Спектакль замечательный. Сильный, напряженный, с надрывом. Смотрится на одном дыхании.

Medea/Медея (perfomance)

Medea/Медея (perfomance)
http://www.youtube.com/watch?v=Lwc9a5tohxw

У Рутберг, конечно, совершенно потрясающая мимика и пластика. Даже на фотографиях - пробирает до дрожи.

У Рутберг, конечно, совершенно потрясающая мимика и пластика. Даже на фотографиях - пробирает до дрожи.

У Гриши, к сожалению, 2-3 стандартных "маски" лица в репертуаре.

Поправь меня, Птичка, если я ошибаюсь.

вы говорили, что присутствовали на прогоне для "мам-пап".

а был кто-нибудь из близких ГА и ЮР? из актеров, медийных лиц?

Пишет Слава (_arlekin_)
@ 2011-11-30 12:45:00

"Медея" Ж.Ануя в Театре им. Е.Вахтангова, реж. Михаил Цитриняк
Режиссер поставил спектакль без оглядки на театральный контекст - но мне трудно было таким же незамутненным взглядом его смотреть, я не могу забыть о том, что только за последние годы, только на московской сцене и только к ануевской "Медее" другие режиссеры обращались дважды, и какие режиссеры - Гинкас и Жолдак! А ведь есть еще, пятнадцать лет уже идет "Медея" Еврипида в постановке Юрия Любимова. Но Цитриняк предлагает действо в формате, который мог показаться свежим четверть века назад, игнорируя особенности пьесы Ануя (а пьеса - не трагедия и не мелодрама, это философская драма, где сталкиваются, конфликтуют не обычные люди и не обычные персонажи, но взгляды на жизнь, способы существования), но и мало что предлагая взамен.

Оформление сцены состоит из круглой подстилки, символически обозначающее солнце (что напоминает о генеалогии Медеи), которая в момент, когда героиню пытаются изгнать, сворачивается в дорожный тюк, подвешенный на загодя припасенный художником крючок, и "пульсирующего" временами задника. Костюмы - условно-современные, на Медее - майка и широкие штаны с карманами, на остальных рубашки, пиджаки и брюки, в финале из свертка, с самого начала присутствующего на сцене, героиня извлекает платье с металлическими украшениями. В условно-символическом, условно-ритуальном ключе выстроены и пластический, и интонационный рисунки героини - что, если честно, в упомянутом театральном контексте сегодня кажется несколько наивным, особенно когда Медея, убивая детей, обмакивает тряпочки в красную краску, а потом этими же тряпочками стягивает себе горло.

Самой интересной актерской работой оказывается, как ни странно, Язон в исполнении приглашенного со стороны Григория Антипенко. У него нет репутации большого театрального актера (да и откуда ей взяться, не от спектаклей же Павла Сафонова), но есть все предпосылки для этого. Другое дело, что вместо заложенного в пьесе конфликта между человеческим и сверх-человеческим началами, между обычной, будничной жизнью и существованием на грани (который у Ануя, между прочим, разрешается совсем не однозначно, Ануй не спешит осудить стремление к "простому человеческому счастью" как нечто постыдное и пошлое, но и Медее с ее сверх-человеческими запросами оставляет право на ужасный, но единственно возможный для нее выбор) Антипенко играет обобщенный тип мужчины в т.н. "кризисе среднего возраста", уставшего от всего, что "сверх", мечтающего о покое без взлетов и падений, но способного на короткий миг воскресить в себе былой огонь - ведь когда-то Медея смогла его увлечь, поднять до своих "сверхчеловеческих" высот, а в финале, где именно за Язоном остается последнее слово, окончательно погружающегося в серую повседневность. Но эта трансформация - пусть психологического, а не идейно-философского порядка - Антипенко отыграна отлично.

Юлия Рутберг в роли Медеи существует от начала до конца на одном градусе и, по большому счету, на одной краске, она тоже представляет, через погружение, через переживание (то есть старым добрым актерским методом) женскую драму, делает это с придыханиями, с заламыванием рук, не выпадая, впрочем, из границ допустимого, но и не расширяя их, чего от подобного уровня актрисы в подобного масштаба драматургии можно было бы ожидать. Рутберг как будто находится между разными вариантами Медеи, не зная, остановиться ли на мифологической, "сказочной", трагической Медее, Медее как обычной женщине ("простой бабе"), обманутой мужчиной ("простым мужиком"), или Медее-символе - так что при отдельных сильных эпизодах роль в целом во что-то последовательное, содержательно развивающееся не выстраивается.

Мальчик-вестник Александра Солдаткина - невнятный, простенький, улыбчивый паренек, сначала он неумело пробует обмануть Медею, недосказать ей главного, про свадьбу Язона, потом столь же неумело и безрезультатно предупреждает о грозящей опасности - впрочем, и этот образ, и нянька (Инна Алабина), и тем более стражники (Василий Симонов и другие вчерашние студенты Щуки) можно считать служебными, вспомогательными, а режиссер либо не пробовал их развить во что-то большое, либо не слишком в данном направлении преуспел. Креонт (Андрея Зарецкого) - образ, на контрасте с остальными, абсолютно бытовой, современный, никаких условностей, никакого деланого "трагизма", и это могло быть любопытно, если бы как-то встраивалось в общую постановочную концепцию. Будь его обращение к "Медее" Ануя чем-то уникальным - можно было бы обойтись без лишних вопросов. Но в пресловутом контексте остается непонятным, для чего взяли именно эту пьесу, почему поставили именно такой спектакль - приличный, нестыдный, но ничего не добавляющий к давно и много раз уже сказанному.