Без антракта
(Серия 117)
Говорят, что в каждом взрослом живет ребенок. А бывает, что человек так и не вырастет, останется ребенком на всю жизнь. У Андрея Жданова - ни то и ни другое. В большом ребенке - маленький взрослый…
Иногда они сливались, и Андрей становился цельным.
Но не всегда зрелым, потому что не всякий взрослый - не трус.
Об этом следующая сцена…
***
Маленького взрослого в Андрее яркая помощница привлекла с первых дней. Исполнительная, влюбленная и… удачливая. Не только тщеславие - любопытство подталкивало его чувственность, неизменный острый интерес, который у него вызывала сила, с которой она, роняя стулья и запинаясь в речи, добивалась поставленных целей. Его восхищала ее непобедимость, так же, как привлекала смесь нежности и сексуальности, - при том, что выглядеть она ухитрялась совершенно беспомощной и даже смешной…
И выдавать он ее не спешил.
Это была его тайная тайна, сладостная: ведь его самого эта непобедимость не касалась. Он знал, что стоит ему только…
Но малыш был категорически против. Никто вокруг, а значит, и он сам, этого мятежного мнения о смешной дикарке из каморки не разделял. И расхохотался бы, услышь о подобных устремлениях своего визави-затворника. И тот не мог позволить себе роскошь вести себя, как всякий влюбленный: любоваться солнечными бликами на ее лице или целовать, когда она (тоже восхищенно) посмотрит снизу вверх. И, устремляясь к ней, он обманывал малыша, направлял: заставлял приближаться, смешивать дыхание, прикасаться… просто так, конечно. Просто так. Ну, игра у малыша такая. Малыш, он вообще большой любитель игр.
«Просто так» никогда не продолжается бесконечно - не умеет, по законам природы. Либо из-за утраты близости превращается в ничто, либо... Взрослый захотел сделать Катю своей. Но он был еще таким маленьким, что не мог вынырнуть из своего уютного гнездышка. И в этом, самом серьезном сражении ему нужна была помощь. Малыш, хоть и полезный спорщик, и хороший товарищ по играм, - но все же он сам. И слишком упрям и косен. Нужен был кто-то еще.
И он направил теперь уже Малиновского - заставить малыша соблазнить Катю.
Все шло по плану, это была его предсказуемая победа. Малыш отвлекал: сопротивлялся, морщился от досады и отвращения, а взрослый тем временем умирал от нежности, стонал от страсти. Тихо и правдиво - пока никто не видел… Ему было стыдно. Он не должен был так поступать. Окольный путь - это не достойно взрослого мужчины… Но что поделать, если тот, внешний, шалящий ребенок, был больше…
В какой-то необъяснимый момент победа покосилась, как домик на сваях из картона… Он переставал чувствовать себя Первым для нее. Важным. И ревность, боязнь потерять (не собирался он терять) забросила во взрослого гормон роста. Он стал стремительно расти, высовывать голову, а то и отпихивать временами малыша - отойди, не мешай, ты все испортишь… И, в последний раз умерев от неутоленного желания, стряхнул свой кокон, свое ненужное теперь гнездо, - явился миру… Слился с малышом, растворился; свои краски, свою силу отдал ему. И тот - принял.
Как когда-то с Катей, когда они оставались вдвоем.
Теперь и с самим собой. Наконец-то наслаждаясь тем, что руки свободны, чисто и глубоко дыханье… Рисовал свою непобедимую… Теперь он знал, что прежде нужно было победить - себя.
Серьезный, сосредоточенный, готовящийся. Наконец-то целый. Полный решимости и надежд.
Ночь прошла. Из-за подмосковных холмов, где-то в районе Балашихи, медленно появилось солнце. Начало марта - начало весны. Начало жизни…
И, уверовав в себя, став большим и сильным, Андрей вдруг стал незаметно, но стремительно таять.
Оно и понятно. Взрослый, явившись на свет, еще не окреп и не мог долго находиться на солнце. Зажмурился, сжался в комок. Что будет с компанией? Как смотреть в глаза родителям? Столько последствий может иметь эта любовь… Тайком отделившись от Малыша, отполз и спрятался в своем привычном, покинутом уже вроде бы гнезде.
Малыш еще не знал, что остался один. И он уже не мог потерять своих новых красок. Но и силы не стало. Так и встретил кипящее подготовкой к совету офисное утро: счастливый и беспомощный…
*
- Да, Малиновский, будет скандал. Даже будут жертвы! Но ты не представляешь, какое это счастье. Я избавлю себя от этих бесконечных Кириных звонков, этой бесконечной слежки, от которой я безумно устал. Ты не представляешь, кем я себя чувствую в последнее время. Я устал от такой жизни… Просто устал – вот и все.
Рома глядел на странно расслабленного, странно мягкого, но все же чуть вкрадчивого Жданова, и его внутренний камертон, имевший прямую круглосуточную правительственную связь со Взрослым, отчаянно вибрировал… Андрей, возможно, не уверен; он не знает, соглашаться ли с тем, что говорит Малыш. Надо помочь ему и донести посыл… Это твоя работа, Малиновский…
Но пока прощупаем дно - ил там, песок, анемоны?
- Жданов, послушай меня в последний раз. Твоя жизнь – это «Зималетто». Впрочем, как и Кирина, и Сашкина, и твоих родителей… Они, между прочим, отчисления получают. А ты в одночасье хочешь ради своей прихоти все их финансовое благополучие под откос пустить? Прекрасно! А чем они жить-то будут? Дворники сейчас, знаешь…
- Если бы у меня была возможность прожить эту жизнь хотя бы дважды - я бы принес себя в жертву. Но знать, что совершаешь ошибку, и не пытаться ее исправить – это глупо!
- Нет, но жениться-то, жениться все равно когда-нибудь придется!
- Кто бы говорил…
- А Кира? Такая женщина! Любой другой полжизни бы отдал, чтобы рядом с ней находиться!
- Да я был бы счастлив, если бы нашелся - другой! Я пожелал бы им, от себя лично, огромного - человеческого - счастья! И детишек побольше…
- А сам бы, конечно, не женился и пустился бы в кругосветное путешествие. На поиски подходящей замены.
- Зачем? Зачем, Малиновский? Этот вопрос уже решен. Она – рядом…
…И, по инерции еще глумясь («В смысле? Жданов, вот сейчас ты меня реально напугал! Учитывая, что, кроме меня, рядом никого нет…»), глядя в обнимающие улыбкой весь мир глаза, - Малиновский еще больше насторожился. Камертон замер, задрожал в высшем напряжении…
- Малиновский… Ее зовут… Катя. Какое замечательное простое имя – Катя…
- Главное – редкое…
- Ты знаешь, я только сейчас понял, насколько она мне дорога. А впрочем, ты не поймешь, ты циник.
Малыш заложил руки за голову и, счастливо зажмурившись, скрылся в зарослях сахарного тростника… А Роману было не до романтики. Продолжая размышлять, он на всякий случай решил перестраховаться. Выбрал предсказуемое и наиболее вероятное - Андрей хочет, чтоб с игрушечного гамака, на котором он в своей эйфории сейчас раскачивается (сплетенного из жидких волосенок той, что с воспаленного ума показалась ему русалкой, видимо) его сбросили на грешную землю, разъяснили ошибки, указали путь…
И, чтобы усилить эффект, он бессознательно тоже применил метод раздвоения. Не все ж одному Жданову в кошки-мышки с собой играть.
И тот Малиновский, который давно все понял, забился в щель и выжидал, наблюдая, как оставшийся «наверху» изображал полную амнезию всех последних месяцев… Афродита, вышедшая из пены. СиСи Кэпвелл после комы. Никому и в голову дикая мысль не придет, что ОНА тебе дорога, - а значит, это абсурд, Жданов…
И все для того, чтобы почву подготовить - для последующего окучивания и бурного полива возможных ждановских ростков сомнения. А счастливый малыш подыгрывает ему и пока еще не замечает, что - подыгрывает ему…
- Катя… Катя-Катя?.. А, это блондинка, что ли, из этой фирмы... как ее?
- Нет, Малиновский, - это не она!
- Не она? Да ты ее… а, ты ее на презентации подцепил?
- Слушай, ну хватит уже выдумывать несуществующие романы. Она значительно ближе! Ну?..
- Соседка, что ли, по лестничной площадке?
- И этому идиоту я плачу зарплату…
- Ну, тогда я сдаюсь! Хотя… имя действительно какое-то... близкое. Катя, Катя, Катя… Все время что-то перед глазами… Жданов! Не может быть.
- Может, Ромка! Может. Я - люблю - Екатерину Пушкареву…
- Во дурак-то!
Отыграли первый акт…
- Ну, что ты на меня уставился? Да, это Катя Пушкарева!
- Не… мне просто сейчас показалось, что ты сказал, что ты ее… а, ну да, такое только показаться может…
- …да, я ее люблю! - с вызовом и раздражением вздернул подбородок Жданов. Камертон оглушительно зазвенел: есть!.. Малыш занервничал, а это значит, что Малиновский угадал правильно: эта любовь Жданову и самому не в радость.
И теперь - уже сознательно и уверенно продолжим…
- Щас хорошая шутка была. Хорошая. Я только не знаю, когда смеяться…
- В тот самый момент, друг мой, когда ты заставлял меня сходить с ней на свидание… А потом - писал инструкции по ее соблазнению… Это ты во всем виноват!
Успокоительное тепло разлилось по телу Малиновского. Ах, ты мой бедненький… Нервничает все больше, часики-рукавчики в раздражении, в обиде даже поправляет… Как непрофессионал, которому настолько удалась роль в кино, что он не может из нее выйти - и требует от режиссера вернуть его обратно… Сейчас, сейчас, потерпи, дружище…
- Прекрасно! Сейчас в первый раз почувствовал себя Кашпировским… Так, все, Жданов! Я даю отбой! Ты слышишь?! Очнись! Все, сняли! Выйди из образа! Отнесись к Кате… ну, как к очень хорошо изученной книге! Фильм, который ты посмотрел - многократно!
Жданов снисходительно посмотрел на него… Нет, Малиновский, слабо. Этот, который в гамаке из волшебных нитей, тысячу контраргументов найдет, пока все не исчерпаешь… Нелегкая тебе задача досталась… Сложнее, чем все прежние, вместе взятые…
- Ты думаешь, я не пытался? У меня ничего не получается, Малиновский! Я не могу без Кати жить, ты понял? Если это книга – то настольная! А если кино – то которое пересматривать каждый раз приятно, как заново, понимаешь?..
- Хорошо! Все!.. Выбираем другую тактику. Жданов, подумай своей головой: зачем такой замечательной очаровашке, как Катя, – такой негодяй, как ты? Ну, ведь когда она все это узнает, она же со стыда провалится сквозь землю и будет там прятаться, с шахтерами. Ты что, Пушкареву не знаешь?
- Не, ну может быть, ты и прав…
Фух, четверка тебе, Малиновский. Можешь стакан взять, воды выпить…
Но - трудная сегодня комедия. Без антракта:
- Вот если б нам уехать с ней куда-нибудь!.. - мечтательно прошепелявил малыш Жданов…
- Угу! В Шушенское! В шалаш! Тебе-то это зачем нужно? Ты - уважаемый человек, бизнесмен, - усмехнулся Малиновский. - У тебя же деньги, положение…
Что-то Взрослому не понравилось. Шевельнулась тоска…
- Так, все, Малиновский. Я люблю ее, отстань от меня!
Улыбка сбежала с губ, он вскочил и пошел к двери.
- Ну, все-все-все! Все! Верю. Очень сейчас убедительно выглядишь. Ну, и люби… свое сокровище. Только головы не теряй… - попросил он по-дружески.
Вернулся, разозлился…
- И что? Что я должен делать? Ну что, руку, что ли, сломать, чтобы оттянуть эту идиотскую свадьбу?!
Малиновский умиленно улыбнулся.
- Жданов! Ну, ты же не от армии хочешь откосить. Руку… Ой, что б ты без меня делал? Все-таки тебе придется жениться на Кире…
- Что-о?!
Не хочет Малыш жениться, не хочет, не хочет… Упал на пол, засучил ногами…
- Спокойно, спокойно. Жениться придется. Но понарошку. Ну, то есть - ненадолго. На время. Пока раздашь долги, вернешь фирму… Ну, а с Катей мы как-нибудь договоримся. Она девочка умная, ждать умеет.
- Нет… - Малыш чувствует, что и на это есть аргументы. Нашел: - Нет, Малиновский, не пойдет! А за это время она выйдет замуж за Николая, нарожает ему детишек, назло мне! Нет, этот вариант не подходит - однозначно… Я - не могу - потерять - Катю.
И, хоть и глядел в пустоту, умолк напряженно, вопросительно-выжидающе. Ну, что ты на это скажешь, великий тактик, стратег, притаившийся внутри, - трус и предатель?
…Наверное, когда-то он умел быть простым и честным. Когда-то… Что-то случилось… Разрушился стройный ряд облаков, разогнала-разметала веселую синхронную линейку дельфинов встречная волна.
Нет, не «случилось». Притворство отравило его жизнь постепенно - подводным теченьем, медленной, но неутомимой струйкой, а не встречной волной. Маленькая подмена понятий, чуть-чуть потрепанное потребительством отношение к людям - и в результате совершенно другой химический состав. И чувствовал он себя в нем правильно и уютно. Почему же сейчас, стремясь вернуться, он не чувствует облегчения?..
…- Хорошо. Хорошо! А давай-ка мы отправим ее куда-нибудь в командировку. В горячую точку!
Дельное дополнение, радикально решающее проблему, но из репертуара явно не сегодняшнего, уже застрявшего на полпути Андрея… Переборщил Роман и, поняв это, взял свою самодеятельность обратно:
- Извини, вырвалось, вырвалось… Отправим ее месяца на два, на три. Лучше, конечно, на полгода, тогда мы все успеем… Как тебе идейка?
- Малиновский! - тоскливо проговорил уставший от борьбы Андрей. Пьяное счастьем солнышко переставало раскачиваться, бегать в эйфории по небу, трезвело и тускнело - как он хотел, но почему-то упорно не становилось легче. - Ну, куда я ее отправлю! В какую командировку!
- Не знаю - в Африку, в Антарктиду! В Лапландию, к Санта-Клаусу. Да, пускай там у него секретаршей поработает... Куда угодно, лишь бы туда самолеты летали раз в месяц и не садились. Чтобы она не смогла приехать и тебе свадьбу испортить!
- Как я объясню ей, что это нужно?.. - Тоска уже сосала ему связки, голос садился, тяжелел. А сам он становился все меньше, меньше… - Она не настолько наивна - чтобы поверить в фиктивную свадьбу, в смысле, брак с Кирой!
Вообще-то здравая мысль… Помнишь, Жданов, из-за чего ты в нее влюбился, из-за чего последний месяц бесился! Но дальше будет хуже. Не мог он поверить в то, что ее удачливость может обернуться против него самого, и вообще, что он может быть для кого бы то ни было мишенью. А тут еще Малиновский аж вспотел, напирая:
- А ты убеди как-то! Давай, давай! Тебе же удалось уговорить ее сделать поддельный отчет - вот и действуй таким же образом. Подтверди свои слова крепким поцелуем… Для верности номер в отеле сними. Подействует - безотказно!
Опять отсебятина, нет, Малиновский… Не получается у тебя самостоятельным быть. Глупым кажешься… Номер в отеле - это тоже репертуар устаревший, когда сердце ждановское было зелено. Теперь оно вызрело для других апартаментов, да вот беда, прав Малиновский - рано, не вовремя. Но и напоминать о больном не надо…
- Так, все, достал, Малиновский! Дай спокойно подумать…
- Думай скорее!
- Нет, конечно, логика в твоих словах есть... - раздумчиво, самому себе, проговорил Жданов. - Если Катя на время исчезнет, я почувствую себя свободным. Не будет этого груза обязательств. Я успокоюсь… Ну, а дальше все пойдет по твоему плану.
Слова не мальчика, но мужа. Хорошо знающего ситуацию и свои чувства, которые, конечно же, всегда можно удержать в узде - если захотеть. Учись, Малиновский…
А вообще - чепуха редкая. Та, что в нокаут целый месяц отправляла, твой личный Майк Тайсон, Катя! «исчезнет»… Почему же другие твои, такие же более или менее раздумчивые, «планы» - вновь ощутить себя в ней - рушились, словно песочные замки? Нет, не заслуживаешь пока ты, Жданов, других апартаментов.
- С Кирой через два месяца разведетесь, диагноз – не сошлись характерами! Ну, что делать! Станешь свободным человеком, посмотришь по сторонам - ой, а вокруг такие симпатишные мордашки!..
- Катя особенная. Понял?
Жданов погрозил пальцем. Не неси отсебятины, Малиновский, не трогай Катю. Только ему - можно…
Трогать. Он и бы потрогал, да дело, черт бы его побрал, важнее. Подождать придется.
- А по мне, так с ней вообще лучше не встречаться, - нырнул в омут Малиновский, - ночью в темном переулке.
Безумец… Но его тоже понять можно: хочется человеку свободы собственного слова. Но Жданов не признает за ним этого права. Сгреб, придушил, повалил на стол:
- Малиновский, еще одно слово – и вместо свадьбы будут похороны!.. Ты понял?!
Поняв, что Жданов уже безнадежно не опасен, Малиновский с облегчением рассмеялся.
- Я даже догадываюсь чьи! Ну все, ладно. Беру свои слова обратно. Впредь клянусь говорить о Катюшке только цензурными, то есть хорошими, словами. Но при условии, что ты побыстрее отправишь ее куда-нибудь в командировку, - разгибаясь и отряхиваясь, добавил он.
- Нет, ну может быть, в Лондон ее отправить? На стажировку?
- Ага… в Париж! В Париж! Эх, меня бы туда кто послал. Почему я не Катя?.. Да ладно, это будет для нее самым лучшим подарком от тебя.
Малиновский - он же добрый малый…
*
А в это время невольный слушатель «театра у микрофона», постыдно и даже преступно выбиваясь из жанра комедии, хватает ртом воздух.
- Предатель! Ненавижу...
Она заплакала…
Опять поверила! Опять почти поверила, нутром своим неистребимым потянулась к нему. Выброшенная на берег рыбка билась о землю, билась, сползла уже почти снова к морю, чешуйки намокли, заблестели… Нет, разумом и волей, конечно, навсегда заперла себя, но внутри-то мира с ним и с самой собой так хотелось! Отчет он получил бы, мягкое объясненье - и без ненависти в душе прощай…
Но нет - опять на трезубец, высоко-далеко в небо и - хлоп на землю! Лежи, сохни… умирай, селедка, в песках Намибии… Только отчет представить успей.
То, что они сделали, это… это мерзко… Он подонок. Я бы его сам придушил, если бы встретил. Но, может быть, он просто… запутался?..
Я помогу вам распутаться, Андрей Палыч, помогу распутаться… Хотите, чтобы - вот об этом! - узнали все?.. И покрасневшие глаза ее карабкались по черному-черновому отчету, то и дело оступаясь, соскальзывая с кручи слишком откровенных, чудовищных долговых сумм…
А вот Кире сейчас быть здесь совсем необязательно. Катя вскочила, отступая к стене, сжимая папку в руке, словно последнее оружие. Даже самого робкого и великодушного человека можно затравить за такие флажки, откуда он будет способен ударить. И очень больно…
Но Кире отчего-то, похоже, немногим лучше, и этот, пока еще лайтовый удар она держит отменно… Почти в открытом бою схлестнулись - но это только репетиция, в яростном отчаянии поняла она, когда Кира вышла. Здесь необходима точка - главным сражением… Целительная гроза обязана пронестись над этим цирковым шатром - иллюзионисты, дрессировщики…
…Каково это - когда дышать нечем? Я стала другой, я нахваталась нового воздуха - но и вам необходимо проветриться, Андрей Павлович... Генеральная уборка. Нет, капитальный ремонт. В общем, праздничный день для вас и вашей фиктивной-дефективной (был, был у этой безукоризненной воздушной гимнастки дефект - нелюбима она главным иллюзионистом) Киры Юрьевны…
…А жизнь уходила из нее самой. Бледными холодеющими руками держала в руках инструкцию, болезненно притягивающую к себе все эти недели, призванную, как оказалось, выстрелить еще раз; печатала заявление, готовила нужную папочку, а ненужные больше - в корзину выбрасывала…
*
А в кабинете на фоне очередного скудного витка остроумия в ее адрес (кроме нескольких разновидностей обезьян, теперь вот клацающие зубами неопределенные существа и еще, кажется, будет годзилла) - уменьшившийся до размера макового зернышка, почти невидимый Жданов пытается писать открытку. Он жалок и прекрасно это понимает. Отбрасывает ручку:
- Не могу! Это какой-то идиотизм! Писать одной женщине, жениться на другой! Нет!
- Так, все, тихо! Расслабься и пиши. Эта открытка нужна, понимаешь? Она усыпит бдительность Кати. И потом, в Париже, полгода, она будет вспоминать только тебя. Будет ждать встречи с тобой… наша Катюшка…
- Ты только пойми: если я женюсь на Кире, мне же придется с ней спать! Катя мне этого не простит. А она все равно об этом узнает…
Поглумившись еще для порядка, Малиновский закругляет эту нескончаемую сказку о том, как Джек построил незадачливый дом:
- Ты пиши, а там разберемся.
Он тоже устал. Дело сделано, а как оно там будет? Разберемся…
Вошла та, с которой придется спать.
- Твои родители в конференц-зале. Сказать, чтоб подождали, или ты соизволишь прийти?
- Я уже иду.
- МЫ уже идем!
- Спасибо. Большое…
- Дура! Злыдня! - прокричал лилипут Жданов ей в спину. - Ревнивая идиотка…
- Это ты в открытке хочешь написать? Вот это смело!
- Хватит придуриваться! Ты знаешь, о ком я!
- Ну, нельзя… Нельзя так говорить о девушке, на которой собираешься жениться.
- А жениться на такой - можно?!!
- Нужно, Жданов! Нужно! Вперед.
Вперед так вперед. (А вернее, назад. В школу. В класс так пятый. Или, в крайнем случае, в институт. Курс первый.)
- Андрюша! Ты - спокоен. Ты слышишь меня? Ты абсолютно спокоен. Ты – на рыбалке! А вокруг - красота-а, тишина-а! Если вдруг Кира сейчас захочет спровоцировать тебя на скандал, просто скажи ей: Кирочка, я - на рыбалке! Ну?
Жданов закинул спиннинг (трезубец свой), установил поплавок на обманчиво тихой водной глади:
- Я - на рыбалке… - И тут же взвился: - А если она мне своим криком всю рыбу распугает? Я что, каменный, что ли?! Пускай только попробует открыть рот, я ей так отвечу!
- Ни в коем случае!.. Значит так: если я увижу, что ты начинаешь выходить из себя, я начну очень громко кашлять. Понял?
- Начинай прямо сейчас. Пускай все подумают, что у тебя бронхит.
Рома Малиновский положил руки на плечики Андрюшке:
- Андрюшка, нам нужна эта свадьба!
«Свадьба» - это диск с какой-то игрой, что ли, редкой? То-то первокурсники с ног сбились, за ней гоняясь…
А вот и рыбалка (так скоро!) принесла плоды: рыбка Катюша плывет навстречу… Уже, вероятно, овеянная для них запахами весеннего Булонского леса. Жданов воткнул один зубец, подцепил:
- Ну что, Катюш, все готово? Пойдемте?
- Андрей Палыч, мне нужно - еще пять минут. Сделать пару копий.
Сорвалась…
- Еще пять минут, Катя?! Что вы делаете с этим отчетом, объясните мне, пожалуйста!..
Малиновский зашелся кашлем. Раздосадованный, недовольный взгляд перепутавшего все рыбака (на улов вроде кричать не полагалось?):
- Простите… Поторопитесь, пожалуйста, мы вас ждем!
Конференц-зал полон ожидания. Экзаменаторы на местах, но ученого секретаря все нет, а без нее экзамен не начнется. Комсорг Кира попробовала возмутиться, студент Андрей - в ответ, но староста Малиновский кашлянул выразительно…
- Кирюша, дорогая моя! Улыбнись! Ну… я не могу видеть, как у моей невесты накануне свадьбы портится настроение из-за каких-то пустяков!
И сам - видимо, чтоб подать пример - нервно, дергано смеется. Голос его узнать уже трудно. Скукожившийся взрослый карлик в нем в эти минуты, наверное, тихо плакал. А может, уже и не плакал: умер. И если бы Катя не «предложила пройти на реанимацию»… А может быть, еще хуже: заброшенный в него гормон роста уже бы не дал ему умереть и это был бы антракт - необратимый… Как раз удобный для того, чтобы захлопнуть ловушку.
Но Катя дала ему шанс.
Выздоравливать и расти - без антракта…
Последний раз редактировалось natally 15 июн 2011, 11:03, всего редактировалось 2 раз(а).
|