|
Глава вторая
Утро
Андрей не спеша позавтракал, сполоснул чашку и тарелки. Он любил эти минуты на кухне, когда оставался один: за стеной шумела вода, Кира принимала душ.
Скомкал кухонное полотенце и, не глядя, бросил его на столешницу. Но тут же, обернувшись и сосредоточив взгляд, аккуратно расправил и повесил на специальный держатель из нержавеющей стали возле мойки – предусмотренный теми, кто планировал кухню. Жаль нарушать эту аккуратную красоту, которой он окружён с некоторого времени.
В сущности, всё оказалось не так уж плохо. Ту неделю, которую они провели в свадебном путешествии, он постарался выбросить из головы. В неделе этой было для него что-то почти непристойное. Вообще, он сделался каким-то ханжой; его коробили все Кирины ухищрения, которыми она пыталась разнообразить их супружескую жизнь. Она надевала немыслимые алые боди, а он отворачивался с тоской и думал, как было бы хорошо, если бы она его просто обняла. Подошла бы, скользнула на грудь плавным движением. Неосознанным. Так, чтобы он почувствовал: она не думает об этом. Вот это тронуло бы его. Но если она и была когда-то притягательной для него, то он давно забыл об этом, и она, по-видимому, очень хорошо это понимала. Теперь в каждом её движении был расчёт; если и скользила, то просчитывая до миллиметра. Наверное, она думала, что это должно нравиться ему, и надеялась, что секс станет цементом их совместной жизни. А он, щадя её чувства, молчал о том, что если и есть какой-то цемент, то искать его нужно явно не в этой области, недоступной для неё.
Кира была заботливой, домовитой. Приходя с работы домой, он ловил себя на том, что ему приятно видеть чистые полы, беспыльные поверхности. Приятно было и вдыхать запахи с кухни, такие домашние, такие уютные, и сидеть после ужина с бокалом в кресле возле лимонного дерева в красивой плетёной кадке. Ему было приятно всё, что она делает, всё, как она это делает, да, ему было приятно всё, связанное с нею, - кроме неё самой. На неё саму смотреть было неприятно. Она напоминала ему о его фиаско. О его вине перед ней. Обо всём том, что могло бы у него быть, но чего не было.
А внешне всё было хорошо, вполне терпимо. Жизнь оказалась не чёрной, а серой, а значит, это всё-таки была жизнь, какой бы она ни была.
Каждое утро начиналось с совещания с отцом. Отец приезжал в «Зималетто» с самого утра, тщательно проверял все документы, вникал во все мелочи. Андрей видел: эта необходимость тяготит отца, такой образ жизни давно стал неудобен для него. Но отец твёрдо решил довести дело до конца. Были и тревожные моменты: Воропаев заметил эту необычную активность Жданова-старшего и заинтересовался её причинами. Но отец с присущими ему спокойствием и тактом отвёл все подозрения, усыпив Сашкину бдительность. Выбором своим – молчать о залоге компании – отец был если не доволен, то удовлетворён. Настолько, насколько об этом вообще могла идти речь в подобных условиях.
О том, что отец испытывал к нему самому, Андрей старался не думать. Понятно было, что стыд и даже брезгливость доминировали в этих чувствах. И он старался приноровиться к этой реальности, как ко всему, что стало открытием для него.
Едва вернувшись из путешествия, он разузнал о Кате; это тоже было слабостью с его стороны, но он уже столько их обнаружил в себе, что эта не мучила его. Слабостью меньше, слабостью больше… Да, так он разузнал о ней; знал теперь, что она работает у Юлианы. Тот жутковатый месяц перед свадьбой, что её не было в Москве, он прожил, как во сне; теперь ему нужно было знать, где она. Зачем? Этот вопрос не приходил ему в голову. Наверное, она была нужна ему. Нужна по-прежнему. А впрочем…
Он знал дорогу, по которой она подходила к своему офису. Иногда, прикрывшись неотложными делами, он с самого утра останавливал машину недалеко от этого места и просто сидел и смотрел, как она в своём новом ярком плаще идёт по аллее, обсаженной уже зеленеющими деревьями. С нею с утра было легче, проще жить днём, и он облегчал себе день. Это было малодушием, он знал. Но отказаться от этого не мог. Никому вреда не причинит эта тихая, невидимая тайна; если бы она случайно увидела его, он бы себе не простил. Потому что не хотел вторгаться в её жизнь, волновать её. Мешать её планам. Потому что он?.. А впрочем…
Но однажды он не дождался её и встревожился. И не просто встревожился, а запаниковал. Объехал здание, в котором находилось агентство, несколько раз, но так и не увидел Катю. И лишь потом подумал, что одна из этих машин, припаркованных у входа, может принадлежать ей. Почему бы ей наконец-то не купить себе машину. Возможно, она подъехала с другой стороны, там движение потише… И он решил в следующий раз встать так, чтобы видеть эту дорогу.
…За спиной раздались тихие шаги. На его плечи легли продуманно ласковые руки. Ну, почему, почему Кира не отпустит себя? Ведь она умеет быть ласковой сама по себе, ведь она любит его, в конце концов… Ответ был прост: она считает это недостаточным. Вероятно, он должен был сказать ей, что это не так. Но на это его не хватало.
Вот она, её глаза, её губы, её высокий чистый лоб. Теоретическая частичка тепла, прибившаяся к его телу. Разность температур в душе и теле когда-то изумляла, сбивала с толку с Катей; теперь же всё было гармонично – гармонично холодно. Он рассудочно понимал, что от Киры идёт тепло. Чувствовать – о, как он был далёк от этого.
- Мы поедем вместе? – шепнула Кира ему на ухо. И этот улыбающийся шёпот тоже был неприятен ему. Но он сделал над собой усилие и улыбнулся.
- Если хочешь. Только мне нужно ещё позвонить… Пять минут, и я буду готов.
Пока он будет делать вид, что звонит, успеет подумать, солгать ей, что не может сейчас ехать с ней в «Зималетто», или всё же поехать. Эти утра на аллее тоже давались ему нелегко.
Но всё решилось без его участия. Едва он протянул руку к телефону, тот разразился какой-то сентиментальной мелодией, явно свежего происхождения. Во всяком случае, он слышал её впервые. Кира, перехватив его взгляд, виновато улыбнулась.
- Мне понравилась эта песня, поставила в твой мобильный. «Белый танец» называется…
Он посмотрел на неё. Как это верно. Ведь всё, что происходит сейчас с ними, - и есть белый танец, на который она его пригласила. И это напоминание всегда должно быть с ним. Чтоб не расслаблялся…
Звонил Роман.
- Андрей, пулей в «Зималетто»! Целая делегация из Японии, Клочкова-дура сунула куда-то факс от них, они две недели назад присылали!..
Андрей быстро взглянул на Киру:
- Поехали скорей. Японцы в «Зималетто», и даже встретить как следует некому.
Уже в машине он выговаривал ей:
- Ну, скажи, на кой чёрт мне такая секретарша? Если она элементарной прямой обязанности выполнить не может? Что она делает в приёмной?.. Ну, ты согласна?
Кира, по обыкновению, и соглашалась, и оправдывала подругу, а он вдруг оживился, ухватившись за эту возможность. Ну, вот хоть что-то. Случившееся – серьёзный повод, чтобы сбыть наконец с глаз долой опротивевшую Клочкову. Сегодня всё на его стороне.
Решив ковать железо, пока горячо, прежде чем погрузиться в переговоры, он решил этот вопрос до конца. И, хоть пришлось пойти на компромисс и согласиться с тем, что Клочкова с Амурой просто поменяются местами, он довольно улыбался по дороге в мастерскую Милко.
Что-то удалось решить в свою пользу, занести в свой личный актив! А он уже почти забыл, как это бывает. Его желания – такой вещи в последнее время не существовало. Эта мелочь с перемещением секретарш, на которую он раньше даже не обратил бы внимания, теперь была способна воодушевить его на весь день.
Да, он сам во всём виноват. Да, он платит несвободой за свою «маленькую шалость» с помощницей, шалость, которая обернулась трагедией. Но при этом остаётся человеком, а чтобы чувствовать себя человеком, необходимо хоть изредка одерживать победу, хотя бы в мелочах, испытывать удовлетворение. Иначе – гниение заживо.
Он ещё не знал, насколько это действительно был «его день». Кто-то решил сжалиться над ним, вернув ему хотя бы подобие уверенности.
Показ для потенциальных покупателей прошёл на ура. Милко был в отличном расположении духа, всему радовался, ко всему относился благосклонно. И даже этот ужасный презИдент не раздражал его, вопреки обыкновению. Японцы на похвалы не скупились, на мимику, выражающую восторг, - тоже. С улыбками на их лицах и улыбка Милко становилась всё шире. А Андрей, сдвинув брови, смотрел на них и, пока шёл показ, сосредоточенно прикидывал в уме сроки договора и примерную сумму, которую можно получить за модели. Нужно срочно связаться с Тимофеевым – экономистом, которого порекомендовал отец. Тимофеев пока не входил в штат, просто помогал по необходимости. Без его помощи сейчас не обойтись.
Подошёл Малиновский, шепнул, наклонившись к уху:
- Тимофеев будет через час.
- Ну, ты даёшь. Только я успел подумать…
- Да-да, буду твоей золотой рыбкой… Слушай, только бы не соскочили. Смотри, какие довольные…
- Сплюнь три раза. Половина проблем решится.
- Это да… И Милко счастлив… Я ж тебе говорил – всё налаживается…
Андрей, чуть улыбаясь, посмотрел на подиум. В этих платьях было будущее компании. Глядя на одобрительные лица покупателей, он готов был расцеловать Милко. Что ни говори, а это отличный дизайнер. Лучший в Москве. Лучший в мире. И «Зималетто» - лучшая в мире компания. Она стОит того, чтобы…
От внезапной боли в груди он едва не задохнулся, даже испугался. Поднёс руку к шее, ослабил узел галстука. Вроде бы отпустило… Вдохнул поглубже, но медленно, стараясь не шуметь. Обернулся к Малиновскому – тот ничего не заметил. Стоит, смотрит плотоядно на своих нимф. Слава богу. Всё на своих местах… А это – это тоже плата. За то, что усомнился. За то, что попробовал выбраться из тисков совести. Чтоб знал: так будет каждый раз, при каждой новой попытке…
Вечер
Зорькин одобрительно похлопал по вишнёвому капоту. Поднял на Катю глаза, хитро прищурился:
- Ну, ты тихушница, Пушкарёва. Хоть бы позвонила, я бы помог выбрать…
- Что за премудрость, Коль. Поехала и купила, как только деньги на карточку поступили. Я же тебе говорила, очень удачная сделка. Юлиана на седьмом небе.
- Говорила, говорила. А ещё ты когда-то говорила, что серебристый металлик хочешь…
Катя внимательно посмотрела на него. Ну, почему он всегда вот так, не думая, попадает в точку? Это же мистика какая-то. Ну, что ему стоило забыть её давние случайные слова. Тогда она ещё не знала, что позже они обретут смысл…
Коля, не заметив её реакции, в сотый раз обходил вокруг машины. Удобной, небольшой. Как раз то, что ей нужно. И нечего мечтать о серебряных экипажах. Это было уделом той ночи – немножко сумасшедшей и даже глупой. Но она не жалела об этом, она даже гордилась собой потом. Значит, она снова сумела быть сумасшедшей и глупой. В одночасье, как только поверила. Хоть утро и расставило всё по местам. Не так, конечно, как было до этого, но, во всяком случае, трезво и по силам.
Да что здесь удивительного? Ночь как ночь, день как день.
Колька – умница. Ни капли зависти, искренне рад за неё. Ему тоже пора бы машину купить. Ведь он продолжает зарабатывать деньги для «Зималетто», получает зарплату. Когда она увольнялась и подписывала доверенность, Андрей настоял, чтобы Зорькин сохранил своё место в «Никамоде». А Зорькин был счастлив, потому что уже и не надеялся после всего случившегося остаться в компании. И теперь всё медлит, откладывает поездку в автосалон: «А вдруг твой непредсказуемый Жданов передумает?..» Она пыталась переубедить его, но потом махнула рукой. Придёт время, созреет, сам своими деньгами распорядится… что она его, как маленького, уговаривает. К тому же она подозревала, что Колины запросы по автомобилю намного превышают её собственные. Может, и хорошо, что он осторожничает.
Улыбаясь, смотрела на него. Время, похоже, пришло. Колькин взгляд светился нетерпеливым предвкушением. Но она решила не форсировать. Он сам знает, что ему делать.
- А гараж? Ты уже решила, куда будешь ставить машину?
Она пожала плечами.
- Нет… Пусть пока во дворе стоит.
- Да ты что!.. Даже не думай, Кать. Ты знаешь, какие кражи сейчас самые распространённые в Москве? Правильно, угон машин! Давай я поспрашиваю насчёт места на подземной стоянке в 20-м доме или гаража хотя бы…
Она рассеянно кивнула.
- Хорошо. Поспрашивай.
Уже задумалась о другом. Обещала ведь Мише сегодня позвонить, совсем закрутилась, забыла. А у него очень напряжённый сейчас период, период ожидания. Бизнес-план отдан для изучения предполагаемому спонсору, теперь от них уже ничего не зависит, только ждать ответа. Миша немного нервничает, но это понятно. В Петербурге было так же, ей приходилось успокаивать его. А потом начинала нервничать она, и тогда уже он приходил ей на помощь. Так и открыли ресторан… красивый, дорогой; до сих пор не верится, что большая часть заслуги в этом – её.
Зато Миша, похоже, оценил в полной мере. И даже больше. Она была уверена, что он преувеличивает, что ничего особенного и сверхъестественного она не сделала. Но, видимо, он действительно так считал; не лукавил же?..
Миша отозвался сразу же.
- Кать, ну где ты? У меня вечером какие-то мысли появляются… не могу быть один.
- О чём ты?
- Да не знаю, всё думаю, а вдруг он посмеётся надо мной, скажет, что этот щенок в ресторанном бизнесе делает…
- Перестань. У тебя ведь уже есть опыт. Это в первый раз можно было бояться, а теперь что?.. Всё будет хорошо, вот увидишь.
- Кать… - Он замолчал, и она спросила тепло: что?..
- Давай встретимся сейчас, а? Хочешь, я к тебе приеду? Или в городе… Как раз машину мне покажешь, неужели похвалиться не хочется?
Катя рассмеялась.
- Конечно, хочется. Но я уже частично удовлетворила своё тщеславие. С Колькой, куда ж без него…
- А… - разочарованно протянул Миша, и в его голосе ей почему-то послышалось раздражение. – Ну, так как?
- Ну, хорошо. Я подъеду. Давай у Новодевичьего, как в прошлый раз. Там машин мало, - смущённо добавила она и по его ответу поняла, что он улыбается:
- Да понятно, боишься ещё ездить. Ничего страшного, научишься… Я тебя научу. Через сорок минут успеешь?
- Да, конечно. Пока…
Такое удовольствие ощущать мягкий, послушный ход машины… По дороге к монастырю – красно-белому кипенью посреди зелёной весны – в голове завертелись строчки Окуджавы: «Пускай лошадка поспешит сквозь полночь наугад... А там без нас Господь решит, кто прав, кто виноват...». Вот они с Андреем и спешат. Кто к кому. Наугад. Или нет? Или, наоборот, наугад – побоялись?.. Он сейчас с Кирой; сидит, наверное, в кресле, пьёт вино… или коньяк... Приятное окончание трудного дня. Жена массирует ему плечи, шею, что-то тихо рассказывает, делится новостями, которые не успела рассказать на работе… Он довольно жмурится, смеётся… Они – друг для друга, а ей, как и раньше, нет места в его жизни. И они оба понимали это.
Но опять, как всегда, когда она думала об этом, взмыла какая-то волна, затопила шею, щёки, виски… Я люблю его, спокойно и грустно подумала она. Я всё так же люблю его.
…Миша широко улыбался, когда она выходила из машины. Подал ей руку, она оперлась о неё.
- Пройдёмся?
- Ну, конечно.
Они шли рядом, и Миша продолжал улыбаться, но уже по-другому – загадочно, странно, и это становилось всё явственней.
- Миш, что-то случилось?
Он бросил на неё беглый взгляд.
- А что, заметно?.. Ладно, скажу. – И почему ей так не нравится эта улыбка?.. - Катя, у нас всё хорошо! Усов позвонил мне, он согласен дать деньги! И даже предлагает заняться его рестораном… в Киеве, Кать!! Ты представляешь?!..
Она остановилась, изумлённо посмотрела на него.
- Даже не верится. Ведь ты только что говорил, что он не звонит… Пока я ехала, позвонил?!
Пробежала тень тревоги, но тут же снова улыбка озарила его лицо. Теперь она снова была широкой, довольной. Приглашение разделить его шутку.
- Нет, ещё днём.
- Так как…
- Я хотел сделать тебе сюрприз! И у меня, по-моему, получилось… Ну, ты рада?
Она не могла сделать ни шагу, сказать ни слова. Почему-то стало страшно, неуютно, она даже поёжилась. Наверное, она придирается. И у неё нет чувства юмора. Ну, что такого он сделал? Просто разыграл её, изобразил по телефону чувства, которых не было, заставил её утешать его… Мало, что ли, Зорькин подобных «сюрпризов» ей устраивал?.. И всё-таки так неприятно ей не было никогда.
Он осторожно дотронулся до её руки.
- Ты расстроилась? Обиделась?
Катя инстинктивно отдёрнула руку… так бы написали в книжках, а на самом деле просто отвела её назад.
- Нет-нет. Всё хорошо. Ты не обращай внимания, я своеобразно реагирую на шутки… Ты знаешь, мне что-то холодно. И я устала. Сегодня был тяжёлый день. Можно я поеду домой?..
Она сознательно смягчала своё неприятие, как в первое время, когда они только что познакомились. Потом всё изменилось, он стал ближе, она раскованней… И вот снова накрыло. Панцирем. Твёрдым, жёстким. Хорошо, если воздухопроницаемым, тогда есть надежда, что снова всё изменится…
Но он тоже расстроился. Растерянный стоял, чуть побледневший. Понял, что перегнул палку, и теперь мечтал всё исправить. Но пока это было бессмысленно. Он только попытался, когда они шли обратно, загладить, смягчить.
- Кать, ты мне позвони завтра, хорошо? Мне очень понравилась эта идея насчёт Киева, мы не должны от неё отказываться… Может быть, кому-то придётся поехать в ближайшее время… может быть, даже вдвоём…
Она нетерпеливо кивала: да, да, и ускоряла шаг. И его голос, и это постоянно звучавшее «мы» были неприятны ей. «Отвези её, возница, и не спрашивай к кому…»…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Эту фразу я тоже поняла совсем иначе. Ведь он говорит здесь только о себе, и ни о ком другом. Вернее, о себе, каким он стал - новым и тем, который допустил эту "шутку" с соблазнением. ИМХО, конечно.
И даже избежал, в другой реальности. 
Спасибо! 
Неужели она не чувствует, что с единственным сыном происходит? 
Наташ,спасибо! 
Вот и приходиться хоть чему нибудь радоваться, чтобы не свихнуться.
[/b]
