Синара писал(а):
то, что папа не любит маму, ребенок не ощущал
Значит, у них были нормальные отношения - он ее жалел, а она его сама выбрала...
vicher писал(а):
Кира очень смело-эгоистично поступила - ушла за любовью
А любовь не может заменить все остальное -
Цитата:
стабильности и уверенности в завтрашнем дне, уюта семейных отношений, общих интересов, в конце-концов.
Вы сами и ответили на свой вопрос. Я тоже так считаю.
Всем большое спасибо! Сегодня заключительная прода. Прошу прощения, что в воскресный день(вечер) омрачу ваше настроеие...
Глава 6.
Пушкарева, а вернее теперь уже Жданова, ушла, а Кира еще долго не могла избавиться от ощущения, что она здесь, что смотрит на нее осуждающе… или торжествующе?
Сама она думала о Кате то со злостью – столько лет отнимала у нее Андрея, то с жалостью – столько лет любить тайком, урывками, не имея никаких прав и привилегий…
От Кати мысли перекинулись на себя: сможет ли она так любить? У нее несколько другое положение, она ничего не скрывает, но одно их объединяет – ей тоже нет входа в мир любимого человека. У Кати на то были объективные причины… А вот почему Малиновский держит ее в тени?
Этот вопрос уже давно мучил ее, но она его игнорировала, загоняла в самый дальний уголок души, чтобы не омрачал он ее «бабье лето». И сегодня ей удалось это сделать. Стала думать о том, что ждет ее вечером…
Она придет раньше Романа – уж постарается! Приготовит на ужин обыкновенные котлеты – Рома с таким удовольствием их ест! Он уже давно не заикается о ресторанной еде, признал, что приготовленное ею, вкуснее. А еще она сварит кисель – самый обычный, какой всегда варила сыну. Кисель тоже Роману по вкусу пришелся. Оказалось, что он его не пил раньше. Если только в детстве, но про детство он уже не помнит. В юности питался в кафе и ресторанах – там другие напитки предпочтительны. А за границей кофе пьют. Она сварила однажды и он буквально «запал»…
По дороге она купит овощи, фрукты у них есть в холодильнике. А еще… Еще она купит ему пижаму! Уже холодает, отопление включат не скоро… Им, конечно, вместе не холодно, жарко даже, но потом… потом можно уговорить его надеть… если холодно станет…
Вот еще одна неприятная мысль: «если холодно…» Не в прямом смысле… В прямом смысле поможет пижама. А если к ней охладеет? Что тогда будет их связывать?
Эту неприятную мысль она тоже задавила-заглушила-спрятала. Потом об этом подумает… Не сегодня! Сегодня у них будет тихий семейный ужин, плавно переходящий в тоже тихую, супружескую ночь. А может и не в тихую… не в супружескую, а в любовную…В ночь страстных любовников – оголодавших без любовных утех. И то, и другое одинаково прекрасно! Она ждет этого момента и ради него готова на все!
За окном осень во всей ее красе: желтые и багряные листья на деревьях и под ногами – не успевают дворники сгребать их, чистое, серо-голубое небо, холодное солнце – греет, попадая на спину или в лицо, но чуть отодвинешься, скроешься от него за углом, и овеет холодом…
Только бы длились подольше ее солнечные осенние деньки, ее бабье лето…
Ее ожиданиям не суждено было сбыться. Роман был уже дома, и на столе стоял пакет из ресторана – ужин, догадалась Кира. От прежнего Романа - улыбчивого, с лучиками у смеющихся глаз, - не осталось и следа. Он был серьезен и даже хмур. И так смотрел на нее, словно прощался навеки.
- Ром, а что случилось? Почему ты дома, и так смотришь…
- Кира… Мне нужно уехать… Вызывают на собрание акционеров… с отчетом…
- У тебя недочеты в работе? Ты боишься?
- Да нет…просто… первый раз отчитываться…
- Все будет хорошо! Не переживай. А ты надолго поедешь?
- Не знаю… Как получится… Не думаю, что задержат…
- А…когда ты поедешь?
- Уже завтра…
- Так скоро… - она тряхнула головой, - давай не будем омрачать этот вечер! Все будет хорошо! Мы же расстаемся не надолго…
- Да-да… не надолго…
Больше они не касались темы расставания, будто ее и не было. У нее мелькнула мысль: «Почему бы ей не поехать с ним? Для нее это не проблема…», - но он не предложил, значит для него это неприемлемо, и она не возвращалась больше к этой мысли – зачем портить вечер… Поужинали за обычными разговорами, под телевизор, работающий без звука – чтобы не мешал разговаривать! Звук включали только на интересных кадрах.
Так же обыденно она расправила постель, приняла душ, а дальше…
Они любили друг друга. Нежно и неистово… Грубо, яростно и…ласково! Боясь заснуть и потерять хоть на секунду ощущение близости. Шепча признания и клятвы и вскрикивая от наслаждения. Все было на грани возможного, за чертой реального. Как в первый раз? Как в последний раз?
Под утро он все же уснул, а она даже глаз не закрывала – наглядеться на него, запомнить каждую черточку, каждую морщинку на лбу, его мерное дыхание и чуть вздрагивающие во сне ресницы. А еще хотелось запомнить тепло его тела, но для этого нужно было прижаться к нему своим телом, а это могло разбудить его. Будить она не хотела – сыта была и ласками, и близостью… Вот если бы просто лежать. Прижавшись, устроив голову у него на руке, смотреть снизу на его лицо, ловить его улыбку и отдавать свою… И слушать шорох слов, не понимая их смысла, только чувствуя нежность губ на виске…
Но мужчины так не могут – они идут дальше, до конца.
Назавтра Роман уехал. И пропал – как в воду канул! Не звонил, не присылал СМС-ки, а когда она позвонила сама, равнодушный механический голос ответил, что данного номера не существует…
Он ждала. Ничего не видя и не слыша вокруг, закутавшись в кокон своего ожидания. Уже смутно чувствовала, предполагала, но не хотела верить – он не мог так поступить!
Через неделю, или через две – она не понимала, сколько времени прошло, к ней пришли две женщины. Одна молодая, другая примерно ее возраста. Представились сотрудницами компании, в которой работал Малиновский. Она очень испугалась – с ним что-то случилось?! Та, что постарше, сразу поняла, о чем она подумала, и успокоила ее, сказав, что с Романом все в порядке. В дальнейшем разговоре она не участвовала, и не смотрела на Киру – неловко она себя чувствовала в навязанной ей миссии.
А молодая усмехнулась недобро и стала говорить такие вещи… Ее слова звучали как пощечины.
- Эта квартира находится на балансе фирмы. Новый начальник не намерен ее оплачивать. Или Вы сами ее оплачиваете, или должны съехать…
- А разве Роман Дмитриевич не вернется?
Та, что постарше, посмотрела на Киру с жалостью и отвернулась, а молодая продолжила со злорадством, которое она даже не скрывала.
- А что, он Вам не сообщил?
- Что-то со связью… Я не могу дозвониться… А вам он звонил? – со страхом и надеждой спросила Кира. Она хотела знать, что произошло и … страшилась узнать горькую правду.
- Нет, он нам не звонил. Кто мы ему? Он нами пренебрегал… Новый начальник, которого прислали вместо него, рассказал… Роман Дмитриевич теперь большой человек… Будет президентом компании… Старый-то неизлечимо болен…
- Когда… станет?
- Скоро! Вот женится на дочке босса, и станет. Иначе нельзя – семейный бизнес… Так Вы поняли, про квартиру?
- Спасибо. Я все поняла.
- Тогда мы пойдем. Всего Вам!
Они ушли, а она так и осталась сидеть в кресле. Даже не встала закрыть дверь.
Мыслей не было. И чувств, кажется тоже. Только пустота.
Все кончено... Жить больше незачем – она все потеряла: семью, сына и любимого мужчину. Коротким оказалось ее лето… А прозябать в длинной слякотной осени она не хочет – она умерла сегодня днем! Тело ее еще функционирует, а душа мертва. Тогда зачем оно живет? Не лучше ли…
*
За окном еще ночь, а сна больше нет. Надо менять снотворное – после этих таблеток она высыпается через пять часов. А дальше что делать? Смотреть в потолок и вспоминать? Уж сколько раз она все перебрала в памяти…
Кира встала, накинула на плечи шаль, включила на кухне чайник – со свистком! Такой, что был в ее прошлой жизни. Придвинула к себе журнал с кроссвордами – он всегда лежал поблизости и скрашивал ее бессонницу.
Сделала себе бутерброд. Кто бы мог подумать три года назад, что она будет есть ночью бутерброды? Теперь фигура ее совершенно не волнует.
Поискала взглядом чашку, не увидела. Пришлось встать и искать в шкафу– вечером перемыла посуду и в шкафчик убрала, но вот в какой? Она до сих пор путалась в них, не могла привыкнуть, хотя уже три года живет в этой квартире. Андрей купил. Тогда…
Тогда он спас ее – в буквальном смысле.
Приехал почти ночью - благо дверь она не закрыла – нашел ее уже без сознания, вызвал скорую. Как он догадался приехать? Почувствовал? Не мудрено… Она же всю неделю не в себе была, невозможно было не заметить. А в этот день вообще не пришла, и на телефонные звонки не отвечала…Вот он и сорвался, поехал. Не безразлична она ему - столько всего вместе пережили и хорошего, и плохого… И сын у них!
Павел уже взрослый, хотя ему только восемнадцать… Он рано повзрослел – они тому поспособствовали! Она в первую очередь! Почему-то отца он не осудил – ни за давнюю связь, ни за женитьбу. Мужчины они всегда солидарны. Они ведь не только отец и сын, они два мужика, поэтому и понимают друг друга, и не осуждают…
Вот и Андрей сына не осудил, когда тот с Кэтрин стал жить – теперь он ее бой-френд. Там принято так... Катей она была особенной, а Кэтрин – как все.
Павлик и с Катей – которая теперь Жданова, а раньше была Пушкарева, подружился. Охотно бывает у них, подолгу живет на каникулах, только что мамой не зовет…
А к ней, матери своей, он заезжает на пару часов – проведать. Видимо не простил до конца, хоть и жалеет. Как сын не простил, и как мужчина осудил.
Только Андрей к ней хорошо относится.
А почему бы Андрею к ней хорошо не относиться? Она своими руками ему дорогу к счастью с Катей расчистила.
Но так она думает только когда злится – на себя, на жизнь, а в другое время она понимает, что причина не в этом. Не только в этом, по крайней мере. Ведь этими же руками в свое время она не пустила его в счастливую жизнь… С Катей…
Просто он человек такой – жалеющий. На этом все их отношения и построены. Были тогда, и есть сейчас.
Без Андрея она не выкарабкалась бы. Это он поднял на ноги всех врачей, он часами разговаривал с ней – внушал, что жизнь не закончилась, что у нее есть сын, да и другие… А кто другие-то? Он с Катей?
То-то и оно, что с Катей… Приходится терпеть, иначе и с ним связь порвется. Надо признать, что и Катя много для нее сделала – Андрей помогал ей морально, а на Кате вся физическая поддержка: супчики, бульончики, чистое белье, и прочее, прочее… Кому как не ей, Кире, знать, что Жданов к хозяйственным обязанностям всегда не причастен. Крупные, масштабные дела: покупка квартиры, машины, мебели – это на нем, а за картошкой он не ходит.
Приезжали, конечно, и брат, и сестра – проведать. Надолго не остались – у них своя жизнь. Кристина более свободна, не обременена ни семьей, ни работой – живет на дивиденды от акций, но и у нее где-то там, на закоулках цивилизации, есть свой, хотя и временный дом, и столь же временный спутник жизни, и терять их, пусть и ради сестры, она не захотела.
А Сашка обосновался в Питере, там у него должность, политическая карьера – в депутаты метит! Он предлагал ей переехать к нему, только она не захотела – что она будет там делать? В чужом городе, где все лица чужие, в чужой квартире, где нет ничего своего… И одна?
А здесь, в Москве, знакомые улицы, дома, люди. Здесь ей даже воздух кажется родным!
И Андрей здесь. Он ей сочувствует, помогает. Квартиру вот купил. Каждый год в санаторий отправляет – здоровье свое она подорвала крепко. Сколько месяцев в больнице пролежала! Сначала в терапии, потом в клинике неврозов. До сих пор последствия сказываются.
Дорого она заплатила за свое право на любовь! А жалеет ли? Обвиняет ли Романа?
Иногда жалеет…
Однажды увидела Андрея с семьей новой на улице – пешком шли. Не на машине, почему-то. Веселые такие шли… Катю он под руку держал, а девочка сама в его руку вцепилась, шла вполоборота – в лицо ему заглядывала и что-то говорила, говорила… И тянула его за собой, а он – Катю… И весело им было от этого, смеялись и бежали за ней. А руки не расцепляли…
Вот тогда пожалела – они тоже с Павлушкой так гуляли… Может и не так им было весело, но теперь это не помнилось, а что гуляли – это было.
Но бывали и другие воспоминания. Да хотя бы тот первый поцелуй с Романом в кабинете – разве о таком можно пожалеть? А ночи жаркие? Все до одной она помнит, и ни об одной не жалеет. Они с ней останутся навсегда.
И Романа она не винит. Он не виноват, он просто стал таким, как те люди, с которыми он жил столько лет: расчет, выгода, прежде всего. А может, он всегда таким был , потому и прижился на чужбине. В какой-то момент затосковал и вполне искренне хотел начать в Москве жизнь с чистого листа… И ее встретил – всколыхнулось молодое…Но не получилось…
Не случись несчастье с владельцем компании, может и жил бы он здесь, с ней… А коли уж появилась возможность не просто продвинуться по служебной лестнице, а перепрыгнуть несколько ступенек разом, и оказаться на самом верху, он этого упустить не мог… Глубоко проникли в него чужие ценности. Не смог он оторвать себя от них.
Не вина это его, а беда! А может – счастье…
Он знал уже в тот вечер, что не вернется. Потому и звонить не стал, и телефон сменил – отрезал разом! Больно, но быстро. Не по-русски…
Что же так тяжко-то? Осень? В природе и в жизни… В природе еще вернулось лето – почти… Тепло и солнечно. И не верится, что могло бы быть уже и «снежно», а сыро и холодно уж точно. Но пока тепло. Только не радует. Ежеминутно ждешь подвоха – вот набегут тучи, и дождь заморосит, и снежная крупа посыплет мокрый асфальт. И лето не сможет пробиться, уйдет в небытие…
Так и в жизни – вдруг вспыхнет желание, обернется нежданной радостью, а уже через минуту понимаешь, что этого не может быть – уже осень жизни… И ничего нельзя изменить: морщины на лице, убранные косметологом или даже хирургом, проступают во взгляде. Рубцы на сердце, заглаженные временем вновь кровоточат прежней болью… Природу не обманешь! И как бы мы не переводили стрелки часов, наступает то, что должно наступить.
Надо жить сегодняшним днем, успеть насладиться тем, что осталось, а душа, наша многострадальная душа, все равно ждет, все равно надеется - хочет покоя, а жаждет бури…
*
Ночь кончилась. За окном гаснут фонари, что освещали улицу для тех, кто вынужден был идти по ней ночью, а заодно светили в окна таким, как она – не спящим. Можно собираться на работу – чуть рановато, но это ничего, подольше посидит перед зеркалом, лучше скроет следы бессонной ночи.
Взглянула в зеркало и отпрянула – на нее смотрела та, прежняя Кира. Облик был теперешний, постаревший и увядший, а глаза – те, ждущие…
Что же ты ждешь, Кира Юрьевна?
Конец