|
Глава четырнадцатая
Вечер
Почти уже не слушая Пушкарёва, Миша всё нетерпеливей поворачивал голову в сторону открытой в коридор двери. Катя уже давно должна была выйти, ну сколько, даже по самым растянутым дамским расчётам, можно потратить, чтобы собраться на вечеринку? Все сроки давно закончились, а она не выходила.
Миша нервничал. Его предчувствия сбывались. Он ожидал её с опасением, замешанным на ревности. Нет, не к Жданову – к «Зималетто». Стыдно было признаться, но Мише не очень понравилось открытие собственного ресторана. Он рассчитывал на бОльший размах, но Юлиана с Катей умерили его аппетиты. И удивились, когда увидели недовольство на его лице, ничто не предвещало завышенных ожиданий, тем более с этой, с Мишиной, стороны. Уж он-то всегда плавился от восхищения, что бы они для него ни делали. А тут… Разочарованную гримасу скрыть не удалось, и он видел, как растерянно они переглянулись. Катя всё допытывалась потом, чувствуя себя виноватой, но он уже так далеко зашёл в своём безоговорочном поощрении всех её идей, что отступать было некуда и оставалось только успокаивать её и говорить, что ей всего лишь показалось.
И гости были недостаточно имениты, и издания, осветившие открытие, недостаточно солидны… Он делал хорошую мину при плохой игре и кусал губы от досады. Ведь если быть честным, он всегда чувствовал некое противостояние – своё с миром всего этого глянца. Обидно было до слёз, что он, чуть ли не зубами прогрызавший себе дорогу в «высокую» Москву, вынужден терпеть снисходительность и даже насмешливость к себе и своим выстраданным проектам. В Петербурге не так это было заметно, не так ярко, но здесь чуть ли не каждое улыбавшееся ему лицо кричало, что никому до его ресторана по-настоящему нет никакого дела.
Катя как-то уживалась со всем этим; несмотря на их сходство, она была москвичкой и это многое определяло. К тому же в последнее время она была открыта всему новому, впитывала, как губка, и Юлиана, как заботливый и неутомимый садовник, только успевала снимать урожай. Он же был более косным, менее гибким и поддающимся, поэтому многое из того, что Кате казалось естественным и что, по её мнению, следовало принять как данность, у него вызывало раздражение и чувство неудовлетворённости. Наверное, это и называлось – «покорять Москву», но терпение и силы порой изменяли ему.
Но это там, внутри, наедине с собой, а внешне – всё получилось. И спонсор остался доволен, и неизменно заполнявшийся по вечерам зал обещал хоть и незаоблачную, но скорую прибыль. И всё же сейчас, ожидая на кухне Пушкарёвых Катю, которую он должен был проводить в роскошный отель на показ «Зималетто», он мрачнел при мысли об этой мегауспешной фирме, которая может позволить себе такое мероприятие и такого… президента. Он не сомневался, что и Катя сегодняшняя затмит ту Катю, что на пару с ним встречала гостей в «Мармеладофф».
Она вышла, и некоторое время он не мог понять, чего в его ощущениях больше – разочарования, пусть и лёгкого, от того, что, как он уже знал, его Катя, девушка, которую он любил, умела выглядеть в сто раз шикарней, или наивной торжествующей радости от того, что опасения его не оправдались и она не сильно отличается от той, что помогала ему открывать ресторан. По-прежнему хороши были волосы, теперь ещё стянутые какой-то переливающейся в свете люстры заколкой; по-прежнему красиво платье и его скромное декольте. Но ничего сногсшибательного, ничего, что могло бы свидетельствовать о её особенном отношении к месту, где она сейчас работала.
- Ну, поехали? – устало улыбнулась она и потянулась к плащу на вешалке. Действительно, сейчас бы ему впору удивляться, как у неё ещё хватало сил хорошо выглядеть. Работала день и ночь, подготавливая этот показ, твердила, как заведённая: чем быстрее «Зималетто» выйдет из кризиса, тем быстрее и я смогу уйти. Это вполне совпадало с его собственными желаниями, поэтому он и не спорил, хотя так хотелось иногда взять её за руку, привезти к себе домой и, укрыв одеялом на своей одинокой холостяцкой тахте, просто дать ей выспаться.
Тем более, что ни на что другое он по-прежнему (по-прежнему!..) не мог рассчитывать. Но он не заморачивался этой странноватой в отношениях взрослых мужчины и женщины паузой, списывая всё на непохожесть его избранницы на остальных женщин и то, что в последнее время происходило в её жизни. Она стряхнёт с себя этот ненужный груз – долг по отношению к «Зималетто», и станет другой, и исчезнет из её глаз это озабоченно-настороженное выражение, не имеющее к нему отношения, но от которого делается не по себе.
Он спокойно взял плащ из её рук, помог ей одеться. Спускаясь по лестнице, она взяла его под руку, и он в очередной раз почувствовал идущее от неё надёжное тепло и то, что она уже не будет вздрагивать от малейшего его движения. Уже несколько дней, как он сделал это головокружительное открытие – не менее головокружительное, чем ощущения, которые он испытывал, когда она его целовала. Правда, вчера и сегодня она нервничала, была дёрганой, порой невпопад отвечала на вопросы, но что же здесь удивительного, если этот показ был так важен для неё.
Он стал спокойней, он гордился тем, что происходило сейчас в его жизни. Наверное, это было следствием какого-то комплекса, но он считал Катю подарком для себя, особенной удачей. И он не хуже других, и у него в жизни могут быть такие мгновения, когда закипает кровь и губы сами собой произносят избитые, как мир, фразы.
У ярко освещённого крыльца отеля машина остановилась, и тут же, как из-под земли, возникла подле них фигура охранника в униформе, с неизменно напряжённым выражением на лице: едва подъехав и выпустив пассажиров, автомобили должны были покинуть это место, освободив проезд для других. Они едва успели обменяться парой слов на прощание, он видел, что она была уже не здесь, не с ним, видел, как одновременно с нею вышел из своей машины Жданов и, подойдя к Кате, пошёл рядом с нею в здание. Нет, Миша не ревновал, почти не ревновал больше, она не смогла бы так с ним поступить… и всё же сердце протестующее сжалось при виде этой пары, хоть и не слившейся, подобно другим входившим, за руки, но при одном взгляде на которую было понятно, что люди идут не просто рядом, они идут вместе. А может, это его ревнивому воображению так казалось; сказала же она буквально на днях, вернувшись задумчивой, взволнованной из «Зималетто», что ему не о чем беспокоиться. Правда, больше было похоже, что она это говорила себе, но он не настаивал, не бередил эту историю. Сложно там всё у этого Жданова, он сам себя поставил в такие условия, что не что Катя к нему, а он сам не знает, куда ему дальше двигаться. А его девочка, его, Мишина, умная сильная девочка, так сладостно отвечавшая на его поцелуи по вечерам, конечно же, приняла верное решение. Она не из тех, кто просит подаяния, кто томится в ожидании чужого выбора. И тогда, давно, уезжая в Египет, она сделала то же самое. Невыносимо ей играть второстепенные роли, это Миша уже хорошо усвоил. И Жданов, возможно, тоже, да вот беда: не хватает у него силёнок выписать ей новый сценарий. С заглавной ролью для неё.
Он ещё посидел немного в машине, отъехав от отеля на недосягаемое от охранников расстояние. Жаль, поддался он её мягкой, но не предполагающей возражений просьбе – не встречать её у здания после показа. Зорькин прекрасно справится с этой задачей, а ему, Мише, вовсе необязательно проводить весь вечер в ожидании её звонка, ведь неизвестно, когда показ закончится… Он только вздохнул тихонько, неведомы ему были такие мотивы поведения. Он если любит, то по-простому, и странно ему считать своё желание всегда встречать и провожать её неправильным. Но… если уж хочет быть с ней, то надо принять: она иногда считает. И подчиниться её мнению в таких случаях – это лучшее, что и сама Юлиана могла бы ему посоветовать.
Он открыл окно в машине до упора, вдохнул тёплого вечернего воздуха… и улыбнулся. В сущности, всё хорошо в его жизни, и скоро он снова почувствует её дыхание на своей щеке. Дыхание Кати – и в конечном счёте полной, счастливой жизни дыхание. А все эти рабочие сомнения его, ворчание, что бизнес идёт не так, как ему хочется, - пустячный и, наверное, необходимый атрибут, служащий обязательным противовесом ощущению с ч а с т ь я…
Вечер
Первой, кого увидела Катя, едва войдя в зал, была Клочкова. Оглядывая гордым победным взглядом гудящую толпу, секретарша прочной хваткой удерживала Зорькина за облачённую в дорогущую ткань нового костюма руку. Изогнув бровь, Катя взглянула и на Зорькина: взгляд того не меньше лучился гордостью и победным блеском. Всё бы хорошо, но Николаю на этом показе ещё предстоит работа, не рано ли отяготил он себя столь приятной компанией?.. Кивнув Андрею, с которым они вместе шли от входа в отель, она поспешно направилась к финансовому директору. Оттерев его от обиженно фыркнувшей Виктории, быстро спустила с небес на землю, обозначив необходимый на сегодняшний вечер круг задач. Несколько платёжек, выставленных фирмами, обеспечивающими показ, всё ещё не были оплачены, и обязанностью Зорькина было договориться об оплате в ближайшие дни.
- Коль, ну ты понимаешь, что у меня и без этого сегодня дел достаточно?..
- Понимаю, понимаю, Пушкарёва… Но хоть бы разок побывать на таком мероприятии просто гостем…
- Не в этой жизни, Зорькин. Так что давай, вперёд, и с песней. – Сжав кулачок и ободряюще тряхнув им, она осмотрелась и, найдя взглядом Юлиану, стала пробираться к ней сквозь толпу.
- Ты молодец, так хорошо держишься, Катюша, - похвалила её старшая подруга. – Посмотреть на вас со Ждановым – так просто хорошие друзья, ни прошлого, ни обид…
- Это он хорошо держится, Юлиана. Так только и нужно держаться. – Катя спокойно протянула руку и поправила на шее Юлианы бусы. – А давайте попробуем не говорить сегодня об этом? Ну, последуем примеру Андрея Палыча и сделаем вид, что всё это нас не касается…
Юлиана, улыбаясь, удивлённо покачала головой.
- Ты мне нравишься всё больше и больше, Катюша, надо же… Андрей действительно ведёт себя правильно, и, как следствие, твоё спокойствие… А я лично – ничего не имею против. Я всегда была только за такое отношение.
- Ну, вот и хорошо... – Катя снова огляделась. – Все на месте, вы не видели? Кира?..
Лицо Юлианы мгновенно омрачилось.
- Не говори мне о Кире. Имени этого слышать не могу.
Катя укоризненно улыбнулась.
- Ну вот, а обещали вести себя так, как будто ничего не случилось… Юлиана, Кира – отличный специалист, она возглавляет отдел продаж, и сегодня, судя по тому, что большинство потенциальных клиентов благодаря вам, - она улыбнулась, - пришли сюда, у Киры будет очень важная миссия. Мы… я попыталась договориться с ней, сделала всё, что могла… Вы представляете, какой униженной она себя чувствует после того, как ей пришлось такое рассказать… Но она обещала забыть о своих эмоциях и направить все силы на заключение новых договоров. Вот и всё, а то, что случилось, надо просто выбросить из головы. Хотя бы на этот вечер…
Юлиана пристально смотрела на неё. Кивнула.
- Хотела бы я знать, насколько искренне всё то, что ты говоришь… «Выбросить из головы», значит?.. Ну что ж, эта твоя позиция меня вполне устраивает и даже радует, но мне… мне уж позволь эту маленькую слабость. Мне кажется, я имею на неё право… после той ночи, которую я провела, успокаивая её несуществующие горести.
- Ну, хорошо, хорошо, - смирилась Катя. – Но, если ей понадобится сегодня совет или помощь, вы ведь не откажете ей?
- Ты можешь быть абсолютно спокойна. Не такой уж я изверг, чтобы вставлять тебе палки в колёса!..
- Ну, вот так мне нравится гораздо больше… когда вы весёлая. Спасибо, Юлиана. Правда, спасибо. Если бы вы знали, как я хочу избавиться от всего… - Катя закусила губу и поспешно, как будто сказала что-то лишнее, улыбнулась: - Ну что, начнём с Милко? Пока журналистов нет, мне хотелось бы убедиться, что всё в порядке…
И свет, и звук, и сверкающая весенней красотой армия Милко были в полном порядке. Если бы Андрей не уговорил её открывать показ, она бы охотно предоставила это право ему. Но он настаивал, и она решила не спорить с ним. Спорить как можно меньше друг с другом, жизнью и самими собой – молчаливый договор между ними, пауза между вдохом и выдохом.
Показ был организован на высшем уровне. Она поставила целью выжать из этого мероприятия максимум выгоды для «Зималетто». На «ура» приняла идею Юлианы заключить договор с косметической фирмой, которая в обмен на рекламу в торговых точках спонсировала показ. С Кирой пришлось выдержать ещё один тяжёлый разговор, но результат того стоил: пришли почти все приглашённые, даже те, кого «Зималетто» раньше не удавалось заполучить.
Она открыла показ, сияя улыбкой, но, поглощённая своими беспокойными мыслями, не обращая внимая на аплодисменты, поспешно спустилась с подиума в зал. Приехали Ждановы, и, разговаривая с ними, помимо воли она подумала о том, что вот оно, ещё одно препятствие, которое она не сможет преодолеть. Немыслимо было представить себе лицо Маргариты, если бы она сейчас узнала о её причастности к жизни Андрея. Тогда, весной, она убежала, потому что этого не случилось; теперь хотелось бежать, только бы этого не произошло.
Во время показа образовалась передышка, и она вспомнила и о Мише. Нет, Мишу она не предаст. Миша – не игрушка, поиграла и бросила. Не капризом было её решение порвать с Андреем, и беременность тут ни при чём… Она не была готова к этим отношениям, не верила в них. А сейчас пыталась вызвать в себе те ощущения… и не чувствовала ничего, кроме любви и нежности. Но это ведь неправильно, неправильно! Нить, связывающая их, ещё прочна, но это не может быть навсегда. Ведь это означает, что ни она, ни Андрей никогда не смогут быть по-настоящему счастливы. А вместе?! Что они знали о том, как это – быть счастливыми вместе? Да, она знала, как дрожала от одного его взгляда, как хотела смотреть на него и чувствовать тепло его рук. Ещё она хотела видеть его спокойным, радостным, хотела, чтобы он был счастлив. Но может она дать ему счастье?.. После того, что сделала уже дважды, совсем не была в этом уверена. Она помогла ему с «Зималетто», но отказалась от него самого. Зажмурившись, убежала в спасающее от призрачной подлости, но так не похожее на её любовь тепло. Там не было скорби в глазах соперницы, там не было счетов, которые необходимо оплачивать… В конце концов, там не было ни пустоты в глазах любимого, ни свинцовой тяжести на его плечах, делавших все выяснения бессмысленными.
…А сейчас всё хорошо. Павел благодарен ей, Маргарита с лёгким дежурным недоверием, но снисходительно улыбается. Одобрительно наблюдают они за её хлопотами, стремлением поднять компанию. И она действительно всё сделает для этого, они могут не сомневаться. В её интересах завершить всё поскорее, чтобы поставить точку, уже навсегда.
Хоть это и больно. Очень больно. Она уже сейчас знает, как это больно, ведь отъезд Андрея – это репетиция.
Она горда, она рада за него, он обрёл прежнюю уверенность, эта поездка – его детище, его вклад в восстановление «Зималетто»… но сквозь гордость и радость проступают слёзы – как у Русалочки, танцующей на балу. Она ругает себя за этот эгоизм, за то, что так банально, так по-детски не хочет его отъезда, но всякий раз, когда заходит речь об этом, у неё слабеют руки, и ни о чём уже не хочется думать, а хочется просто собрать чемодан и улететь вместе с ним. Положить голову ему на плечо в самолёте и уснуть под его бархатистый голос, что-нибудь рассказывающий ей. И больно от того, что это простое счастье невозможно.
- Катерина, вы не думайте, что так легко избавитесь от нас, - жизнерадостно заявляет Роман Дмитрич, он, как и остальные, сегодня в отличном настроении. – Каждый день будем звонить и докладывать о результатах проведённой работы…
- Может быть, каждый день… всё-таки не стоит? – стараясь не смотреть на Андрея и выглядеть беспечной, говорит она.
- Да?.. Ну, хорошо, тогда каждую пятницу… Ну как, согласны?
И она кивает ему, поддерживая эту болтовню, и даже пытаясь отвечать ему в тон, немного насмешничая и поддразнивая, и тут же видит Киру Жданову, проходящую мимо них с холодным непроницаемым видом… Катя уже знает: Андрей перевёз свои вещи и подал на развод. И ей самой лучше не думать о том, что сейчас чувствует Кира. И что чувствовала, идя на свой жестокий обман…
Она оборачивается и неожиданно встречается глазами с Андреем. Он всё это время смотрел на неё… Напоследок, словно прощаясь, позволил себе не отвести взгляд, и впервые за всё это время она увидела, что глаза его – полны. Она слегка покраснела, ресницы дрогнули, но и своих глаз не отвела. И все невысказанные слова обрушились на неё тёплым потоком…
«Катюша, ты как? – спрашивают его глаза. – Ты не бойся, я больше не буду мучить тебя. Забавно, конечно… Серебристых автомобилей больше не существует, их запретили, как особо опасный вид транспорта, а я всё так же люблю тебя… Но ты свободна, я не держу тебя, ты можешь идти только по своему пути…»
«Нам нужно побыть вдали друг от друга, ты знаешь, - отвечает она. – Проверить: а вдруг эта нить не так сильна, как кажется, как уже показалось однажды…» И, словно в отместку этим предательским надеждам, их руки тянутся друг к другу и останавливаются, только когда их разделяет одно мгновение. Останавливаются, как по команде, как будто они сами дёрнули за нить.
«Ты свободна», - прощаясь, устало и ласково шепчет он ещё раз глазами и отходит. На мобильный ему звонят из Красноярска, где ждут его уже завтра. Это – лучший выход, лучшее, что может быть.
А она… Приходя в себя, как берег после прилива лизнувшей его волны, она стоит и думает о том, что правильно сделала, запретив Мише приезжать сегодня. Сегодня, именно сегодня ей нужно остаться одной…
[/i]
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Тока всё начинает налаживаться... А счастье Катюшки и Андрюшки? Мы шо, не увидим? 
Хотелось бы глав 15 этого счастья 
Или ты чИво другого задумала?!? 
Я бы и там продолжение почитала. 
