Окончание главы 7
Поначалу Полина не ощутила боли. Просто что-то тяжелое ударило ее в грудь, и она, покачнувшись, опустилась на колени, отстраненно подумав о том, что если упадет на них со всего размаха, то потом еще неделю не сможет ходить. Несколько долгих мгновений она стояла на коленях, понимая, что это все, что она практически своими руками убила четырех людей, включая одного ребенка. Стрельников ничего не мог сделать против вооруженного человека — на этот раз у него не было с собой оружия, и это значило, что их всех убьют. И его, и Свету с Даней, если они не успели сбежать, и саму Полину. Чего она не понимала, так это почему она не может подняться на ноги, почему не может сосредоточиться, чтобы обезвредить мужчину с пистолетом той же «мумией» или «ураганом». Она попробовала было вытянуть руку, но осознала, что просто не в состоянии этого сделать: одной рукой она опиралась на пол, другую крепко прижимала к груди и никак не могла ее оторвать. Между пальцев текла кровь, и Полина удивленно посмотрела на нее, не представляя, откуда она взялась. А потом пришла боль. Дикая раздирающая боль. У Полины не хватило воздуха, чтобы закричать. Рука под ней подломилась, и она упала на пол, ударившись головой. Она еще успела увидеть, как пистолет взмывает в воздух, словно подхваченный порывом штормового ветра, прежде чем потерять сознание.
* * *
Алена нервничала. Даже нет, нет так: она лезла на стенку от беспокойства. Перед тем, как ринуться на помощь Стрельникову, Полина оставила ей сигнальный амулет. «Если он загорится — звони по этому номеру, — сказала она, торопливо записывая номер телефона на листок, вырванный из записной книжки. — Антипов на выезде, а Макс, скорее всего, на совещании, к тому же это все равно не его компетенция. Тебе ответит дежурный Башни. Скажешь ему, что Полина Краснова, 572695, просит подкрепления. Назовешь адрес и скажешь, что применены амулеты «ураганного ветра» и «паутины Арахны». Это амулеты из категории не-бытовых, и любое их применение расследуется в Башне, даже если ими воспользовался кто-то из следователей или оперативников. Оставь свой телефон для связи. Скажи, что не знаешь, что происходит, но объясни, что я в доме тех самых Баранековых, о которых наводила справки. Предупреди, что в доме могут быть заложники, в том числе и маленький ребенок».
Все происходящее по-прежнему казалось Алене нереальным. Приключение с Сашей не вызывало у нее таких чувств: он был магом, все началось в ночном клубе из-за наркодилера — это вполне вписывалось в Алёнино представление о реальности. Жена брата, похитившая их сына-мага, чтобы сделать из него не-мага, реальной быть ну никак не могла. Но, тем не менее, была. И это не укладывалось у Алены в голове.
Сигнальный амулет сработал почти сразу же, как Полина вошла в дом, и Алена дрожащими руками схватила телефон и набрала дежурного. Если тот и удивился такому звонку, то ничем этого не выдал, лишь пообещал, что спецгрупппа и медики скоро приедут, и настоятельно попросил Алену сидеть на месте, а еще лучше по возможности выбрать надежное укрытие, и ни в коем случае не приближаться к дому. Алена не стала говорить, что Полина, выскочив из машины, быстро закляла двери так, чтобы их можно было открыть только снаружи, а окна — чтобы они вообще не открывались. Она не поверила обещанию Кирилла не вмешиваться и правильно сделала: тот и без того вел себя как тигр в клетке, а уж когда в дом зашла группа мужчин, явно не магов Башни, в приступе отчаяния начал дергать ручки дверей, но все было бесполезно. Он даже сломал одну и зло швырнул ее в окно. После этого Алена, неожиданно для себя, разревелась. Она думала, что сохраняет трезвую голову и хладнокровие, но собственная беспомощность и, тем более, беспомощность всегда сильного и сдержанного старшего брата, оказались просто невыносимыми. Кирилл уставился в окно сухими воспаленными глазами, неловко потрепав ее по плечу.
Оба вздрогнули, услышав глухой хлопок, который они, возможно, пропустили бы, если бы не прислушивались чутко к тому, что творилось на улице, где редко проезжали машины, да и пешеходов почти не было.
— Это могло быть чем угодно, — неуверенно сказала Алена, но оба подозревали наихудшее.
Она пнула ногой дверь и зашипела от боли. «Я маме ничего говорить не буду, — чувствуя подступавшую истерику, подумала Алена. — Кто угодно, только не я». Эти мысли оставили во рту привкус желчи.
Спецотряд оперативников Башни приехал на удивление быстро. Их было не так много, как ожидала Алена, но все же достаточно и, вроде бы, среди них был Андрей Антипов. Пара оперативников тут же подошли к машине, где были заперты Алена с Кириллом, и пока один стоял, пристально глядя на нее отсутствующим взглядом, второй быстро расставил что-то вокруг и побежал к товарищам.
— Выйдете, когда все закончится, — сказал, заглянув в машину, оставшийся оперативник. — Чары я пока оставляю и сейчас активирую сферу сопротивления, вы будете в безопасности.
Он отошел, и после его взмаха рукой машину накрыл прозрачный мерцающий купол.
Время тянулось невероятно медленно, как ползущая по меду улитка. Оперативники ворвались в дом и провели там, казалось, целую вечность, пока стоявший у калитки не махнул рукой медикам, ожидавшим у «скорой». Алена вцепилась в руку Кирилла так, что потом, когда все закончилось, тот с удивлением увидел у себя пять внушительных фиолетовых синяков, не помня, откуда они взялись. Когда из дома вышла Света, державшая Даню, Кирилл, как безумный, начал биться в дверь машины, пытаясь выйти, и один из магов Башни, заметивший это, переговорил с коллегами и выпустил его.
— Стоп, — сказал оперативник, схватив Кирилла за локоть, когда тот помчался было к жене и сыну. — Спокойно. Идемте. От меня не отходить, делать, что я скажу.
И, не дожидаясь ответа, повел Кирилла к испуганной и заплаканной Свете. Даня мирно спал, и Кирилл, скользнув по Свете неприязненным взглядом, выхватил у нее из рук сына и крепко обнял, прижавшись щекой к его макушке. Он бормотал что-то ласковое и успокаивающее, но Алена, увязавшаяся за ним, не прислушивалась, потому что следом за Светой медики вынесли носилки, и сердце Алены екнуло и ухнуло в пятки.
* * *
— Держись, держись, это все ерунда, правда.
Смутно знакомый голос доносился до нее сквозь красное марево боли, но у нее не было сил даже на то, чтобы открыть глаза и посмотреть, кто это.
— …навылет, главное — легкое не задето, все будет в порядке. Ты только держись. Сейчас, подожди…
Боль утихла, но при этом она погрузилась в еще большее оцепенение, так что теперь она даже думать могла с трудом — мысли уплывали от нее, как неповоротливые киты.
— Лучше?
На слова сил тоже не было, но, похоже, от нее и не ждали ответа.
— Хорошо.
Чьи-то пальцы успокаивающе погладили ее по щеке, и она смогла, хоть и с огромным трудом, повернуть слегка голову, стремясь продлить контакт.
— Держись, Полька-бабочка, — прошептал ей на ухо все тот же голос. — Все будет хорошо.
«Правда?» — хотелось спросить ей, но она не успела и не то уснула, не то потеряла сознание.
* * *
— Привет, Макс.
Пожалуй, мало кто понял бы, что Максим Мещерский, с невозмутимым видом неторопливо вошедший в камеру, на самом деле волновался.
— Добрый вечер, — с равнодушной вежливостью отозвался Макс, садясь за стол с острым чувством дежавю.
— Как она?
— Пожалуйста, назовите свое полное имя, дату рождения и адрес по которому вы зарегистрированы и проживаете.
— Как она?
Теперь этот вопрос прозвучал требовательно и почти отчаянно. Что-то в тоне говорящего и в его взгляде заставило Макса повнимательнее к нему присмотреться, и увиденное заставило его облизнуть губы и ослабить узел безупречно повязанного галстука. Десяток вопросов пронесся у него в голове, но вслух он хрипло задал только один:
— Когда?
— Несколько часов назад. Когда ранили Полю.
Макс кивнул: да, это было… правильно. Он потер лоб и прикрыл на секунду глаза, вспоминая…
Два года назад, Москва, Ведьмина башня—…остальные жертвы Призрака умерли уже не от инсульта.
— Они умерли от неустановленных патологоанатомами причин, в числе которых мог быть и инсульт, — возразил Макс. — Помимо кровоизлияния в мозг у них были выявлен инфаркт, признаки болезни Паркинсона и ранние стадии лучевой болезни — все вместе и у всех жертв.
— Я знаю. Но умерли они не от инсульта. По крайней мере, в последний раз.
— Это как? — подняла бровь Полина. — По-твоему, они умирали несколько раз?
— Именно! — энтузиазм Леши не угасал. — Макс, ну подумай: ты сам сказал, что магическую энергию, отнятую у нескольких магов невозможно хранить в одном теле — ни один организм, ни одна нервная система такого не выдержат. Как с этим справиться?
— Избавиться от лишней энергии.
— Не получится. Во-первых, тогда сам факт ее кражи обесценивается, становится бессмысленным, а для Призрака это недопустимо. А во-вторых, изъятие всей энергии до последней капли означает изъятие не только ее самой, но и естественной способности организма мага вырабатывать ее. Представьте, что в одном теле одновременно активированы несколько биолого-магических программ, восстанавливающих истраченный запас магии. Для того чтобы истощить такой резерв, требуется устроить что-то сравнимое по мощности с атомным взрывом. Но Призрак явно хочет сохранить всю это колоссальную энергию. Так что ему делать, когда его тело начинает разрушаться?
— Искать способы предотвратить это.
— Нет. Вспомнить Мерлина, Юнга, Лурия. Джекила и Хайда, в конце концов! — воскликнул Леша.
— Я понятия не имею, кто такая Лурия, — призналась Полина. — И при чем здесь Джекил и Хайд.
— Не такая, а такой: русский основатель нейропсихологии. Неужели вы не понимаете? — вцепившись пятерней себе в волосы, спросил Леша. — Мерлин известен тем, что мог превращаться в зверей и птиц, но это лишь миф, который все бездумно повторяют. На самом деле — и это не секрет, это есть во многих открытых источниках, — он писал, что «я смотрю глазами ястреба и оленя», а потом: «опасаюсь лишь, что однажды я не вернусь вовремя, и пучина безумия поглотит меня». Он не превращался в животных, он лишь проникал в их сознание.
— Я понял, к чему ты клонишь, — отозвался Макс. — Юнг пытался заглянуть в сознание своих пациентов, но, хочу напомнить, что, во-первых, у него это не получилось, и ни у кого из его последователей тоже, а во-вторых, любые исследования в этой области запрещены также строго, как и разработка методов отъема магии, и приравнены к пыткам и причинению тяжелого вреда здоровью.
— К тому же Джекил и Хайд — литературные персонажи, они никогда не существовали, — добавила Полина.
— Юнгу ничего не удалось, потому что он хотел заглянуть в сознание психически больных людей. Лурия пошел дальше и проводил опыты по подселению сознание одного человека другому. Зато Джекилу и Хайду удалось обменяться сознаниями*: умный мирный доктор Джекил переместился в сознание преступника Хайда и наоборот. Да, Стивенсон выдумал этот сюжет, но он ухватил, тем не менее, самую суть: перемещение сознания в другое тело возможно, только если родное сознание это тело уже навсегда покинуло, но мозг при этом еще жив. Юнг писал, что некоторые пациенты после его экспериментов проявляли признаки болезни Паркинсона. А Лурия при описании опыта, который был почти успешным в длинной череде неудач, говорил о проявившихся у подопытного симптомов, характерных для лучевой болезни. И то и другое научно объяснимо — отторжение чужого сознания начинает разрушать нервную систему и вообще организм, разрывая связи между… короче, все выкладки есть в ваших папках.
— То есть ты считаешь, что Призрак… что, перепрыгнул в другое тело, когда его собственное перестало выдерживать накопленную им магию? — уточнил Макс.
— Да. Перепрыгнул и продолжает перепрыгивать.
— Безумие какое-то, — пробормотала Полина.
— Я тоже так сначала подумал. Но все сходится! Я даже подтвердил эту теорию.
— Что?! — в один голос воскликнули Макс и Полина.
— А что? Да на мышах, на мышах. Я не перемещал их сознания — это возможно только если хотя бы один из участников процесса маг, но я смог найти способ… — он на мгновение запнулся, увидев, как сморщилась жалевшая животных Полина, но продолжил: — …выбить сознание из тела. Навсегда. Тело оставалось живым от пяти до семи минут — достаточно, чтобы провести процедуру перемещения. Я разработал метод, с помощью которого это можно сделать: ничего сложного, на самом деле, просто огромное количество энергии, правильное заклятие и воздействие на нервную систему парой чар из разряда лечебных. Но проверить, работает ли это, я само собой, не мог.
— Значит, сейчас Призрак выглядит последний из пропавших магов?
— Да, — кивнул Леша. — Но, думаю, скоро мы найдем очередной труп: Иванченко пропал неделю назад, его организм уже начал отторгать магию, долго он не продержится.
— Скоро Призрак похитит новую жертву.
— Боюсь, что да. Понять бы еще, как он их отбирает…
— А ты еще не хотел читать материалы, которые я вам дал, — слегка усмехнулся Стрельников… Леша, угадав ход мыслей Макс. — Видишь, как они пригодились?
— Да уж, — слабым голосом ответил Макс, очнувшись от воспоминаний, и налил в пластиковый стакан воды из стоявшей на столе бутылки. — Ты не представляешь, сколько я всего хочу…
— Макс, — мягко перебил его Леша, — как она?
— В порядке. Настолько, насколько это возможно в данных обстоятельствах. В первую очередь благодаря тебе: не знаю, что было бы, не приостанови ты кровотечение. Операция еще идет, но врачи сказали, что все должно быть нормально.
— Не зря в нас вдалбливали основы первой помощи.
— Да.
Макс все еще никак не мог поверить в то, что сидевший напротив него человек был его давним и лучшим другом. Это казалось слишком нереальным.
— А ты, я смотрю, так и не нашел ту девочку? Ну и правильно, не представляю тебя с волосами, — сказал неожиданно Леша.
Он был одним из немногих, кто знал причину, по которой Макс был лыс, как бильярдный шар, с самого детства. Кто-то предполагал, что это последствия болезни, кто-то — что это затянувшийся подростковый бунт, но правда заключалась в том, что когда он был совсем маленьким и гулял на детской площадке, какая-то бабушка, выгуливавшая внучку, похвалила его густые светлые волосы. «Смотри какие у мальчика хорошие волосики? Причесанные, аккуратные, не то, что у тебя. Вечно ходишь растрепанная, как чучело. Как тебе только не стыдно?» Девочка оказалась магом, как и сам Макс, и в приступе вполне обоснованной злости прокляла «плотивного мальчишку». Так Макс лишился волос, а поскольку это было так называемое личное проклятье, которое мог снять только тот, кто его наложил, то ему пришлось ходить лысым, потому что четырехлетняя девочка просто не знала, как отменить проклятье. Было решено подождать, пока девочка вырастет, но потом обе семьи переехали, и все контакты были потеряны. А Макс не стал искать свою обидчицу. Пару раз он говорил Леше о том, что, может, стоит ее найти, но так и не сделал этого.
Макс хмыкнул и, прерывисто вздохнув, положил руку на руку Леши и крепко сжал ее.
— Я очень рад тебя видеть.
— Я тоже.
Широкая улыбка на чужом лице была непривычна, но выражение глаз было до боли знакомым.
— Нам надо о многом поговорить.
— Да, но не здесь. Допрос не записывается, но все же…
— Я понимаю.
— Антипов лично снимал отпечатки в том доме, и, согласно его отчету, все заклятия и активированные амулеты — дело рук Полины. Более того, она, героически превозмогая боль, сумела наложить на себя чары, приостанавливающие кровь.
— Она такая, она может, — серьезно сказал Леша, но в глубине его глаз плескалось веселье. — Кстати, что за история со взрывом дома?
— Очевидно, Бараненковы на всякий случай заминировали подвал, установив таймер, который начинал автоматически обратный отсчет, если не дать ему команду отмены в определенное время. Нам невероятно повезло, что взрыв произошел, когда в доме уже никого не было.
— И не говори.
Они обменялись понимающими улыбками: да, им очень повезло, что подвал взорвался, не причинив никому вреда и погребя под обломками то, о чем никто не должен был узнать, но при этом уже после того, как оттуда успели изъять достаточно улик для предъявления Бараненковым обвинения.
— Мне надо заполнить протокол и все оформить, после этого можешь быть свободен. Я приду тебя выпустить.
— Снова.
— Снова. Она в 10-й горбольнице. Я живу все там же.
— Хорошо. — Леша помолчал немного и сказал тихо, нахмурившись: — Макс, я не могу обещать, что я такой, каким было до… до всего этого, но я — это я. Клянусь.
В ответ Макс лишь снова сжал его руку и вынул из портфеля бланк протокола допроса.
* * *
«Чистюли» были всегда. Они по-разному назывались, по-разному действовали и выступали под разными лозунгами, но люди, которые не просто не терпели магов, но еще и объединялись в группы, чтобы дать выход своим чувствам, были всегда.
В современном обществе их осуждали, но осуждение это было скорее морального и этического свойства. Правда, ровно до тех пор, пока чистюли не начинали нарушать закон. Их никто не трогал, пока они являлись, скажем, общественной организацией «За безопасную магию» или «Комитет пострадавших от магического насилия» и занимались тем, что с помощью высокооплачиваемых адвокатов пытались добиться вышей меры наказания для нарушивших закон магов, или лоббировали законы, ухудшавшие положение магов, или устраивали шествия с растяжками «Миру — мирную магию», поскольку они не делали ничего противозаконного. Однако как только они высказывали призывы к убийству магов, выходили с этими воззваниями на улицы, устраивали антимагические демонстрации, конечно же, незаконные, погромы или покушения на известных магов, за них бралась полиция. Часто первые перерождались во вторых или же изначально подвизались и там, и там. «Чистюли» были не единым и однородным фронтом, наоборот, из-за несовпадения требований, программ и методов, а также опасения попасться полиции, они, особенно те, кто всегда выбирали насилие, предпочитали собираться в небольшие группы, часто называемые ячейками, и действовать, полагаясь на верного товарища.
Несколько из тех мужчин, что зашли в дом после того, как Полина и Богдан обезвредили Бараненковых, были членами ячейки Бараненкова-старшего. Двоих из них уже арестовывали за участие в незаконных антимагических митингах. Бараненкова-старшего они воспринимали как пророка и мессию, который вел их в новый мир без магов. В немалой степени они так доверились ему из-за того, что он был химиком и утверждал, что разработал препарат, лишавший магов возможности колдовать. А еще потому, что тот был великолепным оратором и манипулятором и умел убеждать людей.
Все это рассказала Антипову Ксения Бараненкова. На магов ей была наплевать, а дядю и старшего брата она боялась, и, к тому же, она была уверена, что это они убили ее парня. Около месяца назад Поливанов, несмотря на запрет родных Ксении, пришел к ней домой и из любопытства сунул нос в святую святых Бараненкова-старшего — его химическую лабораторию, оборудованную внизу. Там он увидел пакетики с белым порошком, похожие на те, в которых обычно продавали наркотики, и прихватил себе несколько — лишние деньги никогда не помешают. Бдительный Бараненков, ведший строгий учет своих экспериментов, пропажу вскоре обнаружил и криком и кулаками выяснил у Ксении, что в доме был ее парень. Когда она узнала, что Поливанов погиб якобы от передоза, она сразу подумала, что это дело рук ее дядя. «Он меня любил, — шмыгая носом, сказала она. — Он и так-то мало употреблял, а ради меня пообещал совсем бросить. Говорил, что мы в следующем году поже-е-енимся».
Воодушевленная перспективой надолго избавиться от дяди и брата и испуганная тем, что иначе ее могут записать в соучастницы, Ксения охотно сдавала родных.
«Дядь Слава говорил Витьке, что порошок неэффективен, зато в виде укола он сработал на ура. Он его на Гошке испытывал, который за два дома от нас живет. Гошка маг и пьяница, но тихий и безобидный, и дядь Слава ему это вколол. Только Гошку неделю назад инсульт разбил, теперь слюни пускает. А дядь Слав говорит, что это все от водки. Ага, как же».
С допросом Светланы Темниковой дело обстояло сложнее и легче одновременно. Она призналась, что познакомилась с Бараненковым-старшим еще в Иркутстке, и была в курсе его взглядов на магию, однако утверждала, что в этот день он, услышав о ее волнении за благополучие сына-мага, подверженного истерикам, пригласил ее к себе, поскольку у него имелось безвредное средство, успокаивающее детей. Она не знала, что он собирался сделать с Даней, испугалась, когда Бараненков вколол ему снотворное и привязал к кушетке ремнями, и позвала на помощь. После того, как неизвестный Света мужчина, которого она, выбежав из подвала, увидела в доме, оттолкнул Бараненкова-старшего и ударил Бараненкова-младшего, она вернулась в подвал, где забаррикадировалась, надеясь, что ее спасут. Больше она ничего не видела и не слышала, пока снова не вышла из подвала, поняв, что наверху все затихло. Она твердо стояла на этих показаниях, и Макс, которого Стрельников уже ввел в курс дела, даже облегченно вздохнул: пытаться привлечь к ответственности жену брата Полины ему не хотелось. Не столько из-за ее родственных связей, сколько из-за того, что доказать ее вину будет очень сложно.
К концу дня, а точнее, к началу ночи Макс был совсем без сил. Кирилл уехавший с Даней на «скорой», а из больницы — сразу домой, где дал показания сопровождавшему его оперативнику, приезжать за женой отказался. Макс его не осуждал. Он взял со Светланы подписку о невыезде, дал ей деньги на такси и отпустил на все четыре стороны. Куда она пойдет, домой или нет, его не слишком волновало, лишь бы не скрывалась от следствия.
Когда Макс смог, наконец, выпустить Стрельникова — называть его «Лешкой» пока не получалось, — было уже за полночь.
— Одолжишь деньги на такси? — первым делом спросил Стрель… Леша.
— Я тебя отвезу, — ответил Макс, прекрасно понимая, куда он собрался. Он уже передал ему раньше записку, в которой сообщил, что операция прошла нормально и теперь с Полиной все должно было быть в порядке.
— До первого столба. Ты на себя посмотри: серый и на ногах еле держишься, езжай домой, только за руль не садись.
— Хорошо, — от души зевнув, согласился Макс. — Я не сяду за руль, но в больницу мы поедем вместе.
— Договорились.
— И, кстати, ты тоже выглядишь отвратно, — заявил Макс, ловя машину.
Леша только хмыкнул и засунул руки в карманы. Он балансировал на краю пропасти, и старая дружба помогала ему сохранять равновесие. Пока, по крайней мере. О том, что будет завтра, он предпочитал пока не думать.
* * *
Держись, Полька-бабочка… Ему уже все равно, а Лешу еще можно спасти… Я тебя люблю, Полька-бабочка… Прости, прости, прости, все должно было быть не так… Он ничего не помнит… Это не он… Полина не понимала, где она и что с ней происходит, но ее это не волновало, потому что она была сосредоточена на том, что снова и снова наблюдала со стороны за тем, что случилось два года назад. Она видела, как они с Максом и Лешей бегут в оперотдел, где засел Призрак, как выбивают совместными усилиями дверь и застают его склонившимся над Мишей Колесниковым, совсем еще молоденьким и горящим энтузиазмом стажером. Видела, как мгновение спустя Призрак падает, а Миша встает, и в его глазах появляется безумный блеск. Как они сражаются с Призраком, едва уворачиваясь от его контратак: трое на одного — не самый справедливый расклад, но сейчас он не в их пользу. Как Призрак получает тяжелое ранение, но выставляет щит и под его прикрытием бежит к застывшему на месте, как муха в янтаре, мужчине, чей рот раскрыт в беззвучном крике. Как мужчина вдруг тяжело оседает на пол, и Призрак бросает в него заклятье, которое выглядит как кроваво-красная игла, вонзившаяся в голову. Как Макс взрывает щит Призрака, и в него летит ответный смертельный удар… вот только попадает он в стоявшего рядом Лешу. Полина видела, как от нее собственной сети чар с говорящим названием «мясорубка», усиленной Максом, Призрак в теле Мишы разлетается в разные стороны кровавыми ошметками. Как затихает Леша, на губах которого пузырится кровавая пена. Как она бежит к неизвестному мужчине, чье сознание уничтожил Призрак, и принимает самое трудное решение в своей жизни. В своем странном состоянии, этом не то небытие, не то забытье, Полина наблюдала эту картину сотни, тысячи раз, и понимала, что ни о чем не жалеет, особенно сейчас. Но, несмотря на это, видеть это было настоящей мукой, рвущей душу словно колючая проволока, и потому Полина спокойно и счастливо вздохнула, когда это закончилось, и все погрузилось в темноту.
А потом она проснулась.
* * *
Не было таких дверей, которые не смогло бы открыть удостоверение начальника Особого магического, особенно если это двери больницы. К тому же Макс добавил, что они здесь для охраны пациентки, и их с Лешей пропустили, строго приказав не шуметь и не беспокоить пациентов.
Полину обещали перевести в общую палату к утру, как сказала Алена, приехавшая с сестрой на «скорой» и теперь дежурившая в коридоре. Покидать больницу она отказалась категорически и даже смогла убедить в том, что ей непременно надо остаться, завотделением, имевшего слабость к хорошеньким несчастным девушкам, волновавшимся за близких. Ну, и просьба сопровождавшего ее оперативника, заявившего, что присутствие Алены в больнице необходимо для следствия, не помешала. Операция действительно прошла удачно, ничего важного не было задето, крови Полина потеряла не так много, как могла бы, и даже сотрясение мозга, полученное при падении на пол, у нее было небольшое.
— Мама еще ни о чем не знает, — потирая глаза, мрачно сказала Алена, скрючившаяся в неудобном пластиковом кресле. — Боюсь представить, что будет, когда узнает.
— Ехала бы ты домой, — сказал Леша. — И ты тоже. — Это было обращено к Максу, который не спал уже двое суток и теперь дремал стоя, прислонившись к стене.
Алена посмотрела на того, кого знала под именем Богдан Стрельников, затем на Макса, потом снова на Богдана и, кивнув, сказала:
— Да, пожалуй. Но только если Макс меня проводит: из этой Тмутаракани еще неизвестно, как выбираться, одной страшно.
Макс не мог не поддаться на эту манипуляцию.
Проводив их, Леша занял место Алены и, несмотря на все усилия держать глаза открытыми, вскоре заснул.
— Прости.
Во сне он смотрел в свои и в то же время чужие голубые глаза мужчины с залысинами и большим носом и видел в них свое отражение, которое почему-то двоилось, словно на его месте стояли сразу двое, занимая одну точку в пространстве и времени.
— Это не твоя вина, — отозвался мужчина, пожав плечами.
— Если бы все осталось, как прежде…
— Она умерла бы, — отрезал мужчина. — И ты тоже. Любое эхо рано или поздно стихает, я не исключение.
— Мне жаль.
— Мне тоже, но что делать?
— Я… буду помнить тебя.
— Конечно, — чуть усмехнулся мужчина, — по-другому у тебя все равно не получится. Берги ее. Скажи, что она ни в чем не виновата.
— Обязательно.
— Прощай.
— Прощай.
Леша шагнул вперед и прошел сквозь мужчину. Обернувшись, он увидел, что тот исчез.
А через мгновение он проснулся.
* * *
— Пить.
Полине с трудом удалось разлепить пересохшие губы и хрипло выдавить из себя это коротенькое слово.
Чья-то заботливая рука приподняла ей голову, и она почувствовала, что ее губ что-то коснулось.
— Пей маленькими глотками, — попросил знакомый мужской голос, и Полина догадалась, что к ее губам поднесли трубочку.
Она жадно сделала несколько глотков и застонала от разочарования, когда вода закончилась.
— Много пока нельзя, — сказал тот же голос.
Полина вдруг поняла, что у нее закрыты глаза и с усилием открыла их. Над ней склонился Богдан Стрельников.
— Я же сказал, что все будет хорошо, Полька-бабочка, — улыбнувшись, сказал он, и Полине показалось, что она увидела в его голубых глазах карий проблеск.
Раньше только Леша называл ее так, и в ее последний день рождения, который они провели вместе, он подарил ей подвеску в виде бабочки.
— Да, будет, — прошептала она, когда он снова осторожно положил ее голову на подушку.
Теперь она в этом не сомневалась.
_______
* На тот случай, если у кого возникнут сомнения в адекватности или осведомленности автора: да, "наша" версия истории Джекила и Хайда другая, тут я похулиганничала и изменила сюжет в угоду фику, если можно так выразиться. Но, в конце концов, это не та Земля, что у нас, у них там все по-другому))