|
Глава 11
Катю бесила ситуация, но она не стала, теша свое бешенство, продолжать гульки до самого «не хочу». Плелась домой, опустив голову, словно хотела что-то найти на земле…
Малиновский стал противным… Очень противным… Но… возможно, на него так действует беременность? Говорят, что все становятся слезливыми… А он, вдобавок, еще и в чужом теле, в непривычном положении…. Она же относится к этому так, словно прежний Малиновский решил подурачится… А разве он дурачится?
А разве она дурачилась, когда столкнулась с проблемами своего нового тела?
- И Ромка, между прочим, не смеялся и не издевался… И Ромка, между прочим, переступил через себя и рискнул даже на секс с тобой - напомнила себе Катя, - А ты, как скотина… действительно, как неотесанный мужлан! Вот попробуй поставить себя на его место! Вот вообрази, что это не он, а ты беременна от Малиновского! Без всякой своей вины! Оправдание – мол, не надо было шляться голышом, это, извини, Пушкарева, совсем не оправдание! И ты это прекрасно понимаешь, а потому и злишься! Потому что виновата! Только ты!
А ему – все правильно! И страшно! И ему плохо – вон, как в ресторане выворачивало! А ты не только не подбодришь, а еще и издеваешься! Ну, ладно, в бар ушла, чтобы подумать! Но он-то теперь мечется там, думая, что ты опять в загул ушла! И нечего оправдываться, что он должен верить – сама-то ты бы себе поверила? Тем более, что уже два дня у нас секса не было. Он может разве поверить, что ты, не умея еще с этим справляться, два дня будешь терпеть, а не найдешь другую подружку?
Хотя, правда, ты уже немножко научилась терпеть… но разве он поверит?
Рома делал вид, что спал; а когда хлопнула входная дверь, взгляд его непроизвольно метнулся к часам, и сразу же на сердце стало легче – вернулась! Не загуляла! Сразу все обидки убежали, и хотелось уже подняться и побежать в прихожую, чтоб встретить!
Но, стоп! Он же решил, что будет стараться сдерживать сентиментальные приступы… Что он будет относиться к ним как к эрекции в стриптиз-баре: мало ли что там стоит – это отнюдь не значит, что надо немедленно вскакивать и трахать понравившуюся девочку… девочек…
Он вздохнул… Это же надо! Так изменилось в нем все, что мысли о девочках и о стриптизе не заводят, зато ожидание – когда войдет Катя, заставляет сердце трепыхаться… и надеяться, что сегодня она не будет спать, отвернувшись, а…
О, господи, Малиновский, ты сошел с ума!
Но и возразил сам себе:
- Я сойду с ума, если буду удерживать в себе того Малиновского, которым я был! Я должен забыть о нем и его эмоциях и учиться жить с новыми! И контролировать их, а не ронять слезы двадцать четыре часа в сутки! Сам бы бежал от такой «ромашки» закрыв глаза! Слезы, сопли, истерики? Так какая девушка тебя полюбит? А тем более – Катька Пушкарева!
Он улыбнулся и сел на постели, стараясь не показывать тревогу.
Появилась Катя.
Опершись о косяк, она посмотрела на Рому и даже удивилась выражению его лица: оно не было заплаканным, жалостливым, злым и так далее. Оно было нормальным!!!
- Привет! – сказал Рома.
- На-пи-ла-ся я пья-я-яной, не дойду я до до-о-ому! – возвестила Катерина о своем состоянии известной песней.
Малиновский, вместо того, чтобы ругаться или обижаться, встал, подошел к ней и, целуя в щеку, проговорил:
- Ах, ты, моя пьяница! Хорошо, хоть дошла!.. Давай, раздевайся, я тебе ванну приготовлю.
- Что-о-о? – изумилась Катя странному поведению «невесты».
- Немножко отмокнешь, и тогда завтра голова не будет болеть… И вообще… я соскучился… - его рука быстро метнулась к ее паху и способом, известным только ему одному, мгновенно оживила Монстра, - ты не возражаешь?
- Что, прямо в ванной? – хрипловато спросила Катя, давя в себе желание немедленно приступить к сеансу любви.
- Не-е-ет… Чуть позже… - игриво произнес Рома.
Когда лежали, отдыхая, Рома задумчиво сказал:
- Знаешь… у тебя получается уже почти как надо…
- Благодаря тебе, - ответила Катя. И, чуть помолчав, добавила, - скажи… а вот эта плаксивость… и прочее… это уже насовсем?..
- Прости, я не нарочно…
- Я понимаю. Только, знаешь… ты не мог бы как-нибудь сдерживать? Все-таки, я – не совсем мужчина… мне было бы проще общаться с прежним Ромкой… смешливым и веселым. Тебя такого я не воспринимаю, прости…
- Я тебе настолько не нравлюсь? - надулся Рома, - но тогда… зачем ты спишь со мной?..
- Ну, вот опять двадцать пять! – Катя старалась разговаривать мягче, - Ром, ну, ты же прекрасно понимаешь, что если кто-то совсем уж не нравится, то и спать с ним невозможно!
- Но те профи тебе тоже нравились!
- Если ты не перестанешь их вспоминать, я за себя не ручаюсь! В конце-то концов – у тебя было столько женщин, что ты просто не имеешь права мне пенять!
- Да когда это было! – воскликнул Рома.
- Между прочим, когда у меня были те девочки, у нас с тобой тоже еще ничего не было! Ты еще к Жданову начни ревновать!
- А я и ревную… - хмуро отозвался Малиновский, - к нему – больше всех…
- О, Бо-о-оже! Интересно, а почему это я тебя ни к кому не ревную, а?
- Потому что я тебя люблю, а ты…
- Кого ты любишь, Рома? Свое тело? Прежнюю Катю? Или неизвестное науке существо, гермафродита непонятного? Это не любовь, Ромка! Это привязанность и… понимание, что полноценный секс у нас возможен только друг с другом!
- Я не знаю – кого я люблю… Того, кто рядом со мной… такого, какой есть… вот этот коктейль непонятный – люблю! Откуда я знаю – откуда эти слезы? Вот опять… я не хочу плакать, мне не нравится это! Я хочу быть прежним, Кать, но я не могу! Ну, какой я теперь, к черту, Малиновский? Я теперь капризная беременная дамочка, и я прекрасно это понимаю! Но я не могу – понимаешь? – не могу я с этим ничего сделать! Мне внимания твоего не хватает, тебя рядом не хватает! Ты уходишь когда – я будто воздуха лишаюсь, дышать я без тебя не могу! Ревную ли я? Да, Катька… потому что боюсь тебя потерять… Понимаешь? Я не за тело уже волнуюсь, я без тебя не могу! Если б ты могла понять…
На Катю вдруг нахлынуло что-то из прошлого… ее собственная история… когда она так же, только… она даже сказать не могла об этом… И тоже тоскливо на душе стало, и тоже в носу защипало, и следующие полчаса они с Малиновским, обнявшись, рыдали друг у друга на плече.
А потом Рома пообещал воздерживаться от чрезмерной сентиментальности и почаще вспоминать того, кем он был. Катя пообещала постараться быть внимательнее и тоже вспоминать себя прежнюю.
Среди ночи Малиновский проснулся от какого-то кошмарного сна. Что ему привиделось, он забыл в ту самую секунду, как открыл глаза, но ощущение волос, вставших дыбом, не покидало его, а зубы продолжали выбивать чечетку. Встряхнув головой, он повернулся на бок, и тут почувствовал, что Катю тоже заколотило – она стонала, сквозь стиснутые зубы, и всхлипывала, а потом громко крикнула:
- Не-е-ет! – и вскочила, озираясь.
- Что-то приснилось? – тут же спросил Рома, кладя руку ей на плечо.
- А?! – вздрогнула она от прикосновения и так же, как он минутой раньше, встряхнула головой, - кош-шмар какой-то…
- Что это было?
Катя посмотрела на него:
- Не знаю… не помню… что-то очень ужасное… мне кажется, что у меня волосы дыбом до сих пор стоят…
Солнце мешало спать – с вечера они не задернули штору, и теперь солнечные зайчики плясали по лицу Романа, заставляя его жмуриться и отворачиваться.
- Черт знает, что такое, - прошептал он, открывая глаза.
Надо было встать и закрыть окно, но подниматься было лень… И тело ощущалось каким-то чужим – чего-то не хватало… Или, наоборот, что-то было лишнее…
Он повернулся к Кате и замер.
Катя… была Катей!
Это значит…
Он поднял свою руку и посмотрел на нее…
Сдержать торжествующий крик он не мог.
Разумеется, Катя проснулась тоже.
А потом они прыгали по кровати и орали что-то невразумительное до тех пор, пока в стену не начали яростно стучать соседи.
Тогда они прыснули и с размаху свалились обратно на постель!
- Ш-ш-швабода, шва-бода! – дрыгая ногами, шепотом прокричал Малиновский. Катя повторила его крик и его движение.
Несколько минут молчали.
Рома, чуть поразмыслив, повернулся к Кате и, наклонившись над ней, коснулся ее губ.
- Ты, конечно, можешь послать меня на три буквы… но я мечтал об этом все это время… - тихо сказал он, - давай попробуем… по-человечески…
У Кати не было причин возражать. Хотела она или – не хотела: это уже дело десятое. Они все равно должны были это сделать; поставить точку в бесчеловечном эксперименте над собой. Поставить ту точку, которую изобрели сами, а не поддаваясь чьим-то чуждым желаниям.
У них все получилось, хотя они и опасались, что тела перестали слушаться… Наоборот… бесценный уникальный опыт, полученный ими, помог, и спустя час они признались друг другу, что ничего лучше никогда не испытывали…
Тут зазвонил будильник, и они пошли на работу, и все ЗимаЛетто не могло понять – почему это начальство такое радостное, словно выиграло миллион долларов или что покруче… Катя ушла первой, сославшись на необходимость пробежаться по магазинам.
- Может, пойдем в ресторан? – предложил Рома.
Катя уклончиво вспомнила о токсикозе в ресторане и о горелых собаках, Малиновский захохотал:
- Правильно, Кать! Ну, их, эти рестораны! Ужин дома, при свечах, лады?
И Катя убежала.
Когда же Малиновский вернулся домой, его встретила идеально убранная квартира, в которой не осталось ни единой вещички, напоминающей о Кате.
На кровати лежала записка:
«Ромка, спасибо за все! Теперь мы свободны, и нет нужды жить вместе, поэтому я съезжаю. Домой мне не звони – я пока не туда; я еще не готова предстать перед родителями…»
Он даже не смог бы ответить на вопрос – обиделся ли он; бегство Катерины было столь неожиданным, даже – неожидаемым, что поначалу вызвало эмоциональный ступор.
Через полчаса Рома злобно сказал: «Бабу с воза – кобыле легче!». Еще минут через пятнадцать ему стало не по себе, но он решил, что, раз уж он, наконец, обрел свое тело, то надо это отметить и отметить на всю катушку – в любимом ресторане, в окружении бабочек, рыбок, птичек и прочих представителей фауны.
- Долой ярмо, да здравствует свобода! – сообщил он своему отражению в зеркале; напялил любимую футболку и был таков.
Бабочки пришли в восторг.
Но сам Малиновский чувствовал полнейшую неудовлетворенность – он, оказывается, отвык от глупеньких куколок, от необходимости развлекать их и сыпать пошловатыми шуточками. Ничто не радовало – даже виски он глотал через силу.
Ну а в довершение произошел абсолютный конфуз – завалившись к старинной подружке, он понял, что ему противно даже целовать ее! Неужели пребывание в женском теле сыграло с ним столь мерзкую шуточку? Чтобы окончательно не опозориться, Рома «вдруг вспомнил» об оставленном утюге, клятвенно пообещал вернуться и испарился.
Сел в машину, ругаясь:
- Пушкарева, ну же ведьма, настоящая ведьма! Каким местом я думал, что же Палыча не вспомнил, он ведь тоже пропал! А теперь и я ни на кого смотреть не могу, тянет к Катьке, как магнитом!
Чертыхнувшись, завел машину, поехал медленно, размышляя – как искать сбежавшую подружку.
- Одно радует, - бубнил он себе под нос, что причин обижаться на меня, у нее сейчас нет… и она от меня беременна… и, наконец, она знает, что я ее люблю… А я точно ее люблю? Или нет? Но, если нет, то - как тогда это называется?.. Не-е-ет, Катенька, верну я тебя все равно. Я не Жданов – я смогу!
Теперь предстояло ехать домой и начинать методично обзванивать гостиницы – куда же еще она могла подеваться?
Звонить даже и не пришлось – стоя на светофоре, Ромка смотрел по сторонам, и его взгляд наткнулся на ярко светящееся название, показавшееся знакомым. Он напряг память, вспомнил – именно здесь у Кати был «сеанс любви» со жрицами; поморщившись, от неприятного воспоминания, он хотел уже было газануть – как раз зеленый загорелся, но вдруг сказал вслух:
- Она вполне могла остановиться здесь. Место ведь уже знакомое?
И вывернул к тротуару.
Ему снова повезло – Катя действительно остановилась здесь.
И он совершенно спокойно поднялся к ней в номер, постучал.
- Малиновский? – возмущенно проговорила Катя, увидев его, - как ты?!!
- Я не люблю, когда от меня бегают, - спокойно сказал Рома, заходя внутрь.
Катя прижалась к стенке, но Рома легонько подтолкнул ее, вошел в номер сам, огляделся.
- Да-с, Пушкарева… что-то номерочек хиленький, не по статусу. Неужто денег пожалела?
- Ты номер пришел посмотреть? – неприязненно спросила Катя. Она была рада приходу Ромки, но радость свою показывать не хотела. А еще – было интересно наблюдать за телом, которое она уже знала, казалось, наизусть.
- Не язви. Давай поговорим, - примирительно ответил рома.
- Я не готова разговаривать!
- Ничего страшного.
Единственным местом для сидения была кровать, поскольку и на столе, и на стуле примостились вещи Катерины; Рома, не долго думая, на кровать и плюхнулся. Катя осталась стоять.
- Значит так, Катерина Валерьевна. Что мы имеем в пассиве? Ты не хочешь меня видеть – не знаю уж, по какой причине. Разве подумать о жизни нельзя было у меня в квартире? - видя, что девушка собирается что-то сказать, Малиновский выставил вперед руку, призывая к молчанию, - Кать, погоди. Дай я все скажу, а потом уже ты. Ладно?
Катя кивнула - это ее устраивало.
- Итак, ты меня держишь за придурка, который тебе и подумать спокойно не даст. Это – пассив. Актив… Ты носишь моего ребенка.
- Это не имеет никакого значения! – воскликнула Катя, - Ты мне ничего не должен, претензий к тебе у меня нет, так что, забудь об этом как о страшном сне!
Слушая, Рома кивал головой, словно соглашался, но, лишь только она закончила, поднялся и, приблизившись к ней почти вплотную, зашептал на ухо:
- Это имеет значение! Потому что я люблю этого ребенка и хочу, чтобы он был!
- Ты еще мне предложи родить его и отдать тебе! – тоже шепотом сказала Катя.
- Если он тебе совсем не нужен, то я согласен!
- Малиновский, мы уже поменялись обратно, хватит девочку-ромашку корчить!
- Глупая, я уже люблю его, и это совершенно не зависит от того – в чьем я теле!
- У тебя это пройдет!
- Это – не может пройти! Ты же не знаешь – что я чувствую!
Они шепотом препирались, пока Малиновский, окончательно потеряв самообладание, не сжал Катерину в объятиях и не принялся нежно покусывать ей мочку уха. Катя замерла от неожиданности, а Рома уже целовал шею, да и руки пошли в ход.
- Ты ненормальный? – переводя дыхание, спросила Катя.
- Я хочу тебя… - ответил Рома, - и надеюсь, что взаимно…
- А если я не хочу?
Но участившееся дыхание и расширившиеся зрачки говорили совсем о другом.
«Я не хочу!» - сказала себе прежняя Катя. «Хочешь!» - ответила новая. «Расслабься, дурочка!» - прошептала ускользающая; та, что жила в чужом теле.
- Если ты не хочешь… то ничего не будет… - пристально глядя ей в глаза, пробормотал Рома, - но…
Поцелуй был взаимоприятным…
Но тут же Катя оттолкнула его, да с такой силой, что Рома шлепнулся обратно на постель.
И не разозлился.
А улыбнулся.
И, улыбаясь, облизал губы, словно только что слопал конфетку.
- Кать… Ну, ладно… Ты подумай… недолго. А потом скажешь мне свой положительный ответ.
- Наглец!
- А вот и нет! – Малиновский снова встал, но на этот раз уже не пытался обнять девушку, а сразу отошел в сторону, - Ты подумай, а завтра утром скажешь, но только ты должна помнить, что я очень хочу ребенка, и что я хочу жениться.
- Что-что-что?
- То, что слышала. Я разве не говорил, что люблю тебя?
- Любишь?!! Ромочка, да, Бога ради, прекрати этот фарс! Возможно, Ромашка и любила того, кто был рядом, но Рома Малиновский любит Катю Пушкареву? Это нонсенс!
- И тем не менее – я люблю тебя! Почему ты не хочешь в это поверить?
- Потому что в эти сказочки я больше не верю! А сейчас пытаюсь понять – зачем это тебе надо…
- Глупая женщина…
Рома все-таки приблизился, обнял и заглянул ей в глаза:
- Катя. Я люблю тебя. Наш обмен телами помог мне понять очень важную вещь… неважно – что снаружи, главное – то, что внутри. Ты совсем не идеальна, если бы меня спросили об идеале, вряд ли бы я стал описывать тебя, но ты – моя, Катя. Ты такая, которая нужна мне. Вспомни, Кать: я – это ты, а ты – это я. И мы связаны навсегда, сколько бы ты ни сопротивлялась! Ты все равно рано или поздно поймешь, что я нужен тебе точно так же, как ты нужна мне.
- Нет!
- Да. А теперь я уйду. Встретимся завтра на работе!
Он коснулся ее губ быстрым поцелуем и вышел за дверь.
- Не уходи! – хотелось сказать Кате, но она сдержала порыв.
«пройдет пара-тройка дней, - подумала она, - и все пройдет, Ромка снова станет Ромкой, а я… я останусь собой… Никакой любви, никаких романов. Только работа. И… ребенок?»
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
)Рома это что то-супер. За фантазию 
,за Ромочкины переживания о ребенке 
Хочу Катя+Рома=любовь! Автор,если я не права-извините. От вас читаю любой вариант. А "хочу" это просто эмоции. (Хотеть не вредно- 
