| НРКмания http://nrkmania.ru/ |
|
| Не НРК. Офицер с розой http://nrkmania.ru/topic2745.html |
Страница 2 из 3 |
| Автор: | TANA_2 [ 15 июн 2009, 21:30 ] |
| Заголовок сообщения: | |
Наташа, как же мне нравится Ваш новый рассказ. Читаю и не могу оторваться. Вы просто мастер своего дела, так пишете, что читаю, а перед глазами будто фильм проходит. Агата, Лиля и Станислав предстают живыми, настоящими, реальными. Кстати фильм с этой историей я не видела,не пришлось. Очень сожалею, что в ближайшее время не удастся читать продолжение этой интересной истории (уезжаю в отпуск ), надеюсь позже всё-таки смогу получить удовольствие прочитать последующие главы. Спасибо!   
|
|
| Автор: | natally [ 16 июн 2009, 09:06 ] |
| Заголовок сообщения: | |
TANA_2, я очень-очень рада, что Вам нравится. К сожалению, мне не часто удаётся выкладывать главы, так что, думаю, Вы по возвращении быстро всё наверстаете. Спасибо!
|
|
| Автор: | natally [ 19 июн 2009, 16:09 ] |
| Заголовок сообщения: | |
5 В ней поселилась маленькая птичка. Она то трепыхалась, то стонала, то вся сжималась от тревоги (пёрышко к пёрышку), то вдруг заливалась таким сладким, таким волшебным голосом, что Агата теряла голову… Две ночи она не спала. Дрёма наваливалась, только когда около четырёх часов начинали светлеть контуры мебели. Спала недолго и, проснувшись, долго лежала, не в силах открыть глаза. Что-то происходило с ней. Что-то незнакомое, пугающее, настолько восхитительное, что трудно было обозначить. Да и как она могла?.. Она ведь этого не знала. Никогда не знала. Так не бывает. Он чужой, он другой, он – мужчина, с которым никогда ничего не может быть… Почему?! – глухим протестом стонала внутри её птица. А потом этот протестующий ропот набирал силу и наконец превращался в песню, которую заглушить уже было невозможно… Только позволь, и я подниму тебя на такие высоты, о которых ты могла только мечтать. Мы полетим… вы полетите с ним туда, где ни он, ни ты никогда не бывали. Агата, как светло там, наверху. И каким необычным, сказочным кажется весь мир с этой высоты… И она не хотела открывать глаза, хотела слышать это вечно. Она знала: всё то, что остаётся там, внизу, пока она слушает эту песню, тут же обступит её со всех сторон, стоит только приоткрыть веки. Её туалетный столик… старинное зеркало с почерневшими пятнами… ящички с кое-где стёршейся позолотой… Там, в ящичках, лежит письмо, а в шкафу, за дверцами с давно сломавшимися замками, – одежда. И письмо, и одежда связаны с её погибшим мужем. Её единственным другом, самым лучшим, настоящим. Погибшим на войне, от которой очень трудно, почти невозможно оправиться. А главное – окно. Там, за окном, послевоенная жизнь. Ежедневная борьба за выживание. Тревога, страх, карточки, очереди, леса, полные бандитов… И у него, у этого ушедшего сейчас на другую войну человека, руки которого так мягки, а голос так нежен, своя борьба. И ей нельзя ни о чём мечтать, нельзя ничего загадывать. Ведь он… его нет уже больше суток!.. Эта мысль подбрасывала её. Уже не задумываясь, она открывала глаза, вскакивала с постели, забыв о своей больной спине. Подбегала к окну, отводила занавеску. Почти пустая, залитая солнцем улица. Где-то там, через пару кварталов, шум, клубы пыли: на месте разрушенных взрывами домов строятся новые. А здесь, в их районе, куда не долетали снаряды, тихо. Как всегда. Даже при немцах было тихо, они не любили этого «панского» интеллигентного района так же, как новые власти. Возвращалась к кровати, растерянно смотрела вокруг. Разбросанное бельё, пыль на мебели, часы… Часы, часы! Их стрелки убивают её. Медленно, по капле выдавливают из неё жизнь. Днём, когда становилось совсем невыносимо, Агата выходила на улицу. Шла и всматривалась в лица прохожих. Может быть, они знают, где он? Может быть, они проходили мимо него, видели его глаза и, равнодушно отвернувшись, шли дальше?.. Увидев разговаривавших на тротуаре соседок, совершила немыслимый поступок – подошла к ним, поздоровалась. Они во все глаза глядели на неё, недоверчиво, не продолжая разговора. Но потом, слово за слово, возобновили свою болтовню, не обращая на неё внимания. А она упрямо стояла и не хотела уходить. Так она узнала, что ночью была большая перестрелка на окраине леса, сразу за городом. Из убитых – только бандиты, их сразу же забрал НКВД; «красных» ни в больницу, ни в морг не привозили. Невестка пани Старковской работала в больнице, так что она-то знала. - Агаточка, а вы что ж не лежите? Полегче стало? – сочувственно спрашивала пани Старковская. - Да, да, - бормотала она и, словно очнувшись, извинялась и шла дальше. Пани Валенса, поджав тонкие губы, смотрела ей вслед. На следующий день она так же не хотела открывать глаз, так же слушала свою птицу. Только уже слёзы наворачивались на глаза и песня была грустной, очень грустной. Но в этот день ей повезло: едва выйдя из квартиры, она увидела поднимающуюся по лестнице пани Старковскую. Сама женщина жила двумя этажами ниже, и у Агаты ёкнуло сердце: соседка поднималась к ней. Доброе лицо просияло; пани Старковская проговорила, задыхаясь: - Как хорошо, что я встретила вас, Агаточка. Можете успокоиться, постоялец ваш жив-здоров. Только что видела его у комендатуры, уезжал в Лиду, как раз садился в грузовик. И я, как увидела его, сразу подумала: как хорошо, сейчас схожу к Агате Станкевич, скажу, что всё в порядке. Пани Медяник тоже волнуется, у неё тоже три военных на постое, вы знаете… Я так и подумала вчера, когда вы остановились, что вы за своего капитана переживаете… Облегчённо выдохнув, Агата всё же внимательно посмотрела на соседку. Что-то было в её словах… ну, конечно, неутомимая пани Валенса уже наверняка сделала свои предположения и поделилась ими с этой простодушной женщиной… Агата тепло поблагодарила соседку, снова вошла в квартиру. Мыслей о соседях больше не было; она обессиленно опустилась на цветной плетёный сундук, стоявший в прихожей. Он жив, он даже не ранен. Он едет сейчас в грузовике, радуется солнцу, небу. И, может быть, тоже слушает какую-нибудь птицу. Может быть, в нём тоже есть эта песня. Как хочется в это верить. Надеяться. Так странно, так тяжело признавать, что между ними ничего нет и не было. Роза… пара лёгких прикосновений… Он ещё укутывал её в плед, приносил ей чай и печенье. И даже варил гречневую кашу… Волна умиления затопила её. Что же происходит с ней? Что это такое?.. Третья ночь была самой трудной. Она ждала, что Станислав вернётся вечером. Места себе не находила, металась от окна к окну. Пыталась шить – уколола палец, пыталась играть… было чувство, что она забыла ноты. Теперь, когда наступила ночь, решила: если до завтра его не будет, она утром отправится в комендатуру и разузнает всё о нём. И дела ей нет до досужих кумушек. И он сам тоже пусть думает, что хочет. Святая дева, как она вздрогнула, услышав звук поворачиваемого в двери ключа. Всем телом, приподнявшись на постели. Замерла. Не дышала. Испуганные, уже знавшие что-то важное глаза смотрели в темноту. Он потоптался в прихожей, потом шаги замерли у её двери. А она ведь не закрывала дверь, она уже так давно не закрывала свою дверь. После нескольких мгновений тишины – снова шаги, но уже в сторону его маленькой комнаты. Потом он ещё ходил в ванную, в кухню, курил, она слышала какие-то звуки, уловила запах дыма… И наконец закрыл за собой дверь комнаты, и всё стихло. Сколько она пролежала вот так, в темноте, в тишине – не знала и потом вспомнить не могла. Картинка напоминала негатив на фотоплёнке, где чёрное и белое меняется местами… Все предметы в комнате, а главное - дверь, стали светлыми, мерцающими. И эта светлая дверь манила её, не давала отвести от себя взгляд… Пугливо, но решительно отбросила одеяло, села на кровати. Почти тут же вскочила и лёгкой тенью скользнула к двери. В коридоре тоже лежали тени. Лёгкие светлые тени. Открыв дверь в комнату, она сразу же увидела его, уже спящего. Бог знает, сколько ему пришлось провести без сна. Возможно, он вообще не спал эти двое суток. Но, помедлив в нерешительности, она всё-таки вошла. Станислав лежал на спине, закинув руку под голову. Простыня едва прикрывала его – было жарко. Голые ноги, руки, грудь, строгое красивое лицо – она видела всё это. Бесшумно подошла, осторожно легла на самый краешек кровати. Даже не легла, присела, спиной – на подушку… Протянула руку, ту самую, с кольцом, медленно положила ему на грудь. Замерла, не глядя на него, напряжённо всматриваясь в пустоту… Он пошевелился, отвернул во сне голову, накрыл её руку своей – и тут же вздрогнул, резко повернулся и посмотрел на неё. В это же мгновение и она обернулась, и он увидел её взгляд… тот самый, обращённый внутрь себя. А у него… а у него в глазах было смятение, и горячее нетерпение, и тоже решимость, и она тут же поняла, что всё сделала правильно. И через секунду в смешавшемся тепле потухло всё вокруг, исчезли тени. *** Она медленно открывала глаза. Её туалетный столик… старинное зеркало с почерневшими пятнами… ящички с кое-где стёршейся позолотой… Шкаф с дверцами, в которых давно сломаны замки… И окно… то самое окно, которого боялась она ещё утром. Её левой руке было тепло, теплей, чем правой. С этим теплом в неё проникало чувство бесконечной защищённости. С ней ничего не может случиться, пока он вот так держит её руку. Станислав, не открывая глаз, улыбнулся, легонько сжал руку. Губы дрогнули. - Скажи мне… - Я люблю тебя… - Ещё… - Люблю… - Ещё раз, Агата… Она улыбнулась, повернула к нему голову. Он тоже повернулся к ней, провёл щекой по подушке. Ладонь скользнула к её запястью, обняла, погладила его. - Я тебя люблю… - Как хорошо, - выдохнул он и снова откинулся на спину. – Я всегда буду тебя любить. Я знаю это… - И я знаю. Они снова потянулись друг к другу, их волосы смешались, губы прильнули к губам. Никогда они не пресытятся, им всегда будет мало… Что-то новое, что-то неизвестное, что-то, меняющее раз и навсегда, случилось с ними. Слияние, воплощение. Две души как одна. Ни он, ни она до этого не испытывали такого. - Что же будет? – задыхаясь, прошептала Агата, оторвавшись от него, уткнувшись лицом ему в плечо. – Что будет… с Лилей? - Ничего… Я скажу ей… Она поймёт… Она покачала головой. - Но так нельзя… Ты прогонишь её? Куда она пойдёт? Он ничего не ответил, только прижал её к себе ещё крепче. И она сдалась, отпустив свою тревогу. Пусть на время, но это время такое счастливое… - Чему ты улыбаешься? – спросил он, и по голосу его она слышала, что он тоже улыбается. Не поднимая головы, ответила тихо: - Вспоминаю пани Валенсу… Она как в воду глядела… Когда ещё ничего не было… - Пани… это соседка? - Да… - А, я знаю, это такая в толстых очках с треснутыми дужками… и глаза злые… - Да… Он поцеловал её в макушку, легонько пошевелил плечом, как бы призывая её посмотреть на него. Агата приподняла голову. Он с нежностью смотрел на её чуть разрумянившееся лицо. - Ты боишься её? Ну, что она может сделать? Что она с нами может сделать?.. Она вздохнула. - Не знаю. Я за тебя боюсь. Он обнял руками её лицо, чуть сжал, глядя прямо в глаза. - Со мной ничего не случится. Ничего, пока ты со мной. - Да-да, - прошептала она. – Это правда… Весь день (у Станислава была увольнительная) они не выходили из дома, даже не вставали с постели. Взахлёб, будто навёрстывая упущенное, рассказывали о себе, о своих семьях, о детстве, о том, как жили до войны. Избегали говорить о бытовом, о том, что будет дальше. Кроме одного – того, что теперь будут вместе. В этом они были уже уверены. Да как могло быть иначе? Ведь для этого они прожили всю свою прежнюю жизнь. Ну, что она знала о мужчинах, о замужестве? Была воспитана в строгой вере, в традициях, вышла замуж за друга детства, надёжного, близкого, любящего человека. И думала, что любила сама; но откуда тогда эта невесомость, то и дело сменяющаяся тёплой тяжестью, эта чувственность, радуга взлётов-падений, эта дрожь, наконец?.. Он знал, догадывался. Знал, что ни Лиля, ни череда жён офицеров или библиотекарш в гарнизонах, тайком переписывающих в тетрадки поэта Есенина, - не то, что может быть, что бывает. Но не встречал. Думал, что это редкость, что ему не дано. Надо было встретиться теперь, чтобы сразу понять, что это случилось. В ту первую минуту, у подъезда, кто-то поднёс спичку к фитилю, и то, что они принимали за противостояние, было тихим шипением разгорающихся искр. Она не представляла себе, как будет жить дальше. Вспоминала бессонные ночи, когда ждала его, ещё не зная, кто он для неё, кто он в её жизни. И уже тогда волновалась. А теперь… теперь ей казалось, что снова началась война. Только Лешека она проводила один раз, один раз и навсегда. А Станислава будет провожать каждый день, а иногда – и вечером, и среди ночи… Вот почему тишина одиночества уже давно сменилась для неё тишиной ожидания. Она готовилась. Он тоже в этот день прислушивался к себе, открывал для себя новое. Оказывается, ему действительно грозила опасность. Смешно думать об этом кадровому военному, прошедшему через то, через что ему пришлось пройти. Потому что раньше – не думал. Это была данность, и другого ничего быть не могло. А теперь… теперь была эта маленькая женщина, с удивительной мягкой кожей и глазами, в которых он тонул. Бросить всё это, оставить было немыслимо. Оставить её одну, без себя. Он чувствовал, что нужен ей, всем своим существом. Это были и посыл, и отдача – точно так же была нужна она ему. - Они теперь долго не появятся, - уверенно, чтобы не спугнуть её, говорил он. – Большие потери, уползли зализывать раны… - Ну, почему люди не могут жить мирно? Что им всем нужно от нас?! – в отчаянии спрашивала она. Он улыбался спокойно. - Ты конкретно спрашиваешь или вообще?.. Если вообще, то так устроен мир. Так устроены люди. И она тут же качала головой, уже не боясь спорить с ним. - Нет. Это неправильное устройство. Здесь что-то не так. Правильно – это когда дети, любовь, счастье и солнце. А когда взрослые люди убивают друг друга только потому, что это понадобилось кому-то… из-за власти, денег или ещё чего-то… это ненормально. - Да ты пацифистка, - смеялся он. Он смеялся!.. Как она любила его за этот смех, за эту новообретённую лёгкость… Но он тут же становился серьёзным и просил её поговорить о чём-нибудь другом. Об их любви, например. Что могло быть сейчас серьёзней и важнее этого?.. Даже беспокойство о Лилии было для них сейчас насущней любой войны. Потому что рождался новый мир, только их, их собственный. |
|
| Автор: | Zagagylj [ 20 июн 2009, 15:03 ] |
| Заголовок сообщения: | |
Очень понравилось. Я фильм не смотрела, а читаю в захлёб! Наташа, я люблю, когда ты пишешь. Очень здорово получается не зависимо от темы на которую взят ориентир! 
|
|
| Автор: | natally [ 20 июн 2009, 15:16 ] |
| Заголовок сообщения: | |
Zagagylj, спасибо большое. Я очень рада, что ты со мной. 
|
|
| Автор: | natally [ 07 июл 2009, 18:44 ] |
| Заголовок сообщения: | |
6 Тяжело дыша, подполковник Михеев остановился у крыльца серого неприметного - окна в решётках – здания, вынул из кармана гимнастёрки платок, вытер плешивеющую голову, щёки, шею. Убрал платок обратно, вздохнул, с тоской поглядев вверх, на окна четвёртого, последнего этажа. Подниматься по лестнице в такую жару – смерти подобно. Но ничего не поделаешь, не подняться и вовремя не оказаться там, куда вызывали, ничем не лучше… Предъявив пропуск и пройдя через прохладный вестибюль, стал медленно подниматься по ступенькам. Будь прокляты эта служба и нынешние времена. Разве встал бы он с постели на любой другой службе с таким давлением? Как бы ни строго было сейчас с больничными листами, ему-то он в любом случае полагается… Майора Седакова, вызвавшего его, он знал давно. Ещё с тех пор, когда они вдвоём возглавляли отдел по обезвреживанию мародёров в пригороде Белграда. О, какие это были времена! Они работали в команде, чётко понимая цели и всегда и во всём находя взаимопонимание. А теперь что? Быть комендантом этого захолустного городка и каждую минуту бояться, что этот самый Седаков вызовет тебя не на служебную беседу, а на самый настоящий допрос?.. Седакову, видно, тоже было не по себе от своей новой роли по отношению к Михееву. Он никак не мог сфокусировать взгляд, и Михееву приходилось заглядывать ему в глаза, чтобы самому не выглядеть странно. А может, это была обычная манера при беседах такого рода, только он-то сам попал на неё впервые. Так или иначе, оба чувствовали себя не в своей тарелке. - Ну, что скажешь, подполковник? Как дела в вверенном тебе гарнизоне? – с деланным дружелюбием поинтересовался хозяин кабинета. - Да всё хорошо, товарищ майор. Стараемся помаленьку. - Да?.. А у меня другие сведения. Михеев почувствовал, как пот струйкой зазмеился по позвоночнику. Нехорошие предчувствия, по его опыту, имели свойство сбываться, особенно если речь шла о ведомстве, где майор мог обратиться к подполковнику действующей армии без обязательной приставки «товарищ». - Не может быть, товарищ майор. Я уверен, смогу дать разъяснения… - Хорошо бы, Пётр Петрович, очень было бы хорошо, - с искренней озабоченностью в голосе проговорил Седаков. Кивнул на стул напротив и, пока Михеев усаживался, внимательно изучал какой-то документ в раскрытой на столе папке. Протянул Михееву: - Изучайте. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: почерк знакомый. Он тогда хорошо запомнил эти вывернутые «р» и «i» вместо «и». И сразу подумал: писала полька. Когда она заговорила и он услышал её речь, а потом и фамилию, всё подтвердилось. Теперь её самой не было, зато донос был. По полной форме. Если доносы вообще имеют какую бы то ни было форму. - Старая знакомая? – устало кивнул на бумажку Седаков. В его глазах было сочувствие. - Да, - вздохнул Михеев. – Вы ведь помните… - В том-то и дело, что помню. И помню, какое решение было принято. Комендатуре доверено было разобраться с этим делом самой, но, видно, пани… пани Валенса этого недостаточно. Впрочем… - Седаков откинулся на спинку стула. – Впрочем, сейчас речь уже о другом. - Да, о другом… - Что вы можете сказать по этому делу, Пётр Петрович? Вам известно о фактах, изложенных в этом сообщении? Да, это было самым главным. Ловушка, из которой куда ни ступи – везде дерьмо. Если сейчас он скажет, что ничего не знает о связи своего капитана с находящейся под его же наблюдением полькой, это будет свидетельством его некомпетентности и недобросовестности в исполнении обязанностей; если же скажет, что ему известно, пойдёт под трибунал за несвоевременное уведомление… - Нет, товарищ майор. Я слышу об этом впервые. Капитан Громов отличный военный, кавалер многих наград, не раз доказал в бою и вне боя свою преданность делу партии и правительства… - Ну, хватит, хватит, подполковник, - поморщился Седаков. – Мы ведь не на параде и даже не на совещании. В нашей армии других офицеров и не бывает, сами знаете. Ну, а теперь скажите мне: как это вы проморгали?.. – И колкий холодный взгляд голубых глаз устремился на съёжившегося коменданта. - Скверно, Михеев, скверно, - посуровел Седаков, не дождавшись ответа. Но Михеев, как ни странно, испытал облегчение: он понял, что этот тон – всё, что грозит ему. Седаков, можно сказать, раскрыл карты. Он не сомневался: скоро Седаков перейдёт на фамильярное «ты». – Парочка разгуливает по улицам не таясь; в воскресенье их полдня видели в городском сквере, а перед этим – романтическая прогулка на лодке. По вечерам в квартире бесстыжий смех и музыка. А третьего дня соседке, зашедшей к Клаевской за спичками, дверь открыл Громов в таком виде, что у бедной женщины пропал дар речи… Михеев побледнел. - Он был в халате! – обличительным тоном прогремел Седаков, сверкнув глазами. – В шёлковом… ну, или там атласном, я не разбираюсь, мужском халате с кистями и вышивкой!.. Михеев с готовностью сокрушённо покачал головой. Это действительно ужасно… вышивка! позор!.. Излив гнев, Седаков заговорил чуть тише: - Вы, надеюсь, понимаете, что капитан дискредитирует звание офицера и советского гражданина?.. Михеев, честно говоря, понимал не совсем. О связи Клаевской с немцем пока не было сказано ни слова, значит, это кисти на халате так возбудили майора НКВД?.. И всё же он кивнул. Твёрдо и уверенно. - Я поговорю с капитаном, товарищ майор. Обещаю вам, такое больше не повторится. - Э нет, подполковник, на этот раз ваших заверений мало. – Седаков внезапно с досадой поморщился. – Но всё равно повезло и вам, и ей… Чёрт, нет у меня сейчас времени заниматься этими буржуйками. Сам знаешь, работы невпроворот… Михеев знал. И комендантская, и здешняя тюрьмы переполнены в результате недавнего рейда. И, кстати, при активном участии обвиняемого Громова, если уж на то пошло… Но он промолчал, конечно. - Так вот, повезло твоей подопечной, - повторил Седаков. – И на этот раз трогать её не будем. Но берём под наблюдение, под свой контроль. – Слово «свой» прозвучало более чем внушительно. – Поэтому мой тебе совет: не теряй времени, подполковник. Проводи работу со своим капитаном, хочешь кнутом, хочешь пряником, но чтобы этого, - он постучал пальцем по доносу, - больше не было. Советскому офицеру не место рядом с без пяти минут заключённой, якшавшейся с врагом. Кстати… - Седаков нахмурился, пристально глядя на Михеева. – Мы же не одного его заселяли, насколько я помню? - Совершенно так, Алексей Владимирович, - осмелел Михеев. – Лейтенант Сильвич, машинистка комендатуры, определена по тому же месту жительства. - Это что ж, подполковник, - вкрадчиво проговорил Седаков, - у тебя гражданские браки в комендатуре процветают? Почему не оформлено как положено? И как это на глазах у, можно сказать, жены весь этот содом творится?.. - Никак нет, не на глазах, товарищ майор. Товарищ Сильвич предоставлен отпуск. В Минск уехала, к родным. Седаков покивал. - Ну, понятно. Понятна теперь вся эта лирическая картина, хоть кино снимай и Валентину Серову приглашай на главную роль. Значит, так: Громову и Сильвич – оформить брак по закону и от Клаевской отселить. - Да куда же я их отселю, товарищ майор… Вы же знаете, какая ситуация в городе с жильём… - Отставить разговоры. Думай, подполковник, думай. Срок пока не устанавливаю, уверен, ты и сам соображаешь, что тянуть ни к чему. Свободен. - Товарищ майор… - Свободен… Михеев вышел на крыльцо, зажмурился от солнечного света, бьющего в лицо. Вот не было печали, теперь ещё и этими амурами занимайся. И внезапно такая злость нахлынула, такая тоска. Всё это было знакомо ему, пройдено не один раз. И всякий раз он злился и сам не мог сказать точно – на что и на кого. *** Как у неё гудели ноги. Как будто она прошагала пешком от Минска, а то и от Витебска! А всего-то погуляли по берегу, вот что значит без привычки. В последнее время она столько ходит пешком, что и за всю жизнь столько не ходила. Она сидела на сундуке, скинув туфли и прикрыв глаза. Чуть улыбалась, пальцы на ногах вздрагивали, потому что им было щекотно. - Как у тебя быстро отрастает щетина, - проговорила медленно. – А утром кожа была такая мя-я-ягкая… Приоткрыв глаза, взглянула на Станислава. Глядя на неё поверх её ноги и улыбаясь, он продолжал целовать её пальцы – один, второй, третий… Дойдя до мизинца, губы задерживались, а потом снова продолжали свой путь – пятый, четвёртый, третий… Второй ноге стало одиноко, и Агата невольно пошевелила ею. Станислав осторожно опустил правую ногу и поднял левую. Это было одним из полюбившихся ритуалов. Вернувшись откуда-нибудь, они неизменно задерживались в прихожей на десять минут. Агате было так хорошо, так спокойно, сердце время от времени заходилось от нежности и снова расслаблялось в покое, и идти в комнату, вообще вставать не хотелось. Но нужно было вставать! Они всегда возвращались такими голодными, и нужно было кормить этого мужчину, большого, сильного, до кончиков собственных пальцев любимого. Она разбивала яйца, бросала кусочки сала на шипящую сковородку, а он чистил картошку и складывал её в миску с водой. Потом тщательно мыл и ставил вариться на огонь – в небольшой кастрюле с отколовшейся в нескольких местах эмалью. Иногда, когда Агата проходила особенно близко от него, он задерживал её, сгребал в охапку, а потом, когда она уже размякала, прижимаясь к нему, обнимал её голову, запуская пальцы под волосы. Целовал мелко-мелко, шептал: - Обещай мне… - Обещаю… - Ты же ещё не знаешь что, глупенькая… Обещай, что всегда будешь вот так, со мной, варить картошку… - Да это ведь ты её варишь… - Всё равно обещай… - Хорошо. Обещаю. Всегда буду смотреть, как ты варишь картошку… И, смущаясь своих нешутливых ощущений при шутливом тоне, она прятала лицо у него на груди; деля вдох на несколько частей, чтобы не потерять ни крупинки, пропитывалась его запахом. Потом они ели, шутили, болтали. Вспоминали в подробностях весь прожитый день – прожитый вместе и по отдельности. Чаще, конечно, второе. Но и приходя со службы, он уводил её гулять – хотя бы на час, на полчаса. Она такая бледная, худенькая, говорил он, такая одинокая. У него такое чувство, что она угасает здесь без него. А так и было. Она не то чтобы угасала, но как бы замирала, останавливалась в ожидании него. И настоящая жизнь начиналась только с его приходом. Однажды они поссорились. Очень-очень серьёзно, и она не знала, вернётся ли он вообще. Станиславу не понравилась одна её неосторожная фраза, в которой она, рассказывая об одной из своих учениц, упомянула о Тамберге. Он нахмурился, черты лица затвердели, выражение его стало неприятным. Ей стало страшно. - Продолжай, ну что же ты замолчала… - …и Ожешка перестала ходить ко мне, - поспешно заговорила Агата. – Я так жалела об этом, она была такая славная. Знаешь, я… Он резко поднялся, задев край стола; звякнула тарелка. Этот звон потом преследовал её весь день. Это было во время завтрака; он тут же ушёл на службу. Вернувшись очень поздно, сразу же ушёл в спальню, и, когда она вошла, увидела, что он лежит на кровати в темноте, подложив руки под голову и глядя в пустоту. Внезапно он повернул к ней голову и с какой-то обречённостью в голосе сказал: - Я никогда не смогу поверить, что у тебя с ним ничего не было. Я верю и не верю, знаешь, как это бывает?.. И ещё. Я боялся говорить, но всё-таки скажу: я ревную даже к Лешеку. Это ужасно, но я не могу избавиться от ощущения, что ты здесь, в этой комнате, с ним… - Ты оставишь меня? – Она ругала себя за этот умоляющий тон, но так перенервничала за день, что из-за подступивших слёз не могла говорить иначе. - Иди сюда, - дрогнувшим голосом сказал он. И сам сел на кровати и, когда она подошла, притянул её на колени. - Никогда так не говори. Это глупости, это невозможно. Как я могу тебя оставить? Просто… просто я хочу, чтобы ты простила меня. За утро. За весь этот день. И вообще за ревность... Это сильнее меня. Но я постараюсь… - Я тоже постараюсь. Чтобы ты забыл обо всём. – Она протянула руку и погладила его по тёмным густым волосам. – Я ведь тебе говорила, Лешек друг… самый лучший человек на свете… но я не любила его. То есть я думала, что любила, пока не встретила… тебя. А больше никого и не было. - И всё равно, стОит мне подумать, что ты играла в том немецком доме, а этот холуй сидел и слушал, и смотрел на тебя… А потом ещё и осмелился предложить… Замуж! Ты – за него! Агата… Вот, а больше ссор у них не было. Был Нёман, были скверы и парки, пианино, кухня и эта кровать. Да, и ещё сундук в прихожей, и нежная кожа для него, и покалывающие поцелуи для неё. А в этот день ещё и стирка. Уходя гулять, она замочила в большом жестяном тазу оставшееся постельное бельё, которое не успела выстирать днём. И теперь он, установив ребристую тёрку, тёр о неё бельё, а Агата носила из кухни кипяток и наполняла ванну, чтобы прополоскать. Разгорячённые, они не сразу услышали звонок в дверь. Переглянулись, и Станислав, вытерев кое-как руки, пошёл открывать. Раздался шум, радостный вскрик, и в ту же минуту Лиля повисла на Станиславе, обхватив за шею и зажмурившись. Не замечая его неподвижности, осыпала его лицо поцелуями, приговаривала что-то, какие-то бессмысленные и очень важные в такие минуты слова. Чувствуя, что ноги перестают слушаться, Агата заставила себя подойти к ним. Лиля наконец оторвалась от любимого, сверкнула радостно своими чёрными глазами, крепко обняла и хозяйку. - Агаточка, миленькая! Если бы вы знали, как я за вами соскучилась! - По вам, - машинально поправила Агата. Она знала, что за спиной Лили Станислав смотрит на неё, но боялась перевести на него взгляд. А Лиля уже снимала рюкзак, щебетала о своей поездке. Избавилась от шинели, и Агата с радостью отметила, что девушка поправилась. Её худоба всегда вызывала в ней щемящую жалость. - Ой, что вы, Агата, у моей тётки всё-всё есть! Она очень хорошо устроилась, работает на радиозаводе! У них там спецпаёк, особые карточки, и ещё продуктами к деньгам доплачивают! – Лиля как-то странно, как будто это касалось и его, взглянула на Станислава, но продолжать свою мысль не стала: - Ну, я вам потом всё-всё расскажу! Так устала, в поезде спали вповалку, вот спрашивается: что это на запад столько народу едет? Я понимаю ещё, из-за границы возвращаются, но с востока?.. - Наверное, просто мало поездов. Агата начинала справляться с собой. Она ведь стойкая, очень-очень стойкая. Она сможет выдержать и это. - Да, наверное. Ну, пойдёмте на кухню, я тут столько всего привезла, вам на месяц хватит! - Нам?.. - Ну да, а сколько вам одной-то надо? Вы же так мало едите, как птичка… - И Лиля снова загадочно улыбнулась. – А мы со Стасиком скоро в Минск уедем. Я ведь упорная, если захочу - своего добьюсь. Тётка уже на заводе говорила, меня возьмут сначала ученицей, а Станислава переведут… Мы с комендантом в хороших отношениях… Агата тут же беспечно откликнулась: - Я очень рада за вас, Лиля. Но боюсь, что не смогу составить вам за ужином компанию. Не очень хорошо себя чувствую и устала: стирка… Только сейчас Лиля заметила, чем занимались обитатели квартиры перед её приездом. Растерянно посмотрела на таз, над которым поднимался пар, на уже развешанное почти под потолком бельё… - Но как же… А я думала… - Ничего. – Агата ласково дотронулась до её плеча. – Идите, отдыхайте, занимайтесь своими делами. А я закончу в ванной и позову вас. Вам ведь с дороги умыться надо. - Я помогу. – Станислав исподлобья спокойно смотрел на неё. Наконец-то она посмотрела на него. Взгляд у него был тёплый, очень-очень тёплый. Улыбаясь, покачала головой. - Нет, не надо. Я сама. – И, не дожидаясь ответа, пошла в ванную. Закрыла дверь, хоть было и очень жарко, села на край ванны, почувствовав, что если не сделает этого, то упадёт. Уйти? Да, прямо сейчас, набросить плащ и уйти куда угодно. Она этой ночи не перенесёт, и с ней случится истерика. Потом объяснять, успокаивать Лилю и его самого… Слишком много шума. Лиле и так будет тяжело. Если только он… Но и уйти она не смогла. Просто не было сил. Лишь подойдя к вешалке, поняла, что не сможет. Значит, просто уйти в спальню, закрыть дверь, накрыться одеялом с головой… И ничего, ничего не слышать и ни о чём, ни о чём не думать. Эти двое совсем немного посидели в кухне, ту же ушли в свою комнатку. У Агаты было чувство, что всё вернулось. Что ничего не было. Наверное, ей всё приснилось. Она так сильно этого хотела, что ей показалось, что всё случилось на самом деле. Наконец услышала громкие голоса, Лиля что-то кричала… «Я же твоя жена, я всё расскажу товарищу Михееву!..»… Агата закрыла уши руками, натянула одеяло. За всё нужно расплачиваться. И за ту ночь, когда она сделала первый шаг, зная, что будет с этой девушкой, - тоже. Станислав пришёл около часа. Долго стоял у двери, глядя на неё, и она испуганно, умоляюще на него смотрела, почти вжавшись в спинку кровати. - Всё будет хорошо, - сказал он наконец. – Ничего не бойся. - Она… она очень расстроилась? Он подошёл, тяжело опустился на край кровати. Руки были сжаты в кулаки. - Да, - ответил спокойно. – Но по-другому и быть не могло. Завтра утром она уйдёт. Она только за вещами приехала, возвращается обратно. Она хотела уйти сейчас, но я уговорил её остаться. - Да-да, конечно… Пусть остаётся столько, сколько нужно… И вообще, это ведь её жильё… Она имеет право… Она всё-таки не выдержала и расплакалась. Вот так, сколько ни готовься, а причинять боль другому всегда неожиданно. Ну, разве она виновата, что полюбила его. И Лиля не виновата. И всё же кому-то придётся отвечать. В эту ночь его объятия были особенно крепки. Он словно передавал ей свою уверенность, чтобы ни в чём, ни на грамм не было у неё сомнения. - Я завтра же подам рапорт Михееву. Он отошлёт его в штаб, и будем ждать. Пусть решают. А что решать? Что решать, когда двое людей хотят пожениться? Ей было страшно, очень страшно. И он прекрасно понимал, что «двое людей» - это ещё не всё, когда женщину вызывают в комендатуру по делу о связи с немецким офицером. Но он продолжал, как будто не хотел знать ни о каких препятствиях: - Мы поженимся и уедем в Москву. Я поступлю в академию, ведь почти все бумаги готовы, я ещё месяц назад говорил с Михеевым. Буду учиться в академии, а ты работать. В Москве много музыкальных школ, мы замечательно устроимся. Ты мне веришь? - Конечно. Всё так и будет… - Мы будем самыми счастливыми людьми на земле, Агата. Самыми счастливыми людьми на земле… [/i] |
|
| Автор: | soli [ 07 июл 2009, 23:47 ] |
| Заголовок сообщения: | |
natally, спасибо большое! Прочла сразу несколько глав! Быстро. Потом перечитала помедленнее, чтобы вместе с героями понять, какое чудо произошло с ними, в том, что они встретились!
И как-то страшновато прозвучала последняя фраза Станислава, в свете того, что мы знаем о доносе. Да и Лилю, как мне кажется, не стоит сбрасывать со счетов. Жду продолжения. Жутко хочется посмотреть фильм, но сделаю это только после последней главы. 
|
|
| Автор: | Zagagylj [ 08 июл 2009, 01:28 ] |
| Заголовок сообщения: | |
 Очень страшно за них. Хочется верить, что всё будет хорошо...а иначе как ?  Трудно читать, всё воспринимаешь болезненно и живо, словно я стою перед ними...
Наташа в этом твоя зуслуга, как замечательного автора! Пишешь очень чувственно и реально!
|
|
| Автор: | Дуся [ 08 июл 2009, 09:42 ] |
| Заголовок сообщения: | |
Прочитала два раза...начало такое тревожное, что торопилась убедиться - еще ничего не случилось.  Да, проблем не избежать и, учитывая, в какое время живут ГГ, ждать можно чего угодно, но только не легкого разрешения всех вопросов!natally писал(а): Лиля что-то кричала… «Я же твоя жена, я всё расскажу товарищу Михееву!..» Вот, и Лилю со счетов сбрасывать нельзя - она будет "бороться за любимого", не говоря уже о доносе, Тамберге и...короче, все против Агаты! natally писал(а): - Мы будем самыми счастливыми людьми на земле, Агата. Самыми счастливыми людьми на земле… Помоги им, Господи!!!Zagagylj писал(а): Хочется верить, что всё будет хорошо...а иначе как ? ППКС и СЯП!
Наташа!
|
|
| Автор: | РЫСЬ [ 11 июл 2009, 19:02 ] |
| Заголовок сообщения: | |
...а мне кажется, что всё кончится ужасно. Но все равно очень интересно и понравилось. Спасибо, Наталли!
|
|
| Автор: | natally [ 13 июл 2009, 14:28 ] |
| Заголовок сообщения: | |
soli, Zagagylj, Дуся, РЫСЬ, спасибо большое, так приятно приехать и почитать отзывы.
Главу постараюсь выложить на днях, уже начала писать. P.S. Кстати, впечатления о питерском "Пигмалионе" выложу здесь, в своём разделе, в теме "У камина". Немного позже.
|
|
| Автор: | РЫСЬ [ 13 июл 2009, 19:35 ] |
| Заголовок сообщения: | |
natally писал(а): Кстати, впечатления о питерском "Пигмалионе" выложу здесь, в своём разделе, в теме "У камина". Немного позже.
_________________ ... 
|
|
| Автор: | natally [ 22 июл 2009, 22:15 ] |
| Заголовок сообщения: | |
7 На крыльце комендатуры Станислав столкнулся с Лилей. Он сначала не узнал её, слишком неожиданной была эта встреча. Ещё вчера утром она должна была уехать в Минск. Ни слова о том, что у неё есть какие-то дела в городе, он не слышал… Она прятала глаза и говорить с ним явно не хотела. Но он остановил её. - Что ты здесь делаешь? Ты же вроде бы уволилась? - Ну, уволилась, - неохотно откликнулась она. – А что, нельзя повидаться с друзьями? – Она наконец посмотрела на него, и он поразился её взгляду. Ненависть, вызов… Никогда бы не подумал, что она может ТАК смотреть. - Что с тобой? – тихо спросил Станислав. - А ты сходи к коменданту, там узнаешь! – сверкнула она вдруг какой-то странной, вызвавшей неприятное чувство улыбкой и подалась мимо него вниз по ступенькам. Он задержал её за руку, обернулся. - Что ты имеешь в виду? Она зло дёрнулась, вырвала руку. И уже не улыбалась. - Что, боишься? Не бойся, ничего я тебе не сделаю. Пётр Петрович спросил, я ответила… А к кому ещё мне податься? Он выпустил её руку, чувствуя, как какое-то омерзение поднимается в душе. Значит, она всё-таки это сделала… Они с Агатой были уверены, что эти угрозы - лишь защита обиженной девушки. И в самом деле, к кому ей было податься… Кроме него, в этом городе у неё никого не было. Защищаясь, она сыпала проклятьями – бессильными, жалкими, жалкими до слёз. Агата и плакала… Ну, вот он видит её теперь здесь. Здесь, на крыльце учреждения, в котором обещала найти защиту. И, похоже, нашла… - Лиля, послушай… - Не буду я ничего слушать! Хватит, наслушалась… А я её ещё защищала, жалела, - горько усмехнулась Лиля. – Вы думаете, я глупая? Я, может, и глупая, но свои права знаю. И знаю, что у буржуек прав нету… - На что? – внезапно обозлился он. Надоело. Надоело терпеть эти оскорбления, которые к Агате никакого отношения не имеют. Она непонимающе смотрела на него своими живыми, круглыми, как пуговицы, глазами… Уточнил уже спокойней: - На что у неё прав нет? Она мотнула головой. - На тебя! На моего мужа! Он вздохнул обречённо. Как объяснить? Невозможно… А принять как данность она не хочет. - Ладно, иди… Тебе ничего не нужно? Где ты ночуешь? Лиля деловито поправила пояс на платье, спокойно посмотрела на него. - Где надо, там и ночую. У Зойки угол сняла на пару дней… А ты почему такой заботливый? Может, всё-таки передумаешь? Он вновь всмотрелся в её лицо. Бедная девочка серьёзно на это надеется, и ничто не сможет её переубедить. - Нет, Лиля. Не передумаю. - Ты, может, и жениться на ней хочешь? – Она засмеялась. - Иди, Лиля… Поднялся по ступенькам задумчиво, тяжело. Безотчётным движением достал пропуск, не заметил, как дежурный кивнул, пропуская. Никогда не задумывался о том, что соединить судьбу с любимой женщиной может быть так трудно. Казалось бы, чего проще; главное было – найти. Вот на это могла уйти жизнь, но он так и не повстречал бы ту, что где-то ждала его, тоже не зная о его существовании. Им повезло. Им несказанно повезло, они нашли друг друга. И что? На этом всё закончилось? Похоже, да. Людям не терпится сделать так, чтобы на этом всё закончилось. Ну нет, не для этого он полюбил в первый и последний раз в жизни. В дверях он столкнулся с двумя военными, своими подчинёнными, они выходили от коменданта. Отдали честь, молча прошли мимо него. Он обернулся - Михеев поднял глаза, кивнул небрежно на стул и снова склонился над разложенной на столе огромной картой. Испещрённой разноцветными линиями, стрелками и надписями. Станиславу казалось, что он с закрытыми глазами может отыскать на этой карте то, что нужно. Он знал её наизусть, она снилась ему. - Ну что, капитан, со стороны Литвы покоя не дают. Вчера на ойлипской заставе взяли одного. Приходил к знакомым за продуктами… Показывает, что новые формирования у границы. – Михеев устало, медленно распрямился, вздохнул. Взглянул на Станислава умными выцветшими глазами. – Свежее пополнение, одеты, обуты. Центр кипятится, требует обезвреживания. – Он кивнул на телефонограмму, лежащую тут же, на столе. – Вон, почитай. Сроки установлены. Если до выходных не справимся, грозятся сменить комендатуру… Станислав пробежал глазами скачущие строчки. Всё как всегда… приказано… если бандформирования не будут обезврежены в установленные сроки… трибунал… командующий… - Что за паника? – спросил, кладя листок обратно. - Так с проверкой же из самой Москвы по Белоруссии едут… слышал, наверное?.. Ну вот, а тут мы со своим бельмом на глазу… - Михеев снова вздохнул. – И ты ещё со своими романами… Станислав спокойно взглянул на него. - Здесь как раз всё просто. Я женюсь и еду поступать в академию, как и собирался. - Женишься?.. – Михеев, усмехнувшись, покачал головой. – Как бы не так. Вернее, женишься, но не Клаевской… - Бред. – Руки сжались в кулаки. Михеев беззлобно принял его реакцию. Опустился на стул, поправил воротничок мундира. - Может, и бред, но только что ко мне приходила твоя невеста… Просит повлиять на тебя, ты совсем от рук отбился… Обманывал девушку, завлёк её, а сам в кусты… Нехорошо. - Ты серьёзно предлагаешь мне жениться на Лиле? - А что мне остаётся делать? Ты знаешь, каким тоном со мной Седаков разговаривал? – Михеев покачал головой. – С этим не шутят, капитан. Приказ ясен: расписаться с Сильвич и съехать от Клаевской. Иначе… сам знаешь, что тебя ожидает. Станислав уговаривал себя не горячиться. Михеев был в хорошем расположении духа, нужно было расположить его и к себе. К тому же, у него на руках был козырь. Серьёзный, он давно уже ждал момента, чтобы предъявить его. Был у него один знакомый… В 44-м вместе выходили из окружения, политрук спецбатальона. Прощаясь, сказал: если что-то понадобится, найди, помогу… Станислав знал по слухам, что теперь Владимир Калинычев в Москве, занимает в своём ведомстве крупную должность. Сработало. Эта новость заинтересовала Михеева, глаза заблестели, как всякий раз, когда он нащупывал выход из сложных ситуаций. Станислав видел, что ему и самому неприятно заниматься всей этой вознёй. Но, конечно, показывать он этого не стал и продолжал упорствовать. Теперь это уже было вроде игры, Станислав чувствовал, что обстоятельства на его стороне… - Ты же понимаешь, что я люблю её? И как я могу жениться на другой? - Эх, Громов… Салага ты ещё, в жизни и не такое бывает… Чтобы спасти себя… и её, люди и не на такое шли… Станислав твёрдо покачал головой. - Это инквизиция какая-то, а мы, слава богу, в 20 веке живём… Ну, помоги, сделай что-нибудь! Ты же не хуже меня знаешь, что она ни в чём не виновата… - Знаю, знаю… А что я могу сделать, если бумажки эти сыплются со всех сторон? Соседка эта неугомонная, а теперь ещё и любовница твоя… Ты, капитан, просто гигант какой-то. В такое время амуры крутить… - Ну, человек ты или нет? Я просто прошу тебя послать письмо Калинычеву, изложить суть дела. Больше ничего. Чем ты рискуешь? - Да как не поймёшь ты, что уже нельзя ничего за спиной НРКД делать!.. – Михеев вскочил со стула, подошёл к окну. – Прикажешь им о твоей просьбе докладывать? Да я из кабинета не выйду за бряцанье фамилиями, тут же наручники наденут… - Ты преувеличиваешь, не надо им ничего знать. Просто напиши, и всё. И я напишу. Полковник поможет, он мне жизнью обязан… И все документы на Агату надо туда послать. Как только дело окажется в Москве, Седаков уже ничего не сможет сделать… - Ну, ладно, ладно. Ты много-то полномочий на себя не бери, без тебя разберутся… - Михеев раздражённо дёрнул своей лысеющей головой. – Иди. Буду думать… Нет, обожди. Уже у двери Станислав обернулся. Михеев жёстко смотрел на него. - Сегодня же съедешь оттуда. Сейчас же, слышишь, капитан?.. Пока разместишься в казарме, я распоряжусь, чтобы для тебя место освободили… И на глаза с этой Клаевской никому не попадайся, вообще забудь о ней… на время. По-хорошему прошу, ради тебя самого… Что молчишь, в лице изменился? Опять будешь спорить? - Не буду… Разрешите идти, товарищ подполковник? - Иди… *** Сплошная стена ливня не давала видеть даже на расстоянии шага. Бурлящие потоки устремлялись по песчаному откосу, туда, где улица уходила под гору; вода вздувалась лопающимися пузырями. Станислав не был здесь всего неделю, а уже не узнавал улицы. Сейчас, глубокой ночью, в феерическом бушеванье дождя он не узнал бы ни одной улицы в мире, и всё-таки было страшно от того, что она казалась ему чужой. Но вот наконец дом, и двор, и подъезд. С трудом отведя тяжёлую дверь под порывом ветра, он выдохнул с облегчением, ступив в сухое тихое пространство. Знакомое. Даже запахи здесь были знакомыми. Сколько раз он поднимался по этой тёмной – глаз выколи – лестнице, возвращаясь ночью со службы… Сколько раз безошибочно оказывался у нужной двери… Казалось, он мог по памяти сказать, сколько ступенек ему приходилось преодолеть. Но сейчас всё было по-другому. Сейчас он не шёл, он летел по лестнице вверх и ни о чём не думал. От нетерпения дрожали руки. Сегодня, когда он всё-таки решился прийти сюда, он почему-то долго мучился вопросом, звонить ему в дверь или открыть своим ключом. Ключ всё ещё лежал в кармане шинели. А в результате – постучал. Тихо постучал в дверь, прислушиваясь к звукам за нею. Услышав наконец шаги, внезапно ослабел и опёрся рукой о косяк. И все мысли, все тягостные мысли улетучились. Кроме одной, лёгкой и радостной. Ей, этой мысли, суждено было просуществовать лишь несколько мгновений. Дверь открылась, и он увидел бледное лицо, сухие глаза с тёмными кругами под ними… В любой темноте он смог бы разглядеть это лицо. Сколько раз за эти дни он представлял себе, как они встретятся, как она откроет ему… Но сейчас строгое, горестное выражение её лица помешало кинуться к ней, обнять. Несколько секунд она смотрела на него и ушла вглубь квартиры. Он вошёл, закрыл дверь, стараясь не шуметь. И не думать о том, как запахи уже этого пространства навалились на него всеми своими воспоминаниями. Агата стояла в спальне у окна и смотрела на дверь. Когда он вошёл, не сдвинулась с места. - Почему ты не отвечала на мои записки? – хрипло спросил он. - Зачем ты пришёл? Она не узнавал её голоса, не узнавал её. Что-то сделалось с нею, она не жила, она… Он стремительно шагнул к ней, но своим новым строгим взглядом она остановила его. - Тебе нельзя приходить. Ты же знаешь! – негодующе и в то же время жалостливо проговорила она. - Но я уже здесь, - покорно ответил он. – Ты прогонишь меня? Она помедлила, но всё же сказала: - Да. Тебе нельзя здесь быть. За квартирой наверняка следят. Что ты наделал! - Агата, я… - Нет, не надо, не надо… - Её голос дрогнул, и она, стянув полы халата у самого горла, поёжилась. – Я тебе уже говорила: я боюсь. Боюсь за тебя, понимаешь ты или нет?!.. Тебе нельзя со мной… У тебя карьера, служба… И что будет, если они тебя увидят… Не мучай меня, пожалуйста, уходи… Он слушал этот потусторонний, внутренний её голос, как будто идущий из глубины души, и думал о том, сколько же дней она ни с кем не говорила, кроме себя… А ведь он хотел сообщить ей радостную новость, был уверен, что она обрадуется ему… - Послушай меня, - заговорил он. - Калинычев уже дал ответ, документы на тебя ушли в Москву. Осталось совсем немного, ну не сдавайся, родная… Потерпи ещё чуть-чуть… Она смотрела на него, болезненно сдвинув брови, внимательно слушая, но всё равно у него было ощущение, что она не понимает, что он говорит. За эту неделю, что они не виделись, произошло столько всего. Он хлопотал, суетился, готовил бумаги, разговаривал с нужными людьми… Но она всего этого не знала. Уйдя отсюда в тот день, когда ему приказали съехать, он оставил ей пустоту. Уходил озабоченно, деловито; сбитая с толку, ошарашенная, она помогала ему собирать вещи. И лишь потом осознала, что случилось, а он, идиот, не подумал, как это всё может отразиться на ней. Писал ей записки и передавал с разными людьми, но не получал ответа. И вот сегодня, когда пришёл наконец ответ из Москвы, не выдержал и решил прийти сюда. И нашёл её в этом состоянии… Немедленно забрать её отсюда или остаться самому, и будь что будет. Но, как только он принял это решение и снова шагнул к ней, она резко повернулась к нему спиной, и худенькие плечи её вздрогнули. От мысли о том, сколько раз за эту неделю она стояла вот так, у окна, тихо плача, и ожидая, и боясь, что он придёт, у него сжалось сердце. Он подошёл, дотронулся до её плеча. Осторожно, чтобы не спугнуть. Обмануть её, усыпить, а потом взять в руки, как маленькую птичку, и больше не отпускать, как бы она ни вырывалась, пока не затихнет, не успокоится. - Ну, хорошо, только не плачь… Я сейчас уйду… Она застыла, свела плечи от его прикосновения. И вдруг повернула голову и, наклонившись, поцеловала его руку на своём плече. Он тихонько шагнул ещё раз и притянул её к себе. Ослабев, она стала опускаться на пол, но он удержал её и, повернув к себе, крепко обнял. Донёс до кровати, лёг рядом и, отведя руками волосы от лица, стал мелко-мелко целовать. У неё снова потекли слёзы, она прикрыла глаза. - Ты сейчас уйдёшь, - убеждённо кивала, всхлипывая. - Конечно, уйду… Сейчас, сейчас уйду… Целая вечность. Целая вечность до этого «сейчас». Столько времени. И её гордая, но бесконечно податливая женственность вся его. А у него не хватает смелости сказать, что он не уйдёт. И даже если уйдёт «сейчас», то «служба и карьера» будут только с нею. Прошло ещё несколько дней. Теперь, уже зная, как она страдает, он не мог оставить её даже на одну ночь. Один бог знает, скольких усилий стоило ему успокоить её, внушить, что всё идёт своим чередом и ему ничего не угрожает. Он рисковал, конечно, приходя сюда, но по сравнению с опасностью, грозившей ей, если бы он снова оставил её одну, этот риск казался пустячным. Они не посмеют. Полковник уже дал ход делу, и в Москве рассматривают вопрос его брака и назначения на учёбу в академии. По крайней мере, с Сильвич вопрос решился – его оставили в покое, а её вызвали и намекнули, что больше не стоит упорствовать. В конце концов, может и он иногда воспользоваться своими армейскими связями. Агата взяла себя в руки, успокоилась. Он понимал, что такой удар не мог пройти для неё даром, она не ожидала, не была готова. И теперь, собравшись, по своему обыкновению делала вид, что сильная и всё выдержит. Она и была сильной, и всё бы выдержала, но всё в нём противилось тому, чтобы испытывать её на прочность. Пока он рядом, в этом не будет необходимости. Его собственной выдержки хватит на двоих. Всё шло хорошо, Михеев как будто и забыл об этой истории, пусть даже временно, и при встречах улыбался ему. Другие офицеры из казармы делали вид, что не знают, куда он уходит по ночам, и однажды, когда его отсутствие заметили, один из них прикрыл его. Он выставил всей казарме ящик трофейного коньяку (достал втридорога у одной ушлой вдовы-бакалейщицы), и его почти открыто поздравляли с будущей свадьбой, сочувствуя и предлагая помощь. Но и служба шла своим чередом. В преддверии проверки обстановка в гарнизоне была нервной, его отряду всё-таки назначили рейд – так, ничего особенного, профилактика. В окрестностях пока было тихо. Он забежал к Агате на несколько минут; старался выглядеть беспечным, весёлым. Выложил из вещмешка продукты; бутылка с подсолнечным маслом с плотной, сделанной из газеты пробкой возвышалась на столе, горделиво и успокаивающе. Агата не будет голодной, ведь пообещала ему, что будет нормально питаться. За всё это время она стала совсем худенькой, прозрачной, но в последние дни окрепла, улыбалась, как прежде. И сейчас от всего её существа исходило спокойствие; он знал, что это больше ради него, но верил, что она действительно справится. - Это надолго? - Самое большое – на несколько дней… Не волнуйся, хорошо? Я вернусь, и разрешение наверняка уже будет получено. Она кивнула, улыбаясь. - Я была такой дурочкой, заставила тебя переживать. Но сейчас всё будет по-другому, ты ни о чём не думай, просто иди и возвращайся… Он наклонился, поцеловал её. Губы её были тёплыми, чуть дрогнули, приоткрываясь. Он закрыл глаза. Он не знал, как служили его дед и прадед, как прощались с любимыми, уходя на войну. Это казалось невозможным. Какое счастье, что война осталась позади. - Я вернусь, - шепнул он и, выпустив её руку уже за порогом, стал спускаться по лестнице. Дверь не закрывалась. И уже внизу, выходя из подъезда, он не слышал звука захлопываемой двери. Грузовик трясся на ухабах изрытой войной дороги. Ночь была душной. Он расстегнул ворот мундира, снял фуражку. Вспомнилась вдруг роза, которую он принёс Агате в день её рождения. Она, эта роза, лежит сейчас засушенной между страницами старой книги. История Соловьёва, он помнил название. - Товарищ капитан, здесь болота поднялись, - окликнул его лейтенант Синицын, не поднимая глаз от планшета, разложенного на коленях. Станислав вынул свой планшет и погрузился в изучение плана местности. Выстрел был одиночным и очень громким. Заливая планшет кровью, Синицын согнулся и упал на пол грузовика. Станислав коротко, но сильно ударил ладонью по кабине, и водитель тут же остановил машину. Солдаты тихо спрыгивали на землю один за другим, затаились за грузовиком. …Выбираясь из леса под утро, он вспоминал, скольких и при каких обстоятельства они потеряли этой ночью. Это важно было для отчёта; назначат комиссию, поедут осматривать место, где шёл бой. Бандиты отрезали их друг от друга, он не знал, сколько ещё товарищей выбираются теперь так же, как он. Убили Иванцева, это он видел. Он подполз к нему, но мёртвые голубые глаза смотрели в небо. И тут же автоматная очередь прошила воздух над его головой. Он пригнулся, вжался в землю, но через мгновение выдал очередь из своего автомата. Серое пятно за деревьями исчезло, и наступила тишина. Этот лес он знал плохо, в основном работал на польской границе. Вспоминал план по памяти и шёл теперь на юг по рано взошедшему июльскому солнцу. В кобуре ещё оставался пистолет - автомат он выбросил, как только закончились патроны. Пламенеющий диск солнца медленно, но стремительно поднимался слева от него. [/i] |
|
| Автор: | soli [ 22 июл 2009, 23:43 ] |
| Заголовок сообщения: | |
natally, спасибо!
Да... Лиля все-таки исполнила свои угрозы! И как же эта "бедная девочка" представляла себе совместную жизнь со Станиславом, после такой принудительной женитьбы на себе любимой! 
Судьба подарила Агате еще немного счастливых дней. Что же будет? Неужели, они расстались навсегда? |
|
| Автор: | Дуся [ 23 июл 2009, 23:02 ] |
| Заголовок сообщения: | |
Спасибо, natally!
Душа за них болит...но ты же не убьешь своего офицера с розой? Столько нежности в Станиславе...наверное, суровое время и близость опасности обостряют чувства. |
|
| Автор: | natally [ 11 авг 2009, 15:24 ] |
| Заголовок сообщения: | |
ДевАчки, простите, не откликнулась!  Спасибочки вам, что терпели эти долгие перерывы. Ну, вот последняя глава... (но, возможно, только первой части  )
|
|
| Автор: | natally [ 11 авг 2009, 15:27 ] |
| Заголовок сообщения: | |
8 Солнце заливало площадь. Агата шла навстречу солнцу и почти ничего не видела, поэтому фигура Ванды возникла перед ней неожиданно, как будто выросла, определилась из сотканного лучами полотна. - Агата! - Ванда... - Ты куда, откуда? - Домой… Я ведь работаю теперь, в школе в Вербинском районе… Слышала, открыли? - Да слышала, слышала. Я-то пока не собираюсь… Холёная, расцветшая Ванда смотрела на неё сверху вниз, и у Агаты было ощущение, что не из-за высокого роста. Какое-то превосходство в глазах, даже лёгкое презрение… Надо же, как быстро всё забывается, устало подумала Агата. Ведь ещё недавно её как будто к земле пригибало. Глаза как у побитой собаки, землистое лицо… Ну, и слава богу, что поднялась, что так изменилась. Не каждому удаётся выйти нетронутым из такой мясорубки, и не Агате винить этих людей. Только жаль, что близость между ними, которая уже показалась ей возможной, становилась всё эфемерней. Она одна. Одна, одна… Ванда заметила, как воспалённые глаза её увлажнились. И выражение лица тут же стало скорбно-встревоженным: - Что случилось, Агаточка? У тебя беда какая-то? Сделав над собой усилие, Агата благодарно улыбнулась. Никогда не стОит делать поспешных выводов о людях. Покачала головой. - Нет-нет, всё в порядке… - И снова слабая улыбка тронула её губы. - Я плохо выгляжу, да? Ванда в замешательстве помедлила, продолжая внимательно вглядываться в её лицо. - Ну, вообще-то да. Бледная, глаза опухшие. Ты здорова? - Да, да, не волнуйся! Наверное, это от того, что я долго не работала… Знаешь, так бывает, перемена обстановки, рано вставать приходится, а потом идти через весь город… - И в самом деле – ты что, ходишь в Вербинский пешком?!.. - Ну конечно, а как ещё. Иногда, если повезёт, на телеге подвезут, но в основном пешком… Ванда проводила её до подъезда и ещё немного постояла, дожидаясь, пока Агата поднимется к себе. И, только увидев в одном из окон приветливо улыбающееся лицо, повернулась и пошла по улице. Агата смотрела ей вслед из окна. Через несколько дней Ванда навестила её. Это было поздно вечером; извинившись, Ванда многословно и шумно объясняла, что не знает, когда она возвращается из школы. Войдя, она сразу же направилась на кухню, стала вываливать из огромной сумки продукты. Агата слабо протестовала, но подруга вместе с жестковатой коркой, покрывшей душу в результате всех испытаний, приобрела ещё и непреклонность. Даже не слушала её. Агата понимала, что этой суетливостью, шумностью Ванда прикрывала неловкость от одной простой вещи: ей хочется помочь ей, но выслушивать благодарности – нет. К тому же она не хотела, чтобы Агата заподозрила, насколько Ванда была поражена её видом при встрече, и делала вид, что эта помощь в порядке вещей, что ничего особенного не произошло. Агата грустно приняла всё это, не разбираясь, не раскрывая сути. К чему? Ведь она и сама знает, что изменилась. И всё останется по-прежнему, если… Она не хотела ни о чём рассказывать. Она собиралась просто поблагодарить Ванду, послушать воспоминания. Именно послушать, потому что вспоминать самой не было сил. Посидеть с ней тихонько в гостиной, изредка поглядывая на открытую крышку фортепиано. По вечерам теперь она почти не закрывает эту крышку… Нет, ей не трудно идти полтора километра пешком. Ноги сами несут её домой… Убедившись в оглушающей тишине квартиры, она садится играть. Смотреть на дверь. Ждать. И такое уж сегодня было лицо у Ванды, что слова полились сами собой. Ни стыда, ни желания скрыть, чтобы оберечь, охранить. Почему-то она поняла, что Ванда тоже будет оберегать и охранять её тайну. - И сколько же ты ждёшь его? - Почти месяц… Комендант знает, он обещал прислать кого-нибудь, если станет известно. Но я всё равно хожу туда. Сама хожу, понимаешь? Мне нужно слышать, что… Ванда кивнула. - …что не нашли. Тело не нашли. - Да. Ванда помолчала в задумчивости. - А что говорит комендант? Куда в таких случаях может пропасть человек? Агата ответила не сразу. Не глядя на Ванду, нервно теребила мохнатый край своей старенькой шали. От богатой некогда, густой бахромы за этот месяц почти ничего не осталось. - Пропадает «без вести». Они так это называют. Но это во время войны, а сейчас он, Михеев, уверен, что Станислав найдётся. Не может быть, чтобы никто не видел и не слышал… - Но они же расспрашивали людей из деревень? Знают хотя бы примерно место, где он был в последний раз? - Удалось выяснить место в лесу, куда он вышел после перестрелки… Потом на каком-то хуторе одна бабушка поила его молоком… Сказала, он ушёл на юг… Шёл и шёл на юг… И всё, больше никаких следов… Все вернулись, а его нет. Агата подняла на неё глаза. Они одни остались живы на безжизненном, застывшем лице. В глубине этих светло-карих переменчивых глаз, где-то на дне их теплилась надежда. Слабая, мерцающая. Ванда спросила себя, кто осмелится когда-нибудь сказать ей правду, если она всё-таки выяснится. Кто осмелится затоптать эту искорку сапогом. И ответила: никто. Она ничего не будет знать, эта маленькая сильная женщина, которая сейчас кажется такой слабой. Так и проживёт всю жизнь, играя по вечерам на фортепиано и глядя в анфиладу открытых в подъезд дверей… Когда она уходила, сказала: - Прикрой всё-таки дверь, нехорошо это, Агаточка. Время такое… сама знаешь. Мало ли кто обидит. Ты что же, и ночью дверь не закрываешь? Агата молча покачала головой. И у Ванды не хватило сил настаивать. Одно она знала точно: теперь она будет приходить сюда, как только появится время. Обещание, данное самой себе, она сдержала. Через мужа, военного интенданта, разузнала то, о чём Агата говорила путано и невнятно. Не интересовало её это. Её вообще ничего не интересовало, кроме одного. И всё-таки… Это было важно. - Ты знаешь, что Калинычев занимается этим делом? Всю комендатуру на ноги поднял, и даже другое ведомство… - Ванда прикусила язык и продолжала: – Станислав писал ему о тебе, просил помочь, если что… Сегодня прислали на тебя запрос. Ты можешь в любое время уехать в Москву. По его рекомендации помогут с жильём и работой. Устроишься и спокойно будешь ждать его. А здесь Михеев всё сделает, направит, если что… Искорка испуганно взметнулась со своего приюта на дне Агатиных глаз, затрепетала, и Ванде в ту же секунду захотелось защитить её – от своих же слов. - Уехать… отсюда? Он придёт, а меня… нет?.. Ванда уже и сама жалела о своих словах. Поддавшись внезапному порыву, обняла её крепко. - Ты есть… есть… успокойся… И он есть… И он вернётся… Возможно, позже удастся уговорить её. Что её ждёт здесь, в Гродно? Полунищее, одинокое существование, она похоронит себя заживо, уже и сейчас лица нет, и это в лучшие годы, а что будет потом?.. А в Москве – новые люди, интересная работа… Привыкнет, познакомится с кем-нибудь… И офицер её понимал это, потому и позаботился о её будущем. Ради него она должна согласиться!.. Но – позже. Сейчас, конечно, не поймёт… В один из вечеров у порога послышались шаги. Кто-то поднялся по лестнице и остановился у двери. Не показывая тревоги, Ванда деловито поднялась с дивана в гостиной, пошла в прихожую. Агата сидела – бледная, с прямой спиной, устремив строгий напряжённый взгляд на сложенные на коленях руки. Дверь робко подалась вперёд, и в прихожую ступила девушка – две длинные чёрные косы, закрытый холщовый сарафан, натруженные, странно не соответствующие возрасту кисти рук. Даже плотная ткань сарафана не могла скрыть – молодая женщина была беременна. - Вы к кому? – спросила Ванда и не узнала своего голоса. Обстановка в этой квартире, самый воздух в ней – воздух ожидания – действовали на неё угнетающе. - Я к Агате… - Через её плечо девушка силилась заглянуть в квартиру, но Ванда была женщиной высокой и решительной. Она не сдвинулась с места. - Вы постойте здесь, а я пойду спрошу… Но голос Агаты за спиной заставил обернуться. - Ванда, это Лиля… Пусти её… Ванда отступила. Сколько времени длилось молчание, когда две женщины смотрели друг на друга, Ванда и потом, вспоминая, не могла сказать. Одно она в эти минуты поняла: ей здесь делать нечего. Жутковатая догадка мелькнула в голове, но она прогнала её. Чего раньше времени беспокоиться, Агата захочет – сама расскажет. А она, Ванда, - поможет. Почему-то очень было важно помочь. Иногда, в какую-нибудь особенно горькую минуту, когда внезапно растревоженная чем-то память поднимала на поверхность всю пену воспоминаний, она готова была броситься перед нелюбимым мужем на колени и целовать ему руки. Он ведь тоже – помог… Сын теперь обут, одет, накормлен, глаза весёлые и перестали быть похожими на глаза старичка… Ванда ушла, оставив женщин наедине. *** Что-то случилось с ней в эти минуты, что-то произошло. Лишь несколько секунд она смотрела на Лилино лицо, а потом опустила глаза ниже – и уже не могла отвести взгляд. Это простое величественное свидетельство потрясло её. Как никогда за эти мучительные дни и недели, она почувствовала, что Станислав – жив. Сейчас, глядя на живот Лили, где билось сердце, текла по венам и артериям кровь его ребёнка, никаким словам, никаким доказательствам она бы не поверила. Он жив, и где-то бьётся и его сердце. Они плакали долго – некрасиво, навзрыд, размазывая слёзы по лицу и утешая друг друга. Сидели, обнявшись, и никакая сила не могла бы их разъединить. Для Агаты в этом будущем ребёнке сосредоточился смысл всего. Она будет любить его, заботиться о нём. Помогать растить его – для Станислава, когда он вернётся. Бог не оставил ей самой ничего от него, но дал им с Лилей маленькую надежду, протянул ниточку, и ожидание её не будет бессмысленным. - Я теперь не оставлю вас, - успокоившись, решительно говорила Лиля. – Вы совсем похудели, не едите, наверное, ничего?.. А я ем. Сколько я ем, Агата! – краснея от стеснения и гордости, восклицала она. – Тётка ругается, говорит, скоро в дверь не пройду, вы знаете, какие у нас в цеху двери?.. – И она сама смеялась, описывая руками полукруг. – А ещё долго ходить, сроку-то всего несколько месяцев… Я же, когда приезжала к вам, ещё не знала… Думала, из-за войны всё нарушилось… И злилась на себя, толстею и толстею… А вот видите, не нарушилось. Всё нормально работает. Сердце Агаты плавилось от нежности при виде этой чистоты, наивности, преданности… Всегда, всегда она с нежностью относилась к этой девушке. И не со зла причинила ей боль, не хотела рушить ей жизнь. Знала, чувствовала, что она не будет счастлива со Станиславом. Теперь Лиля и вправду расцвела. Новая жизнь и беременность красили её, делали свежей, женственной, распустившейся… - Я на вас зла не держу. Всё забудьте, как будто ничего и не было. Я всё понимаю. Мне потом тётка многое объяснила… Это она меня жаловаться, требовать отговорила… Да я и сама разве не понимаю? Кто я – и кто вы? Понятно, что вы с ним одного поля ягоды… Умные, образованные… Я потом всё время ту розу вспоминала, что он вам на день рожденья подарил. Уже тогда что-то было, только я, глупая, не заметила… А вы любили его, да, Агата? – с интересом, почти с любопытством заглядывала она Агате в глаза. - Я его и сейчас люблю, Лилечка… - Любите?.. – Лиля внимательно смотрела на неё. – Вы думаете, он живой? Вернётся? - Я знаю это. - Знаете? Как это? - Ну, чувствую… И сейчас, когда тебя увидела, ещё сильнее почувствовала… - Хм… Не знаю. Если он в плен к бандитам попал, редко кому живым выбраться удавалось… Агата посмотрела на неё. Здоровый, беззаботный вид. Простая жестокая мудрость, унаследованная от простых, жестоких, мудрых предков. Мёртвых похорони – и запрети себе оглядываться назад, живи дальше. Ради детей, ради будущего. А она так не могла. Не могла. Любовь сплелась с её руками, ногами, нервами, сердцем… Пока всё это живо, жива её любовь. И никогда не сможет она без него стать здоровой и беззаботной. Рефлексия? Гнилая интеллигентность? Но что может быть проще и естественней любви?.. Лиля наотрез отказалась остаться, сказала, что у подруги замечательно устроилась. С завода отпустили её на несколько дней; как только приехавшая в Минск знакомая сообщила ей о случившемся, она тут же собралась в путь. К ней, к Агате. Разузнать, как она живёт, не надо ли ей чего. И она очень рада, что Агата держится. Так и надо, и очень хорошо. Только голову держать высоко и руки не опускать. Это слова тётки, а тётка у неё очень умная, «жизненная» женщина… С высшим образованием, и замужем была за профессором, его немцы убили… Расстались они за полночь, Лиля обещала прийти завтра, как только Агата вернётся из школы. Уже со ступенек лестницы покосилась на оставшуюся приоткрытой дверь, но ничего не сказала, только улыбнулась ободряюще и, взмахнув косами, как девчонка, сбежала вниз по лестнице. «Осторожней!..» - только успела крикнуть Агата, но Лилины шаги были слышны уже этажом ниже. Агата вошла в гостиную, подошла к фортепиано. Погладила клавиши, аккуратно закрыла крышку. Поздно, играть нельзя. Но можно поставить пластинку. Тихо-тихо, она никого не побеспокоит. Иголка патефона, шипя, заскользила по чёрной глади пластинки. Шуман… светлая печаль и робкое рождение весны. Она села в кресло, стоящее прямо напротив двери, поджала ноги, закутавшись в шаль. Лицо её было просветлевшим, спокойным, в уголках губ застыла лёгкая улыбка. Как хорошо, что пришла Лиля. Эта встреча принесла ясность, умиротворение, уверенность. Как той ненастной ночью во время бушевавшего дождя, когда Станислав пришёл к ней после недели разлуки, какая-то сила появилась в ней. Потом, когда он не вернулся, она снова стала слабой и растерянной, вплоть до сегодняшнего дня, до той минуты, пока не почувствовала, что он жив, благодаря его ребёнку в Лиле. И пусть она всё так же не знает, где он, не знает, увидит ли его когда-нибудь. Но теперь ей, вновь обрётшей силу, легче будет ждать. Он так хотел, чтобы она была сильной. Так надеялся на это, уходя, и она пообещала ему, но подвела, тая и расплываясь, как лёд на Нёмане весной… Больше этого не будет. Не будет, любимый! Я буду улыбаться. Улыбаться и верить, что когда-нибудь ты войдёшь в эту дверь. Снимешь шинель, положишь усталую голову мне на колени… Прижавшись щекой к плечу, она закрыла глаза. Ей казалось, что Станислав обнимает её, снова прикасается к её рукам, согревает их в своих. Может быть, сейчас ему холодно и он вспоминает её руки. А может быть… Слезинка выкатилась из-под ресниц и медленно поползла по щеке. Но она не знала этого, она уже спала. ----------------------- КОНЕЦ |
|
| Автор: | soli [ 31 авг 2009, 01:19 ] |
| Заголовок сообщения: | |
Давно не заглядывала и пропустила последнюю (?) главу.
Спасибо, natally!
Решила сначала посмотреть фильм, а уже потом прочесть окончание. Все же, мне больше понравился Ваш "Офицер..". Все намного логичнее в Вашем повествовании. И даже последний разговор с Лилей: natally писал(а): - Я на вас зла не держу. Всё забудьте, как будто ничего и не было. Я всё понимаю. Мне потом тётка многое объяснила… Это она меня жаловаться, требовать отговорила… Да я и сама разве не понимаю? Кто я – и кто вы? Понятно, что вы с ним одного поля ягоды… Умные, образованные… Я потом всё время ту розу вспоминала, что он вам на день рожденья подарил. Уже тогда что-то было, только я, глупая, не заметила… А вы любили его, да, Агата? – с интересом, почти с любопытством заглядывала она Агате в глаза.
- Я его и сейчас люблю, Лилечка… И мне не понравилось, что в конце фильма Матильда не ответила Лилиане на вопрос любила ли она Петера. Конечно, ее так ошеломило известие о гибели любимого! Но все-таки, могла она, ну, не знаю, обнять что ли в ответ Лилиану! Фильм как-то стремительно подошел к концу.
Жду с нетерпением вторую часть. 
Natally, можно надеяться?
|
|
| Автор: | natally [ 31 авг 2009, 13:53 ] |
| Заголовок сообщения: | |
soli, спасибо!
soli писал(а): Жду с нетерпением вторую часть.
Natally, можно надеяться? Да, можно. Мне показалось, что здесь ещё можно что-то сказать. 
|
|
| Автор: | soli [ 31 авг 2009, 16:43 ] |
| Заголовок сообщения: | |
natally писал(а): Мне показалось, что здесь ещё можно что-то сказать.
Ура!
Не умею говорить комплименты, к сожалению. Вы, natally, не представляете, с каким удовольствием я читаю Ваши произведения! Когда позволяет время и под определенное настроение, перечитываю какое-нибудь из них. В "Офицере..." явно стоит многоточие и поэтому так хочется встретиться с Вашими героями в продолжении, каким бы оно ни было, счастливым или не очень...
|
|
| Страница 2 из 3 | Часовой пояс: UTC + 4 часа |
| Powered by phpBB® Forum Software © phpBB Group http://www.phpbb.com/ |
|