Глава 12.
Мы еще убедимся, что, если «пещерная болезнь» и впрямь была убийцей лорда Карнарвона и людей из его окружения, сам по себе этот факт не снимает печать проклятия, которой отмечены таинственные обстоятельства гибели их и других жертв. Дело в том, что у исследователей всегда оставалась в запасе еще одна версия: эта и другие болезни, до времени затаившиеся в грибках, могли быть просто-напросто изготовлены и законсервированы древними египтянами; ведь и по сию пору мало кто может сравниться с ними по части познаний в науке о ядах. Известный греческий медик Диоска-рид среди множества своих наблюдений оставил и такую запись: «Уберечься от яда здесь чрезвычайно трудно, ибо египтяне готовят его так виртуозно, что и лучшие врачи чаще всего ошибаются в своих диагнозах». И конечно же, в Древнем Египте известны были способы выращивания ядовитых грибков, знали там, и как отравить атмосферу гробниц, поставив тем самым надежный заслон всякому, кто осмелится нарушить покой фараона, но... Но вот осуществили ли они эти свои познания на деле? Говард Картер — а умер он 2 марта 1939 года,— не раз жаловался на приступы слабости, частые головные боли, даже галлюцинации — полный набор симптомов действия яда растительного происхождения. Вот почему принято полагать, что Картер избежал проклятия фараона в силу того, что практически не покидал Долину Царей с первого дня раскопок. День за днем получал он свою дозу отравы, пока в конце концов организм его не выработал устойчивый иммунитет. Что же, все выглядит вполне резонно, а может, так и было на самом деле. Однако... Однако вскоре мы убедимся, что проклятия фараонов обладали качествами куда более тонкими, чем даже самые изощренные яды. Нечего и говорить, что наука — особенно поначалу — заняла, мягко говоря, неуважительную позицию по отношению ко всему, имевшему хоть какое-то отношение к проклятию фараонов. Решительно все пыталась она объяснить с позиций своих достижений, а когда не получалось, в ход пускался тезис о пресловутой цепочке банальных случайностей и совпадений. Вернемся к теме древнеегипетских захоронений, попробуем отыскать того убийцу, что, может быть, и по сию пору так ловко скрывается в плотной завесе всех этих случайностей, загадок и недомолвок. Прежде всего попытаемся еще раз определить общие симптомы и диагностику смерти людей, чьи судьбы так или иначе оказались связаны с проклятием фараонов,— эту тему очень глубоко копнул Филипп Ванденберг, подняв истории болезней, свидетельства очевидцев, биографические заметки из жизни не только современников, но и ученых, еще в прошлом веке имевших дело с гробницами древнеегипетских царей. Вот они — грозные признаки неизбежной трагической развязки: сильнейшая лихорадка, навязчивый бред, предчувствие близкой кончины; эмболия; скоротечный рак. Та же патология, как известно, отмечалась и среди тех, кто гробниц и в глаза не видел, но с проклятием фараонов связано и немало других трагедий. Но главное — все-таки попытаться найти настоящего виновника гибели именно археологов. Если речь идет о токсине, естественно, зараза может распространиться где угодно, и, кроме того, токсин этот могли использовать и наши современники — наследники древних знатоков приготовления ядов. Кроме того, грибки, о которых мы писали выше, обнаружены в организмах летучих мышей, обитающих в гробницах, нашли их и в ткани самих мумий.
Он так больше и не уснул – почти. Метался, весь взмокший, по постели, путая уже явь и сны, мечты и реальность. Сфинкс сиял глазами, превращаясь в любимую женщину, а она, уже готовая расплавиться в огне его страсти, вдруг леденела, застывая каменным загадочным изваянием.
Он рылся в памяти, выкапывая драгоценные мгновения нещадно сладостных воспоминаний, не смея прикоснуться к самому дорогому и самому нереальному. Это воспоминание он берег в самых тайных закоулках сердца и обращался к нему лишь тогда, когда становилось совсем невыносимо; так законченный наркоман тянется к дозе, зная, что потом ломки станут еще хуже, но отказать себе в последнем утешении не мог.
Он зажмурился, вспоминая тот вечер… Конечно, если бы не их смертельная усталость, не случилось бы ничего. Нет, не так – их смертельная усталость, и его несжигаемая страсть. И позднее окончание съемок. И – как это ни странно – то, что она была уже замужем.
Потому что с женихом она из-за этого бы не поссорилась. И не осталась бы ночевать на студии, в комнатке, которую приготовили специально для нее. А они бы не поссорились, если бы ее режим съемок не стал бы вообще почти беспрерывным. А он не стал бы беспрерывным, если бы не несколько дней отпуска в связи со свадьбой.
Но все сошлось. И она работала в диком режиме, а муж пару раз уехал, не дождавшись ее. И она, фыркнув, осталась ночевать на студии.
А он слышал, как она по телефону сказала мужу – «У меня всего четыре часа, тратить два из них на дорогу - расточительно».
А сам он, подходя к машине, обнаружил, что не посмотрел на завтрашний вызывной лист. Конечно, пришлось вернуться.
Везде было уже темно, все разошлись, оставив лишь тусклые дежурные лампочки. И только в одном месте полутьму разрезал яркий луч, выбивавшийся из-под двери...
Увидев этот луч, он словно потерял рассудок… Просто подошел и открыл дверь…
Катя и Юлиана в самолете. Кате тревожно. - Мы уже полчаса, как должны были взлететь! – выглядывая в иллюминатор, пробормотала Юлиана. - Лучше не взлететь, чем не приземлиться… - мрачно ответила Катя. - Глупости, Катюш, ну просто видимо не весь багаж еще погрузили. - Я даже знаю – чей именно! – напряженно рассмеялась Катя. Раздался голос бортпроводницы: - Уважаемые пассажиры, прошу прощения за вынужденную задержку, через несколько минут мы начнем взлет. Катю трясет: - Мне страшно… - Катюш, успокойся! Катя остановила проходящую мимо стюардессу. - Скажите пожалуйста.. А почему мы не взлетаем? Что-то с самолетом, да? - Мы ждем опоздавшего пассажира. Обе девушки облегченно выдохнули. Ну вот, всего-то! - Придумали себе ерунды всякой! Все, надо расслабиться и постараться поспать, - вещает успокоившаяся фея, - Не заметишь, как будешь дома. А там у тебя начнется совсем другая жизнь! - Скорей бы. Катя откинулась в кресле и закрыла глаза. - Персональный пропеллер. На всякий случай. Недорого. Катя вскинулась от знакомого голоса, и только что не запрыгала: - Миша! Да, это он. Наплевать на Париж – в конце концов, есть же телефон! И Юлиана – девочка понятливая, местами с ним поменялась. Счастливый Миша тут же плюхнулся рядом с не менее счастливой Катей. Руки сразу нашли друг друга и принялись за свою собственную игру – в то время, когда их хозяева, замерев, не могли наглядеться друг на друга. Наконец, Миша наклонился, дотронулся губами до ее щеки, и щекотно произнес на ушко: - Знаешь, мне вдруг показалось, что если я не вернусь, то мы больше не увидимся. Катя слабо улыбнулась; ей не хотелось признаваться, но она думала о чем-то подобном. - Я очень рада, что ты летишь с нами… Правда.
Стюардесса прокатила мимо тележку с напитками, Миша прихватил два бокала с красным вином. - Кать… - протянул ей один из бокалов, - если я скажу: «За нас!», это не будет слишком поспешным? Катя, нахмурила бровки, но глаза сияли, говоря о том, о чем Катюша говорить не рисковала. Она взяла бокал, аккуратно дзинькнула его краешком о Мишин: - За то, чтоб мы в Москве не потерялись! - А вот этого я не допущу! – и, понизив голос, заговорщицки, - это волшебное вино! Оно приносит счастье! Катя поднесла бокал к губам, уже готовая отхлебнуть этот напиток, обещающий счастье, как внезапное и совсем неуместное воспоминание посетило ее. Заштатный кабачок. Невменяемый босс, лакающий виски и тост заплетающимся языком: «Давайте выпьем за Вас… и за меня… Ну, в смысле – за нас… За нас… с тобой…» Ее тут же передернуло, а вино рубиновым спрутом расползлось на груди. Глаза у Катюши мгновенно намокли, а Миша кинулся с салфетками на помощь. Его прикосновение заставило Катю напрячься, в струнку вытянулась спина, вжалась в кресло. А Миша будто не заметил – плавно, как в замедленном кино, промакивающими движениями собирал влагу, совсем не глядя ей в лицо. Куда был направлен его взгляд, Катя очень хорошо понимала, от чего ее уши стали наливаться краской, стараясь сравняться по цвету с вином. И Миша не удержался – все-таки подставил ладонь под манящее полушарие и сжал его ласкающим объятием. Катя прерывисто вздохнула, непроизвольно подавшись вперед, ближе к ласкающей руке. Но тут же пришла в себя, прошептав: - Миш… ну, не здесь же… Он обворожительно улыбнулся: - Прости… Не сердись… Ты такая красивая… Миша снова подал Кате бокал: - За будущее… И, знаешь… кажется, я тебя люблю… Катя ойкнула и нечаянно задела Мишину руку. Теперь вино пролилось и на Мишину футболку, образовав пару к Катиному пятну. Катя опять чуть не расплакалась, но Миша только рассмеялся: - Кать, это – к счастью! - Почему? - Это, наверное, наши сердца дают нам знак… Катя не могла не улыбнуться, глядя на рожицу, которую он при этом состроил. - А если серьезно, Кать, давай мы все-таки допьем наше вино… За нас… - он проследил, чтоб Катя выпила, затем осушил свой бокал, - а теперь… ап! Он поднялся и стащил сверху сумку. Покопавшись в ней, вытащил две рубашки. Вот, прошу. Они переоделись. Катя в рубашечке, туго обтягивавшей грудь, на которой едва сходились пуговки, произвела на Михаила такое впечатление, что он просто застыл, потеряв дар речи.
Он, как и тогда, вздрогнул от звука ее голоса. Ему показалось, что он слышит его – вот здесь, рядом с собой. Даже глаза открыл – да только время не обмануть: он дома, у себя дома. Лежит один в своей постели, ночь. Светится индикатор часов: 04-28. Спать осталось мало, и выспаться все равно невозможно.
Закрыл глаза, вернулся памятью в прошлое.
…Она сидела на диванчике и, держа в руках телефон, набирала то ли номер, то ли смс-ку. По огромным коридорам студии блуждали прохладные сквозняки, а здесь большой обогреватель создавал уют. Свет, на самом деле, был вовсе неяркий – небольшая настольная лампа, луч которой был направлен как раз в сторону дверей.
Он так засмотрелся на нее, что не сразу услышал вопрос, прозвучавший довольно резко и неприязненно:
- Что ты здесь делаешь?
- …Н-ничего… я кое-что забыл и вернулся…
- Здесь забыл?
- Н-нет…
- А что ты ЗДЕСЬ делаешь?
Совсем не думая о последствиях, он быстро шагнул к ней, опустился на колени и обнял: да так, что у самого закружилась голова; она пискнула что-то протестующее, но в следующее мгновение он уже закрыл ее рот поцелуем, а еще через миг его дрожащие пальцы уже гладили ее обнаженную спину…
Он плохо помнил – как случилось, что она не оттолкнула его. В те минуты этот вопрос был последним, который бы он задал – если бы вообще стал задавать вопросы. Главное – что она не оттолкнула. Была какая-то круговерть касаний и поцелуев, почти бессвязные речи, полное – как это ни странно – отсутствие страсти; но - как компенсация – неизъяснимое блаженство всепоглощающей нежности. И абсолютное счастье.
Потом она вытолкала его, упирающегося, из комнатки; уговаривая, что он должен немедленно уехать – потому что меньше, чем через час, начнут появляться люди. А она не потерпит огласки.
Он возразил:
- Если я уйду сейчас, то тогда-то огласка и будет: ведь студия закрыта, придется будить охрану!
Но она все равно не позволила остаться, отправив его в актерскую. Так он и сделал, а, заслышав голоса, затерялся среди декораций павильона.
В этот день они оба почувствовали, что общаться стало легче; исчезла натянутость и нервозность последних недель, появилось утерянное было взаимопонимание. Подкараулив ее в актерской одну, он коснулся губами волос и попытался обнять, но она жестко пресекла поползновения:
- Нет… Этого больше не повторится. Забудь.
- Почему? – не понял он.
- Потому… Нам – мне и тебе – это совсем не нужно. Неужели ты не понял, что это были не мы, это были Катя и Андрей. Это было нужно им.
И она ускользнула.
Он все понял позже – на репетиции последней в уходящем году сцены.
- Это была ночь с обычной женщиной… Которая отличалась от всех прочих только тем, что не видела во мне ни денежного мешка, ни секс-машины, ни выгодной партии… - говорил Андрей Малиновскому. - Она очки сняла? Жданов поднял бровь, хмыкнул. Подошел к Ромке вплотную: - Эта женщина стала моей только потому, что я – это я. - Это она тебе так сказала? - Нет… Это я сам… догадался… Андрей вернулся в кресло. … - Это было здорово! – тряс он Малиновского за плечи, - Ты слышишь меня?! Здорово!
Весь восторг от пережитого вернулся к нему, наполнив душу той необыкновенной нежностью, что возникла между ними.
- Я вообще еще не разобрался в том, что происходит! Одно могу сказать тебе наверняка: я не жалею об этой ночи. Это было СКАЗОЧНО! - Ты с таким упоением говоришь о Пушкаревой, что, не знай я тебя многие годы, я бы решил, что ты влюбился… - Так и есть. Так и есть, Малиновский. Не влюбился, а люблю…
Глава 13.
Нет, конечно, не стоит винить эти грибки во всех смертных грехах. Лорд Карнарвон, к примеру, умер по другой причине, хотя симптомы были те же. И вообще за прошедшие тысячелетия на крышках гробниц фараонов накопились целые слои великого множества ядовитых экскрементов. Ну, например, личинка анкилостомы — ее выделения ничуть не менее смертоносны, чем те самые грибки. Египтяне, как мы уже говорили, были великие мастера по части извлечения ядовитых токсинов из организмов животных, из растений и т. д. Многие из этих ядов, оказавшись в среде, близкой к условиям их привычного обитания, сохраняют все свои смертоносные качества сколь угодно долго — время над ними не властно. Есть яды, действующие от одного лишь легкого к ним прикосновения, достаточно пропитать ими ткань или, к примеру, намазать стену; такие из них, как мышьяк или аконит, и, просохнув бесследно, нисколько не утрачивают своих качеств. Таким образом, и в глубокой древности не составляло никакого труда запечатлеть на гробнице несущий смерть знак. Вот текст итальянца Бельцони, археолога, еще в конце прошлого века в полной мере испытавшего на себе всю тяжесть фараонова проклятия: «Нет в этом мире места более проклятого, чем Долина Царей. Слишком многим из моих коллег оказалось не под силу работать здесь — в этих склепах не то что двигаться, дышать невероятно трудно. Люди то и дело теряют сознание. Все время приходится работать в облаке пыли до того мелкой, что она забивает не только глотку и нос, но и все поры. Легкие не выдерживают нагрузок; добро б если только пыль — мы дышим удушливыми испарениями, исходящими от мумий. Но и это не все: пещера (или галерея, как хотите), в которой уложены останки, выбита в скальной породе, и с потолка непрерывно сыплется слепящий песок. Мумии лежат повсюду навалом, зрелище это ужасно, и мне стоило немало усилий привыкнуть к нему. Черные стены, мерцающие блики от зажженных факелов и свечей; в неверном их освещении каждый предмет, кажется, оживает, и они о чем-то толкуют между собой; покрытые пылью арабы в набедренных повязках — со свечами и факелами в руках более всего походят на ожившие мумии, и все это вместе образует какую-то жуткую мистерию... ...Однажды, не разобравшись толком в темноте, я присел, полагая, что подо мной — каменный выступ; оказалось, это мумия, мгновенно расплющившаяся под моей тяжестью. Напрасно я пытался опереться хоть обо что-нибудь — руки хватали пустоту, потом раздался тяжкий треск, какой-то шелестящий шум; мумии словно сами полезли из лопающихся гробов; человеческие останки, куски рваных бинтов и пыль, все пожирающая пыль... Не помню, сколько я провел времени не шелохнувшись, пока она не улеглась...» Перед тем как войти в гробницу, Говард Картер всегда проверял, насколько токсична ее атмосфера. Естественно, постарался он уберечься и перед тем, как посетить Тутанхамона. Уберечься — да, но как? «Настал наконец этот момент,— пишет Картер, вспоминая, как он подошел к погребальной камере фараона.— Руки дрожали, но в верхнем левом углу все-таки удалось проделать небольшую дыру. Там, внутри, тьма стояла кромешная, на всю глубину, на какую только могла пролезть железяка, которой я и пробил эту дыру. И всюду — пустота... Тогда я просунул внутрь зажженную свечу, чтобы убедиться, что там нет газов...» Кстати, о свечах. Надо думать, Картер пытался обнаружить газы, скопившиеся вполне естественным путем, но ничто не мешало современникам фараона применить свою методику отравления — ну, той же атмосферы, скажем. Так поступали, обладая при этом куда более скудными познаниями в этой области, в эпоху средневековья. Вот один из самых распространенных и простеньких методов: намеченная жертва зажигает свечу, фитиль которой пропитан мышьяком... Принято считать, что именно так отправили на тот свет святейшего папу — Клемента VI. Возникает лишь один вопрос: оставались ли зажженными свечи в погребальной камере перед тем, как ее опечатать? В таком случае, ядовитые газы со временем лишь настаивались бы там, густели, но отнюдь не испарялись, и, открыв дверь, грабители в буквальном смысле слова сходили в могилу. Поистине нет лучшей западни, чем хорошо замурованная гробница!
Он весь превратился в слух. Казалось, что услышит голос даже с улицы, но все равно постоянно вертелся, получив к перерыву два замечания от режиссера.
Саша Базаров, который догадывался о его отношении к Угаровой, вызвал его на «терки».
- Гриша, что с тобой? Опять старая болезнь?
Антиподов закусил губу, силясь сдержать эмоции, только пальцы нервно барабанили по заднику декорации, по тому самому месту, где виднелась черная надпись, сохранившаяся с предыдущего сериала – «Спальня Угаровой». Саша зафиксировал взгляд на надписи, хмыкнул:
- Тебе бы туда, да?
- Издеваешься? – буркнул Григорий.
- Нет. Ты абсолютно не в себе. И не можешь собраться. Так что, сам понимаешь, это уже не только твои проблемы…
Григорий молчал, опустив голову. Конечно, он понимал, что подводит всех, но ничего не мог с собой поделать – это было сильнее его.
- Послушай… Она приедет не раньше четырех.
- Да? Это точно? – не удержался он от вопроса.
- Абсолютно. Хотя, сейчас она уже в городе. Они прилет снимают. Потом перерыв часа два и сюда. Так что, до четырех можешь не озираться.
- Спасибо, - Антиподову было неудобно.
- Ладно, проехали. Пошли работать?
- Да. Подожди… Скажи, а ты откуда знаешь?
- Догадался.
- И… многие догадываются?
- Не думаю.
- А ты откуда?
- Я? Кое-что видел и кое-что слышал. Это – к вопросу об огласке. Если вы не хотите стать достоянием общественности, то нужно быть поосторожнее.
- Так ведь почти ничего не было?
- Тем более. И не забывай, что у нее есть муж. Кстати, отличный парень. Именно поэтому я думаю, что у тебя ничего не получится.
- Ну, это мы еще посмотрим…
Базаров положил ему руку на плечо:
- Извини, но удачи я тебе не желаю. Подумай о том, что будет потом – в случае, если ты добьешься. Это станет трагедией для вас троих, и для всех нас, если это произойдет до конца съемок. Поверь моему опыту – когда с катушек рвет, никакой профессионализм не помогает: хоть ты Качалов, хоть Ричард Гир. Есть вещи, которые не поддаются контролю.
- Не переживай. Все будет нормально.
- Твои бы слова да Богу в уши. Все, пошли.
Катя вышла из подъезда. Она изменилась после поездки… Одеться совсем уж по-египетски еще что-то мешало, но мрачные бабушкины тряпки сменились на скромный деловой костюм, и никакая одежда не могла уже скрыть её проявившуюся женственность. Едва сошла со ступенек, как чуть не попала под колеса черного джипа. Завизжали тормоза, и из остановившейся машины вышел довольный Воропаев. - Вы опять меня чуть не сбили! - Я - вас? – едва оправившись от испуга, возмутилась Катя, - Что вы здесь делаете? - Да вот, квартиру покупаю по соседству! Второй раз испугать не удалось, на это Катюша только скептически улыбнулась. - Хорошо. К делу. Вы в ЗимаЛетто направляетесь? К двенадцати? Значит, нам по пути. И нам с вами нужно поговорить. - Я в этом не уверена. - Вы же не знаете того, что знаю я. Я уверен, что могу Вам рассказать кое-что интересное… - Нет… - Кстати, поездка пошла Вам на пользу… Я едва узнал Вас. Вы просто необыкновенно похорошели. - И все равно с Вами я не поеду. Поговорим в ЗимаЛетто. - Екатерина Валерьевна, Вы не понимаете. Это очень серьезно. Да не бойтесь, я же не маньяк! - Чего вы хотите? - У меня к вам есть разговор, который может быть полезен нам обоим… Садитесь. Садитесь! - Хорошо… Катя сдалась под его напором и села на переднее сидение, Воропаев услужливо захлопнул дверцу. Поехали. - Что Вы хотели мне сказать? - Ну, например, то, что Жданов-старший уже не хочет прекращения процесса. Более того, он хочет, чтоб все оставалось по-старому. - Это невозможно! У Павла Олеговича были другие планы! - Его планы резко поменялись! Да сами посудите, что будет, если Вы передадите им ЗимаЛетто! Вы же все понимаете. Ему нужна ваша помощь. Вам придется вернуться. В нашу теплую компанию… - Саша засмеялся. - Нет! Я не могу… Чего вы от меня хотите?! - Во-от… Вот это уже другой разговор, вот это уже другие вопросы! Проедемте-ка со мной в кафе, Екатерина Валерьевна. Там, за завтраком все и обсудим.
Малиновский в поисках Жданова-младшего догадался заглянуть в приоткрытую каморку. Там и застал погруженного в себя друга. - О, решил сменить обстановку на более аскетичную? Или ты ушел в подполье? Не реагирует. После паузы все-таки вяло повернулся: - Что? - Работаешь, говорю? - Да нет, просто думаю. - А… Хочешь её увидеть? - Кого? … Я? Нет! Все так же в прострации Андрей встал, прошел к двери… - Нет, в смысле боюсь… Боюсь ей в глаза смотреть. - Знаешь, что я думаю? Тебе обязательно надо с ней встретится. Голову на отсечение даю, что как только она появится в зале, твою любовь как рукой снимет. Андрей, глубоко вздохнув, вышел из каморки и встал у окна. - Сколько раз тебя можно просить?… - Нет, я серьезно! Вот увидишь – тебе только казалось, что она тебе нравится. Ну, это как дурной сон! Да, просыпаешься и бе-е-е… Сразу понимаешь, как глупо то, что тебе только что приснилось. Жданов обернулся, медленно подошел к Малиновскому. - Не знаю… - А я знаю. Ты хотел спасти компанию. Ты так сильно этого хотел, что поверил в свою любовь к Пушкаревой. Малиновский. Ему легко. Для него все просто. Рыжий Клоун, размахивает руками, захлебываясь своей проницательностью: - Но как только твоя возлюбленная появится в Зималетто – ты сразу поймешь, что она еще ужаснее, чем в самый первый день, когда ты её увидел. - Хватит, Малиновский. Андрей очень устал. А Малиновский никак не может увидеть под маской «плейбоя Андрюши Жданова» бледное, как смерть, лицо Пьеро с глазами, полными вселенской печали, и нереально огромными слезинками на щеках. - Ничего не изменится. Это я раньше был не в себе – до того, как встретил Катю… А теперь. Теперь я на удивление трезво смотрю на жизнь. Долгий взгляд на крыши-крыши-крыши, подпирающие серое небо. - Только вот уже поздно. Синяя слеза мелодично дзинькнула, разбившись о камень. Разбить души твоей окна И вставить новые стекла
Базаров сдержал обещание – получив сообщение о том, Угарова подъезжает к студии, сделал перерыв и предупредил Гришу.
Тот сразу занял выжидательную позицию в коридоре, надеясь на то, что встретит ее первым. Но первым он только смех ее услышал – веселый, заливистый; на смех этот выскочило еще несколько человек; заорали, загомонили дружно, приветствуя. А он рванулся, не замечая никого вокруг:
- Нелька!
Подхватил на руки и закружил, с восторгом прижимая к себе.
- Ты с ума сошел! – протестовала она, но он не слышал. Наконец, опустил и обнял:
- Я так скучал! Чуть с ума не сошел!
- Я тоже скучала… Гришенька, осторожнее, все смотрят.
Тут уже и девочки подскочили, забрали ее дальше обнимать и тискать.
Кафе. Воропаев вежливо и обходительно охмурял настороженную Пушкареву. - У меня, Екатерина Валерьевна, к Вам чисто деловое предложение. Я предлагаю Вам оформить доверенность на управление Никамодой на меня. Убьем сразу двух зайцев. Правда, это предложение очень заманчивое? - С чего вы решили, что оно заманчивое? – разволновалась Катя, - Да, я ушла из ЗимаЛетто, но у меня было время подумать. Мой уход был спонтанным и я, возможно, уже пожалела о нем, поэтому предложение Павла Олеговича может оказаться как нельзя кстати. - Хорошо, а как Вам представляется ваше возвращение? Вы понимаете, что вам придется работать вместе с нами! Вам придется наблюдать Милко, Киру, питающую к вам особые чувства, лицезреть физиономию любителя женской красоты – Романа Малиновского… Ну и, конечно, всеми нами любимого Жданова – младшего. Вы все еще их ненавидите? Вам придется с ними общаться, пока ЗимаЛетто не расплатится с долгами, а на это, возможно, уйдут годы. Эти люди будут при встрече с вами натягивать вымученные улыбки, а в душе мечтать поскорее избавиться от вас. Как вам такая перспектива? Катя спрятала в ладони изменившееся лицо… Глаза налились слезами. А ведь все будет так, как он говорит! Собралась с мыслями, спросила дрогнувшим голосом: - Почему я должна ему доверять? - Два варианта на выбор: либо просто верите мне на слово, либо следуйте простой логике. - Я не могу верить Вам на слово. - Хорошо. Тогда давайте порассуждаем: ПалОлегыч управлять компанией не хочет – у него дела в Лондоне. Андрюшеньке пост теперь никто не доверит, Вы сами понимаете. Остаюсь только я. В самом деле, ну не Кира же с Маргаритой, и, тем более, не Кристина… Сами понимаете. - Понимаю… - Не забывайте еще, что на прошлом совете Жданов прошел с перевесом в один голос. Сейчас Кира будет голосовать за меня. Катя удивленно посмотрела на Воропаева. Кажется, он сам не понял – что сказал. А сказал он то, что Кира не станет поддерживать Андрея, и это означает только одно – они расстались. Но – стоп, Пушкарева! Какое тебе дело до Жданова? Он все равно тебя не любит – с Кирой ли, без Киры. Если он не с Кирой, значит, довольный жизнью и отсутствием контроля, рассекает с верным оруженосцем по злачным заведениям. Облепленный модельками. Но тебе до этого нет ровно никакого дела. Потому что он для тебя – в прошлом, а в настоящем у тебя Миша. На сердце потеплело при воспоминании о нем. - Мне в любом случае нужно подумать. - Да, пожалуйста, хоть до двенадцати, но ни минутой больше. Я оставляю вас – скоро вернусь. Катя посмотрела на часы: без двадцати.
Нелли даже глазом моргнуть не успела, как тайфун по имени Гриша Антиподов схватил ее на руки и закружил в слепом восторженном танце, а потом крепко обнял, прижав к себе так, что она едва не задохнулась.
Она не хотела признаваться даже себе, что в эти минуты поняла – как сильно ей не хватало его; даже его дурацких шуточек – и то не хватало. Ей были приятны его объятия, и руки, сжимавшие тело, казались очень родными. Жар от его тела прожигал насквозь, она чувствовала его радость, его нетерпение, наконец, его желание. И вот это, последнее, помогло ей прийти в себя:
- Гришенька, осторожнее, все смотрят…
Они еще успеют пообщаться наедине – конечно, если он умерит свои порывы. Не сказать, что она мучительно переживала измену мужу – для нее та ночь была продолжением сериала, она ощущала себя исключительно Катей Пушкаревой; не смея даже думать о нем, как о Грише. Катя и Андрей. Ромео и Джульетта офисных катакомб. История о любви, фарс которой стал настолько пронзительным, что возвысился до трагедии Шекспира; история, нагло вмешивающаяся в их жизнь, и превращающая их, всего только лицедеев, в подобие Лорензаччо.
И как это прекратить – она не знает. Думала - само пройдет: расплавится в жарких песках Египта и смоется Нильскими водами. Не прошло.
С наваждениями нужно бороться решительно и беспощадно.
А Пушкарева еще совсем ничего не решила. Ей, конечно, страшно возвращаться, но ведь… Это же Воропаев! И Катя позвонила Зорькину. А Зорькин советует соглашаться. - Да, наверное, ты прав. У меня новая жизнь, я работаю с Юлианой, я должна вычеркнуть ЗимаЛетто из своей жизни, как будто ничего не было. Но это же Воропаев! Заключить с ним сделку – все равно, что ходить с завязанными глазами по карнизу! К чему приведет его управление НикаМодой – кто знает? - Пушкарева, без риска никак! - Не знаю… Не знаю. И времени на раздумья осталось мало. - Ну, я сказал тебе все, что думаю по этому поводу. Ка-ане-ешна, ты можешь посоветоваться с дядь Валерой, может он тебе что-то дельное скажет. - Этого еще не хватало! Что я ему скажу? То, что я написала доверенность на Воропаева, потому что Жданова видеть не могу? - Тогда думай сама. В конце концов, ты же у нас самая умная. Ты справишься, Пушкарева! - Ну, спасибо, Коля!
Не помог. Катя попыталась еще раз помыслить логически. Без помощи Воропаева. Если он так уверен, что его кандидатура – единственная, почему он встречается с ней ДО собрания? Значит, не настолько и единственная… И… возможно, Павел Олегович решил все-таки управлять сам. А может, понял, что Андрей способен исправить положение, действуя по намеченному плану. Или еще что-нибудь. Чего Александр не договаривает. Но… явиться в ЗимаЛетто… Даже не то… Будь честна перед собой, Пушкарева – ты боишься не столько ненависти Киры и Милко. Ты боишься увидеть Жданова. И не справиться со своими чувствами. Надо посоветоваться с Юлианой. Набрала. Черт, абонент не доступен. Нет, она не может предать Андрея. Не из-за него, из-за себя. Как она сможет жить дальше, радоваться жизни, если Воропаев разрушит компанию?
Из раздумий ее вырвал баритон Воропаева. - Итак, вы подумали или нужно еще время? Не торопитесь, у вас есть еще минут десять – не меньше. Если хотите, я могу снова вас оставить.
Катя подняла голову… Посмотрела решительно. И тут подал голос ее телефон. Кто? Миша? - Извините, Александр Юрьевич, мне нужно ответить на этот звонок. Воропаев отошел. - Миша! Как ты вовремя позвонил! - Катюша, у тебя такой голос… Что-то случилось? - Да. Мне нужно срочно тебя увидеть. Очень срочно. - Хорошо. Ты где?
|