|
7.
Услышав о том, что ей снова придется ехать к Ждановым, Елена расстроилась.
- Катенька, если тебе бросить все и вернуться домой? Не нравится мне, что ты ходишь к ним. Вдруг поймут что-нибудь?..
Катя уловила в ее голосе необычную встревоженность и встревожилась сама.
- Мам, что ты? Ничего не случится… Павел Олегович открыл свои карты, ему хочется уговорить меня остаться в «Зималетто». Мне самой не хочется туда ходить, но ты же знаешь, у меня нет другого выхода… Совсем немного осталось…
- Знаю, знаю, но нехорошее предчувствие у меня… И зачем ему тебя уговаривать? Человек сказал «нет», значит, нет, только нервы трепать и себе, и тебе впустую?..
Катя улыбнулась.
- Не волнуйся, мам, все будет хорошо. Это правила игры, и он, и я знаем об этом. - Переждав, когда волна необъяснимой тревоги, передавшейся от матери, уляжется, она тихо спросила: - Мам, ты тете Ане звонила?
- Звонила, детка, звонила. Все ей, как ты сказала, передала. Она пока придержит твою заявку на обмен, но сказала, что, как только ты решишь, все возобновится. Сказала, у нее несколько подходящих клиентов из Питера на примете есть…
- Хорошо, мам, спасибо. И ей спасибо… Как папа?
- Ну, как… То отойдет, то снова дуется, ты же знаешь его. Каждый день повторяет: вот как только она вернется…
- Хорошо. Ты успокой его. А я скоро приеду и поговорю с ним…
- Катенька, это хорошо, что ты решила подождать. Оглядись, подумай, может, и не нужен этот переезд. Но вот к Ждановым ходить не следует, - снова вернулась она к своей навязчивой мысли…
- Мам, ну не волнуйся. Я прошу…
- Как не волноваться? Ты же сама говоришь: люди серьезные… Их, кроме денег, ничего в этом мире не волнует. А вдруг ребенка захотят отобрать? А вдруг… - И Елена в растерянности умолкла. - Не знаю, не нравится мне это все…
Катя, как могла, еще раз попыталась успокоить ее. Взять бы сейчас за руку, посмотреть в глаза. Тревога утихла бы, она уверена…
Окна уже второй день залиты дождем. Хорошо, что похолодало… А широкую свою, крупной вязки шаль она заколет брошкой. Брошь эту, в виде солнца или многоконечной круглой звезды, Катя купила в недорогом магазине недалеко от Трафальгар-сквера. Лежала в сторонке, одинокая, но на всякий случай потускневшая, словно насильно погасив свои лучи, затаившись… А стоило обрести хозяйку - заиграла блеском, оживила ровный песочный цвет тонкой шерсти, из которой была связана шаль.
С такой брошкой, отвлекающей внимание, ничего они не «поймут»…
Машина с водителем приехала в пять минут седьмого. В ожидании Катя еще немного посидела, откинувшись, чтобы спина отдыхала, и глядя на дождь, на скамье на крыльце подъезда. Как сильно изменилась ее жизнь. Как сильно изменилась она сама. Да, она двигается вперед, и малыш ее - это будущее, а не прошлое. Но когда Андрей узнает о нем - прошлое навсегда останется с нею.
Прошлое… Это плохо? А ее счастье, подобного которому ей больше никогда не испытать? Разве это счастье - не в прошлом? Хранится золотым слиточком в пепельном сугробе - в емкости под надписью: «Забыть. Не открывать»…
Слава проводил ее от машины. Ввел в дом и на пороге выпустил руку. И нахлынуло… Ей показалось, что в холле десятки людей, - непривычным было многолюдье в тихом доме, который она видела в прошлый раз, - тихом, даже стук часов был слышен… На самом деле приглашены были всего несколько семей - обычные «субботние» гости - и пара-тройка специальных гостей, в числе которых была и Катя. Маргарита познакомила ее с Ричардсами - высокая Лорри благосклонно пожала ей руку; с Александром и Руфиной Калевиными; с внештатным переводчиком Павла Олеговича, которого она увидела в первый раз. Чужие ладони, улыбки, глаза… У нее немного закружилась голова, и, когда ей протянули очередную ладонь, машинально вложила в нее свою ладошку. То ли пальцы эти ни с какими другими спутать было нельзя, то ли еще что-то… но, уже поднимая глаза, она подумала со щемящим, пугающим восторгом, перехлестнувшим все: а ведь я могу не удержаться, я ждала…
Гормоны играли с ней плохую шутку! Потом, восстанавливая в памяти эти мгновения, она поняла, что действительно позабыла обо всем, и это не идиома, не для красного словца, она выпала из времени, из настоящего, готовая сорвать крышку с банки с надписью: «Вспомнить. Открыть»…
Перед нею стоял, улыбался Андрей Жданов. Он завладел ее рукой и не спешил отпускать ее. Вот и решилось, подумала она. И как-то совсем не испугалась - ни мысли этой, ни того, что разоблачена. Не важно это уже было…
- Я очень рад видеть тебя. Здесь. Надеюсь, в Лондоне тебе нравится?
- Да, очень, - ища спасение в обыденной мысли и оглядываясь - не кажется ли другим странным то, что он обращается к ней на «ты», ответила она. В проем распахнутых дверей в столовую был виден узкий, как стрела, словно уходящий к горизонту, сверкающий сервированный стол… Если они окажутся далеко друг от друга, она попытается себя в порядок привести…
Его посадили напротив. Катя пыталась понять, маневр ли это, по совету Малиновского, например. А также - что и сколько знает его мать, не просил ли он ее быть своей союзницей, или… или ему все равно. Он так нерасчетливо, безмятежно, хоть и сдержанно, улыбался. Возможно, он оставил ее в покое и эта встреча случайна. Тем более, что ей упорно навязывают общение с Лорри Ричардс…
Лорри, в общем, была не против размещения продукции «Зималетто» в магазинах мужа; таинственничал он сам. Улыбался, лучился интересом, но толком ничего не говорил. Во время смены блюд Уильям поднялся покурить и попросил Андрея сопровождать его. Они ушли, но Катя нервничала. Ей казалось - они говорили о ней. Что ты говоришь ему обо мне, Андрей? Ты еще помнишь меня? Помнишь, какая я?..
А если нет - то хорошо это или плохо? - это уже себе… Не сможет она видеть его безразличие, словно она - одна из многих… Но нет, она забыла - во всяком случае, на ближайшее время она будет для него из многих - одна. А значит, рассказать - привязать насильно...
Но она не ошиблась. Мужчины действительно говорили о ней. Ричардс решил прощупать почву. Кто эта девушка? Почему Павел так доверяет ей? Отражая его улыбку, Андрей дал самую лучшую рекомендацию. Но, честно говоря, сейчас ему было на Ричардса и все эти разговоры плевать… Он был беспредельно счастлив. Просто от того, что Катя рядом, что не бежит, что улыбается ему.
Вернувшись, он застал разговор о показе в самом разгаре. Отец уговаривал Катю ехать в Москву… «Это и ваша заслуга тоже». Катя с улыбкой, но твердо отказывалась. Стемнело; зажгли светильники на стенах, люстра мягко вспыхнула, осветилась добрым десятком огней… Гости раскраснелись, стали говорить сбивчивей и громче, разбрелись по этажу: кто-то ушел в кабинет с хозяином, кто-то любовался в библиотеке недавно приобретенным полотном Писсаро… Андрей дождался, когда Катя уйдет вымыть руки. Стоял, прислонясь к косяку в коридоре, преграждая ей будущий путь.
Она вышла, и он сделал шаг вперед, чтобы их не увидели из столовой или из холла.
- Ричардс очень заинтересовался тобой.
- Я заметила… Что вы ему наговорили?
- Сказал, что у тебя есть одно очень неудобное качество… А в остальном прекрасней тебя нет.
- Прекрасней?.. Ну, и что же это за качество?
- Упрямство. Тебя догоняют - ты обязана бежать… Ты просто не имеешь права соглашаться…
Он говорил очень тихо, потому что стоял уже близко к ней. Катя огляделась, в поисках лазейки или просто чтобы вздохнуть… но он не хотел давать ей такую возможность.
- Вы совершенно напрасно так охарактеризовали меня. Было время, когда я со всем соглашалась… ничем хорошим это не закончилось. Но если «догоняющий» не желает мне зла…
- Я не желаю тебе зла. Я люблю тебя, - быстро сказал он и вдруг, сжав за плечи, притянул к себе и провел языком по губам. От неожиданности они приоткрылись, и он поднял ее и пронес на несколько шагов туда, вглубь, где было тихо и темно. Поставил и почти прижал к стене. Ставшие упругими, налившиеся для нее губы неторопливым наслаждением ощупывали ее лицо, лоб, щеки, виски... Возвращались к губам, размягчая и порабощая их, соскальзывали, ощупывали вновь и вновь возвращались…
Их тяжкое и глубокое дыхание смешалось; Катя отвечала ему, по-настоящему: он понял это по тому, как ее рука легла ему на затылок, с какой странной силой она обхватила пальчиками его голову под волосами, словно возвращая себе свое, то, что едва не потеряла… «Я соскучился по тебе… - протяжно, хрипло сказал он ей, - я так соскучился по тебе, Катя-я…»
Провел ладонью по спине, между лопаток слегка надавил, прижимая, - и Катя отзывчиво прильнула грудью к его груди; ладонь скользнула ниже, на поясницу, так же легонько, словно обозначая, надавила и там… но Катя неожиданно превратилась в камешек, застыла, не двигаясь… как будто он этим движением выключил ее, и даже обидел, потому что она хотела быть с ним еще и еще, но почему-то больше не могла…
Дыша прерывисто, глубоко, Андрей отстранился, не спеша погладил еще раз ее спину, плечи, обнял голову, поднимая к себе лицо.
- Ты же любишь меня, да?.. Любишь, Катя?..
Он почти не видел ее глаз, но угадывал их, угадывал ее откровенный, полный желания взгляд…
- Люблю, но я…
- Ну, какие могут быть «но»? Ты же видишь, как нам хорошо вместе…
- Андрей Палыч… да, нам нужно поговорить. Но не сейчас, не здесь…
- Мы увидимся еще?
- Нет… да. Я позвоню. Я обещаю: я тебе позвоню, Андрей…
- Послезавтра я уезжаю. Должен. Я обещал Юлиане. Ты можешь уехать со мной?
- Нет!.. Не так скоро…
- Ты не хочешь ехать на показ?
- Нет, это ни к чему. Но я приеду в Москву… скоро…
- Кать…
Он снова привлек ее к себе, но в этот раз не чувствовал отдачи. Но, понимая все или думая, что все понимает, отдавал себя сам, вкладывал в это объятие всю свою правду.
- …иди… идите, я побуду еще немного здесь.
Он и не понял, как она оказалась уже в нескольких шагах от него.
- Нет, я тоже… я тоже не смогу идти туда. Кать, ну может, ты попытаешься? Может, мы вместе не пойдем туда - и останемся вместе?
Она покачала головой, но не так, как когда-то у автобуса, глядя ему в глаза, - а опустила голову. Он призвал на помощь память, и с ее словами «я позвоню» - взбежал по лестнице и, в три шага достигнув комнаты, захлопнул за собой дверь. Уперевшись в нее руками, прижался лбом… Закрыл бы кто снаружи на ключ… Стоит там сейчас одна, в темноте… вся с ног до головы его, пропитавшаяся им и, похоже, не презирающая себя за это…
Счастье. Ты чуть было не вырвалось из своей клетки и не село к нам на плечи, укрыв золотым крылом.
***
Разочарование Маргариты было безмерным. Катя так ничего и не сказала ему! Позвоню, поговорим… Отговорки! Все те же отговорки, а ее бедный влюбленный дурачок беспрекословно верит им!
Круг, в котором вращалась Маргарита волею благосклонной к ней судьбы, круг, в котором внешнее оценивалось значительно охотнее, оставляя сокровенное на суд обладателя, не был способен изменить ее деятельной натуры, не терпящей промедлений и неопределенности. К тому же она ела, спала и дышала одним воздухом с человеком, которому, особенно в прежние времена, нередко приходилось принимать резкие и неожиданные решения… Она вызвала Славу. Ей по магазинам нужно: присмотрела неплохой кулон, а у Руфины Калевиной скоро день рождения…
На улице было сыро, облачно. Настроения - никакого. Но в последнее время любую мрачную мысль перебивала одна светлая. Несмотря ни на что!.. Понятно уже было: история с Кирой сильно ранила ее…
- Слава, Хэмпстед, - усаживаясь на заднее сиденье, негромко проговорила она. Слава повернул голову. Годы жизни на туманном континенте и работы на семью Ждановых приучили его не выражать своих чувств. Но и поднятой брови было достаточно. Маргарита задержала на нем похолодевший взгляд.
- Да, да, к Катерине. Почему ты медлишь?
Слава пожал плечами и тронулся с места.
Во время пути Маргарита приложила определенные усилия, чтобы привести свои мысли и желания в порядок. Андрей любит Катю, это бесспорно: достаточно взглянуть на него сегодня. Верит, как младенец… В Катю, в любовь, в жизнь. В прощение: в себя! За завтраком он улыбался, а Маргарите почему-то было больно… Почему? Почему ей так упорно кажется, что Катя обманет его? Не простит, не примет… Что она почувствовала в этой молодой женщине такого, что даже ей, ей самой!.. внушает перед встречей некоторый страх?
Но она не признавалась себе, что боится. Конечно, нет. Стоит ей посмотреть строго, привести аргументы - и девушка смягчится, какой бы гордой она ни была. И все же сколько слов с приставкой «не» применимо к ней: непростая, нелегкая, необычная…
Охранник у входа известил Пушкареву о ее приезде. Маргарита точно рассчитала: в воскресное утро вряд ли что-то погнало бы ее из дома. Услышав от охранника: проезжайте, испытала странное облегчение и неприятно удивилась. Неужели боялась, что Катя даже не примет ее?
Пройдя мимо настоящих цветочных аллей в холле подъезда (недурно, отметила Маргарита: во времена, когда здесь жили Андрей и Кира, подобного не было), она поднялась по трем ступенькам, и швейцар распахнул решетчатые двери лифта. Она вошла и, прикрыв глаза, готовясь, стала ждать нужного этажа.
Катя впустила ее и, закрыв дверь за ее спиной, обошла и встала перед нею. Мягкая улыбка тронула подкрашенные губы Маргариты. Она твердо решила свою неуверенность подавить.
- Катя, извините, что я вот так, без звонка и без приглашения. Но разговор серьезный, и я не могла ждать. Вы завтракали? - уловив запах кофе, спросила она. - Я не помешала вам?
- Нет, я уже закончила. Проходите, Маргарита Рудольфовна, я очень рада видеть вас.
И, не дожидаясь, Катя первой прошла в гостиную. Помедлив, Маргарита направилась за ней.
Здесь, в гостиной, залитой утренним, почти жемчужным светом, Катя была очень хороша. Ее молочная кожа… почти как этот свет. И беременность совсем не испортила ее. А если учесть, что раньше Маргарита ничего подобного не замечала, то можно предположить, что и - послужила причиной изменений… А обратное - «слишком сложно для нее».
- Катя, мне известно, что вы ждете ребенка. Я поняла это недавно, и дальнейшие наблюдения укрепили меня в этой уверенности.
Впервые в жизни Маргарита явственно увидела, как по телу человека проходит волна дрожи. Она ощутила смутную жалость. Она была недовольна собой.
- Ради бога, простите меня… Но у меня нет выбора, Катя! Вы сами не оставляете мне его… Скажите: я права? Это
правда?
- Да, правда.
Катя, не глядя, нащупала концы своей шали и запахнула ее. Сколько у нее этих полукофт-полушалей? Вчера - та, запоминающаяся, песочного цвета, сегодня вот - домашняя, темно-бордовая… Маргарита подняла глаза. На щеках у Кати выступили красные пятна. Маргарита будто ужалила ее.
- Расскажите Андрею правду, или расскажу я, - в отчаянии, то раскаиваясь, то снова вооружаясь, продолжала Маргарита. - Это слишком серьезно, для всех нас! Для вас, для Андрея… но и для ваших родителей, для нас с Павлом Олеговичем. Вы, Катя, не можете этого не понимать…
- Я понимаю. Я обещала Андрею поговорить, и разговор должен состояться. Но принимать такое решение под давлением, из-за ультиматума - это неправильно и вы тоже должны понимать…
- Вы правы, Катя. - Строптивая девчонка! - И я прошу простить меня. Но вы даже представить себе не можете, что я сейчас чувствую. Если бы ваш сын, предположим, который родится… когда, кстати?
- К зиме…
- …который скоро родится, вырастет и вы будете переживать, что у него не складывается личная жизнь, а потом в один прекрасный день обнаружите, что женщина, которая ждет от него ребенка, не желает впускать его и вас в жизнь малыша… Вы меня простите, Катя, но это бесчеловечно. Даже если вас обидели так, как обидел Андрей… Вы не боитесь, Катя? Не боитесь, что он вам этого может - не простить?
Пронзительный, блестящий взгляд, словно она спрашивает ее: за что?.. Потом Катя запоздало дернулась, как будто Маргарита хлестнула ее по лицу... Вывернулась томительно, словно хотела выскользнуть из самой себя, и, отойдя к окну, произнесла сухо и тихо:
- Уходите, пожалуйста, Маргарита Рудольфовна. Извините меня.
Маргарита в нерешительности еще постояла на месте. Плачет? Сердится? И что делать - ей?
- Знаете, Катя, это символично, что вы живете в доме, где когда-то со своей невестой жил Андрей, - неожиданно для себя самой произнесла Маргарита. - Вы заменили Киру. Вы заменили всех. И ведь вы знаете об этом…
Не дождавшись ответа и так и не решив, хуже она сделала или лучше, она вышла из квартиры.
В машине напряжение разрядилось слезами. Самое обидное было то, что она предвидела такой исход… Стареет, теряет целеустремленность, закрывает на правду глаза… Злясь на то, что замки сумки непослушны, она вынула из сумки блокнот. Строчки расплывались, но она решительно и с силой провела пальцами под глазами, вытирая постыдную влагу. Никто еще Ждановых не побеждал… Наконец она отыскала в блокноте то, что искала.
- Елена Александровна, добрый день… Меня зовут Маргарита Рудольфовна Жданова, и Андрей - мой сын. Извините, что звоню, но я не могу говорить с вами лично, так как нахожусь в другой стране. Елена Александровна, мне известно, что Катя ждет ребенка. Я говорила с ней, но ничего не добилась. Она так и не пообещала мне, что расскажет Андрею, мало того - она выставила меня за дверь! А я этого не могу просто так оставить. Я молчала, давая ей шанс. Но вечно не могу молчать… Я прошу вас о помощи. Повлияйте на свою дочь. Андрей должен узнать о ребенке. Это не только Катин ребенок, это ребенок Андрея… это наш внук, наконец!
- Катя - тоже ребенок. Мой ребенок, - у этой простой женщины тоже нашлась для нее в голосе сталь! Хоть и тоже сквозь дрожь волнения… - И я не позволю вам так думать и говорить о ней. Никому не позволю! Катя вольна сама решать. И ваш сын сам решал, когда обманывал ее и про аборт говорил… Вы думаете, я не знаю? Я все знаю. Так вот: оставьте ее в покое. А если будете заставлять делать то, чего она не хочет, то знайте: Валерий ее в обиду не даст. Он уже и так еле терпит, чтобы вашему сыну не высказать все, потому что Катя запретила… Она-то защищает его, но на вашем месте я бы не защищала. И имейте в виду: вы ничего не сможете сделать. Мы уезжаем… мы уже уехали… считайте, что Кати в вашей жизни нет!
- Уехали? - качнулась в полуобмороке назад, на спинку сиденья, Маргарита. - Как это уехали? Куда?!
- А это уже вас не касается, Маргарита Рудольфовна… Я только сейчас понимаю, почему Катя так боялась и не хотела иметь с вами и вашей «Зималетой» дел! Сказала, что мы должны уехать, а я отговаривала… теперь не буду. Теперь и я все понимаю про вас…
- Да что вы понимаете? - бессильным, растерянным шепотом вопрошала Маргарита. - Что я вам сделала? Из-за чего вы так ополчились на меня?..
- А вы думали, я буду смотреть и молчать, пока вы там Катю мучаете? На обеды зовете, с разговорами ездите, наш телефон не поленились, нашли… Они - только нам дети, а на самом деле не дети уже, разберутся сами. А если ваш Андрей не может разобраться, значит, и не нужно это ему. Все, все, Маргарита Рудольфовна, разговоры окончены…
Маргарита, белая, как полоски на ее темно-синей сумке, опустила руку с телефоном. Слава с тревогой в зеркало заднего вида поглядывал на нее. Она столкнулась с чем-то необъяснимым… с чем-то чуждым, непонятным, слепым, злонамеренным!.. И как Андрея угораздило связаться с этой семьей?!
…Всплыли давние, далекие, словно и не бывавшие никогда реальностью, слова мужа: не каждая простила бы измену, как ты… А ей даже и в голову не приходило, что бывает как-то по-другому. Что можно - не простить… И все ее подруги такие, и в подобных историях она всегда была на стороне «мудрости»…
А эта девочка - иначе не может… И мать ее такая же - мудрая вела бы себя осторожно, а она, не задумываясь, бросается на защиту, не боясь, что может навредить…
Но она - тоже мать. И тоже защитит своего единственного сына. Защитит то, что дорого ему.
Утром в понедельник Ждановы поднялись рано: Павел сразу уехал в офис (он немного нервничал, заказчики настаивали на серьезном изменении условий); Андрей собирал вещи перед отъездом, и Маргарита помогала ему.
После ленча, за столом, она подсела к нему, и он положил голову ей на руки. Он уже простил ей то, что она без его ведома побывала у Кати. Маргарита решила для начала поставить его в известность об этом, и вчера, перед тем, как идти спать, открылась сыну. Ему было неприятно, он был огорчен. Но, не вдаваясь в выяснения, попрощался и быстро ушел к себе.
- Что ты говорила ей? - спросил он теперь, уже спокойно.
- Она должна тебя простить. Дать тебе шанс.
- Зачем, зачем ты это сделала, мама… Катя все понимает, просто ей трудно и нужно помочь… И я не хочу давить на нее… А теперь она опять испугается и не позвонит. И мне все придется начинать сначала…
- Глупый мой, глупый… Ведь она беременна, Андрей…
Он молчал недолго. Не поднимая головы, сказал тихо:
- Мам, ты неправильно поняла. Катя говорила тебе о том, что происходило тогда, зимой… Когда она обманула меня, сказав о ребенке…
Маргарита прикрыла глаза и прижалась губами к его волосам. То, что происходило, разрывало ей сердце, но она не жалела о своих словах.
- Нет, Андрей. Нет… Тогда, возможно, она и фантазировала, но сейчас беременна на самом деле… Она сама призналась мне.
Плечи, шея его напряглись; он медленно распрямился.
- Что ты говоришь? Какая беременность?
- Ну, тебе это лучше знать, - мягко, успокаивающе сказала мать. - Подумай, вспомни… Или у нее есть кто-то еще? Но она не отрицала, что это твой ребенок…
- Никого у нее нет. Никого, кроме меня…
Губы его внезапно пересохли, стали тоньше. Боль, причиненная матерью, наполнила черную глубину глаз. Защищаясь, он сказал убежденно:
- Это неправда. Неправда. Катя сказала бы мне… она не стала бы такое скрывать.
- Как видишь, скрывает. И, кажется, долго уже… Мало того, она и не собиралась тебе говорить. Я звонила в Москву и разговаривала с ее матерью. Они готовятся к переезду, который затеяла Катя. Если бы я не догадалась и не вмешалась, ты так ничего бы и не узнал…
Он отвел ее руку и вскочил.
- Я не верю в это. И не буду верить. Она обещала со мной поговорить, а она всегда говорит только правду…
- Куда ты, Андрюша?
Набирая на ходу кнопки на мобильном - телефоны такси, он вновь появился в дверном проеме.
- К Кате. Я поеду в офис и все выясню. Ты наверняка что-то не так поняла. Она любит меня и никогда бы со мной так не поступила. - Он посмотрел ей в глаза, задумчиво, словно остановившись. - Но, знаешь, я даже благодарен тебе. Я понял, что пора заканчивать эту историю. Хватит мучить Катю и себя. Сразу из офиса поеду в аэропорт, пока, мама…
- Андрюша… - уже бессмысленно, так как он скрылся на лестнице, проговорила она…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
)
Ай, Марго, что-то перемудрила со своим желанием помочь сыну. 
Суметь бы..... 
