Глава 24
В субботу днем, окончательно обустроившись на новом месте, Катя, вздохнув принялась звонить домой. Справедливо ожидая бурю, сделала она это в отсутствие Андрея, когда тот отправился в магазин.
- Папа…
- А-а-а-а! Вот и дочурка объявилась! Что ж ты прячешься? Мать вместо себя послала! Потом Романа…
- Рома был у вас?
- Был! И тебя выгораживал! Накричал я на него, а зря! На тебя кричать надо, на жука этого! Ишь, пробрался, в доверие втерся! Уважал я его, а он!
- Папа… перестань…
- Что значит – перестань? Что перестань? – кипятился отец, - нашкодила, и в кусты! Почему сразу не пришла, не повинилась? Почему прячешься? Вчера весь день звонил!
- Папа, мы переезжали… Вчера…
- Ах, они уже переезжали! Следы заметаете?!
- Какие следы, пап, о чем ты? Ерунду говори…
- Ты мне поговори! Почему сразу не приехала?!
- Папа! Это всего четыре дня назад было!
- А в тот же день сказать?! Приехать, повиниться?
- Папа, но у нас ребенок маленький, ты что, забыл?
- А-а-а-ах! Ребенок! А ребенка от кого нагуляла?
- Папа!
- Что – папа?! Роман сказал, что дочь на этого, твоего записана? Почему? Он что – отец?
- Он мой муж по документам. И по всем законам, ребенок, родившийся в браке, записывается на официального мужа…
- Муж он! По документам! Жук он и проходимец!
- Папа, перестань! Ты всегда хорошо относился к Андрею…
- Обманщик! – продолжалось нестись из трубки, - Мерзавец! Подлец!
- Папа! Прекрати! – в голосе Катерины послышались металлические нотки.
- И ты мне еще предлагаешь прекратить? Ты? Да знаешь, как таких, как ты называют? О-о-о, моя дочь!..
- Папа! Я позвонила, чтоб пригласить вас с мамой завтра к нам…
- К вам? Да ногой на порог не ступлю! Такого парня обидела!
- Папа… не горячись… Успокойся и приезжайте… Поговорим по-хорошему… Я все объясню…
- И слышать ничего не хочу! Нет у меня больше дочери!
Валерий швырнул трубку на рычаг.
Подумал минутку и позвонил Малиновскому:
- Роман? Не хочешь с нами сегодня на дачу поехать? Нет, не работать. Рыбалка, шашлычки, банька… Ты уж прости меня, дурака старого, что накричал на тебя вчера – ты то парень золотой, это я дочь плохо воспитал… Нет, не говори о ней! Слышать о негоднице не хочу!
Андрей застал жену свернувшейся на диване и тихо поскуливающей.
- Катенька?
- Папа не про…стил… - всхлипнула Катя. Андрей сел рядом, обнял.
- Катюша… Ты только не подумай, что я скотина бесчувственная… Но что ты – отца своего не знаешь? Он горячий, вспыхнет, покричит, да и отойдет… Ну? А тебе нервничать вредно – молочко испортится, Светке беспокойство передастся…
Катя уютно устроилась внутри надежных объятий, успокаиваясь не столько от слов, сколько от звука любимого голоса.
- Я знаю… просто… так обидно… я хотела их на завтра пригласить… объяснить все, а он…
- Кать, но его тоже понять можно, а как же? Поставь-ка себя на его место, а? Вот Светка вырастет и такое же учудит, что будет?
- Убью на раз! – улыбнулась Катя.
- Вот видишь! – засмеялся Андрей.
Пушкарева не радовали обычные удовольствия – ворчал он без меры: рыбалка ему была неклёвой, рыбешка – мелкой, баня – холодной, пиво – кислым, шашлыки – жесткими и сырыми. Рома понимал его.
Ему самому не слишком весело было: знал, что поехал только из-за Валерия Сергеевича – они же почти сдружились, если можно так сказать о тесте и зяте.
Бывших.
Своего отца он не помнил – тот ушел из семьи, когда Роману было четыре года, а потом сгинул на Северах, в дальнем городе Норильске. Понесло его туда…
А бабушка, позже, потом уже, когда Ромке было почти семнадцать, рассказала, что отец хотел вернуться, каялся за роковую ошибку, но мать – женщина гордая: не простила. Вот он с горя и уехал подальше.
И не вернулся.
Тогда, после нового знания, Ромка спрятался на чердаке и плакал. Ему всегда так не хватало отца. Вообще – близкого человека, мужчины, с которым можно было бы обсудить непростые вопросы, возникавшие почти каждый день.
Он не простил мать.
Закончив школу, уехал в Москву, поступил в институт.
Прогуливал, был отчислен, загремел в армию.
Отслужил. Вернулся в Москву, снова поступил. Тогда и познакомился со Ждановым.
Матери не писал, не приезжал – вычеркнул из жизни: как она отца.
Когда отрыдал у ее гроба, бабушка, уже совсем-совсем старенькая, сказала, гладя его по голове:
- Семейное это у вас, Ромочка… Фамильное… Хоть ты прощать научись… Сколько бед от гордыни!
С дачи вернулись в воскресение, не поздно – еще только начинало вечереть; солнце, склоняясь к крышам, остыло, приобретая оранжевые оттенки, сходные с цветом макушек деревьев.
Осень…
Где-то год назад Катя пришла в компанию.
Как все изменилось… Всего год…
Научись прощать, Ромка…
Вы должны простить и понять, Валерий Сергеевич… Так нельзя…
Пушкарев, дома уже, ходил кругами, на жену глядел зверем, злой, всем недовольный. К восьми не выдержал, бросил жене: «Собирайся!», и сам принялся натягивать обувь.
- Куда? – не поняла Елена.
- К дочери поедем! – хмуро отозвался Пушкарев, - посмо-о-о-отрим…
Это «посмотрим» он произнес так зловеще, что жена попыталась отговорить – или, хотя бы, предупредить Катю, но Валерий Сергеевич только зыркнул сурово.
Нажимать на звонок пришлось раз пять; Пушкарев был уже готов убраться, но тут, наконец, дверь открылась, на пороге возник взъерошенный Андрей с мокрыми руками, футболка его была забрызгана.
- О! – удивился он, изумление на его лице тут же сменилось радушной улыбкой, - Здравствуйте! Проходите, извините, что долго – мы Светланку купаем. Вы раздевайтесь, проходите, мы сейчас!
И он исчез в недрах квартиры.
Пушкаревы устроились в гостиной на диване, Валерий заметно нервничал, слушая визги и смех, доносящиеся из ванной.
Наконец, держа на руках завернутую в огромное полотенце малышку, появился Андрей. Он продолжал улыбаться – очевидно, купание происходило крайне весело. Кивнул Пушкаревым, здороваясь еще раз, заговорил, обращаясь уже к девочке:
- Светочка, солнышко, а посмотри – кто к нам пришел? А? Это де-е-е-едушка пришел… и ба-а-а-абушка пришла, да? Что мы скажем, а? Скажем – здравствуй, дедушка, здравствуй, бабушка! А мы только что помылись и теперь чистенькие-чистенькие! Сейчас нас папа вытрет, оденет в красивую рубашечку, и мы с удовольствием пойдем на ручки к дедушке и к бабушке, да? А сейчас, скажи, извините, я мокренькая, меня вытереть нужно, чтоб я не простудилась!
Уложив дочку на стол, оборудованный под пеленальный, Андрей занялся ею, что-то приговариваривая, сюсюкая, даже – напевая, и не забывая при этом чмокать ей то пяточки, то ладошки.
Валерий не мог надивиться – как ловко Жданов управляется с дитем: будто вынянчил не одного, а, как минимум, десяток младенцев; девочка под его огромными ладонями даже не хныкала, а корчила забавные мордашки, выказывая крайнюю степень удовольствия и пыталась сложить непослушный ротик в улыбку.
Вскоре Светочка – теперь уже одетая - вновь оказалась на руках у отца; и он поднес малышку к Пушкаревым
- Ну вот, солнышко, теперь поздороваемся, как мы умеем здороваться? А, скажи, ты, бабушка, не так… ты мне ручки протяни и за пальчики возьми… и я тебе улыбнусь, да? Пока, правда, только мысленно, но ты, баба, не сердись, я скоро научусь…
Вошла Катя, тронула Андрея за руку, тихонько сказала:
- Там чайник вскипел. Я Свету покормлю… Ты…
Жданов, конечно же, понял ее:
- Иди, родная, не волнуйся, все будет хорошо! – он коснулся губами ее щеки, извинился перед гостями и ушел на кухню.
Собственно, просто счастье, что Пушкаревы пришли именно в этот вечер и в это время… И увидели – Андрея с малышкой… Ну, не мог, мог Валерий Сергеевич после этого даже изображать из себя строгого отца безалаберной дочери! Потому что, положа руку на сердце, хотя сам и не чурался помощи по уходу за маленькой Катей, то такой сноровки так и не приобрел… И… вообще…
Жданов вкатил в комнату столик с чайными принадлежностями:
- Валерий Сергеевич, Елена Александровна, вы уж извините, что оставили вас в одиночестве, тут…
Пушкарев поднялся с дивана, встал рядом с Андреем, внимательно посмотрел в его глаза.
- Не думал, конечно… не ожидал… ну, да… что там… в общем… - и, совсем потерявшись в словах, Пушкарев протянул Андрею руку, - в общем…
- В общем, все нормально, Андрюша… - помогла мужу Елена Александровна, - все будет хорошо…
* * *
Однажды Малиновский возвращался домой поздно вечером - не то, чтобы с гулянки, в общем – от подружки. Внезапно машина зафырчала и задергалась, на инерции только и удалось что подкатиться к обочине.
Чертыхаясь, Рома покинул салон и, открыв капот, принялся светить туда фонариком. Не сказать, что был он уж таким спецом по автомоторам, но близкое знакомство с Пушкаревым и его вечно глохнущим автомобилем не прошло даром – Ромка был почти уверен, что сможет сам найти неисправность. Вот только фонарь, подвешенный к крышке капота, светил не туда, куда надо, а одновременно держать фонарь и ковыряться было неудобно.
Роман обвел глазами окрестности. Хмыкнул.
Почти час ночи – кого, интересно, он собирается в такое время обнаружить?
Засучив рукава и страстно ругаясь , он попытался приноровиться, но ничего не вышло.
- Придется, все-таки, вызывать эвакуатор…
- Дядечка… А у вас прикурить не найдется?! – раздался за спиной девичий голосок с легкой простудной хрипотцой.
- А? - обернулся Роман. Сзади стояла девчонка – совсем зеленая, лет шестнадцати. Небольшого роста, в джинсах, черной матерчатой курточке, рыжеватые волосы коротко острижены, симпатичная мордаха, за спиной висит потертый рюкзачок.
- Прикурить! – девочка показала сигарету.
- А, да… - Ромка достал из кармана зажигалку, - А… ты тут что?
На малолетнюю проститутку девочка не была похожа – личико почти без макияжа, одежда неброская, да и манеры не те.
- Я… так… опоздала на метро…
- Может, подвезти? – предложил Роман.
- Так у тебя же машина заглохла! – засмеялась девчонка.
- А вот если ты фонарик подержишь, то я ее, может, починю.
- Ну давай. Торопиться мне некуда уже.
- Держи, - Рома отцепил фонарь и показал – куда надо направлять свет, - а тебя как зовут?
- Лялька.
- Окей, а я – Рома.
Через полчаса машина завелась.
- Ну, куда тебя?
- На вокзал…
- Родная, мы в Москве, здесь вокзалов…
Лялька не дала ему порассуждать на тему количества вокзалов:
- Мне все равно. Какой ближе.
- Так, - Рома обернулся и посмотрел на нее внимательно, - Колись! Из дома, что ли, сбежала?
Девчонка фыркнула:
- Из какого дома?! Общага в час все равно закрылась – не под дверями же ночевать. А на вокзале можно пристроиться – все лучше, чем в парке.
Малиновский был согласен, что в парке – хуже, но как-то не позволяла ему странная субстанция, под названием совесть, везти Ляльку на вокзал. Но не к себе же домой?!
- А-а-а-а… - начал Роман, - ты где учишься?
- Я не учусь – работаю… Валяльщицы мы!
- Что? – поперхнулся Рома, - Кто?
- Валяльщица, - усмехнулась Лялька, - есть такая профессия. Из лимитных. Лимита я, дяденька…
Роман покачал головой – вот с лимитой он сталкивался впервые. Почему-то в его воображении были они несколько иными – или закомплексованными деревенщинами или нагловатыми девицами с тоннами краски на лице. Эта же не подходила ни под одну из категорий.
- А зачем? – спросил он, - неужели дома так фигово, что хоть валяльщицей, но в Москве?
- Нет, - спокойно ответила девчонка, - дома нефигово… В МГУ я поступала… и по конкурсу не прошла – да еще бы! Тут все схвачено, если без денег, то тогда после репетиторов или школ элитных… А кому я нужна с интернатом, хоть и медаль золотая?
- Ты с золотой медалью? – удивился Рома.
- А что, не похоже? Интеллект в глазах не просвечивает? – вызывающе вздернула носик Лялька.
- Да нет, я не потому… - смутился Роман, - просто… МГУ… медаль… и валяльщица? Не сходится как-то… Ну… поступила бы в другой…
- А я не хочу в другой! – гордо ответила девчонка, - Я умнее всех ваших столичных мажоров. И я поступлю! Вот увидишь – поступлю! Просто требования здесь покруче… Но я теперь знаю – какие, и я подготовлюсь!
- А на какой факультет? – чувствуя к собеседнице уважение, поинтересовался Роман.
- На экономический?
- На экономический? – Малиновский даже подпрыгнул, - Слушай! Так я тебя познакомлю! У меня…
Тут Рома запнулся – не зная: кем назвать Катю… бывшей женой? Подругой? Потом нашелся:
- У меня у друга жена три года назад экономфак МГУ с отличием закончила! Хочешь – познакомлю? Катя наверняка поможет!
Глаза Ляльки засияли, она будто волшебника увидела:
- О-о-ой! Правда? А… только она ведь не захочет, наверное…
- Что ты! Катя – очень добрая и обязательно поможет! Слушай… Но, если ты такая умная… то почему нормальную работу не нашла? Зачем тебе валяльщицы?
- Другую! Сейчас от смеха лопну! На нормальной работе прописка нужна! А даже если без нее… Жить-то где-то надо! Знаешь, сколько стоит комнату снять, даже у черта на Куличках? Где ж я без прописки найду такую работу?
- Ну да… - согласился Рома, - что есть – то есть…
- Ну… или в стриптиз… Есть у нас одна такая… Юлька Какшина… Она в танцевальном занималась, когда в школе училась… Тоже сначала у нас жила, а потом в баре с мужиком каким-то познакомилась – он ее и пристроил: сначала в клуб стриптизершей, а теперь еще и в журналах голой фотографируется… Ну… так та за лето уже ого как поднялась!
Только я так не хочу….
- Слушай… Есть у меня одна идея…
- Нет уж, дядечка… не надо никаких идей! Кстати, где вокзал? - Лялька вдруг нахмурилась, насупилась и тревожно вгляделась в пейзаж, проносящийся за окнами, - Та-а-а-ак… Знаешь что? Давай-ка, тормози!
- Да ты что? – возмутился Рома, - Ты меня за кого приняла?
- За кого надо – за того и приняла! Ты, дядечка, даже не думай! Я, между прочим, детдомовская, так что такие приемчики знаю! Если полезешь…
Малиновский расхохотался.
- Слушай, родная!! Вот за насильника меня еще ни разу не принимали! Короче, так! Едем мы в гостиницу. Я сниму тебе номер…
- Ага! Знаем мы таких добреньких!..
- Даже не надейся! Я сниму тебе номер и оставлю свою визитку. И завтра ты мне позвонишь, а я что-нибудь придумаю тебе и с работой, и с жильем. Добро?
- Так не бывает! – уставилась на него Лялька, - Ты что, Волшебник в голубом вертолете?
Рома поморщился:
- Вот не надо про голубые вертолеты! Просто в фирме, где я работаю, не хватает секретаря. Завтра я поговорю с нашим президентом и возможно… слышишь? Не наверняка, а – возможно! Он тебя примет на работу.
- А прописка?
- У нас частная компания.
- А жить?
- Ты сможешь снять комнату или небольшую квартиру… Если, конечно, не собираешься одеваться от Кардена…
- От Черкиза я одеваюсь, - буркнула Лялька, но тут же расплылась в улыбке, - Ой, дядечка… неужели это правда?
- Правда… - буркнул в ответ Роман, чувствуя себя абсолютным идиотом.
|