Глава 12
Какой сон! Как жаль, что только сон!
Руки его, их не спутать с другими – сильные и горячие; ее тело как намагниченное тянется за ними, обещающими и защиту, и наслаждение…
Голос его… чудовищная смесь страсти и нежности… ему невозможно противиться, он завораживает и гипнотизирует… «Ка-а-а-ать… Ка-атенька…»… Как устоять, если даже во сне мысли полны им, если он не отпускает ни на минуту, чародей сказочный…
- Ка-а-а-ать… Ка-а-атенька…
Бархат и жаркий озноб… Ноги сгибаются сами собой, тело стонет под тяжестью его ладони и наливается желанием, спешащим влиться в каждую клеточку…
А-а-ах, какой сон!
- Ка-а-а-ать… Ка-атенька…
Но почему, почему он и во сне так же недоступен, как в жизни, почему его нельзя увидеть? Только страстный шепот обдает кипятком висок, а рука его уже нашла центр вселенной этого сна, и тело выгнулось в предвкушении наслаждения.
- Ка-а-ать…
Как-кой сон! Разве бывают такие сны?
- А-ах… - тихо стонет она, сжимая зубы, мечтая о поцелуе: господи! Да Бог с ним, с поцелуем, лишь бы сон не кончался, так ведь и с ума сойти недолго.
- Ка-а-ать…
- А-а-ах… Ан-дрюша… лю..бимый… а-ах!
Где ты, любимый, приди же в реальности, разбуди, сделай ЭТО со мной, сил терпеть нет больше, я без тебя уже не могу.
- Не могу… н-н-не… хо-чу… без тебя… Ан-дрюша…
- Ка-а-атенька…
И взрыв! Сознание померкло, ухнув в наслаждение…
…сладко потянувшись, открыла глаза…
- Андрей? – даже привстала от удивления, - ты?
И зарделась в смущении – ох, а это же он сделал! Его бесстыжая рука так и продолжает блуждать меж ее разведенных ног, а на губах – улыбка шкодливого кота.
- Ка-а-ать… Ты была такая восхитительная… м-м-м-м…
- Андрей! Ты откуда здесь?
Он даже и не подумал отвечать, сосредоточившись на следующей порции обласкивания.
Катя сжала ноги, а он только засмеялся – тем самым она сама крепко прижала его ладонь к пушистому холмику, ну а уж пальцы его достаточно проворны, чтобы забраться внутрь.
- Ты сумасшедший! Сейчас папа зайдет!
- Папа не зайдет, он еще спит…
- Тогда мама!
- Мама тем более не зайдет, у тебя гениальная мама, ты знаешь об этом?
- Как ты сюда попал?
- Так она же меня и впустила!
- Ты в своем уме?
- Ка-а-ать, ты лучше помолчи и поцелуй меня! – он нагнулся, коснувшись губами ее губ, и целое мгновение ждал, когда она соизволит поцеловать!
Оторвался сам, шепнул:
- Ты та-а-аа-к приятно во сне разговаривала… м-м-м-м…
- Что я сказала? – испугалась Катя.
- Не-а! И вообще, я пущен, чтоб разбудить тебя, вставай!
- Куда вставать? Зачем? Сколько времени?
- Времени – восемь примерно…
- Так рано? Куда, зачем?
- Родителям я сказал, что у нас в десять встреча, а потом мы проедемся по магазинам – надо же мне костюм купить, а тебе – посмотреть платье; если не найдем готовое, нужно будет шить… Но мы сначала ко мне поедем… я соскучился – сил нет…
- Андрюш, ты сумасшедший? И мама поверила в этот бред?
- Какой бред? – он надулся, - мы и вправду потом поедем по магазинам… И встреча у тебя сегодня тоже назначена!
- Какая встреча? – встрепенулась Катя.
- Как – какая? – Андрей взял ее руку и приложил к своему паху, давая почувствовать серьезность намерений, - вот с этим господином, чувствуешь, с каким нетерпением он тебя ждет?
- Ты псих!
- Еще какой! И если ты немедленно не встанешь с постели, то мне придется перенести вашу встречу на более ранее время, то есть, непосредственно, прямо вот на сейчас…
- Ты псих! – снова шепнула Катя, но как-то поверилось, что Андрей не шутит, поэтому она быстро вскочила, перед этим потребовав, чтоб он отвернулся и закрыл глаза.
- Ты с ума сошла? – разочарованно протянул Жданов, - мне что, и посмотреть на жену нельзя?
- На невесту! – уточнила Катя, - это во-первых, а, во-вторых, тебе еще маме на глаза показываться, а у тебя вид неприличный! Так что, открой окно, высунься туда и охладись, пока я одеваюсь.
- Эх, Катя, Катя! – разочарованно протянул Андрей, но пожелание счел разумным и отошел к окну.
Через полчаса она уже сидели в машине, а через час Жданов нетерпеливо открывал дверь своей квартиры.
Рома, проснувшись, не мог понять – что это его приподняло в такую рань? Потом дошло – конечно, он же лег вчера во время, достойное воспитанников детского сада! Ну, уснул, конечно, позже… сны дурацкие… Что там было, во сне? Нет, не вспомнить, осталось только ощущение ветра – свежего и сильного…
Полем, полем, полем
Свежий ветер пролетел…
В поле свежий ветер –
Я давно его хотел… - намурлыкал Роман себе под нос и нахмурился - хотел, ой, хоте-е-ел!
Не ветер, конечно, а – уму непостижимо! – Киру Воропаеву! Еще месяц назад сказал бы кто такое – и Рома смеялся бы до упаду: при всем своем относительно хорошем к ней отношении, никаких интимных желаний она в нем никогда не вызывала. И не потому, что была ждановской невестой, а просто – в качестве женщины он ее и не рассматривал; да и – не слишком-то она в его вкусе.
Впрочем, о своем вкусе рассуждать не приходилось: главное - чтоб дама вызывала какие-то желания… Но вот Кира… Нет, не было ничего…
А вчера так прихватило ночью, что, закрыв глаза, представлял, как он ее… держа за талию… пользует прямо у нее в кабинете, а Кира, опершись на стол, постанывает и просит: «Еще! Сильнее!». Он, конечно, рад стараться и вламывается все глубже…
Так, Малиновский, прекрати эти воображаемые игры, достойные прыщавого подростка, брысь под душ, потом - кофе, а потом можно и порассуждать за жизнь.
Сказано – сделано без долгих раскачиваний.
А вот потом, с кружечкой собственноручно приготовленного кофе, с сигареткой, пуская в потолок дым, можно… порассуждать…
- Итак, Ромио, друг мой сердеШный-разлюбезный, что мы имеем? А имеем мы то, что очень хотим трахнуть одну дамочку, на которую раньше и внимания не обращали… В минусе у нас то, что дамочка – бывшая невеста Жданова, в плюсе – то, что она бывшая… Еще в плюсе то, что она, должно быть, на стенку уже лезет от недо..а… поскольку, если Жданов не врал – а зачем ему врать? То гормонами ее никто не снабжал уже о-о-о-оччень приличное время. Так что все шансы поиметь девушку у нас с тобой, друг любезный, есть. В минусе – то, что не все так просто; если ты к ней заявишься, она вряд ли радостно тебя в койку потащит; есть подозрение, что ты для нее – тоже не мужчина, а всего лишь друг жениха. И это со счетов сбрасывать не нужно… Это надо в уме иметь…
- Нет, иметь в уме ты ее, Ромио, конечно, можешь, но предпочтительнее – не в уме, а в самой что ни на есть реальности – тепленькую, мокренькую, пищащую от восторга… М-м-м-м… черт, хочется ведь… Как бы я её… р-р-р-раз…
- Влетаю в квартиру, она такая растерянная, только из душа, халат на влажное голое тело… а поясок разошелся… и я так наступаю… а она – пятится… и на кровать свалилась, тут халат совсем раскроется… и я – во всей красе… и ка-а-ак припечатаю к кровати, чтоб только охнула… и - вперед, с песней… туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно…
- Малиновский, да что с тобой сегодня? Это не у нее, это у тебя недо..б, ну-ка, думай, кого прямо сейчас можно вызвонить? Надо о Кире Юрьевне на трезвую голову рассуждать, а не когда она с расставленными ногами мерещится…
- Алло? Любочка?.. Здравствуй, солнышко мое, как ты?… Я рад, рад за тебя искренне, даже не представляешь – как!.. Я? А я, радость моя – хуже некуда, всю ночь тебя вспоминал, представляешь?… Какие шуточки, сладкая моя! Серьезен, как только может быть серьезен Роман Малиновский, потерявший голову!… Ну, кисонька, ты же умница, ты же с полуслова все понимаешь, едь ко мне, золотенькая, возьми такси, да пусть гонит быстрее… Дверь открыта будет – у меня сюрпризик есть… милая неожиданность… Жду, радость моя, Любочка…
Любочка хороша была тем, что безотказна и жила недалеко.
Через полчаса девушка уже входила в квартиру:
- Ро-о-ом! Ромочка, ты где?
А Ромочка в состоянии полной боевой готовности спрятался за углом, и когда Любочка поравнялась с ним, обнял ее сзади за бедра, прижавшись восставшей плотью к упругой попке и нежно прорычал на ушко:
- Я едва с ума не сошел, пока ждал!
Страстный натиск был воспринят девушкой благосклонно, и, когда Роман в третий раз приступил к сладчайшей работе, Любочка, крепко обняв его за плечи, похвалила:
- Рома, ты – зверь!
Сон уходил, но на границе яви она еще цеплялась за него – некую недоговоренность искала, ответ на вопрос. Во сне жених порывисто схватил ее, собираясь поцеловать, но тут и начал растворяться, вливаясь в мельтешение зонта Юлианы.
Кира проснулась окончательно, сон не забылся… Жених, чужая свадьба… Ну да, Жданов… он теперь женится на Пушкаревой… Злость привычно начала заполнять душу, но странная злость – выхолощенная, без ненависти, вот уж точно – по привычке. Привычка возвращать Жданова из чужих постелей въелась в сознание и теперь требует действий… Говорят, кто курить бросит, долго потом не может отвыкнуть не столько от табачного дыма, сколько от сигареты в руке…
К черту Жданова!
К черту-то, к черту, а как объяснишь это телу, временами жадно требующему привычной процедуры – ставшей привычной за четыре года встреч с Андреем… Может, отсутствие секса как раз и угнетало больше всего? Может, надо было плюнуть на все и позволить Никите проводить?
Нет… только не Никита… почему-то казалось, что у него руки потные – хотя, знала же наверняка, что это не так… а вот – поди ж ты! О Малиновском в роли любовника думать не хотелось, однако же – думалось. А других кандидатур, Кира Юрьевна, у вас на горизонте и нету.
Но смертельно боялась снова привязаться… Впрочем, и с этой стороны Малиновский был хорош: ведь только в страшном сне можно было представить себе влюбленность в этого типа, а вот се-е-екс… И перед Юлианой за слабость стыдно не будет – как ни крути, а дело ими задуманное без секса не обойдется, это пока они стыдливо о нем умалчивают, однако же настанет час икс, когда либо в постель лечь придется, либо забить на план.
На план забить?
Ох, нет!
Если бы не постоянные размышления: как, что, почему, она не смогла бы жить в последние дни; только благодаря плану Жданов вытеснялся из мыслей – ведь каждую встречу с Малиновским нужно было обдумывать со всех сторон, перебирать варианты – чтобы не застал он врасплох… Если застанет – такое удачное начинание может рухнуть в секунду.
Закрыла глаза, и, перевернувшись на живот, обняла подушку.
Прошептала:
- Не-вы-но-си-мо!
Засмеялась:
- Как в анекдоте - ты что больше любишь: секс или Новый год? Новый год – он чаще…
Почему цеплялась за Жданова, были же и раньше крупные размолвки; нет, сама к нему бежала, прощения просила – хотя все, абсолютно все ссоры были из-за его баб… А он лишь царственно разрешал себя простить…
Господи, какая глупость! Как же она опустилась-то так, что мужчина, которого она считала своим, гулял направо-налево даже уже и не прячась особенно… Отнекивался лениво, приходил заполночь пропахший чужими духами, чужих волосин на пиджаке – сколько угодно!
Когда-то, помнится, читала книжку - как уличить мужа в измене… О! Какие там уловки были! А ей и уловки не нужны были: все как на ладони.
Она ему – привычную истерику, он – вздохнув, ее – в постель; отрабатывать, как они с Малиновским это называли (услышала как-то случайно, чуть не разрыдалась под дверями), обязательную программу.
Тупо, технично, по-деловому, без признака горячих эмоций… Стоны и улыбки отрепетированы и возведены в канон раз и навсегда…
Как она могла так жить?
Вспоминала и ужасалась…
Она еще Пушкареву оскорбляла, говоря о собачьей преданности – глупа ли сама была или от злости на себя? Сама по-собачьи, хуже даже, и руки лизала, и хвостиком виляла, и прохладное отношение к себе терпела, пустозвонное «я тебя люблю» предпочитала принимать за правду…
Хоть раз он заступался за нее, как заступался за Пушкареву?
Он ведь почти с самого начала горой за помощницу стоял, жить без нее не мог, защищал с горячностью и не терпел никаких наездов в ее адрес…
«Вкусу я его доверяю!»
Додоверялась глупая! Когда преображенную Катерину увидела – дар речи потеряла…
Вкусу…
Да он давно знал – что скрывает помощница под коконом немодных одежд, все оценил, изучил и сграбастал в свое личное пользование; с бешеной ревностью доказывая всем, что только он имеет на свое сокровище все права – от прав шефа до прав любовника и мужа.
Конечно, он на ней женится – ему надо завладеть ею на законных основаниях; вот только при этом он и себя ей вручил вместе со всеми потрохами… А Кире не вручал никогда; убегал только, пугаясь ее навязчивости и преданности, которая вовсе не была ему нужна…
Тяжело это, что и говорить.
Обоим тяжело…
Все правильно…
Правильно, что она смогла отпустить… Нарыв зрел, зрел, да и лопнул… Оказалось даже, что не так страшно, как представлялось. Больно – но не смертельно, жить можно.
Плохо – зато легко.
Она просто к этой свободной легкости еще не привыкла, точнее – отвыкла от нее.
Ничего…
Она влюбит в себя Малиновского и вдоволь похохочет над ним – вот тогда демоны ненависти окончательно покинут ее душу, и она сможет принять свободу всем сердцем.
Вот только…
Как же именно сейчас хочется секса – спасу нет…
Опять в душ?
Малиновский только что в пляс не пустился, захлопнув дверь за Любочкой. Вот, извечная мужская проблема – говорить какие-то глупые слова, хотя обе стороны прекрасно знают, что за словами этими нет ровным счетом ничего. Он еще мог понять тех дамочек, которые рассчитывают на что-то, глупо веря в неземную лубофф, но эти… то ли дело с проституткой – оттрахал, заплатил, и укатилась девушка на все четыре стороны, не предъявляя претензий и не щебеча о чувствах… а эти курицы? Они ведь проститутками себя не считают, попробовал бы он Любочке денег всунуть сразу после секса, ха! Вполне можно было бы и по мордасам огрести, хотя, если бы он преподнес ей золотое колье – хапнула бы его, не раздумывая. А в чем, спрашивается, разница? Зачем делать вид и строить из себя целку-недотрогу? Перед ним, который знает ее как облупленную?
Колье он, конечно, преподносить и не собирался, цветы и то не стал бы – еще подумает невесть что, у баб этих мозги поперек устроены: поганый веничек, купленный за полтинник на ближайшем углу, едва ли не признанием в любви считают… Дуры!..
Не одеваясь, плюхнулся в кресло, с наслаждением закурил.
Но, все-таки, полчаса идиотских разговоров стоили того, чтобы ощущать сейчас легкость в теле и ясность в мыслях – которые ох, как нужны. Теперь примерно на сутки можно расслабиться, а то и больше – третий то раз он завелся совсем не из-за понтов или неземной страсти, а всего лишь для того, чтоб измотать организм и подольше ничего активно не хотеть…
Итак… Кира… Что мы имеем?
Киру хочется трахнуть. Он просто не имеет права этого не сделать! К сожалению, Кира – это не козочки и бабочки, просто напоить ее шампанским и навешать на уши лапши будет мало… Катерина, вон, хоть и была в Жданова по уши влюблена, а как ломалась!
Конечно, Кира – не Катя, которой моральные принципы строителя коммунизма папа ей внушал всю сознательную и несознательную жизнь, однако…
Надо подумать…
В животе защекотало от предчувствия большой охоты, Рома даже не удержался и потер руки:
Черт, жизнь становится интереснее! Жданов, гад, сменил друга на женщину… что ж, пора и женщине менять приоритеты…
Бодро подскочив, Роман направился в ванную и мурлыкал, подставляя лицо под прохладные струи:
Ах, как хочется жить, просто жить под луною,
Просто видеть и слышать — во сне, наяву,
И дышать, и мечтать, и не верить в иное,
И твердить: "Я живу, я живу, я живу!"
Через час он мчался по городу, улыбаясь заглядывавшему в автомобиль солнцу. На сидении рядом лежал роскошный букет роз, в пакете – джентльменский набор: лучшее шампанское, фрукты, сладости… и кое-что еще… оно пригодится, может, и не сегодня, но пригодится…
Вперёд, Ромио!
Мне по сердцу отвага полета,
Оттого-то беда — не беда,
Оттого-то мне жить так сегодня охота,
Как не будет уже никогда!
Любую женщину можно охмурить.
Любую.
Безусловно, есть нюансы и есть подходы; несомненно, одни ломаются дольше, другие не ломаются совсем; конечно, те, которые ломаются, добыча более желанная…
Нет, бывают, бывают исключения… Например, если претендент вызывает у дамы рвотный рефлекс…
Но тут ведь нужно зрить в корень… Проблема некрасивости перед мужчиной стоит не так остро, как перед женщиной; во-первых, давно известно, что мужчина должен быть чуть симпатичней крокодила, во-вторых, если уж мама с папой и господь Бог тебя обидели, то всегда можно скрыть неудавшееся личико за романтической бородой и строить из себя пиратского босса, грозу морей и океанов – такому даже шрамы и отсутствие глаза (руки, ноги) не помешают.
А главное – что?
Главное – чтобы костюмчик сидел!
Непринужденно, легко и вальяжно!
И это так! Само собой – так!
А еще – чувство юмора, уверенность в том, что ты – неотразим, и понимание, что любую женщину можно охмурить.
Но охотник должен быть терпеливым…
Мягко тормознув у места назначения, Роман не спешил покидать салон – он сладко потянулся, вытянув, насколько это возможно, ноги.
Вариантов может быть несколько… романтичный… дружеский… наивный… наглый… И нюансы всякие… Какой подойдет Кире?
Что забавно… теоретически – любой… Романтику она ждет, на дружбу надеется, наив изумит, а от наглости она растеряется… Что ни делай – все ведет в место назначения… в койку…
Может, сегодня…
Может, позже…
- Малиновский? – Кира удивилась несказанно, а он ей с порога всучил цветы, чмокнул в щечку и спокойно, как к себе домой, прошлепал внутрь квартиры.
Кира даже возмутиться не успела, как он уже хозяйничал на кухне: мыл фрукты, выкладывал их в вазочку, стараясь создать натюрморт; главное, чтобы кисть винограда свисала вниз – тогда удобно отшипывать ягодки и эротично их поедать…
Эротично поедать должен, конечно, не Малиновский, еще чего не хватало!
Рома покосился на Киру, вошедшую следом за ним.
- Хозяюшка, а где у вас тут тара? Такая, знаете, под шампанское?
- Шампанское по утрам пьют аристократы и дегенераты… - чуть мрачнее, чем следовало, ответила Кира.
Малиновский только хмыкнул:
- Ну, во-первых, почему бы не причислить себя к аристократам, в конце-концов, кто знает – с кем там наши бабушки грешили, а, во-вторых, Кирюша, уже давно не утро, а вполне себе такое обеденное время.
- И ты принес обед голодающим Поволжья…
- Не таким уж, конечно, голодающим, и не такого уж Поволжья – тем более, что все это может быть только прелюдией…
- Чем?
- Прелюдией! К обеду, разумеется, а ты о чем подумала?
- О Кащенко…
- О, Каа-а-а-ащенко… Нет, думаю, близкое знакомство вам пока не грозит…
- Нам? – оторопела Кира.
- Ну, Кирюша, ты забыла, наверное, я близко с мужчинами не общаюсь!
Кира, резко развернувшись, ушла в комнату. Роман посмотрел ей вслед, но не стал придумывать причину ее вспышки, это не имеет никакого значения сейчас. Еще не хватало – обращать внимание на дамские капризы; они ж так на шею сядут и ножки свесят.
А Кира в комнате остановилась у порога, прижав руки к щекам – успел ли он заметить, что она покраснела?
Что-то она слишком неадекватно стала воспринимать Малиновского… И невинное замечание, шуточка без задней мысли, не должна была бросать ее в краску…
Но…
Она только утром думала о нем, хотела… возможно, хотела не просто так, а – именно его… И он ведет себя так, как будто знает про нее все…
Мелькнула мысль – а справится ли она с местью? Насколько хорошо знает она Малиновского, чтоб суметь просчитать его дальнейшие ходы и тайные желания.
И сама себе в ответ фыркнула: известно, какие у Ромочки желания…
А Рома, увлекшись сервировкой, напевал себе под нос.
У ней такая маленькая грудь,
И губы, губы алые как маки.
Уходит капитан в далекий путь
И любит девушку из Нагасаки...
Кира вздрогнула.
У нее не осталось сомнений в намерениях Малиновского… И… она не знает – что делать! Надо срочно звонить Юлиане!
Зачем?!
Затем!
Затем, что боится… не устоять…
- Ерунда какая, Кира, тебе же не нравится Малиновский? Совсем не нравится?
- Не нравится! Совсем!
- Ой, Кирю-ю-ю-юша… а кто, покраснев, сбежал?
- Это из-за его дурацкой шуточки!
- Да-а-а-а? А, может, из-за того, что ты разглядывала его… ну, скажем так… брюки? И он поймал твой взгляд?