|
8
- Катя... не уходи...
- Я не могу... не могу...
Они сидели в ресторане "Зималетто", на глазах у посетителей и официантов. Обед уже закончился, людей было мало. Катя изо всех сил старалась выглядеть непринуждённой: ну, что в них такого? Сидят мужчина и женщина, разговаривают... Скатерть, правда, там, где были их руки, скоро превратится в лоскутки... Но как хорошо, что ни одного знакомого лица - не только ей, и Андрею. Все посетители - со стороны, не служащие "Зималетто".
- Ты не боишься, что нас увидят? - спросила она, едва войдя в ресторан. Странное было ощущение, когда он позвонил и назначил встречу здесь.
- Нет. - Он был удивлён.
- А... - Катя помолчала, не решаясь произнести то, старое, свербившее фантомной болью имя. - ...Кира? Если она увидит нас вместе, у тебя не будет проблем?
- Кать, нет никакой Киры. И не было.
Она усмехнулась, чуть прищурившись и сдвинув брови. Не было...
И он тоже нахмурился.
- Но ты права. Есть кое-что, что может... всё осложнить. Ведь она знает о тебе.
- Обо мне?..
- Да, знает, что Аня твоя дочь. И уже не только, что твоя...
Колени подогнулись, Катя опустилась на стул. Испуганно смотрела на него. Что он наделал? Вот то, чего она боялась? Уже началось?..
Андрей увидел выражение её лица и, быстро нагнувшись, горячо прошептал:
- Не волнуйся только. Слышишь?.. Ничего не будет, я обещаю. Ничего и не случилось. Это ведь благодаря Кире я узнал... а ей сказал Урядов... А Кира о нас с тобой знала, ей просто немного больше времени понадобилось, вот и всё... – И его, как будто усилием сдерживаемая, рука всё же крепко сжала её руку. - Кать, всё хорошо. Я говорил с Кирой... она не причинит Ане вреда. Всё, чего ей хотелось, я уже услышал, а большего ей и не нужно…
Но у неё, неотрывно смотревшей на мелкие царапины на его красивой кисти (котёнок даром времени не терял), продолжало тоненько дрожать внутри.
- И всё-таки я заберу её сейчас... заберу, Андрей, и ничего не говори. И не привезу, пока мы не скажем. Сами!..
Он погладил большим пальцем её руку.
- Ну, подумай, разве я позволю кому-нибудь сделать ей плохо? Ты понимаешь, что она для меня теперь?..
Взволнованно дыша, Катя смотрела на него. И страх понемногу начал отпускать. Но одно она поняла точно, поняла: как можно скорей разрубить этот узел, иначе вообще ничего не останется, кроме страха. А ведь они собирались подождать, обдумать всё как следует, подготовиться...
Она почти не чувствовала вкуса еды. Мысли толпились, обгоняли одна другую. Да, она торопится, спешит, а кто бы поступал по-другому?.. «Вы – ничего не делаете случайно», «Катя, открывайте пакет… Открывайте пакет, Катя!!!..»,
«Да вы посмотрите на себя!.. Кто вы - и кто он?!..»
И всё же надо взять себя в руки. Ведь это бессмысленно. И глупо. У Киры давно своя, другая жизнь. «Всё, чего ей хотелось…» Не другая, значит…
Но она поднимала глаза и видела глаза Андрея - всегда, в любой момент. Он спокойно ел и смотрел на неё, в глазах – тёплая улыбка. Он поможет... защитит. Ведь она осталась совсем одна, после стольких лет под защитой Бориса. Словно вернулась в то своё состояние, когда одна бродила по улицам и никакой помощи быть не могло. И Борис, как и тогда, не может сейчас помочь. У него свой страх, не только за Аню, но и за неё. Она боится только чужих, а он - Андрея...
И это следующее, что нужно сделать. И она нетерпеливо выпила свой сок, весь, до последнего глотка. В последние дни ей очень хочется пить, наверное, это отголоски тех мыслей о противоядии... Столько лет мучилась жаждой.
- Кать...
Но ему не дали договорить: бармен (видно, любитель новостей) сделал громче звук телевизора, и прозвучавшее внезапно из уст диктора имя заставило Катю повернуть голову.
- Известный врач-онколог, номинант Нобелевской премии Майкл Роунт скончался сегодня днём в своём доме в Сан-Франциско...
Андрей непонимающе смотрел на неё. Катя взяла сумку со стола.
- Андрей, мне идти надо. И тебе... тебе тоже надо...
- Катя... не уходи...
- Я не могу... не могу...
- Ну, побудем ещё немного. Совсем немного, пять минут. Кофе...
И снова его рука... Пусть бы он так держал её подольше, всегда, и когда придёт тот момент, тоже... Господи, ну какой она была идиоткой, о чём она думала?.. Сначала молчала, потом обрадовалась, что наконец перестанет молчать... А Аня? Её Аня, она что, разменная монета?..
У выхода её толкнуло к Андрею, как будто только и ждала, когда будет можно. Ни страха, ни неловкости, как утопающая, уверенная, что спасут, доверяющая спасителю... А он - спокоен, улыбается... ну, не спокоен, у спокойных так сердце не бьётся... но тоже уверен и даже.. горд?.. И не боится. Значит, всё не так страшно.
- Только не передумай, хорошо? Вспомни, что ты мне говорила... Всё хорошо будет, я не уверен, я ТОЧНО знаю.
- Передумаю? Я?
И он снова притянул её к себе, как-то боком, прижал, потому что по плиткам крыльца ресторана шли люди...
- В выходные скажем... Катя... Катюша... Ты только не бойся так, ладно? Аня ведь тоже испугается... Ну? Ты же сильная... ты очень сильная… И она будет такой же…
- Да, ты прав. Так нельзя...
Он заглянул ей в глаза, улыбнулся и отпустил. И она тоже попыталась улыбнуться, правда, в глазах всё равно тревога. Но уже какая-то... созидающая, наполненная смыслом. Катя вспомнила о словах диктора, вспомнила всё, о чём подумала в тот момент. Да, ещё один шаг, и тогда уже самое главное.
- Иди. Иди к ней, - сказала она. - Я вечером приеду...
- Не надо. Я её сам привезу...
- Да, так правильно. Хорошо. Она привязалась к тебе... Я буду вас ждать...
В коридоре офиса стояла непривычная, даже пугающая тишина. Гораздо привычней было испытывать дискомфорт от шума, окликиваний на каждом шагу, телефонных звонков. Но такой уж сейчас период: Юлю отправили в выклянченный отпуск, так как в графике появилась пара свободных недель: после трудных гастролей в целый месяц всем нужен был отдых. Её секретарь улыбнулась, поздоровалась – тоже непривычно спокойная, умиротворённая. Катя грустно улыбнулась. Может, это знак?..
У окна в её кабинете стоял Борис. Обернулся.
- Ты хотела сегодня в магазин заехать?.. Я помогу.
- Хорошо. Только… - И она молча и взволнованно смотрела на него.
Он кивнул.
- Я понимаю. Личную жизнь никто не отменял. Я донесу продукты до квартиры и уйду…
- Борис… тут не только это. Ты же знаешь, Аня…
- Знаю. И это тоже понимаю. Я ждал этого.
- Ждал?..
- Конечно. Ты же ждала. – И поспешно добавил, увидев виноватое выражение на её лице: - Катя, ты здесь ни при чём. Я же всегда говорил: это было нужно мне. И кому, как не мне, знать, как ты сомневалась, как ты хотела рассказать. Так что… Рано или поздно это должно было произойти. Да и не в этом дело.
Она подошла к нему, дотронулась до рукава пиджака, улыбнулась.
- А в чём?
- Знаешь, что она сказала мне о той встрече, у театра? «Это было… красиво». Её щедрая натура, конечно, как всегда, оценила всё сразу и ничего конкретно, и я подтверждаю: красиво. И дело не в цветах. Ты будешь смеяться, но я хотел вынуть телефон и сфотографировать вас. Всех вместе. А потом показать тебе, если снова начнёшь сомневаться.
Катя покачала головой.
- Борис, ты невозможный человек. Я недостойна тебя.
- Ну-ну. Ещё неизвестно, кто кого больше достоин… И это ведь я встал между тобой и…
- Нет, Борис. Всё не так. И я никогда не забуду ни того, что было тогда, ни того, что сейчас. Но…
- Что-то случилось?
- Можно сказать и так. Тянуть больше нельзя. Если Ани узнает от кого-то со стороны…
- Мы забыли об этом. – Лицо его потемнело, и плечи опустились. – В «Зималетто», конечно, уже знают. Да я ведь предупреждал тебя… Ладно, бессмысленно. Да, тянуть нельзя. Я сам скажу ей. Повезу куда-нибудь в субботу и скажу.
Катя отошла к столу, села, глядя в одну точку. И снова покачала головой
- Нет. Неправильно опять всё взваливать на тебя. Да и Андрей… нет, он не согласится.
- Он обязан соглашаться на всё, что будет лучше для Ани…
- Это так. И он это понимает…
- Ты уверена?
Она подняла на него глаза. Всё, как когда-то, - и никакой неразберихи. Всё ясно и просто, как чистый лист бумаги.
- Да. Я уверена, - ответила она.
…- Мам, а какие розы лучше – белые или красные?
- Каждые по-своему хороши. А что?
- Андрей Павлович мне опять белую подарил. А тебе – крааасные…
- А тебе красные больше нравятся?
- Да нет, белые даже красивее… Но Беляночка – это просто Беляночка, а красную так и звали Розочкой… И Андрей Павлович меня так называл… Может, белые – это не совсем розы? Ненастоящие? А пахнет, как настоящая…
- Нет-нет, Ани, настоящие. Самые-самые настоящие. Просто настоящее тоже разного цвета бывает… Белый – это чистота, начало… Чему ты улыбаешься?
- Ты сама вся красная. Я знаю, от чего это. Меня Андрей Павлович тоже, когда уходил, поцеловал. У него щёки колючие…
...Вечером Катя села к компьютеру. Долго изучала адресную книгу, озадаченно смотрела на два похожих адреса. Но нужный - один. Наконец вспомнила…
Как всё примитивно сейчас. Это раньше, когда она была такой, как Аня, - целая история была бы. Искать телефон, идти на почту, заказывать... Ну как же, Сан-Франциско, не Шепетовка какая-нибудь... Хотя раньше и Шепетовку надо было заказывать. А теперь - пару кликов мышью, пять минут щёлканья клавиатурой, и написанные мысли доступны адресату. Любому, в любой точке земного шара. Уже не говоря о сотовых и видео...
Пять лет назад она уже писала по этому адресу. И получила ответ: вежливый, даже добродушный. Думала, что и впредь они будут переписываться, и, возможно, наступит день, когда она сможет отплатить Борису за всё добро, что он сделал, но не судьба. Больше от Женни она не получила ни строчки, сколько ни писала.
Мысли ложились ровно, почти без пауз. Она была уверена в том, что пишет. И даже если Женни сейчас не поймёт, не разделит, потом всё равно признает, что Катя была права... Жизнь так коротка, и в ней так мало любви. Так мало любви!.. Но она есть…
...Как-то раз, когда у неё уже была Аня, она в очередной раз попыталась заговорить с Борисом о его личной жизни. О том, почему он поставил на ней крест, ведь мог бы создать семью, вот и Алла, его референт, сколько лет зря надеется…
- Кать, скажи, почему ты не вышла за меня замуж? – улыбаясь, прервал он её.
Она смешалась. Ну, сколько раз одно и то же. И при чём здесь они с Борисом?..
- Ладно, поставлю вопрос по-другому: почему ты вообще никогда не выйдешь замуж?
Никогда?!.. Она задохнулась… и промолчала. Вот любят же люди обнажать… Жила и не думала, бежала от всех этих диагнозов. Ненавидела разбираться в себе. То, что надо для текущей жизни, у неё разобрано, а остальное – лишь бесплодное ковыряние в ране. Но она сама начала этот разговор…
Отвернулась и сказала изменившимся голосом:
- Ты же знаешь. Есть такая пустота, которую никто не сможет заполнить.
- У меня такая же, - легко подхватил он. – Мы с тобой – друзья по пустоте.
Потом она узнала: его пустота – Женни. Которая до их приезда в Штаты была Женей, но с его лёгкой руки стала Женни, на сцене – Женни Маркс. «Мне это казалось ужасно оригинальным и современным, - говорил Борис. – Да таким и было. А потом, когда к коммунистам в мире пропал интерес, устарело и стало просто конъюнктурным. Но кто не знает – красиво». Борис предал Женни на пике её карьеры – с ней случилось несчастье. Упала на лестнице в кулисе, отработала концерт и осталась хромой на всю жизнь. А он, уже имея вес, шёл в гору и не нашёл в себе сил противостоять ни машине шоу-бизнеса, ни собственным амбициям. Не мог заниматься только Женни и её здоровьем, нашёл другую певицу… Ну, так ему казалось, что нашёл и что не мог. А потом, когда самого ледяной водой окатило, оказалось, что это он без Женни не может. Но было уже поздно.
- Муж, ребёнок, дом, семья. Все старые фотографии сожжены, ослепительная холодная улыбка. Я хотел хотя бы помочь ей, но это уже было просто невозможно. В последний день ко мне в отель пришёл муж. Врач, известный учёный, важный человек… Сказал, что она плачет по ночам и я обязан уехать. Если не хочу уничтожить её во второй раз. И я уехал.
- И… всё?
- А что, я должен был её мучить?.. - Борис закрыл глаза, а когда открыл, был уже таким, как всегда. Да, действительно в чём-то они оба пусты. У неё, наверное, такие же глаза.
Вот тогда она и написала Женни. Быть может, это было порывом, глупостью, но она всё слышала его слова, сказанные им когда-то: «Я хочу что-нибудь сделать для других. Понять – каково это…» Вот и она хотела что-то сделать для него. Ну, хоть что-то, хоть это несчастное письмо неизвестной женщине…
Теперь она писала легко, фразы текли – одна за другой. Писала не о Борисе, писала о себе, о своей жизни. Об Ане. О её отце. О том, что Женни может не ответить, не думалось. Почему-то была уверенность: ответит. И Борис с Женни тоже наполнятся, ну хотя бы попытаются…
…- Знаешь, я сделала открытие: я всё такая же наивная и верю в любовь…
- Это… ты о чём?
- Не о нас, конечно… Просто подумала: а вдруг эта женщина не ответит? Вдруг она вообще забыла о Борисе, а я навязываюсь с призраками…
- Не знаю. Мне кажется, он знает, что это не так. Это всегда знаешь…
- И ты знал? А как же?..
- Ну, так ведь легче. Увидел с другим – и влюбил в этого другого… раз не со мной, а с ним…
- А ты видел?
- Видел…
- Ты не говорил…
- Конечно, не говорил. Мало доблести…
- Ну, и не надо. Потом, всё потом…
- Спи. Я завтра утром позвоню. Я люблю тебя… Веришь?
- Не смейся… Верю. Я верю…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Но завтра посмотрим.
Как она отреагирует, когда узнает правду?
А с Борисом, несмотря на все его положительные качества, у Ани были (ИМХО) отстраненно-прохладные отношения: забота была, а родительского тепла Аня не чувствовала.(опять же - мохнатое ИМХО).