* * *
Когда она открыла глаза, то все вокруг было залито солнечным светом. Роуз поморгала, морщась от боли и рези в глазах, вызванной чересчур ярким светом. В небольшом окне виднелся кусочек голубого неба с плывущими по нему белыми пушистыми облаками. Роуз нахмурилась и попыталась вспомнить, где она находится и как она здесь оказалась.
Она хотела было убрать с лица мешавшие ей волосы, но ей это не удалось – стоило ей поднять руку, как ее прострелила острая боль, охватившая все предплечье. Удивленно взглянув на руку, Роуз обнаружила, что она закована гипс от локтя до самых пальцев, причем гипс этот уже был расписан и разрисован: Микки нацарапал на нем свое имя, вместо подписи нарисовав улыбающуюся рожицу, Джек расписался под цветистыми комплиментами, а пожелания скорейшего выздоровления, написанные рукой Донны, заканчивались сердечком. Вот тогда-то Роуз все и вспомнила – и канат, и страх, и просьбу Доктора не выступать сегодня. И огонь, и ветер, и падение.
О боже, она упала! Роуз вдруг затряслась, как трепещут на осеннем ветру листья деревьев, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться и положила сломанную руку на живот. Она не падала с каната с тех самых пор, как научилась уверенно на нем ходить, оставив падения в давнем прошлом, в котором она была совсем еще зеленым и немного неуклюжим новичком в цирке. Но даже тогда она никогда не падала с такой высоты. С полуметра – да, максимум – с метра, но не с…
Роуз зажмурилась, не желая об этом размышлять. Где это она? Где все? Джек, Донна, Микки, Доктор? Конечно, больше всего она жаждала видеть последнего.
Опираясь на здоровую руку, Роуз попробовала встать с постели, однако очень быстро осознала, что это решение было ошибкой: ее щиколотку тут же пронзила боль, как, впрочем, и ребра, как будто кто-то всадил в них кинжал. Охнув, Роуз замерла, переждала приступ боли и осторожно опустилась обратно на кровать.
Минуту спустя она услышала, как открывается дверь и, подняв голову, сквозь выступившие на глазах слезы увидела склонившегося над ней Микки. Поняв, что она очнулась, он просиял и крикнул через плечо:
– Эй, народ, она проснулась!
Джек и Донна вдвоем протиснулись в комнату, и Роуз немедленно ощутила укол разочарования: Доктора с ними не было.
– Привет, Рози, - с теплой улыбкой сказал Джек и нагнулся, чтобы поцеловать ее в лоб. – Как ты себя чувствуешь?
– Сбита с толку, - откликнулась Роуз и снова огляделась. – Где мы?
– В комнате Доктора, - ответила Донна, протягивая ей стакан воды, который Роуз едва не уронила после такого признания. В комнате Доктора?
– …здесь, внутри шапито? – слабым голосом спросила Роуз.
– Да, милая, - кивнула Донна, а Джек весело хмыкнул.
В комнате Доктора Роуз никогда не была, только в его кабинете, где она обычно сидела с ним на столе. Подозрительно и недоуменно посмотрев на окно, Роуз задалась вопросом, каким образом оно вообще может присутствовать в шатре. Но у нее немного кружилась голова и путались мысли, и она решила, что лучше ей об этом сейчас не думать.
– Ты упала, - тихо напомнил ей Джек, - и здорово нас всех напугала.
– Я долго была без сознания? – поинтересовалась Роуз, впервые заметив, насколько ее друзья обеспокоены.
– Чуть больше суток, - ответил Микки.
– И как, все плохо? – Роуз пошевелила пальцами сломанной руки и приготовилась к худшему.
– Да нет, не очень, - пожал плечами Джек и перечислил, с таким видом, словно все это пустяки: – Сломанная рука, сломанная щиколотка, несколько трещин в ребрах, пара ожогов. – Вновь улыбнувшись, он добавил: - Ерунда, ничего серьезного.
– Ну конечно, тебе легко говорить, - сердито произнес Микки, и в первый раз в жизни Роуз увидела его таким раздраженным и без малейшего намека на врожденную жизнерадостность. – Она могла погибнуть, Джек!
Тут стремительно повернувшаяся к нему Донна так сильно ударила его по руке, что Микки взвыл и принялся потирать пострадавшее место.
Голова у Роуз кружилась все сильнее, и девушка с трудом могла сосредоточиться на том, что говорили ее товарищи, и потому рассудила, что незачем тратить на это силы.
– Где Доктор? – спросила она о том, что в данную минуту было для нее важнее всего.
В комнате повисла напряженная тишина, и это ее встревожило.
– О, он где-то тут, в цирке, - заверил ее Джек. – Рано или поздно он к тебе зайдет.
* * *
Но Доктор так и не показался. Ни на следующий день, ни через день, ни через два дня. Роуз не видела его неделю, которую незаметно сменила вторая, но Доктор так ее и не навестил. Она была прикована к кровати и еще не начала выздоравливать, но это не мешало ей часто подниматься на ноги и ковылять к двери, чтобы хоть что-то о нем выяснить, но Джек или Донна неизменно возвращали ее обратно в постель. Роуз постоянно просила их найти Доктора, ради нее, и они каждый раз обещали, что обязательно это сделают.
Эта неопределенность сводила Роуз с ума, и она начала воображать худшее, подозревать, что с Доктором что-то случилось, и теперь все пытаются скрыть от нее правду, чтобы не ранить ее.
– Объясните мне, наконец, что здесь творится! – потребовала она как-то, когда Донна принесла ей поднос с обедом.
– Эй, о чем это ты? – фыркнула Донна.
– Где он, Донна? Почему он ко мне не заходит? Если с ним что-то случилось, лучше скажи мне об этом прямо сейчас, или я…
– Замолкни, блондиночка, - рявкнула Донна, и Роуз немедленно закрыла рот. – Ничего с ним не случилось, не психуй. И сядь, пока ты не упала.
Разговорить Донну Роуз так и не удалось, равно как и Джека.
– Ты встречался с ним сегодня? – спокойным тоном осведомилась однажды Роуз у метателя ножей, потягивая чай.
– Да. Я сообщил ему, что ты ждешь его. Не могу поверить, что он до сих пор к тебе не зашел. Клянусь, я бы с удовольствием надрал ему за это задницу, - выругался Джек, закатив глаза.
К этому моменту Роуз была настолько на взводе, что не отказалась бы полюбоваться на это.
– И что он сказал? – нетерпеливо спросила Роуз, тщательно скрывая свою озабоченность.
Джек посмотрел ей в глаза, и Роуз уловила в его взгляде некоторую напряженность.
– Ничего особенного. Он просто немного… По-моему, он очень за тебя испугался, Роуз.
Это она могла понять. Глядя в свою чашку с чаем, она вспомнила, что он сказал ей о тех людях, которые пострадали у него на глазах. И как он просил ее не выступать в тот вечер, но она настояла на своем. Он, должно быть, ее сейчас ненавидит.
– Он не хочет меня видеть? – тихо и едва не плача спросила Роуз.
Джек присел на кровать рядом с ней, обнял ее за плечи и, притянув к себе, чмокнул в макушку. Благодарная Роуз прислонилась к нему, стараясь не разреветься. Если Доктор до завтра не покажется, она пойдет и сама его отыщет. И никакая сломанная нога ее не остановит!
Звезды в окне, этом совершенно невозможном в передвижном цирке окне, подмигивали ей Роуз, когда она, тяжело опираясь на стену, добралась до двери и потянулась к ручке, которая неожиданно стала медленно поворачиваться еще до того, как Роуз до нее дотронулась. Девушка ожидала, что это Донна, Джек или же Микки пришли, чтобы водворить ее в постель и отчитать за глупость, но вместо них она лицом к лицу столкнулась с тем, с кем она так отчаянно желала повидаться все эти дни.
– Роуз, - взволнованно воскликнул он, - ты зачем встала? Нет, нет, нет! – обняв ее за талию, Доктор повел цепляющуюся за его плечи, ошеломленную его появлением Роуз к кровати и бережно опустил ее на матрац. – В самом деле, Роуз, тебе обязательно быть такой упрямой? Только ты могла вскочить с постели и разгуливать по комнате со сломанной ногой! Ну, еще, пожалуй, Джек. И Донна. И, наверное, Марта.
Убрав руки с ее талии, Доктор собрался было подняться с постели Роуз, но удержала его, схватив за рукав.
– Черт побери, где ты был? – гневно спросила Роуз, и Доктор удивленно поднял брови. – Я торчу здесь уже несколько недель, Доктор! Несколько недель! Почему ты до сих пор не заходил ко мне?
– Прости, - пробормотал Доктор и нервно дернул себя за ухо. – Я хотел прийти, Роуз, правда хотел. Но…
Роуз еще сильнее сжала его запястье.
–Но что?
Доктор помрачнел, и в его глазах Роуз уловила страх и боль. Сглотнув, Доктор открыл было рот, чтобы что-то сказать, но лишь вздохнул и, освободившись от ее железной хватки, взял ее за руку и присел рядом. Вторую руку он вернул Роуз на талию и привлек девушку к себе. И Роуз облегченно засопела, успокоенная его присутствием, и его привычным объятием, и его знакомым ароматом мяты, сахарной ваты и прочих замечательных вещей, окружавших его.
Долгое время они молчали. Доктор, положивший подбородок на ее макушку, обводил большим пальцем надписи и рисунки на ее гипсе, а Роуз заворожено наблюдала за этим, желая, чтобы на месте гипса была ее кожа.
– Когда ты упала, я подумал… - он сделал паузу и потерся щекой о ее волосы, а затем вновь заговорил, обжигая своим дыханием ее кожу и не скрывая владевшей им боли и печали: - Это был один из самых ужасных моментов в моей жизни. Самая страшная картина, какую я когда-либо видел, Роуз. Я не мог… не мог заставить себя навестить тебя. Я был…
Доктора, у которого задрожал голос, передернуло, и он крепко, но осторожно сжал ее в объятиях. А Роуз вдруг почувствовала себя ужасно из-за того, что она так его расстроила, и больше всего на свете в эту секунду она жаждала избавить его от этой боли, убедить, что все в порядке, что она здесь и никуда не денется. Роуз ненавидела себя за то, что из-за нее Доктор так мучился.
– Ничего, все хорошо, - нежно сказала она и повернула голову, так что ее ресницы защекотали его подбородок. – Просто… я скучала по тебе, вот и все. Я уже начала волноваться.
– Волноваться? За меня? – нахмурившись, спросил Доктор, и было очевидно, что он счел эту мысль нелепой. – У тебя сломаны рука и нога, у тебя трещины в ребрах, ты прикована к кровати, и при всем при этом ты волновалась за меня? Роуз Тайлер… - он слегка улыбнулся, часто заморгал и, покачав головой, резко ее запрокинул, уставившись в потолок, словно углядев там что-то на редкость интересное.
– Ой, замолчи уже, – фыркнула Роуз, поддразнивая Доктора, и принялась теребить пальцами поврежденной руки его бабочку.
Когда Доктор снова посмотрел на нее, на его лице было написано обожание, тоска и что-то еще, что Роуз не удалось опознать. Но она предпочла не забивать себе этим голову и, задев носом его подбородок, приподнялась и поцеловала его. Казалось, прошли годы с тех пор, как они в последний раз целовались. На мгновение Доктор нерешительно замер, а затем ответил на ее поцелуй с такой нежностью, словно она могла рассыпаться на кусочки от одного его прикосновения. И чем дольше Роуз самозабвенно целовала Доктора, тем быстрее билось о треснутые ребра ее сердце, и тем тяжелее ей становилось дышать.
Наконец, заметив, что каждый вдох вызывает у Роуз боль, Доктор отстранился от нее, ласково проведя ладонями по ее бокам, и невесомо поцеловал ее в бровь.
Они еще долго сидели в полной тишине, и Роуз, пристроившая сломанную руку у него на груди, чувствовала под пальцами его ровное сердцебиение. А потом она уснула у него на плече и, разумеется, не видела, как потемнели его глаза и какая ожесточенная решимость, смешанная со страданием, в них появилась, когда Доктор поцеловал ее волосы и прерывисто прошептал ее имя.
Роуз и представить себе не могла, что ничего подобного в ее жизни никогда больше не повторится.
* * *
В течение следующих недель Доктор все больше и больше от нее отдалялся, заглядывая к ней все реже и реже. И это беспокоило Роуз как незаживающая рана. Но она уповала на то, что как только она окончательно выздоровеет, Доктор станет прежним. Однако она ошибалась.
В тот день, когда от ее ран не осталось и следа, она впервые за долгое время снова зашла в его кабинет. Доктор сам послал за ней, и Роуз посчитала, что он решил возобновить их традиционные чаепития. По пути к нему, Роуз, нервно кусавшая зубами нижнюю губу, не переставала надеяться, что отчужденность между ними каким-то чудесным образом исчезла, и теперь все будет по-прежнему. Доктора она увидела сразу же, едва переступила порог кабинета. Скрестив на груди руки и опустив голову, инспектор манежа стоял прямо напротив двери, опираясь на стол. Доктор был настолько погружен в свои мысли, что не заметил появления Роуз, поразившейся тому, насколько царящая сейчас в кабинете гнетущая атмосфера отличается от той, которую она застала в первый свой визит сюда.
Создавалось впечатление, что Доктор полностью отгородился от внешнего мира, так что Роуз было немного страшно до него дотрагиваться, и потому вместо этого она тихо окликнула его:
– Доктор?
Он вскинулся, и Роуз стало еще страшнее, потому что у него были пустые, холодные и безжизненные глаза, выражение которых ни капли не изменилось, как это обычно бывало в присутствии Роуз. И от его тяжелого взгляда и непривычно сурового, лишенного всяких эмоций лица у Роуз по спине пробежали мурашки и возникло дурное предчувствие.
– Роуз. Как ты себя чувствуешь?
Этот вопрос, заданный абсолютно равнодушным тоном, и то, как отстраненно он держался, выбили ее из колеи, и Роуз, проглотив комок в горле, пробормотала запинаясь:
– Я… нормально. Уже лучше.
– Это хорошо, – отозвался Доктор, – потому что завтра утром ты от нас уходишь.
Не веря своим ушам, Роуз часто заморгала, силясь понять, что он на самом деле имеет в виду.
– Я что?
– Собери вечером свои вещи. Можешь взять все, что захочешь, со склада и из гардеробной.
На Роуз словно вылили ушат ледяной воды, и она потрясенно уставилась на Доктора.
– Ты…. Ты вышвыриваешь меня из цирка? – с трудом выговорила она.
Застывший подобно статуе Доктор, продолжавший пристально на нее смотреть, ничего на это не ответил.
– О боже, ты серьезно, – хрипло произнесла потрясенная Роуз, осознав, что он не шутит, и ее сердце ухнуло куда-то в пятки. У нее закружилась голова, задрожали колени и перед глазами все поплыло. Чтобы не упасть, девушка попыталась было нащупать что-нибудь, за что она могла бы ухватиться, но под руку ничего не попадалось, и она все отступала и отступала назад в поисках хоть какой-нибудь точки опоры, пока не уперлась спиной в стену. Глядя на Доктора сквозь навернувшиеся слезы, растерянная и шокированная Роуз сказала с отчаянием: – Но… Доктор, ты не можешь… Не можешь! Ты не можешь так поступить!
– Могу, Роуз, – ровным тоном ответил Доктор.
– Это… это потому что я упала, да? – дрожащим голосом спросила Роуз. – Я знаю, что ты за меня испугался, да я и сама перетрусила, Доктор, но давай спокойно это обсудим, ладно?
– Нам не о чем разговаривать.
– Не о чем… – Роуз осеклась, и на нее вдруг нахлынула такая волна гнева, что она воскликнула запальчиво: – Да как у тебя язык поворачивается такое говорить? Все, что между нами было, для тебя ничего не значит, да? Я для тебя ничего не значу? – От злости и обиды у Роуз горели щеки, и она готова была вот-вот разреветься. Но она понимала, что неправа в своих обвинениях, что его симпатия и привязанность к ней всегда были искренними. А значит, все, что сейчас происходит, – не более чем дурной сон.
Доктор отвел взгляд, устремив его куда-то в один из углов кабинета.
– Конечно значишь. Именно поэтому ты и должна уйти.
Надежда вспыхнула в Роуз с новой силой, и, подойдя к инспектору манежа, девушка сказала умоляюще:
– Доктор, пожалуйста. Я в порядке, я полностью выздоровела. Я… этого больше не повторится, обещаю. Я перестану выступать и… ну, буду помогать готовить обед, например, или устанавливать свет, или что-нибудь в этом роде. Только не отсылай меня прочь, прошу. Не надо, пожалуйста. – Роуз уже едва различала Доктора сквозь пелену слез. – Я хочу остаться, это мой дом. И я… я люблю тебя.
В его лице что-то дрогнуло, он расправил плечи и вновь посмотрел на Роуз, теперь уже с благоговением, недоверием, откровенной мукой и такой болью, будто ее слова были острыми кинжалами, вонзившимися в него, и Роуз почти пожалела, что призналась ему. Почти.
– Не надо… – шепотом выдавил из себя обуреваемый эмоциями Доктор и прерывисто вздохнул – Не делай этого. Не надо… Уходи, Роуз.
– Доктор…
– Я сказал, уходи, – рявкнул он внезапно, и пылающий взгляд его диких глаз обжег Роуз.
Она собиралась поспорить с ним, встряхнуть его, потребовать, чтобы он ее выслушал, и они разрешили все свои противоречия. Чтобы он прекратил быть таким идиотом и позволил ей себя любить. Но горячие слезы, текшие по ее щекам, и разбитое сердце остановили ее.
– Ты действительно этого хочешь? – спросила она.
Он закрыл глаза и отвернулся.
– Да.
И Роуз побежала. Рывком распахнув дверь и выскочив из кабинета, она побежала на подкашивающихся ногах так быстро, как только могла, плача и всхлипывая на ходу. Она оставила Доктора одного и не слышала, с каким грохотом он пнул стол так, что тот чуть не развалился. И не стала свидетелем того, как Доктор рухнул на стул, поставил локти на столешницу, обхватил руками голову, и у него затряслись плечи.
Как она собирала чемодан, яростно кидая в него вещи и постоянно смаргивая слезы, Роуз помнила плохо. Никто не видел ее, пока она тащилась к выходу из шапито, и никто не ждал ее там, чтобы проводить. Так, с мокрыми щеками, в наглухо застегнутом пальто, волоча за собой чемодан с раздутыми боками, Роуз покинула синее шапито. На улице моросило, серое небо низко нависло под головой, а под ногами хлюпала грязь. Не успела Роуз отдалиться от цирка на несколько метров, как за ее спиной раздался слоновий крик, и, когда она обернулась, Алонзо потянул ее хоботом обратно. Он будто знал, что она уходит навсегда и никогда уже не вернется и не погладит его. Отдавая себе отчет в том, что она видит Алонзо в последний раз, Роуз опустила свой чемодан в слякоть, обняла слона и разрыдалась ему прямо в ухо.
– Прощай, Алонзо, – сумела все же выговорить она. – Позаботься о нем.
Нежно погладив напоследок Алонзо по хоботу, Роуз подняла чемодан и, мысленно попрощавшись с синим шапито, единственным за долгое время местом, в котором она чувствовала себя как дома, Роуз решительно пошла прочь. Но ее сердце осталось там, позади, под светом звезд и бирюзовых огней, в руках молодого инспектора манежа с непослушными густыми волосами и доброй улыбкой.
Окончание следует...
|