Я стоял, прислонившись к стене, шершавой и даже теплой, не смотря на мороз; стоял, не сводя глаз с той парочки, которая сводила меня с ума.
- Да мое ли это дело! - повторял я в сотый раз, порываясь уйти, но стена клеилась к спине магнитом, не давая оторваться. Ветер кружил поземку, мел спиралями асфальт, а те двое и не замечали – целовались у открытой дверцы машины.
- Уезжайте, уезжайте, - шептал я, скребя ладонью по колкой стене, - уезжайте…
Я чуть не плакал, и удивлялся сам себе – такому смешному, расклеенному, с содранной кожей и с огромным болящим любовью сердцем. Выть – и то нельзя… Боли, сердце, выдавливай яд, разгоняй вязкий шум в висках и дай мне сил только добраться до бара – до виски.
За что же меня так, а?
Демон Локи подшутил, сорвал привычную маску, а новой не дал, и оставил одного – застывшего на морозе, с простуженными чувствами, с глупым видом. Смейся, демон! Ты прав – я урод и мерзавец, так и надо было меня проучить, так и надо…
Сплетались их пальцы, сметали пыльцу пороши с дверцы авто - и вот сели.
Захлопнув дверь, он бегом помчался, оскальзываясь на поворотах, будто и вытерпеть не мог даже минутной разлуки…
Второй хлопок меня в чувство привел, отрезвил, звоном в ушах отозвался, и я побрел куда глаза глядят – хмурый, понурый, ссутуленный, жалкий.
Приду в бар, напьюсь – да знаю, что будет; что будет – то и будет, опять, как всегда – много виски, девицы полупьяные, и я – шутник неугомонный. Шути, Локи, шути, я уж дошутился, теперь ты вместо меня поработай, иначе девицы сами завоют от меня, а тебе ведь это не нужно, правда? Тебе, Локи какая нравится – черненькая или беленькая? Выбирай, дружище, мне-то все равно, я напьюсь, глаза закрою, и буду представлять ее…
Милая, нежная, маленькая, глазищи в пол-лица - как я мог не увидеть это чудо, урод? Как сам, руками своими всё…
Не вспоминать лучше, иначе и виски не поможет, и глаза закрытые...
Ах, Катя, Катя! Катя-Катерина – маков цвет, без тебя мне счастья в жизни нет, в омут головою… Да. Вот так, дорогая моя – в омут, только в омут… Глаза, глаза ее невозможные, будто светятся изнутри, и в глазах такой омут, что утонуть не страшно, да только не мне они сияют, не меня радуют, не меня делают счастливым…
Болван, Жданов, какой же ты болван! Я не заметил, но ты как мог не заметить, не увидеть сразу! Да что там! Не я ли говорил, что хоть сейчас в ЗАГС с Катюшкой, если бы только… Ох, Роман Дмитирич, ох, знаток женщин, да тебе ли не знать – как меняются красотки наутро, и куда девается весь их гламур! Легла в постель вечером наследная принцесса Фердинанда, встала утром Фрося из деревни Гадюкино, ты знаешь все это сам, Роман Дмитрич!
Что вспоминать? Напрасно все…
Девица прижимается, ну, что ей надо? Чего хочет от меня, измочаленного этим кошмаром – и кто только придумал, что любовь – это счастье?
И будет сейчас то, что всегда, ничего в моей жизни не изменится – демон Локи водит по кругу, заставляя смеяться… А я изменюсь!
Я вырвусь!
И тогда я встал, резко, девица отпрянула, испуганно посмотрела, я улыбнулся: извини, дорогая, я сейчас. И зашагал, огибая столики, уже кляня, что сказал неправду, а, может быть, это важно? Сразу сказать правду?
И я вернулся.
Не стал улыбаться, прогоняя Локи, сказал, что ждать не надо, что ухожу, что у меня дела.
Сказал, прислушался к себе, казалось – правду сказал, не лгал.
Вышел и поехал сразу, сначала и сам не знал – куда, просто рулил, руль крутил, а когда на улицу знакомую выехал, тогда и ахнул – куда же завез-то ты меня, Локи? Что ты мне показать хотел? Что гад я? Так я и сам знал!
Не говори неправды, Ромка, только не это!
Медленно, выдавливая из себя слова – словно шарики кактуса со множеством маленьких иголочек, терзающий горло:
- Я – гад. Но я этого не знал. Не осознавал даже! И подумать не мог, и помыслить, и представить. Было комфортно, и ни о ком не думал…
Сам не помня себя, взлетел на лестницу, подъезд с тех пор, кажется, даже и не ремонтировали, вот на втором этаже у мусоропровода кусок угла отбит – смеялись еще тогда: как отбойным молотком, вот, перед третьим - на ступеньках пятно черное, это твой сосед эмаль разлил, а бабушка с четвертого ругалась, а вот, на твоем, пятом - во всю стену гадливо красным: Локо рулит!!
И дрогнуло от невозможности сердце, и рухнуло вниз, оказавшись в животе – там и тикало.
Локо – Локи… Бес, ты и тогда был здесь? Ты и тогда уже водил меня по своим кругам?
Поднял руку к звонку, не думая ни о чем.
Легкие шаги, дверь.
Я не знаю – что такое удивление, не было его, потому что просто рухнул на нас дом, проглотив обломками, сдавил, сжал прутьями металла и выплюнул отрыжкой.
- Я… - сказал я, робея, ну, не она же начнет!
- Рома…
- Я пришел… - а она вдруг испуганно как-то оглянулась назад, а я подумал – вот дурак-то, там ведь муж или… - я мешаю? Ты не одна?
Она лишь головой помотала, отчего-то прижимая ладони к щекам.
- Галь… Галь, я подонок был, молодой подонок, не понимал ничего! Галь, ты скажи – как ты? Я знаю, что я гад, я…
И я бы долго еще говорил, но она перебила:
- Ты пьян?
И пришлось признаться, а она опять спросила: А пришел зачем?
И обманывать нельзя. Только я издалека начал:
- Ребенок наш… он… мальчик?
- Мальчик… - кивнула она.
- Мальчик… сын… - и вдруг ощутил в себе что теплое, даже горячее, что мигом погасило всю боль, и все гормоны… и… вот оно счастье-то, а я – дурак! Сын! У меня же есть сын! И как я жил без него?
Я, наверное, очень глупо выглядел, бормоча: сын, сын, что Галя даже улыбнулась.
- Сы-ы-ын, - снова повторил я, - а как зовут?
- Никак… - продолжала улыбаться Галя.
- Как? – растерялся я.
- А он умер.
- Что? Как? Что?
- Тогда же, десять лет, три месяца и 18 дней. Сразу, как родился, так часа через два и умер.
- Не-е-е-ет!!
Локи – не злой демон, просто он любит шутить. А кто виноват, что у людей такое отвратительное чувство юмора?
Правда ведь?
http://www.krasilovdreams.borda.ru/?1-1 ... 17-000-0-0
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
