности Марья твердо стояла на ногах, она была, без сомнения, дитя времени. Причина была в нем самом - но связанная с нею.
Он ждал. Он знал, что последует дальше.
- Игорь, я хочу, чтобы со временем ты взял бизнес в свои руки. Я не вечен, а Ольга слишком хрупка. Ее удел - быть хорошей женой, отличной матерью. В свое время я рассчитывал на Владимира, очень рассчитывал, - его лицо темнело, - но жизнь… смерть распорядилась иначе.
Они помолчали.
- У меня много акций, вложенных в порядочные, надежные предприятия в Европе. Есть недвижимость во Франции, кое-какая за океаном. Я знаю, все это мало интересует людей, подобных вам двоим, одержимых совсем другим видением мира. Но я не обратился бы к тебе (как и не дал бы согласия на брак), если бы не чувствовал, что ты в силах взять на себя ответственность за будущее Ольги. Ты знаешь, как она мне дорога.
Соломатин склонил голову набок, бросил на Игоря свой колкий птичий взгляд. Игорь встретил его открыто: он виноват перед Ольгой, да, только Соломатин даже представить себе не может насколько. Так что же теперь прятать голову в песок? Куда там до этой вины какому-то бизнесу.
- Я понял вас, Эдуард Викторович. Спасибо за откровенность. Наверное, мне стоит подумать…
- Думай. Думай, Игорек. Какие здесь могут быть сроки! Я не тренер, чтобы стоять над тобой с секундомером. - Соломатин подошел к нему и положил тяжелую руку на плечо. На пальце тускло блестело большое квадратное кольцо. - Со временем ты станешь очень неплохим бизнесменом. - И он улыбнулся, заставив вспомнить о протезисте. Кольцо, зубы и даже потолок - все здесь было золотым. Какая насмешка.

На улице накрапывал дождь. Игорь постоял немного… Огляделся по сторонам и, подняв воротник куртки, словно уходя от невидимой слежки, быстро пошел к машине. Стоило уйти оттуда, подумать о Марье, - кроме ожидания, в нем не осталось ничего. Потом, после, он сможет думать об этом разговоре. Осадок поднимется со дна. А пока - кристально чистый напиток: ожидание. И этот напиток, в отличие от кофе Соломатина, он будет пить жадно, словно многолетнюю жажду утолять.
Он виноват, но он не чувствует вины. Словно в том месте, где совесть распахивает в человеке свои жесткие целительные врата, наложен густой слой гепаринового геля, спасавшего его колени в горах. После жжения колени немели, и боль застывала в сгустке обработанной мышцы, как в цементном растворе.
Марья ждала его на том же месте, откуда вчера начался отсчет их второй жизни… Им не удалось вчера поговорить. Их влекло к цели - одной на двоих, словно два упавших с разных деревьев и затерянных в космосе желтых листа, которые, вместо того, чтобы, так и не встретившись, умереть на земле, остались жить, парить, подчиняясь теперь одному, общему, строго определенному пути. Они сдвоились, объединились и выжили. Они опомнились, только когда уже все закончилось - и началось.
И, может быть, потому, что в этот первый день цель их была неизмеримо больше, чем просто запыленная, давно не знавшая человеческого присутствия спальня в холостяцкой квартире Игоря, все, что произошло там в этот день, обоим запомнилось плохо. Стремительно теплеющий от их объятий сумрак - шторы были задернуты, - Марьин ставший вдруг хрипловатым шепот, быстрые, жадные, отчаянные руки - вот что Игорь мог вспомнить сейчас. Он только знал, что это начало. Ему ли было не знать? Его жизнь сорвалась в ущелье. Сорвалась, но всё тем же волшебством (благословенным? роковым?), к которому он уже начал привыкать, попала на вершину вершин и ловила там первые солнечные лучи.

Сегодня уже должно быть по-другому… И, взглянув в Марьины глаза - черную пропасть с дном, выстланным золотыми цветами, - он понял, что она чувствует то же самое. Он обнял ее за плечи, когда они шли к машине, чтобы поддержать. Она едва не плакала - от нетерпения, растерянности, всего того, что означала их короткая разлука и их новая встреча.
Он знал, что нельзя спрашивать, боится ли она. В ней сочетались и внезапная теплая откровенность, и заносчивость, - обычное свойство добрых, но обнаженных, ранимых людей. Да он и знал, что она боится. И это сознание придавало ему самому мужества.
- Ну? Ты все еще любишь меня? - Она улыбалась, храбро, но губы ее дрожали. Усевшись в машину, она повернулась к нему.
- Ты же знаешь, я буду любить тебя вечно, облачко.
- Вечно не бывает! Хотя бы чуть-чуть…
Он вздохнул и завел двигатель.
- Это чуть-чуть не бывает. Но скептики-оракулы очень не любят говорить о своих неудачах.

Утром у нее сломалась машина. Она отвезла ее в сервис - отец позвонил, чтобы ускорить дело, но это не помогло. Поломка была серьезной, требовалось несколько дней. «Ну, и к лучшему, - подумала Марья. - Все равно мы не смогли бы ехать на разных машинах». И задумалась, вспоминая, как вчера поздно вечером Игорь привез ее к Ботаническому саду - чтобы она забрала свою машину, оставленную там в двенадцать часов - час их встречи… Она пересела, и какое-то время он ехал за ней, но потом на перекрестке свернул и поехал... ну, куда-то поехал, надо же ему где-то провести ночь.
Теперь она бежала от мыслей. Желание разобраться разбилось вдребезги вчера, когда их понесло к общему берегу - или в открытое море. Но вместе. Ничего она не решила. Она избрала единственный возможный путь: не думать и не говорить о том, что разъединяло их - как будто их ничего не разъединяло.
…Сегодня, когда они снова получили то, в существовании чего после первого раза сомневались, волнение улеглось. И солнце светило сквозь прозрачную нежную сеть облаков. Обнаженная, Марья лежала на крыше, куда вела застекленная дверь из спальни квартиры на двенадцатом этаже, в которой давно никто не жил.
Игорь вошел с полотенцем в руках и, поглядев немного на нее сверху вниз, отбросил полотенце и лег рядом. Широко открытыми глазами, в которых была неприязнь, Марья смотрела в небо.
- Почему сейчас не зима? Почему вокруг нет бесконечной тьмы, в которую упало бы все, кроме нас с тобой? И горела бы одна-единственная свечечка. Нам хватило бы свечи?
- Хватило бы… Ты хочешь спрятаться?
- Да. Это плохо?
- Ты хочешь быть только со мной - это хорошо, конечно. Но с другой стороны, ты не хочешь, чтобы я показал тебя миру… не хочешь показаться миру со мной.
- Ты ошибаешься, и все-таки я открою тебе один секрет: мы с тобой больше мира, - сказала она, натягивая на него и себя плед, натягивая с головой, и очень скоро под пледом стало жарко; может быть, это был жар от той самой свечи.
Потом они опять лежали на спине, рядом. Он вплел свои пальцы между ее пальцами и, подняв руку на локте, рассматривал их на свету.
- Ты любила его?
- Думала, что любила… А теперь думаю, что это был просто эгоизм и чувство собственности. Вещей, которых нельзя прощать, совсем мало. Все остальное - пигмалионизм. Ты превращаешь живого человека, который дышит рядом, в куклу и начинаешь его «переодевать». Но это любовь к себе, к своим усилиям и мечтам, а не к человеку.
- Откуда ты все это знаешь, облачко? Ты говоришь очень уверенно.
- Я рисую, ты забыл? Я очень многое знаю о тенях и свете. А ты во всем сомневаешься?
Он ответил не сразу.
- Теперь - да… Я думал, что уже многое понял, но сейчас понимаю только то, что ничего не понимал.
- Это все из-за твоей цельности… А ведь это нормально - в течение жизни менять свои убеждения. Если, конечно, ты не живешь в пещере или в монастыре.
- Я люблю тебя… - Он развернулся, улыбаясь, прижал ее к себе, крепко, крепко.
- Я говорю глупости?
- Нет… Ты говоришь мудрости… Но, может быть, именно в пещере или в монастыре убеждения изменятся так быстро, что этого можно даже не заметить.
- А если чего-то не замечаешь - этого как бы и нет, да?
- Да, - ответил он, и по его лицу пробежала тень. - Это самое плохое, что может случиться. Я ненавижу это. Я ненавижу врать себе.
И в плавном, словно вместе с пледом окутывающем их и крепнущем слиянии вдруг появилось напряжение. Ощущение, что вот-вот порвется нить… Но без таких мгновений она не была бы так ценна, эта нить.
- Это может быть и не ложь, а всего лишь заблуждение, - быстро сказала Марья, целуя его в лоб и вскакивая. Игорь удивленно улыбался, лежа и глядя на нее снизу.
- Что с тобой? Ты уже поняла, что мы - это заблуждение?
Порывисто, так же, как вскочила, она наклонилась и прижала пальцы к его губам.
- Я еще и суеверная. И я боюсь таких шуток.
Он поцеловал ее пальцы.
- Ты боишься, что все произошло слишком быстро и то, что мы говорим друг другу, может оказаться неправдой?
Она выпрямилась и задумчиво поглядела на него.
- Это твои мысли, правда?
- Да, - ответил он, не боясь, что она поймет его неправильно.
И она покачала головой.
- За меня можешь не беспокоиться. Ты пророс в меня куда-то очень глубоко, и потом, если не можешь не говорить «люблю», разве это может быть неправдой?.. Но я боюсь того, что я - это единственное убеждение, которое тебя что-то заставило изменить. И больше поблажек не будет. - Но выражение ее лица все же изменилось, словно некая волна смыла с него озабоченность: - Раз сейчас не зима, раз больше не идет дождь и раз мы оба не хотим оставаться в пещере - мы поедем смотреть закат. Это, я надеюсь, совсем безопасно для убеждений? И все будет…
- …все будет, - поднимаясь и целуя ее, сказал он.

И все было. Давленая черешня, пятна которой темнели на пледе, брошенном ими на траву; сбивчивые возвращения к тем, кого они думали, что любили, к себе прежним, и обратно, к самим себе; легкий, сладостный пинг-понг философскими глупостями, раз за разом убеждающий в том, почему они с первой секунды интересовали друг друга. Обоим нестерпимо не хватало того, что в избытке имелось в другом, и, хоть они и не могли примерить это непосредственно на себя, испытывали острое наслаждение от близости этого.
По дороге назад, когда снова припустил дождь и улицы потемнели, Марья неожиданно попросила:
- Останови у метро. Я выйду.
Игорь с беспокойством посмотрел на нее.
- Не пугайся. - Она попыталась сжать его руку и улыбнулась, настолько ее пальцы были слабы - она все отдала ему. - Я просто хочу проехаться в метро. Почувствовать свои новые руки, ноги, всю себя. Ну, просто блажь. А завтра мы встретимся.
- Ты говоришь правду?
- Я не собираюсь врать тебе. Никогда. Иначе ни в чем нет смысла. Ты должен понять: я просто хочу пройтись домой пешком. Я бы сделала это с тобой, но тебя ждут дома.
Ничего не ответив, он перестроился в крайнюю правую полосу. Он ее и понимал, и не понимал. Для него невыносимо было думать, что они потеряют целый вечер, а она запросто отказывалась от лишних минут. Они потеряют целый вечер. И целую ночь. И еще много вечеров и ночей, потому что она запрещает предпринимать что-либо, чтобы это было не так. Теперь уже слепотой, молчанием запрещает. Полным игнорированием счастливой беды, постигшей их… Выводы делать было рано, но, кажется, он понял, в чем состояла ее новая тактика: никакой тактики вовсе не иметь. И это, как он и сказал ей, было самым худшим из того, что могло быть.
Но он жалел ее, щадил! Никогда он не пошел бы против нее, не допустил бы резкости, чего-то, что могло бы ей сделать больно. Какое там больно! Он поцеловал ее на прощание, задержав губы в уголке ее рта, словно ставя маленькую нежную печать: завтра. У него дома. В три. Она уже будет с машиной…
Он сидел, смотрел, как в сгущающемся сумраке его высокая черноволосая девочка спускается в метро. И, едва она пропала из виду, на стекла машины упали первые капли ливня. Через минуту за окнами уже хлестало и бушевало. Игорь не уезжал. Он вспоминал такой же день, какой-то месяц назад, когда он отдавал себе отчет в преступности того, что чувствовал; когда он выходил из машины под ливень, потому что обязан был убежать от себя. Потом все подевалось куда-то… Он перестал чувствовать себя обязанным и только чувствовал себя счастливым.
Он вынул сигарету из пачки и закурил. Поглядел себе в глаза в зеркале заднего вида и, вдруг проговорив негромко: «Ма-рья…», - сидел и улыбался, глядя в слепое лобовое стекло. Как она доберется домой? Как маленькая, глупышка… Но догонять ее, встречать у дома не было смысла - она прогонит его, она хотела побыть одна. «Тебя ждут дома» - он знал, что она говорила не о конкретном, сегодняшнем вечере. Пока его ждут дома, она не хочет, чтобы он ее провожал.
Он ехал домой, к Оле. И вновь он не чувствовал вины. Обдумывал разговор с Соломатиным, возможную реакцию Оли на дядину откровенность, неожиданную для нее. Своими соображениями о ее дяде он с ней не делился…
Марьи не было в этих мыслях, потому что, он понимал, это были не его мысли. Чем меньше оставалось дороги, тем больше он превращался в себя прежнего. Защитная реакция? Но к чему тогда прикрепить несвойственное ему ранее острое отвращение к кабинету Соломатина? И не ожидает ли его отвращение стократ более страшное, когда он приедет домой? Вчера он вернулся поздно, очень поздно, и Оля уже спала. А сейчас нет и девяти.
А если нет - то как это оправдать?
Где он настоящий и радоваться ли раздвоению - хотелось бы ему понять. Пока еще хотелось… Но, может быть, и он со временем соблазнится слепотой и не только чувство вины, но и вся территория беды покроется для него спасительной изморосью, под которой - нагноение...

***

Марья спустилась в метро, купила карточку, прошла через турникеты. На платформе было прохладно и сыро, пахло землей, словно в плотном слое гранита, которым были отделаны стены станции, где-то пробита брешь и ароматы летних, промоченных дождями земли и травы проникали сюда. Людей было не много, но все они не понимали, что с ней стряслось, они были незрячи и глухи. И к чувству легкого сожаления примешивалось ликование, словно ей удалось уйти от погони, выйти сухой из воды.
Она сидела на кожаном диване в вагоне, опустив голову, и кто-то окликнул ее. В почти пустой вагон вошла Лина Белова, ее однокашница; Марья не видела ее несколько месяцев, в последний раз - на именной выставке Лины, сильной художницы, еще в академии выставлявшейся в солидных галереях. И, хоть Марье и не хотелось никого видеть, азарт зашевелился внутри - почему бы не проверить, неужели совсем-совсем никто не почувствует?
Лина щебетала, рассказывая о своем, тут же перебивая себя и расспрашивая ее, и тут же снова перебивая и не давая ответить. Все, что поняла Марья, - Лина восхищена ее новой коллекцией, релизы которой уже разосланы по всем заинтересованным фирмам, и не прочь побывать на следующем показе. На правах давней подруги… С лукавой улыбкой Белова ожидала ответа.
- Конечно. Приходи. Я всегда буду рада тебя видеть.
- А Костя? Как он?
Марья посмотрела на нее. Появилось чувство, что разговор и был затеян ради этого. У нее давно было подозрение, что Лина неровно дышит к ее брату. Забавно, конечно…
- Хорошо, - весело, желая понаблюдать, что будет дальше, ответила она. - Сдал сессию экстерном, едет во Францию: магистрат Сорбонны пригласил его слушателем на курс лекций.
- Во Францию? В Париж? - и, как ни старалась Лина придать своему лицу и голосу небрежный вид, и то и другое было слишком серьезным. Она задавала непраздный для себя вопрос... Марья едва не улыбнулась, созерцая эти усилия. Забавно и трогательно. Но каких непохожестей порой тянет друг к другу…
- В Париж… Ты тоже в Европу собираешься? Или спрашиваешь просто так?
Лина опустила глаза и, помедлив, чтобы они обе могли сделать вид, что вопрос утонул, сказала:
- А ты… ты какая-то другая, Марьяша. Тихая какая-то, что ли. Новая должность обязывает, да? Это уже не к папе с мамой на работу на показы ездить?
Марья снисходительно посмотрела на нее. Ее тайна, сверкнув дразняще одной гранью, осталась при ней.
- Да, - ответила она. - Это уже не к папе с мамой ездить…
Напоследок Лина еще спросила о Надюше, и тут уж Марья покраснела без дураков. Вина все-таки пробила броню, в которую счастье одело сердце: она не видела подружку, с которой когда-то не расставалась, несколько недель. По ее приезде из Берлина они посидели немного в кафе. Надя печальным любящим взглядом разглядывала ее. Рана от окончания самого счастливого этапа в жизни - окончания ими академии - для нее так и не затянулась, к тому же она видела, как быстро меняется, взрослеет Марья. Надя работала в небольшой фирме компьютерным дизайнером. Они были разными и потому дорожили друг другом; как и Игорь, Надя чем-то напоминала Марье Костика. Но ближе к пятому курсу Марью завертела карусель совсем другой компании, вот Ромка и Лина Белова были оттуда… Она позвонит ей, обязательно позвонит! Как и Косте. Немыслимо было бы сейчас их увидеть. Сейчас - это только таких, как Лина, или вот Ляля Бейлис, например, - такие же отчаянные головы, как она сама. С ними рядом не так страшно от своего поступка. А рядом с Надюшей или Костей сразу начнут сами собой задаваться вопросы… Мама - единственная из этого мира, кто мог бы и помочь ей, и не причинить, хоть и невольно, боль.
Но и с матерью она делиться сейчас не будет. Она знает: раздражение, которого она не хочет, с которым не согласна, - все же неминуемо. Что может о сложной любви знать женщина, не то что классику - фотографию, - а даже оставшуюся без пары перчатку которой муж держит в ящике стола? Марья помнила, как поразило ее это открытие, она долго стояла у стола в отцовском кабинете и глядела, не отрываясь, на перчатку. Она сказала ей больше, чем минуты и часы, когда она видела родителей вместе. Что вообще счастье может знать о жизни?.. И сознание несправедливости всех этих обвинений ничуть не помешает обвинить. Надо остыть. Надо и себя почувствовать счастливой - но не так, как сейчас, а еще и на земле. Надежно счастливой…
Она вошла в квартиру, послушала автоответчик и только после этого включила телефон. Еще подъезжая утром на такси к Ботаническому саду, она выключила его. Мама спрашивала, не попала ли она под ливень - ведь она без машины; Костя просто попросил перезвонить; обиженный Гладышев чересчур равнодушным голосом спрашивал, когда они встретятся. Еще была Юлиана с настойчивым напоминанием о клипе, но это сейчас и вовсе было ни к чему…
Марья приняла душ и переоделась; снова войдя в комнату, подошла к низкому стеклянному столу (по вечерам при желании он освещался снизу, заменяя собой лампу или торшер), сгребла журналы, альманахи, альбомы с рисунками, сунула на полочку под столешницей и села с ногами на диван. Ни музыка, ни видео - ничто не интересовало сейчас. Нужно было только, чтобы в ванной шумела вода, чтобы Игорь, капнув немного ароматного геля на ладонь, растирал под душем свое большое тренированное тело, - но никого не было.
Она наклонилась и включила под столешницей свет. Зеленоватые искорки мерцающим шатром накрыли стол. Казалось бы, чего проще? Позвони и скажи «да». Он поймет, о чем ты, потому что он этого ждет. Ты одна и ты страдаешь? Но ты ничего не знаешь о страдании вдвоем.
Она вздрогнула, взгляд, в котором отражался зеленый свет, впитывавший в себя темноту комнаты, застыл. А если нет? Если он не будет страдать? Как устроены рецепторы у людей, которые только что вернулись из другой жизни? Возможно, великий двигатель жизни - приспособленчество - на биологическом уровне работает и здесь?
- Не уходи… не уходи… - прошептала она. Никто не отвечал. Ей казалось - мир уже отвернулся от нее, он навалился на нее и хочет выдавить из себя. Она лишняя. Но, если Игорю так будет легче, она должна благословить его временный уход. От самого себя! Это чудовищно…
Внезапно она подумала об отце. Отцу было бы стыдно за нее. Он всегда считал ее бесстрашной, все, кто знал ее, считали ее смело глядящей жизни в лицо. Откуда же эта половинчатость, желание спрятаться за спасительной маской, убежденность, что лицемерие безопаснее правды?
Но если бы Оля была смертельно больна, скрыть это от нее не было бы лицемерием. А если бы и было, то воистину спасительным. Сказать - это значило бы самим убить ее. Сказать… Ее отец когда-то обманывал маму. Он бы и рад был уже рассказать, но щадил… ее или себя - себя или ее - кого больше?
…Она ушла на свой любимый продавленный диван в мастерскую и музыку включила погромче. Легче будет засыпать. Может быть, во сне он вернется.

***

- Да, дядя Эдик. Да, смогу. Поняла. До завтра, дядя Эдик.
Рукой, в которой был зажат мобильный, Оля оперлась на край ванны и подняла к зеркалу глаза. Юное растерянное лицо, еще с припухшими веками и губами, было в красных пятнах: слезы, холодная вода, снова слезы. И вот напоследок, в качестве холодной воды, - звонок дяди, брата мамы, с самой ее смерти опекавшего ее и Володю. Он напоминал Оле птицу - сокола: близок с племянниками так и не стал, потому что не умел сближаться, но следил за ними зорко. Что не помешало судьбе расхохотаться прямо в его гордое, холодное лицо. Он мог многое в жизни, но кое-чего не мог.
Оля вновь включила воду, плескала на щеки, губы, нос. Запах чужой, зрелой любви не просто щекотал ноздри, он въедался в нежную, не ожидавшую вторжения кожу, сдающие свои позиции клетки отчаянно боролись с ним, и она чувствовала боль. Она точно знала: это была не ее любовь. Их с Игорем любовь пахла нежностью и весной, она была голубого, зеленого цвета, как эдельвейсы в предгорьях, и имела легкие шаги. Чужая любовь, которую сегодня принес с собой Игорь, раздавила ее поступью пушкинского Командора…
Она почувствовала приближение этих шагов еще вчера ночью, когда проснулась, чтобы выпить воды. Случайно взгляд остановился на спящем муже: брови были нахмурены до резких складок на лбу, губы плотно сомкнуты, так плотно, что даже подрагивали от напряжения, - но руки были неожиданно мягки и расслабленны, и полны какой-то внутренней энергии, казалось, что ими, неподвижными, он гладит что-то …
Это выражение страдания, смешанного со счастьем, приковало к себе Олин взгляд. «Плохой сон», - подумала Оля, но Игорь лежал неподвижно и будить она его не стала. Еще и потому, что испугалась: он показался ей бесконечно далеким, таким, каким она могла его увидеть в своем собственном кошмарном сне. Они были женаты год, и в течение года Оля не раз просыпалась, чтобы выпить воды. Но Игорь всегда оставался с нею.
А вчера ночью ушел. И утром она специально дожидалась его пробуждения, опаздывая в университет. Ее страх отступил, когда она увидела такую знакомую улыбку в его голубых глазах.
Он ездил по делам, потом разговаривал с дядей, потом снова по делам и вернулся не поздно, и она была так рада! Глаза его все так же знакомо улыбались. А потом консьержка принесла чистое постельное белье - они отдавали его в стирку, - и Игорь пошел открывать дверь, и внес сумку с бельем в спальню, и, когда Оля вошла, случайно увидела его лицо, когда он ее еще не видел. Это была все та же печать безграничного счастья и безграничного страдания. И вообще, дальше него от нее в эту минуту были только белые бледные звезды, проступившие на уставшем от резких перемен погоды небе этого лета. Оля так растерялась, что присела на постель и сразу сказала:
- У тебя что-то случилось. Лучше скажи сейчас.
И она знала, что сейчас он, хоть и колеблясь, откроется ей. Так было всегда, когда она замечала тревогу, - ведь иногда была и небезоблачной их жизнь. Облачка набегали, но какая это была малость по сравнению с ними, с их дружбой и любовью! И она уже приготовилась улыбнуться беспечно и позвать его в кафе-мороженое, чтобы подсластить эти таки-ие важные, таки-ие трудные неприятности, - но он не нахмурился, не отвел глаза, а улыбнулся и сказал:
- Что может случиться, малыш? Все великолепно, - и она увидела, как некая темная пелена опускается на его глаза, и вот тут-то ей и почудилось, что стальной сапог лег ей на грудь.
Он солгал… Ей… В первый раз.
Даже когда Володю несли на носилках по маршруту к лагерю - за какой-то час от ненастья, вызванного лавиной, не осталось и следа и даже пели птицы, - и ей всячески, идя на разные ухищрения, пытались соврать, что он ранен, - даже тогда она узнала правду, стоило Игорю появиться в палатке. И все умолкли, поняв, что лжи не место в этих отношениях. Всем по душе была трогательная опека над девушкой друга ее брата. И всем понятно было, что дикарству Игоря Весенина пришел конец, - годом раньше, годом позже…
Ей тоже все было понятно. До того момента, когда она впервые заметила его взгляд на чужую женщину - при ней он никогда ни на кого так не смотрел. Интуиция подсказала ей: она должна помочь ему. Ему необходимо проверить самого себя. Мама когда-то говорила ей, маленькой, завязывая на заплетенной из косичек плотной «корзинке» розовый бант: «В жизни всякое бывает…» Оле очень нравилась эта таинственная фраза и, нацепив на себя глубокомысленный вид, она изрекала ее подругам - самым близким, конечно, Галочке и Юле, которым доверяла, с которыми не стеснялась. И неизменно производила впечатление. Но в первую очередь слова матери, конечно, производили впечатление на нее - и пришли на помощь, едва она почуяла впервые дыхание этой самой «жизни». И мысленно поблагодарила маму, когда все произошло, как она и думала: вернувшись из кафе, куда она отправила его с Марьей, Игорь остался с ней и с самим собой. И, получив прививку, уже знал, что в следующий раз у него хватит силы.
Если и были за тот период, что они тесно общались с Марьей в Москве, какие-то тревожные знаки - Оля их старалась не замечать. Считала ниже достоинства. Тот вечер в Берлине, когда Игорь рано вернулся в отель, успокоил ее как-то очень надежно. Она заново гордилась своим принцем… И вот - проснулась, чтобы выпить воды, а потом он стоял посреди их спальни, далекий и полный враждебного им двоим тепла, и впервые в жизни солгал ей.

Спасая ее, позвонила Люба Кравцова, и, ступая легко и беззвучно, она ушла в ванную, чтобы (как она сказала Игорю) перебрать грязное белье. Закрыв дверь, глотала слезы и поспешила поскорее закончить разговор. Но, когда, наклонившись, подставила лицо холодным струям, раздался еще один звонок - от дяди, - и он-то неожиданно и вернул ей равновесие.
«Это все е-рун-да! - выключив воду и продолжая глядеть на себя в зеркало, подумала она. - Он любит только меня. Про него все так и говорили: однолюб… Природа такая… А в жизни… в жизни всякое бывает».
И в спальню она вернулась, полная решимости не дать себя сломить и ее гордости за мужа не растоптать. И Игорь помог ей: был прежним, передал ей дословно разговор с Соломатиным, и они даже посмеялись над тем, что дядя, сто раз проверивший о женихе все сведения, прежде чем дать согласие на брак, никак не может запомнить его возраста. Оля тайком выпила таблетку снотворного, но до начала его действия еще было время, и она подошла, обхватила руками за шею, обняла Игоря. Его губы еще не согрелись после того, как под ливнем он возвращался домой, и холодными губами он поцеловал ее в лоб. Словно она была его сестрой! Оля почувствовала, как в ней вдруг оживают, закипают, обрастают руслами и обрывистыми берегами какие-то темные течения, о существовании которых в себе она ничего не знала. Но она взяла себя в руки, легла в постель и, пожелав спокойной ночи, отвернулась к окну.
Спала крепко и ни разу за ночь не проснулась…

_________________
Огонек


Вернуться к началу
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 180 ]  На страницу 1, 2, 3, 4, 5 ... 9  След.

Часовой пояс: UTC + 4 часа


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения

Найти:
Перейти:  
Powered by Forumenko © 2006–2014
Русская поддержка phpBB