- Катя, - растягивая губы в улыбке, сказал Козлов, делая шаг по направлению к Пушкаревой.
Девушка стояла на месте и молчала, непроницаемым взглядом сверля посетителя.
- Не обнимешь?
Жданов заскрипел зубами. Катя молчала и усмехнулась.
- Наконец-то я тебя нашел… Вне дома, конечно… Ведь Валерий Сергеевич запретил мне там появляться… А ты, как сквозь землю пропала… Я сначала не решался, но вот теперь… Пришел!
Все в коридоре затихли, а Клочкова вообще забыла, как дышать.
- Кать… Хватит дурить… Я все эти годы помнил о тебе. Пытался забыть, но как об стенку горох!
- А ты не думал что все это не просто так?
- Как это, не просто так?
Молчание и ехидный смешок.
- Кать! Я с тобой разговариваю!
- А тебе все сказала три года назад. Между нами ничего нет ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Я, по-моему, тогда ясно выразилась, или нет?
- Кать…
- Стой на месте. Когда ты приближаешься, меня подташнивать начинает…
В коридоре все шумно ахнули. Козлов покраснел, а Жданов совершенно не узнавал в этой холодной ехидной женщине, ту самую девушку, которая всего несколько минут назад таяла в его объятиях, не в силах бороться с собой. Что это такое с ней?
- Пушкарева, прекрати издеваться, - шипел Козлов. – Я к тебе по-хорошему… Ну…Ну, почему-то не могу я тебя забыть! Понимаешь ты это? Не могу!
- Зато я забыла, а вспоминать и не хочется… Все сказал?
- Нет! Выходи за меня замуж, - внезапно выдал Козлов.
- Это уже было… Устарело как-то, да и тем более, сделка уж больно не выгодная… Я слышала, заводик твой на ладан дышит.
- А это видела?! – и мужчина бросил Катерине какую-то плоскую коробочку, которая открылась, и на ковер президентского кабинета упало бриллиантовой колье.
В коридоре с выкриком «Мама моя!» Виктория Клочкова вцепилась в Машу, которая была не менее шокирована всем происходящим.
- Ну, и? – спросила Катерина, будто ровным счетом ничего не произошло.
- Что «и»…?
- Мне что теперь, бросаться тебе на шею с криком «Бери меня, я вся твоя!», что ли?
Все молчали, а Пушкарева, сняв очки, и протирая их, сначала тихо, а потом все громче и громче начала смеяться.
Такого язвительного и ядовитого смеха Андрей еще не слышал. Из его звуков прямо-таки сочилось презрение и пренебрежение к человеку, который так нахально вломился не только в кабинет, но и в его с Катей жизнь. А Катерина, вытерев слезы, выступившие от смеха, сказала страшные слова:
- Надо же, какая же я все-таки была дура, а? Думала, что люблю вот ЭТО! ЭТО!
И она снова расхохоталась, не замечая, как от ярости начинает дрожать Козлов.
- Знал бы ты, Денис, как я тебя презираю… Мне на тебя даже смотреть неприятно, не то что замуж выходить… Это все? Тогда забирай тут свои цацки-пецки и вали отсюда… А то у меня от твоего визита в животе нехорошо стало… И, надеюсь, больше я тебя не увижу.
- Дура… Да кому ты вообще нужна! - с этим криком Козлов в ярости и полной отключке от понимания всего, что здесь происходит, оказался рядом с девушкой и, схватив ее, хотел было рвануть на ней пиджак, но Жданов опередил соперника и ударил его, что было мочи.
- Не надо! – закричала Катя, вцепившись в Жданова и оттянув его от Козлова.
Тот, оправившись от удара Андрея, хотел, было, ударить какого-то мужика сам, но тут Катерина со всей силы (откуда что взялось?) ударила его коленом (как подсказали - так лучше) в пах, и… Козлов сложился пополам.
- Мечтала об этом подсознательно, - процедила Пушкарева, - три года… Представляешь? А ты мне мечту помог осуществить!
И она еще вдарила мужчине, теперь уже по хребту. Тот устоял на своих двоих, но противиться Катерине, которая вытолкала его из кабинета в коридор, уже был не в состоянии. Пушкарева дотолкала его до дверей лифта и нажала кнопку вызова.
- Запомни, если ты еще раз посмеешь появиться в моей жизни, ты очень, очень-очень, очень-очень-очень-очень сильно пожалеешь… Когда человека презирают, то это чувство уже не заменить ничем. Это не ненависть… От нее до любви и страсти – один шаг… А вот презрение… Это в миллиард раз хуже… Это гадливость, омерзение… Усек? Все… Больше повторять не буду… Появишься еще раз, получишь в зубы без лишних разговоров, и, возможно, пары-тройки лишишься.
Тут дверцы лифта открылись, и раздался голос:
- А я добавлю, - и Козлов неожиданно получил в челюсть еще и от Николая Антоновича Зорькина, который нанес ему классный хук справа. – Это от меня лично, а это, – еще один хук, теперь уже слева, - за нас обоих, и за Катю, и за меня…
Он сделал шаг вбок и еще один вперед, дав возможность огромному телу Козлова «впасть» в лифт.
- Эй, дяденька! Бусики забыли! – крикнула Пушкарева, бросая в лифт колье с коробочкой.
- Тысяч сто пятьдесят… Зеленых… - прошептала Виктория и вот тут-то упала в обморок.
Лифт закрылся и отправился вниз.
Зорькин обнял Пушкареву за плечи.
- Узнал, что этот гад в компанию едет… Названов позвонил… Решил поддержать… Морально…
Они с минуту стояли в полном молчании, в окружении работников «ZIMALETTO», а потом, переглянувшись между собой, принялись хохотать.
- Давайте-ка, зайдем обратно в кабинет, - мрачно глядя на двоих истерически хохочущих друзей, сказал Жданов и проводил их к себе.
Зорькин, увидев графин с водой, налил жидкости в стакан и подал Катерине, которая, захлебываясь, немного отпила из него и, наконец, успокоилась.
- Да… Сбылась мечта идиота… Точнее, идиотки, - последний раз хохотнула она и провела ладонями по лицу, выдохнув все, что накопилось в душе.
- Смачно ты его… Интересно, все зубы на месте?
- Надеюсь, что один точно пошатываться начнет…
И друзья снова рассмеялись под напряженным взглядом Жданова.
Через несколько минут, Андрей подошел вплотную к Кате и спросил, не глядя на Николая:
- Кать, мне кажется, что мы не договорили…
- Нет, Андрей Палыч, мы как раз-таки выяснили все…
- И что же это?
Катя помолчала две или три секунды, а потом спокойно и тихо ответила:
- Козлова я презираю, а Вас… Вас – ненавижу.
Глаза Жданова потухли. Пушкарева прошла к себе в каморку, собрала документы и, сказав, что идет в юридический отдел, вышла. Зорькин оставался на месте. Впервые за все это время, когда он знал про инструкцию, он подумал, что Катерина не все знает про себя саму и про Жданова. Колька был хорошим психологом, помог в свое время не одному человеку в ситуациях, в которых, не дай Бог оказаться никому, и тут… Тут его шестое чувство подсказывало, что не все так просто с в этой истории… Жданов переживал и страдал. Это и дураку было видно, но… Но неужели этот ловелас ничего не понял из того, что только что ему сказала Пушкарева? Неужели он такой дундук? А? Ведь Катька только что ему сказала, что ненавидит, а это в ее устах значит только одно… Екатерина Валерьевна Пушкарева, только что, в присутствии друга детства, отрочества и юности, призналась Андрею Павловичу Жданову, что любит его, как сумасшедшая! Любит!
А он не понял… Значит, точно дундук!
*** Жданов молчал. Про Николая он будто бы забыл. Боль от слов Кати была ощутимой до такой степени, что заныло сердце… Но как исправить то положение, в которое они попали, мужчина не знал…
Прошло несколько минут. Андрей в каком-то странном оцепенении сидел за столом, а, забытый им Зорькин, осторожно присел на краешек дивана и наблюдал за господином президентом. Сказать честно, не ожидал он увидеть такую картину, совсем не ожидал… А теперь Николай не знал, что и думать…
Но вот в кабинет вернулась Катерина. Она положила на стол какие-то бумаги и обратилась к Жданову.
- Вот… Все вопросы предварительного показа решены… Теперь я могу поехать домой переодеться?
- Конечно…
- Тогда, до вечера, Андрей Палыч…
- Да вечера Катерина Валерьевна…
Пушкарева быстро взяла пальто, свою портфель и вместе с Николаем вышла…
А Андрей остался в своем аду… Один…
Но так продолжалось совсем недолго. Его горькое одиночество нарушили родители и Кира, вопреки обещанию, привела себя в порядок и все-таки пришла в компанию. Ждановы переживали за сегодняшний показ, а Кира решила надавить на бывшего жениха с помощью Маргариты. Пройдя со всеми в конференц-зал, Андрей разложил различные фотографии, графики, таблицы и расчеты на огромном столе и стал делиться своими планами с отцом. Жданов-старший с интересом слушал, а женщины недоуменно переглядывались между собой, не узнавая Жданова-младшего, который за всей это бравадой и интересом к работе скрывал свое отчаяние. Павел остался всем доволен, но, не оставив без внимания перемену в сыне, попросил его, подразумевая уход жены и Киры из зала:
- Андрей, задержись, пожалуйста, на минуту… Нам надо поговорить еще кое о чем, - попросил сына Павел.
Но в конференц-зале остались и Маргарита, и Кира, решившая нанести по бывшему жениху мощный удар.
- Хорошо, что Вы задержались, Пал Олегыч… У меня тоже есть, что сказать, - с вызовом глядя на Жданова, она. – Свадьбы не будет!
Маргарита ахнула.
- Мы расстались! По инициативе, конечно же, Вашего сына! – добивала Андрея Воропаева.
Вопреки ее ожиданиям, он никак не отреагировал на ее слова, а просто устало посмотрел на нее и повернулся к матери, ожидая от нее очереди вопросов, которые не заставили себя ждать.
- Андрюша! Мальчик мой! Как же так? Что произошло? Почему? Ведь…
- Мама! Мы с Кирой ошибались… То, что могло быть у нас после свадьбы, нельзя было бы даже с большой натяжкой назвать семьей. Удобство в одном плане, привычка в другом, горечь в третьем… А я слишком ценю Киру, чтобы уничтожить ее возможность узнать, что такое настоящее чувство, любовь, счастье! У нее все это еще будет, но не я стану их дарителем.
Павел удивленно глянул на сына, будто видел в первый раз, и понял, что тот, как-то незаметно для него, повзрослел. Что-то произошло с его отпрыском, если он говорит такие слова. Сам Павел считал брак с Кирой ошибкой с самого начала. Кирочка, как бы ее не любил Жданов-старший, не была той женщиной, которая привязала бы его сына к себе, не прилагая к этому никаких усилий. Что-то подсказывало Павлу, что его сын, сам, по доброй воле, уже «привязался» к кому-то, поэтому и возмужал в последнее время. И эта перемена, «не мальчика, но мужа», весьма радовала отца.
Маргарита, тем временем, продолжала возмущаться, а Кира слышала слова Андрея, которые он сказал ей сегодня утром: «Ты слишком мне дорога, чтобы и дальше портить тебе жизнь», и она поняла, что это конец… В их утреннем разговоре, Жданов случайно назвал ее сестренкой… А теперь, оказывается вовсе не случайно…
А Андрей продолжал.
- Я не хочу портить жизнь ни себе, ни Кире, мама. И вы поймете, что я прав, когда Кира выйдет замуж за другого и будет счастлива, как никогда.
- Андрей, ты понимаешь, что ты говоришь?
- Да, мам, понимаю. Время убедит вас лучше меня, потому что я прав! А теперь простите, я должен решить вопросы с отцом… Пап… О чем ты хотел со мной поговорить?
- Давай-ка пройдем к Милко, - неожиданно поддержал Павел сына.
- Паша! – изумленно проговорила Маргарита.
- Что?
- Неужели ты позволишь?
- Марго, наш сын – взрослый человек, и мне кажется, что он впервые в жизни принял зрелое решение, и я за него в этом вопросе… Андрей, мне хотелось бы посмотреть то, что сегодня Милко собирается показывать японцам… Ты уверен, что все пройдет хорошо?
Разговор об отмене свадьбы был закончен. Отец с сыном, поднявшись со своих мест, направились из конференц-зала в мастерскую.
- Да, пап… Уверен… Все подготовлено.
- А зал?
- За зал отвечает Катя. Она сейчас поехала домой – переодеваться.
- Тогда я спокоен. Если Екатерина Валерьевна отвечает за что-то, то это «что-то» пройдет по первому классу.
И отец, и сын, спокойно разговаривая между собой, вошли в святая святых «ZIMALETTO» - мастерскую.
Впереди их ожидали ответственные переговоры.
Ну, пока, думается мне, хватит. А то вся прелесть общения с людьми иной культуры (это дальше будет) затеряется в вихре эмоций от того ощущения, как сказала ЯНА, что наконец-то Козлову ДОБАВИЛИ!
Последний раз редактировалось Леночек 09 мар 2009, 18:47, всего редактировалось 2 раз(а).
|