|
Глава 11
Высокий мужчина с черной мефистофельской бородкой строго посмотрел на Катерину:
- Жданов Андрей Палыч здесь живет? – осведомился он, - Я – врач-фитотерапевт Кирилл Федотов.
- Да, пожалуйста… проходите…
Врач прошел в комнату, сел рядом с Андреем и, наклонившись, стал внимательно осматривать его лицо, оттянул веки…
- Э-э-э-э… дамочка… давайте-ка мы с него рубашку снимем…
- Да… - Катя не тронулась с места.
Федотов выжидательно глянул на нее, спросил:
- Так что, Вы снимете? Или мне это сделать?
- Ой… конечно… - покраснела Катя.
Волнуясь, она расстегнула Андрею рубашку, распахнула на груди:
- Так достаточно? Или снять совсем?
- Достаточно, - врач достал стетоскоп, прислушался.
Когда нарисовались Рома с Амурой, Федотов заканчивал первичный осмотр.
- Ну, что же… жить будет… - вынес вердикт врач, - а позвольте теперь полюбопытствовать: какой дрянью Вы его опоили?
Прищурившись, он уставился на Катю.
- Э-э-э-э… это… не я… - промямлила Катя, метнув взгляд на Амуру, - я-я-я…
- Это моя жена, - выручил ее Рома, подойдя сзади и укладывая ей руки на плечи, - его девушка – вот.
Он кивнул головой в сторону Амуры.
- А-а-а… поня-я--ятно, - протянул врач, хотя, скорее ему было ничего не понятно. Потому что обожающие взгляды, которые беременная дамочка кидала на пострадавшего, мог не заметить только слепой. Очевидно, этот рыжий и был слеп, так как на его лице не было ничего, кроме тупого самодовольства, - Та-а-а-к...
Амура, пряча глаза, протянула доктору пакет; тот взял его, подошел к столу, расположенному у окна, высыпал травы и принялся разглядывать их, гмыкая и хмыкая при этом.
- Так, все понятно… в основном, это - афродизиаки, ну… еще… так, по мелочи… А вот это что? – Федотов двумя пальцами приподнял какой-то корешок, - Интере-е-е-е-есно… Девушки-красавицы… это где ж вы вот эту штуку нашли, а?
- Что это? – с волнением спросила Катя.
- Это? Это изумительное индийское растение с обширным радиусом действия. Его свойства столь разнообразны и необычны, что… - он прервал сам себя, - в общем, это может быть и плацебо, и ядом – все зависит от дозы и сочетания… В неумелых руках…
Оглядев слушателей, доктор прервал лекцию.
- Какая была доза?
Амура передала ему листочек с рецептом. Федотов прочел, хмыкнул.
- В общем, так… с пострадавшим все обошлось более или менее… Он будет спать… и пусть… Я сейчас дам порошочек, заварите его по рецепту, будете им поить когда проснется… Укольчик укрепляющий я сделаю… Когда проснется… - доктор что-то подсчитал в уме, - к утру, наверное, может, позже… он будет очень слаб… в общем, питье ему… из порошочка и просто питье. Чай некрепкий без сахара, морс – домашний, не покупной. Ну и, в общем, когда оклемается чуть… звоните… вот визитка, - он протянул карточку Катерине, - будем остатки ядов выводить.
Доктор, попрощавшись, ушел.
- Ну, ладно, обошлось, - сказал Малиновский, - поехали, Кать, домой.
- Как – домой? – округлила глаза Катя, - за ним же уход нужен, ты что – не слышал, что врач сказал?!
- А ты тут при чем? – преувеличенно недоуменно поинтересовался Рома, - Вон… пусть Амура и ухаживает.
- Ну, уж нет! – твердо заявила Катя, - Амура уже поухаживала!
- И что ты предлагаешь?
- Я останусь.
- Да? – поднял брови Роман.
- Да! Если бы ты оказался в таком положении, то тебя я бы тоже не бросила! Жданов… дорогой для меня человек…
- Да ну? – ухмыльнулся Малиновский.
- И ты прекрасно об этом знаешь! – слегка раздраженно прервала его ухмылку Катя, - Он столько сделал для меня, что было бы последним свинством бросить его в беде! Я, кстати, не предлагаю тебе убраться, мы с тобой можем спать на диване в гостиной.
Рома задумался.
В конце концов, Катя – беременна. Жданов – спит. И, действительно – не Амуру же с ним оставлять… Но сам он не горел желанием стать медбратом.
- Хорошо. Ты права, да… Оставайся… Как я понимаю, Жданов на работу вряд ли завтра сможет пойти, ты останешься с ним… Значит, мне за всех отдуваться… Тогда, я, наверное, поеду домой, чтоб выспаться. Да?
Амура смотрела на него с несказанным удивлением, а Катя – с сомнением.
- Нет, Кать… Конечно, если тебе понадобиться моя помощь… тогда – конечно… Просто я подумал, что он – спит… и все, что нужно – это последить… ну, воду подать..
- Конечно, Рома. Да. Поезжай домой, правда, выспись.
Катя едва сдерживала внутреннее ликование, ей казалось, что ее счастливую физиономию, нельзя не заметить – поэтому она не смотрела на Романа, а сделала вид, что внимательно читает рецепт, оставленный доктором.
- Амура, я могу тебя отвезти домой, - предложил Малиновский.
Амура кипела от гнева, но ей нельзя было это показывать. Это она! Она должна остаться здесь! Как Малиновский не видит, что его сучка-жена только и ждет, чтоб остаться наедине со Ждановым!
Скрипнув зубами, дочь знойных африканских берегов, отправилась в прихожую.
В машине Амура ехидно сказала Малиновскому:
- Роман Дмитриевич… я вижу, Вы с Катериной собираетесь расстаться?
- С чего вдруг?
- Ну… как… оставляете ее с соперником… на ночь…
- Амура, простите… но у Вас, мне кажется, проблемы с головой. Сначала Вы травите Жданова – кстати, он вполне может в суд подать, потом заявляете, что человек, находящийся без сознания…
- Он же проснется утром!
- Амура! У меня жена – беременная! Вы много видели беременных женщин, которые бегают по мужикам?!
- Я видела, что ваша беременная женщина целовалась со Ждановым!!
- Ага! А еще Вы держали свечку, когда они занимались любовью! Цирк какой-то! У Вас что, свербит? Не смогли заинтересовать Жданова, так теперь хотите всех рассорить? Детка, у Жданова всегда таких, как ты, было море, и еще ни одной не удалось его окрутить! Да! Катя могла бы! Но Катя любит меня! А Вы пытаетесь нас поссорить, потому что зависть покоя не дает! Уймитесь уже, а?
- Вы ничего не понимаете! Я…
- Так, Амура… Или Вы сидите молча, или я Вас высаживаю прямо здесь! Что выбираете?
Амура, надувшись, отвернулась к окну.
- Во! Правильный выбор! – удовлетворенно сказал Малиновский.
Катя не торопилась.
У них была вся ночь.
И - возможно – весь день.
Как же уютно чувствовала она себя в его – нет! – в их квартире! Она шла по периметру, ведя рукой то по стене, то по мебели и вспоминала. Оказывается, она отчетливо помнила то время, когда жила с Андреем, и каждый уголок их квартиры был наполнен для нее особым смыслом, овеянным воспоминаниями.
Вдоволь нагулявшись, она заглянула в спальню, проверила Андрея: лежит как лежал.
Она приняла душ, накинула на голое тело его халат, млея от запаха одеколона, и вернулась в спальню.
- Так, мой принц… пожалуй, нужно тебя раздеть – не зима все-таки…
Рубашка снялась просто, с брюками пришлось повозиться, но немножко. Дальше она решила не трогать – если понадобится, то стянуть остальное не составит труда.
А потом она скинула с себя халат – прямо на пол и, зажмурившись от удовольствия, легла рядом с Андреем.
- Господи… это такое счастье… такое счастье… - Катя коснулась губами его плеча, - Такое счастье, Андрюша…
Они спокойно спали почти до самого утра – лишь когда забрезжил рассвет, Катя почувствовала, что Андрей зашевелился и проснулась.
- Ка-а-ать… - прошептал мужчина вполне сознательно, хотя не мог понять: почему он так уверен, что рядом с ним – именно Катя.
На всякий случай, он не открывал глаз, не давал воли рукам, только, сквозь ломотную боль в висках, пытался понять: что было.
Понимание не приходило: вместо него всплывали какие-то отрывочные воспоминания, хотя… он вдруг покраснел… похоже, это были не воспоминания, а фантазии.
До него дошло, что Амура опоила его какой-то дрянью, но вот потом помнилось нечто совершенно невероятное – Катя и ее ласковые губы… там… сам он пока не смел ей это предложить, хотя в мечтаниях все происходило не раз, и не два.
Он мечтал – да! – о Катиных губах, о том, как это будет… о том, как хочется оказаться в ее власти, довериться, стать беззащитным и уязвимым… и не бояться ничего.
Ему почему-то казалось, что с Катей это будет ТАК особенно, что ни до, ни после он уже не испытает ничего такого, что это будет праздник, который не повторится, но который навечно останется с ним – как талисман, спасающий от всех невзгод.
И еще он думал о том, что если Катенька решится, то это будет означать еще и то, что она выбрала – его! И что с Малиновским у нее этого, наверняка, не было.
Он улыбнулся сладостно, продолжая мечтать, а Катя в это время наблюдала за его лицом, меняющим эмоции, и, когда его озарила улыбка, не выдержала и прошептала:
- С добрым утром, Андрюша!
- Ка-а-а-атенька… - проворковал Андрей и опять не открыл глаза, - Ты мне снишься?
- Не-е-ет… - и в доказательство она коснулась его губ.
Андрей хотел обнять ее и притянуть к себе – не задаваясь пока вопросом: что, почему, откуда… однако… во всем теле ощущалась какая-то противная слабость, мышцы были расслаблены, словно кисель, и только один орган сообщал о своей полной исправности и боевой готовности.
- Кать, черт возьми, что такое происходит? – спросил Андрей, раздражаясь от ватности тела, - Что это? Я почти пошевелиться не могу!
И Катя рассказала ему о том, что случилось поздним вечером.
Потом она поднялась:
- Я сейчас тебе питье сделаю, оно должно немножко помочь взбодриться.
- Немножко? Кать… немножко – мало. Мне сегодня нужно много-много сил… Ты со мной… и… - он перевел взгляд с катиного лица на свое тело и выразительно поднял брови, - Кать… я совсем не нарочно!
- Я знаю, Андрюш… Это от зелья. Это пройдет?
- Само?
- Ну… наверное…
- Кать, ты можешь считать меня ненормальным, но мне очень не хочется, что вот это прошло само… Понимаешь?
- Андрюшка… Сначала лечиться.
- Я бы хотел болеть так долго-долго… И чтоб ты была рядом… Медсестричка моя…
Катя потянулась за халатом, но Жданов издал протестующий звук.
- Что? – обернулась Катя.
- Не надо! – жалобно ответил Андрей, - не одевайся…
- В смысле? Мне что? Так ходить?
- Ага! – обрадовался ее догадливости мужчина, - Так!
- Ты извращенец!
- Не… Кать… ну… когда я еще смогу досыта на тебя налюбоваться, а? Ты такая красивая… потрясающе просто… Я никогда не думал, что… - он не закончил фразу, однако Катя поняла. Он находил красоту в том, что у Ромки вызывало отвращение. И это притягивало женщину…
- Да ну тебя!
- Кать… я серьезно…
Она посмотрела на него сначала серьезно, потом – лукаво.
И поднялась.
Жданов охнул, а потом сразу ругнулся:
- Кать, умоляю, делай скорее это чудо-лекарство твое, потому что иначе я умру от разрыва сердца и неудовлетворенного желания.
После питья Андрей стал ныть как маленький ребенок:
- Кать… когда оно подействует?
- Не знаю… Наверное, минут 15-30…
- Уже пятнадцать прошло!
- Какие пятнадцать? Едва пять!
- Кать… ну… сколько можно издеваться? Иди ко мне… Представь, что я – твой любимый парализованный муж.
- Парализованные не хотят, - покосилась Катя на бугор, вздымающий одеяло.
- Катька! Смерти моей хочешь? Отказывать больному в лечении – грех!
- Ну…
- Катя… - он не шутил, смотрел на нее серьезно, со смесью просьбы и самоиронии, - Кать… я, правда, чувствую себя крайне некомфортно… И отвлечься не получается… и сам я, как понимаешь, не могу ничего… Помоги… Нет, конечно… если не хочешь… или тебе неприятно… я пойму…
Катя помотала головой, легла рядом, забравшись под одеяло.
- Я… я хочу… только я не знаю… что делать…
- Кать… - и Андрей понял, что не сможет попросить ее о том, чего ему безумно хотелось. А хотелось ему, безусловно, снова почувствовать ее нежные губки… но находясь при этом в полном сознании, чтоб не упустить ни секунды того счастья, которое она может ему подарить… Он вздохнул, повторил, - Кать…
Она понимала, но тоже не могла предложить это вслух: когда он был без сознания, было значительно проще.
Тогда он взял ее руку и направил к страждущему месту.
- Кать…
- Да, конечно…
Их губы встретились.
Странные чувства испытывал Андрей – никогда еще он не был столь беспомощным и зависимым от женщины, зависимость была абсолютно: ведь сам шевелиться он мог пока с большим трудом; в ее власти – довести его до пика и прекратить ласки, заставив извиваться от нереализованного желания в тот момент, когда сознание уже уходит и организм становится натянутой стрелой, а остановить ее уже нельзя.
Он вздрогнул от малопривлекательности такой перспективы, но тут же улыбнулся – но это же Катенька! Его Катенька, его любимая… и – так хочется верить, что любящая.
Ее ручка сновала, утоляя его страсть, пока он сам не попросил остановиться.
- Кать… Погоди… - переводя дыхание, сказал он, - Возьми… там, в шкафу… или в ванной… полотенце…
- Зачем? – наивно удивилась Катерина.
- Ну… боюсь, что…
Катя поняла.
- Обязательно полотенце? – прошептала она ему прямо в ухо, стараясь придать голосу легкую развратность. Она ждала, что он – попросит сам.
А он не знал – как. Ну, в самом деле – не говорить же: возьми в рот. Бр-р-р! Как в порнушном рассказе. А еще как? Погрузи мой нефритовый стержень… О, нет!
Как попросить? Почему так беден язык?
Но он не мог отделаться от мысли, что она хочет того же и тоже не решается. Иначе – почему не пошла за полотенцем?
- …я не могу понять, - заговорил он, - тогда… вечером… мне приснилось или…
- Что?
- Я спал… мне было плохо… я был в полной темноте, но будто горел в огне… я звал тебя, и ты пришла… я тебя не видел, но знал, что это - ты… я узнаю тебя из миллиарда… из миллиарда миллиардов… из всех… и потом… твои губы… прохладные и… необыкновенно нежные… облегчающие страдание… излечивающие от боли… и боль ушла… огонь ушел… стало спокойно, и наступило счастье… и я тогда узнал… что невозможно любить сильнее, чем я люблю…
Он говорил, и Катя понимала, что… он помнит все, и не осуждает… и не подумает, что она какая-то «такая»… Но сам попросить не может – просто потому, что слишком хорошо знает: она сделает это для него - даже если не хочется.
Поэтому она должна сама.
Она чуть приподнялась и провела языком по его груди… потеребила, аккуратно прикусив зубами, сосок… услышала вздох…
Касаясь губами его кожи, она медленно спускалась ниже.
Он нашел в себе силы, чтоб положить правую руку ей на спину – хоть немного вернуть ласку.
Чем ниже она спускалась, тем сильнее колотилось ее сердце.
И его.
Катя чувствовала это.
Когда она, затаив дыхание, коснулась губами трепещущей плоти, она подняла глаза и встретила его взгляд, полный нежной благодарности. Он едва заметно кивнул.
Она бы улыбнулась в ответ, но была занята.
«Главное - медленно» - мысленно твердила она себе.
Откуда она знала – как?! Ниоткуда. Просто знала, чувствуя малейшие отклики его тела. Она была удивлена, но сама она тоже получала ни с чем не сравнимое удовольствие от процесса. Губы мягко поджимались, пряча за своей влажной мякотью предательски острые зубки, так и норовившие тоже принять участие в пиршестве. Язык то извивался змеей, то распластывался устрицей на гладкой отзывчивой поверхности, то сжимался в трубочку, пытаясь пробраться в узкое отверстие, то дразнил, едва касаясь, и тогда Андрей пытался выгнуться навстречу, чтоб не лишаться соприкосновения.
Но всем играм наступает конец, не избежала и эта;
- Кать… ты… сможешь?.. – хрипло спросил мужчина, - сейчас… я сейчас… приду к тебе весь… если… не сможешь… то… я просто уже не смогу остановиться… понимаешь?.. Ты.. примешь меня?
На секунду оторвавшись, Катя ответила:
- Да!
И больше не отвлекалась на забавы.
Ладонь Андрей легла на ей на затылок. Он не попросил - почти потребовал:
- Быст-рее… Не останавливайся теперь.. П-пожалуйста…
Катя постаралась. Не останавливаться.
За то, как он кричал от наслаждения, она готова была на все, гордясь тем, что это – она, она! заставила его так кричать, она сумела сделать это!
Жадно давясь, она старалась не потерять ни капли…
Странно, сегодня вкус был другим… с каким-то травяным оттенком…
- Кать… - прошептал Андрей в тот самый момент, когда обрел способность говорить.
Катя, тесно прижавшись, спрятала лицо у него груди. Почему-то стыдно было смотреть ему в глаза.
- Катенька… - он так хотел выразить ей ту сумасшедшую благодарность, которую чувствовал, - Катенька…
Он крепко обнял ее, баюкая у сердца, а слезы заливали лицо и мешались с поцелуями.
- Я люблю тебя, слышишь? Я знаю, что говорил это уже не один раз, но не устану повторять никогда… Я знаю, Кать, что это – на всю жизнь, навсегда… Катя-Катя, если бы ты только знала, если бы ты только могла проникнуть в мой мозг, мое сердце, мою душу… ты бы поняла… я такой дурак, что не могу сказать всего этого…
- Андрюша, я верю… я знаю… я понимаю…
Она, правда, понимала.
Она понимала, что почему-то они с каждым днем становятся все ближе друг другу, и ее пугало это… что пройдет еще какое-то время, и они станут будто единым целым – и будут чувствовать малейшие эмоции; и любовь, и боль будут передаваться по невидимым каналам; и нельзя будет спрятать ни одной мысли…
Потом они снова уснули.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
