|
Всем привет!
Яна
Синара
ТРАВКА
ПЧЕЛКА
lenushka
Небратья
Траволта
ma_mashka
Margarita
Jane
Н.В.шечка
Селина
ERIANE
Gerbera
Modin
Ликантра
Дуся
Nюрочка
Сплин
Спасибо всем!
- 8 -
Примерно через час Катя вышла из агентства Юлианы. Остановилась на тротуаре и, подняв глаза к потемневшему небу, недоверчиво раскрыла ладонь, в которую тут же упала тяжелая капля начинающегося дождя.
"Вот тебе и жара, - подумала Катя. - Была и нету. Похоже, мама все-таки была права".
Хорошо бы хлынул дождь. Влил что есть мочи, прогоняя с улиц замешкавшихся прохожих и смывая усталость с души. Как прежде.
Когда-то она любила летние ливни, внезапные, стремительные, с грозами. Тогда, бывало, застигнутая стихией врасплох, со счастливой улыбкой она босая шлепала по лужам. И столько жизни было в этой бесконечной воде, что даже маленькая неказистая девочка с жидкими косичками, нисколько не боясь промокнуть, смело подставляла лицо под теплые струи и была по-настоящему счастлива. Как давно это было.
Катя постояла немного, озадаченно теребя в руках зачехленный зонт, затем кинула короткий взгляд на серое небо и, улыбнувшись чему-то уголками губ, сунула зонт обратно в сумку. Вдохнула полной грудью душный предгрозовой воздух, подняла глаза и вздрогнула.
Жданов вырос перед ней будто из-под земли, внезапно и совершенно неслышно. Она заметно стушевалась и, сама не понимая зачем, отступила на полшага назад, беспомощно покосившись на дверь, из которой недавно вышла, словно ждала оттуда поддержки.
- Здравствуй...
От звука его негромкого голоса всколыхнулась ответная вибрация в груди, но, сбившись где-то на полпути, сорвалась чуть слышным свистящим выдохом. Катерина лишь кивнула в ответ, но в следующее мгновение все же взяла себя в руки.
- Здравствуй... - посмотрела ему в глаза и сама удивилась тому, как спокойно и безразлично прозвучало это ее "Здравствуй", будто со стороны.
А он стоял так близко, что можно было легко дотронуться до его плеча и смахнуть несуществующую пылинку с лацкана пиджака, а если сделать навстречу всего лишь шаг, то даже почувствовать его запах, который она все еще помнила.
- Нам нужно поговорить, - вот так сразу, без предисловий.
Каждый раз, когда она вспоминала его, он представал перед ней прежним - либо в отчаянном бешенстве, либо с обаятельнейшей просительной улыбкой, отказать которой было просто невозможно. Но сейчас он был другим – собранным, серьезным и решительным. И ей вдруг подумалось, что она никогда не прошла бы мимо него вот такого. И сейчас не пройдет. Даже если он решит убить ее прямо здесь за все, что она устроила ему тогда, защищая свою поруганную гордость, она не сдвинется с места.
- Да… наверное, действительно нужно, - немного рассеянно, но все с тем же видимым спокойствием ответила Катя.
- Хорошо, - он ничем не показал облегчения и даже не улыбнулся, - где тебе будет удобнее?
- Там, где потише. Только… у меня не очень много времени… Я… Ой...
Над головами раскатисто прогрохотало, и начался дождь, крупно забарабанил по тротуарам, мгновенно собираясь в пузырчатые лужи.
- Я на машине... – Андрей прихватил Катерину под локоть и, путаясь в беспорядочном потоке людей, ищущих укрытие, потянул к своему авто.
Захлопнул дверцу с водительской стороны и тряхнул головой, забрызгав приборную панель, точно большая черная собака.
- Надо же, как попали… - и замолчал.
На миг ему показалось, что это прежняя Катя сидит сейчас рядом, трогательно убирая со лба прилипшие мокрые пряди. ЕГО Катенька, а не чужая жена. И он как будто ее. Ее настолько, что, как и прежде, ему позволено прикоснуться к ней, да вот хотя бы к кончику ее исключительно ровного носика, чтобы смахнуть с него дрожащую дождинку. Но, справившись с волосами, Катя провела рукой по лицу, прозрачная бусинка сорвалась, и наваждение ушло. И только тут до Андрея дошло, что Катерина порядком вымокла, а кроме открытого летнего платья на тонких бретельках на ней ничего нет.
- Подожди, - он перегнулся через передние кресла к задним, почти вплотную прижимаясь к Катерине.
Она практически вросла в свое кресло и застыла, застигнутая врасплох его неожиданной близостью, и ни разу не шелохнулась, пока он искал что-то на заднем сиденье.
Андрей все возился и возился, а она тонула в терпком облаке его запаха, смешанного с дорогим одеколоном и табаком. И это было невыносимо. Сознание пыталось сопротивляться натиску феромонов, впрочем, довольно вяло, и Катерина обессилено прикрыла глаза. Но тут Андрей вернулся в прежнее положение, и ощущение невосполнимой потери накрыло ее с головой. Ей стало холодно.
- Вот черт, нету… У меня тут плед был… кажется… Ты так замерзнешь… Кондиционер я выключил, но все равно здесь нежарко, - увидел, как напряженно она вытянула руки на коленях, сцепив пальцы в замок, и замолчал, на какие-то мгновения растеряв былую твердость своих намерений.
Он раздумывал еще пару секунд, затем решительно стянул с себя пиджак и накинул его Кате на плечи. Она ничего не сказала, только взглянула на него как-то затравленно, но позволила обернуть себя его вещью.
Андрей повернул ключ в замке зажигания, и машина плавно тронулась с места. Дождь усиливался, все настойчивее обстреливая лобовое стекло, словно гнал пассажиров прочь.
Ехали молча. Жданов искоса поглядывал на Катю, прокручивая в голове свой предстоящий монолог. Но получалась какая-то белиберда. Мысли путались, и он не смог реанимировать в памяти ничего из того, что «репетировал» раньше. Все мало-мальски путные умозаключения точно в черную дыру засосало. И чем дольше они ехали, тем меньше ясности оставалось в голове.
Катя старательно отводила взгляд, не разрешая себе оторваться от окна, отчего казалась такой далекой, что Андрея начинали одолевать сомнения в целесообразности этой встречи. И чем дальше они продвигались, тем быстрее таяла его уверенность в себе.
Она тонула в его пиджаке с огромными плечами, терзая себя сомнениями, и едва ли не била себя по рукам, пресекая всякие попытки расцепить пальцы, юркнуть в тяжелые рукава и почувствовать себя в его объятиях.
Машина остановилась. Дождь шел уже сплошной стеной, совершенно парализовав движение транспорта. Поглощенная своими мыслями, Катя и не заметила, как видимость стала практически нулевой.
- Все. Дальше хода нет. Надо переждать. Если через десять минут ливень не прекратится, то мы вряд ли вообще куда-нибудь доберемся. В лучшем случае доплывем, в худшем - застрянем на полпути, - и, немного помедлив, закончил: - Нам бы до ближайшей «пристани» – и переждать. А потом я отвезу тебя, куда скажешь.
- А… где мы сейчас?
На секунду Андрей умолк.
- В квартале от моего дома.
Недоумение в ее взгляде сменилось беспокойством. И Андрею снова стало не по себе, как и полчаса назад, когда, лишь увидев его, она непроизвольно попятилась назад как от какого-то маньяка.
Он резко откинулся на спинку сиденья и, глядя прямо перед собой, спросил:
- Ты что, боишься меня?
Ей вдруг сразу стало неловко, но воздух в салоне автомобиля по-прежнему оставался тяжелым.
- Ннет, но…
- Я не собираюсь бегать за тобой с топором, - сказал он, все так же не глядя на нее, - но других разумных вариантов я не вижу. Смотри, как льет. В любом кафе сейчас аншлаг и вряд ли там найдется сейчас тихое место... Так что… придется тебе у меня погостить… если ты, конечно, - «действительно не боишься» хотел сказать он, но вслух произнес другое: - если ты, конечно, не против.
Катя неуверенно пожала плечами, и Андрей молча кивнул. Он устремил взгляд вперед, где за лобовым стеклом серой непроглядной стеной шел дождь, и, не поворачиваясь к Катерине, проговорил:
- Думаю, недолго осталось.
Дождь, льющий как из ведра, действительно скоро утих, позволив настороженным автомобилистам продолжить свой путь. Они двигались довольно медленно, с черепашьей скоростью, скорее даже плыли, омывая днища машин в бурлящих грязных потоках. И так же, как черепахи, инстинктивно втягивали головы в плечи, проезжая мимо гудящих под порывами шквального ветра огромных рекламных конструкций.
Весь оставшийся путь никто не проронил ни слова. И лишь распахнув дверь квартиры, Андрей первым заговорил, пригласив Катю войти. Он проводил ее в прохладную гостиную, где тихонько жужжал кондиционер, но, взглянув еще раз на на ее вымокшее платье, передумал и провел гостью в кухню. Включил кофеварку, чье шуршащее клокотание тут же слилось с завыванием разбушевавшегося за окном ветра.
Андрей не спешил поворачиваться лицом к Катерине, потому что понял, что сам боится. Как школьник. Даже не знал, с чего начать. Этот факт и рассмешил Андрея, и разозлил. Он попытался взять себя в руки и что было сил стиснул челюсти, но и это не помогло. Зато, когда он оглянулся на Катерину, вид у него был довольно угрюмый, если не сказать устрашающий. Он понял это, когда, наконец, посмотрел на нее, неуютно примостившуюся на самом краешке стула и смотревшую на него недоверчиво, будто ничего хорошего от этого разговора она не ждала и уже жалела, что вообще пришла.
Катины руки, выглядывающие из-под его пиджака, покрылись гусиной кожей. Андрей подумал, что неплохо было бы согреться чем-нибудь покрепче кофе, но предложить ей рюмку коньяку, разумеется, не посмел. Ситуация была и без того неоднозначной, если не сказать больше.
- Прости, - сказал он, наконец, - кроме кофе у меня ничего нет, - и снова получилось слишком сухо.
- Ничего…
- А вот, собственно и он, - обрадовался Андрей, услышав щелчок отключившейся кофеварки. Разлил кофе по чашкам и сел за стол. Обхватил обеими руками горячий фарфор и, проводив глазами тонкую ароматную дымку, поднял на Катю тяжелый взгляд.
- Я думал, что никогда… никогда больше тебя не увижу…
- Я тоже… думала.
Катя вдруг почувствовала, что готова провалиться сквозь землю, только бы не быть сейчас здесь. И сама она в квартире Жданова, и этот не клеящийся разговор – все вдруг приобрело свой единственно верный оттенок – глупый и бессмысленный. Руки, которые внезапно оказались лишними и вообще чужими, пустились в бегство от самих себя, но вместо того чтобы спрятаться понадежнее, выскочили «на передовую» и, схватив кофейную чашку, поднесли ее к губам, замерев в замешательстве.
Катя сделала глоток, но вкуса не почувствовала и неожиданно закашлялась.
- Я… гм… так и не… гм-гм… поблагодарила тебя, - слова вдруг запрыгали рассыпанными горошинами, опережая друг друга. – Гм… Я очень тебе обязана… гм… Теперь... – наконец, отдышалась и продолжала уже спокойнее: - Все так смешалось… спуталось. Я ведь понимаю, что никто другой на твоем месте и смотреть в мою сторону не стал бы, не то что возиться со мной. А ты… так много…
Катя снова подняла на Андрея глаза и осеклась на полуслове - как-то странно Андрей смотрел на нее.
Неуверенной рукой она вернула чашку в объятия одинокого блюдца и после короткой паузы тихо спросила:
- Ты меня ненавидишь?
Андрей нахмурился еще больше и, перестав вертеть в руках свой кофе, уставился на Катерину.
- Я не хотела… - Катя поднялась и, обхватив себя обеими руками, отошла к окну, чтобы только не встречаться с ним взглядом. – Я понимаю, что уже поздно что-либо объяснять… Наверное, и не к чему уже никакие объяснения, но… Я не хотела… так. Так глупо все получилось… Мне жаль... Я не знаю, чего я хотела. Это бессмысленная выходка… Конечно, я могла бы найти двадцать разных способов дать вам понять, что мне известно… известна ваша… предприимчивость… с Малиновским… И я знаю, что это было нечестно, ведь… во всей этой затее с банкротством Зималетто… я виновата не меньше вашего, но… Просто… Просто мне было… больно… И я не знала, что мне с этим делать… Я думала, если ты узнаешь… поймешь, каково это... Упасть… - она невесело усмехнулась, - я думала, мне станет легче… Я ошибалась.
Повисло тягостное молчание. Плечи ее вздрогнули и поникли. Она сделала шаг в сторону и, прислонившись спиной к стене, устремила взгляд в помутневшее окно.
Андрей был ошарашен. Его точно в насмешку выпустили из храма Фемиды, прямо со скамьи подсудимых, просто вытолкали взашей туда, на свободу, где на каждом столбе красуется его физиономия с крупной надписью «Убийца», и каждый, кто встречается ему на пути, шарахаясь, тычет в него пальцем.
Такого поворота Андрей не ожидал. Он готов был услышать многое, но не это! Он столько раз представлял себе эту встречу… Но все случилось совсем не так, как он предполагал.
Обескураженный, он встал, подошел к Кате и приготовился выговорить несчастное, истрепанное и истерзанное в битвах с самим собой «Прости», но вместо этого неожиданно для себя спросил:
- А ты… ты меня ненавидишь?
Глаза в глаза (ее - огромные, удивленные и его – черные, напряженные) и донельзя, до не существующего предела растянутое мгновение.
Если бы тишина могла оглушать, он был бы уже контужен. Вот он – его момент истины. И не нужно ему ее прощение… Нет, нужно, но не так, как он себе это придумал. Ему нужно больше, нет, ему нужно все! Ему нужна ОНА!
Если бы он только знал, насколько важно было ей самой ответить на этот вопрос, убегая от которого она научилась так искусно лгать, так ловко подменять настоящее удобным и безопасным. Она устала бегать от себя. Как ни крутись, но невозможно оторваться от собственного хвоста. Ведь даже у самой изворотливой ящерицы взамен откушенного хвоста всегда вырастает новый.
Она так и не смогла оторвать своих глаз от его «засасывающего» взгляда, моргнула только и отрицательно покачала головой.
И тут же что-то отпустило его, то, что все эти долгие минуты сушило губы, сводило челюсти и сдавливало грудь. И что-то новое – легкое и звенящее – стало разворачиваться внутри и рваться наружу. Он и сам не понимал, что, как и зачем с ним происходит, но впервые за вечер губы тронула едва заметная улыбка.
В мозгу трепыхнулось измученное «Прости», но лишь на долю секунды. Сверкнуло и погасло, бесцеремонно вытесненное отчаянной жаждой нового узнавания.
Андрей ничего не мог с собой поделать, но не прикоснуться к ней было выше его сил.
Он медленно протянул руку к ее лицу и осторожно коснулся щеки – взгляда не отвела и лица не отвернула, только от неожиданности подалась назад и уперлась затылком в стену. Подушечки его пальцев прошествовали по линии ее подбородка, очертили контур губ и остановились, решаясь.
Глаза в глаза – как канатоходцы перед прыжком над пропастью – страшно, но уже неизбежно. И он прыгнул.
Оказывается, он забыл, какие эти губы на вкус. Теплые, мягкие и податливые. Она еще не поняла, ничего для себя не решила, потому, наверное, и не отталкивает его, не двигается с места, парализованная охватившим ее смятением. А он, боясь остановиться и банально получить в морду, рискованно усиливает напор и проникает все глубже, все настойчивее, каждую секунду ожидая, что вот-вот последний предсмертный вдох закончится и кислород будет перекрыт. Он чувствует, как ее руки пробираются между их телами и упираются ему в ребра. И гонимый осознанием того, что эта секунда уже действительно последняя, Андрей впивается в Катины губы с каким-то остервенелым отчаянием. Но ожидаемого толчка в грудь он не ощущает, зато чувствует, как невыносимо тесны становятся брюки оттого, что тонкие пальчики обвивают шею, и теплые губы сами открываются ему навстречу.
Он не хотел от нее отрываться, но вдруг необыкновенно важным стало увидеть ее глаза. Андрей слегка отстранился от Кати, а она, не поспевшая за ним, еще тянулась губами за поцелуем, непонимающе, растерянно моргая. Останови он ее так окончательно, она бы, наверное, расплакалась от обиды и унижения, но, встретившись глазами с его полыхающим взглядом, почувствовала, как внутри нее просыпается зверь, обуздывать которого она уже не собиралась.
Глаза в глаза, всего один решающий миг – и они бросились в объятия друг друга уже вслепую, на ощупь, по давно забытым тропам, не думая о том, что будет завтра, ненасытно впитывая то, что есть сейчас.
Наверное, он все еще боялся, потому что спешил, будто кто-то мог помешать им, или она сама могла передумать, опомниться и оттолкнуть его.
Резким движением он дернул за узел галстука на своей шее, ослабив удавку, неуклюже стянул с Катиных плеч бретельки платья и, не сразу стащив прилипшую к груди промокшую ткань, исступленно сжал в ладонях освобожденную плоть. Катя попыталась расстегнуть на Андрее рубашку, но не справилась, в конце концов, он сам нетерпеливо рванул ее на себе, под нестройный аккомпанемент отскакивающих в разные стороны пуговиц.
Он несся как сумасшедший, осыпая Катерину беспорядочными поцелуями, жадно подминая под себя ее проснувшееся тело. Сейчас Андрей жалел, что у него всего лишь две руки, и он не может обнять Катерину всю целиком. Одной рукой, обхватив Катю за спину, он с силой прижимал ее к себе, а другой - испрашивал последнего, решающего дозволения. И лишь когда Катя задышала учащенно ему в ключицу, щелкнул пряжкой ремня и припечатал Катерину к стене.
Андрей пытался отстраниться, насколько это возможно, чтобы иметь возможность видеть ее. Он хотел видеть все - как время от времени она облизывает пересохшие губы, как затягиваются поволокой ее глаза, как колышется грудь… Но не сегодня. Все сегодня пошло не так. Неожиданно просвистела и грохнула прямо у виска распахнутая ветром балконная дверь. Катя испуганно пискнула и теснее прижалась к Андрею, и ему ничего не оставалось, как навалиться нее всем телом, уперев одну руку в стену, повинуясь внезапному инстинктивному желанию - оградить.
Дверь шумно ударялась о стену, и хлесткие, колючие струи, беспрепятственно проникавшие в дом, пришпоривали и без того разгоряченные тела. Андрей мчался уже без оглядки и чувствовал, как Катя, больно вцепившаяся пальцами в его плечи, тоже пытается успеть за ним. За гулким завыванием ветра и барабанящим по стеклам дождем он чуть не пропустил ее последний, сдавленный стон. Еще немного – и он сам потерялся, оторвавшись от реальности, погнался за металлическим звоном в ушах, в котором слились и шум ветра, и барабанная дробь дождя, и их общее с Катей дыхание. А потом он оглох. И долго стоял так, тяжело дыша, громоздко нависая над ней, пока не почувствовал, как внезапно потяжелела и начала выскальзывать из руки крепко схваченная им под коленом Катина нога. Андрей ослабил хватку, и обмякшая Катерина медленно сползла по стене на пол.
(Продолжение следует)
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
ИМХО. А Вадим ужасно неприятный тип - "такой нэприязнь к нэму испытываю - кушать нэ могу" 
Спасибо, Nadin! 
Все не отойду от восторга, что твой муз вернулся к этому рассказу! 
