|
10
Скорость трепала волосы, грозила сорвать предусмотрительно крепко завязанную косынку. Но, уезжая всё дальше по трассе из залитого солнцем городка, Катя улыбалась. Она любила эту открытую машину, любила эту дорогу.
С тех пор, как она осталась одна, она старалась не расставаться с дочкой, но иногда, конечно, приходилось. Сейчас на курорт приехали свёкры, и порой она не могла найти даже минуты, чтобы остаться с дочкой наедине. Под патронажем Маргариты малышка становилась такой же степенной и высокомерной, как бабушка, и Катя не знала, плакать ей или смеяться.
Она так скучала. Иногда ей казалось, что он позвонит и скажет: «Я пошутил. Я возвращаюсь», и вскоре она услышит тихий стук в дверь номера. Но никто не звонил, не стучал и не возвращался.
Она хотела, чтобы он ехал рядом с ней сейчас, хотела, чтоб ловил её, когда она захлёбывалась солёной водой, чтобы будил её по утрам… Спорил, обижался, даже злился – только чтобы был с ней. Но его не было, и она сама обижалась – неизвестно на кого.
Аэропорт встретил белой тишиной. Всё здесь было отполированным или, наоборот, шершавым от специальной побелки, которой покрывали стены, – и всё белого цвета. И тихо-тихо. Почему-то по воскресеньям первый самолёт прилетал поздно, почти в восемь утра.
Катя услышала нежный голос дикторши и ускорила шаг. Встречающих было не много – такие же туристки, как она сама, несколько бизнесменов, группа школьников с руководителями… Катя ни на кого не смотрела. Она просто ждала.
***
Он мечтал об этом почти год.
Солнце расплавляло веки и проникало в невидящие глаза. Перед глазами разрастались картины, которых не увидишь ни в одной галерее. Катька, его умная глупенькая Катька, всё стоит, стоит у этих картин, а ведь самое интересное, живое – здесь, в рисунках солнца. Он и сам не ожидал от себя, но с тех пор, как они приехали на этот берег после недельного путешествия по Европе, самым лучшим занятием было вот так, неподвижно и почти ни о чём не думая, лежать в шезлонге, отдаваясь солнцу. И только слышать сквозь полудрёму голоса. Два голоса, больше ничего не надо.
Но это емУ было не надо, а он сам был нужен «ничему». И в одно прекрасное утро вместо пляжа пришлось срочно собираться и лететь в Москву. Он не жаловался, не пыхтел, не срывался на близких. Был только мрачен и собран. В таких случаях идеально сказать себе, подобно Соломону: пройдёт и это, - и у него всё чаще получалось. Ну, правда ведь, пройдёт. Три дня в Москве с улыбчивым норвежским партнёром, которому вздумалось именно в эту июльскую жару навестить «Зималетто», - и он снова сядет в самолёт. Главное, перетерпеть.
Перетерпел. Увидел встречающую Катю и мысленно похвалил себя за то, что не стал названивать, жаловаться и заставлять её нервничать. Её лицо было спокойно, она улыбалась.
- Андрюша, а у нас гости…
- Да я знаю уже.
Счастливо улыбаясь, он чмокнул её в щёку, обнял за плечи и повёл к выходу. Знал, что сзади идут Шнайдеров с новоиспечённой женой (он встретился с ними в самолёте), но не стал акцентировать. Иначе пришлось бы заниматься ими, а не встречей с женой.
…Катя с дочкой ушли купаться, а шезлонги стояли далеко, и Андрей не слышал голосов. Иногда он выпрямлялся и, приложив руку ко лбу козырьком, медленно открывал глаза и вглядывался в берег, в море. Катя смеялась и пыталась научить малышку плавать.
Если бы не дурацкое происшествие прошлой осенью, тянущее свой след и по сей день в виде не менее дурацких процедур и наблюдения врачей, он бы и сам научил дочку плавать. Она смышлёныш, схватывает на ходу. Ко всему прислушивается, всё замечает, переспрашивает, осмысливает… Превращается во всех, всем подражает – пробует на вкус характеры, поведение, язык и стиль… Постоянная работа, постоянный труд, и он ей не в тягость, она не была бы собой без этого.
Откидываясь и снова закрывая глаза, он следил за рождением и развитием новых картин. Когда смерть была близко, он, наверное, тоже видел картины. Он понял это по тому, что увидел (и помнил позже), когда пришёл в себя. Ухватил видение за хвост… Смотрел на мельницу, вздыбившуюся в постепенно светлеющее небо, и не мог понять, что с ним. Ему казалось, что он даже что-то говорил, спрашивал у Кати. Но она потом сказала, что просто чуть-чуть шевелились губы; да, он потом даже смог открыть глаза, и по-настоящему поговорить с ней, и по-настоящему поцеловать. Это было странное время; он вроде бы ничего не помнил и в то же время начинал вспоминать. И постепенно всё-всё вспомнил, и необычно, потому что просто, улыбалась мама, а Катя всегда была рядом, и он моментально пошёл на поправку.
А потом стали сниться сны. Мельниц в них уже не было, зато были какие-то странные люди. Странные – потому что он знал их и в то же время не знал. Он сам себе снился – и себя не знал. И Катя, и зачем-то Шнайдеров, и даже разговор с мамой ярким осенним днём. Никогда он не говорил так с ней, и она не отвечала ему, и всё же это снилось. Но сны были спокойными, неопасными, постепенно он привык к ним и не тревожился. И, не рассказывая о них Кате, быстро забывал.
…- Жданов… Жданов?..
Андрей, от неожиданности не защитившись ладонью, резко открыл глаза, и набросившееся солнце ослепило его. Но мало-помалу в глазах перестали плясать огненные язычки, и он увидел перед собой смеющегося Шнайдерова. Тесен мир? Да просто микроскопичен. Правда, он вспомнил, что Максим говорил в самолёте: они с женой остановятся в том же отеле. Но до сих пор удавалось их избегать. Чувства были смешанные: вроде как и неплохо встретить приятеля, но и нарушать одиночество не хотелось.
Он протянул руку, улыбнулся.
- Ты с Верой здесь?
- Нет, она ушла по магазинам. А я брожу, не знаю, куда себя девать. Терпеть не могу эту лёжку.
Андрей кивнул. Знакомо, но сейчас неактуально для него.
- Ну… может, встретимся вечером? Сходим в ресторан вчетвером, посидим?..
- Почему бы нет? – Максим оглядел два пустых шезлонга рядом с Андреем, разбросанные полотенца, игрушки. – А Катя где?
- Купаются. Сейчас вернутся. Ты располагайся…
Максим покачал головой.
- Нет-нет, не буду вам мешать. Лучше вечером. До встречи…
Из-под опущенных ресниц Андрей наблюдал, как он пробирается через ряд шезлонгов к выходу с пляжа. Вспомнил вдруг их давний разговор по дороге на охоту и усмехнулся. Всё предсказуемо. Сначала они боятся женитьбы, как огня, а потом бродят, как неприкаянные, пока «она ходит по магазинам».
Эта история не была ни сенсацией, ни ожидаемым событием. Андрей едва помнил эту журналистку: что-то очень спокойное, уравновешенное, на первый взгляд невыдающееся. У Максима вообще были особенные отношения с этим журналом: сначала Саша Быстрова, теперь вот Вера Глинская… С Сашей не сложилось, но с Верой с определённого момента Шнайдерова стали видеть всё чаще. Он не любил говорить о личной жизни, но однажды Андрей встретил его в банке и целый час выслушивал, какие, оказывается, сюрпризы иногда преподносит жизнь. Максим стеснялся своей влюблённости и играл роль этакого философа, вынужденного подстраиваться под систему отношений простых смертных. Сам над собой смеялся, а глаза блестели…
Вечером они встретились в ресторане отеля. Женщины освоились друг с другом, потому что в чём-то были похожи. Андрей был доволен, что Вера оказалась не болтливой выскочкой, каких так много в её профессии, - здесь, в маленьком зелёном курортном городке, где они наслаждались уединением и слушали только друг друга, это было бы невыносимо. Ну, а Максим никогда не напрягал своим обществом, был тактичен и ненавязчив.
Они танцевали. Позавчера в Москве он вот так же ужинал в ресторане с Лоренсеном и смотрел на одинокую танцующую пару в центре зала. Хоть и ничто не предвещало, тоска-таки просочилась в сердце. Время идёт, летит, мчится. Он теряет его, по-королевски раздаривая партнёрам и коллегам в то время, как она, весь год собирая эти дни по щепоткам, ждёт, чтобы отдать ему. Что будет дальше? А вот что: придёт сентябрь. Катя выйдет на работу, и они будут видеться ещё меньше, как ни странно. Он помнил, как это бывает: видишь её весь день и к концу дня так соскучиваешься, как будто не видел месяц.
А Лоренсен так и не понял, что его так омрачило.
Сейчас они танцевали.
- Я мечтаю о тебе…
- О чём именно?
- Ни о чём. Просто о тебе…
- А я сегодня видела тебя во сне.
- Правда? Мы были вместе?
- Неа, ты был один… ну, почти. Только не смейся… тебя рисовали.
- В смысле?..
Музыка закончилась. Они ещё немного постояли, прижавшись друг к другу, и пошли к столику. Когда Андрей отодвигал стул, Катя улыбнулась:
- Я больше ничего не видела, только знала, что тебя кто-то рисует, как с натуры…
Шнайдеров вскинул голову.
- О чём ты, Кать?
Катя смешалась, взглянула на Андрея.
- Мне приснилось, что Андрея кто-то рисовал…
- Вот это да… А ведь это правда. Артём Семёныч… помнишь его, Андрей?.. хозяин пансионата в Золеево, буквально на прошлой неделе рассказывал. А я-то ещё вспоминал, что же хотел тебе рассказать... Мы с Верой вдвоём ездили, просто прогуляться. Воронов сказал, что за нами тогда какая-то художница наблюдала, она в то время в пансионате отдыхала. И картина у него в доме висит… Если хотите, можете съездить, когда вернётесь. Неплохая работа, и Андрей похож… Вот и не верь после этого в телепатию.
Они ещё долго сидели, удивлялись, смеялись. А потом… потом, вернувшись в Москву, всё-таки съездили в это Золеево. Воронов подарил Андрею картину, но Ждановы не любили её и холст много лет провисел в тёмном простенке между спальней и ванной - в их новом доме, куда они переехали из своей первой маленькой квартиры, у рощицы, прячущей заводские трубы. Консьержка Марина Петровна очень расстраивалась, говорила, что будет скучать по малышке. Но они обещали, что обязательно навестят её, а она сказала, что им придётся сдержать обещание, потому что она уже начала вязать их дочке платьице – из красной и белой шерсти, с маленькими розочками на воротнике. Довязать не успела, а они приедут и заберут. «Приедем и заберём», - смеясь, клялись Ждановы.
Иногда им снилось что-то смутное, что-то, напоминающее их жизнь, но другое, и тогда по утрам они были молчаливы и особенно нежны друг с другом. Потом, после насыщенного и всегда разного, как рисунок на пальцах, дня эти сны забывались – до следующего раза. И иногда Андрей останавливался около картины и смотрел на неё. Он чувствовал, что есть в той осени что-то такое, из-за чего её нельзя забывать. Но и говорить о ней нельзя. Просто знать о ней, помнить.
И пронести это воспоминание, как собственную тень, через всю свою жизнь…
14.08.2009 – 07.12.2009
--------------------------------------
КОНЕЦ
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
ППКС.
Да! 
Всем СПАСИБО! 
