Глава 2. День Рождения
Огудалова, посчитав деньги, раздраженно бросила Аннушке:
- Сдачу опять недодала. Дура!
Та не замедлила возмущенно возразить:
- От Вас только и слышишь - дура. Да я, барыня, каждую копейку Вашу берегу.
- А гривенник где? - не унималась Огудалова.
- Да хватит Вам, маменька. Из-за таких пустяков нервы себе портите, - перебила ее Лариса.
- Пустяков? - сварливо отозвалась Харита Игнатьевна.
- Да на рынке все цены такие здоровущие! - уцепилась за Ларисину поддержку Аннушка.
- Я цены-то на рынке знаю, - недовольно буркнула Огудалова. - Меня не проведешь.
Раздался звонок. Аннушка, было, дернулась, но Огудалова уже поднялась:
- Сама открою!
Она пошла к дверям, продолжая ворчать:
- Цены здоровущие! А поторговаться лень. Барыню из себя корчить мы любим...
Звонок повторился.
- Да иду, иду! Кто там такой нетерпеливый?
Карандышев вбежал по ступеням. Целуя руку Огудаловой, он торопливо говорил:
- Харита Игнатьевна! Добрый день! С новорожденной! Специально забежал, чтоб приятное сделать. Присутствовал при разборе телеграмм и вот! - с подобострастной улыбкой он подал Огудаловой телеграммы, - от Анны Дмитриевны из Монте-Карло и от Ольги Дмитриевны из Тифлиса. Поздравительные, должно быть.
- Благодарю…
Огудалова в волнении взяла телеграммы и принялась их распечатывать, Карандышев продолжал говорить, вытягивая шею в сторону комнат.
- Самолично занес, чтоб без задержки... А где Лариса Дмитриевна? - решился он, наконец, спросить.
Погруженная в чтение, Огудалова, махнув рукой, пробормотала:
- Хлопочет, хлопочет... Ждем Вас к обеду...
- Буду, буду! - оживился Карандышев. - Непременно буду!
- От Оли, - сообщила Харита Игнатьевна, проходя в комнату. - Поздравляет. Доехали благополучно.
- Дай скорее от Оли, - нетерпеливо протянула к ней руку Лариса.
Огудалова отдала телеграмму и стала распечатывать другую:
- А это от Анны... из Монте-Карло... наконец-то... год не писала...
Чуть отстранив телеграмму от себя, как это делают дальнозоркие люди, она прочла:
- Мама, у меня несчастье... - голос ее упал. - Мужа обвинили крапленых картах. Грозит тюрьма. Нечем заплатить гостинницу. Нет денег вернуться Франкфурт. Срочно вышли... семьсот рублей!
Последние слова оглушили ее.
Огудалова читала дальше, уже не вникая в смысл слов:
- Умоляю, спаси. Анна.
Харита Игнатьевна в изнеможении опустилась на стул:
- Вот тебе раз! - проговорила она, глядя прямо перед собой. - Я-то радовалась, думала - за иностранца вышла, а он не иностранец никакой, а шулер оказался...
Огудалова придвинула к себе шкатулку с деньгами.
Лариса, которую известие ошеломило не меньше, чем Хариту Игнатьевну, подсела к матери:
- Мама! Может быть, дом заложить?
- Спохватилась! - воскликнула Огудалова, в сердцах бросая на стол купюры. - Давно заложен. А на какие деньги живем?
Она подперла рукой голову, отчаянно повторив:
- Семьсот рублей!
Вожеватов передал деньги в кассу банка и двинулся прочь.
- Василий Данилыч! - окликнул его Кнуров, изучавший за столиком газету.
- О, Мокий Парменыч! - радостно отозвался Вожеватов, подходя к столику. - Мое почтение!
- Дешево баржу-то покупаете? - осведомился Кнуров.
- Дешево, Мокий Парменыч! - ответил Вожеватов, присаживаясь рядом.
- Да, разумеется. А то - что за расчет покупать? - с легкой ухмылкой заметил Кнуров.
- Сегодня встретимся у Огудаловых? - поинтересовался Вожеватов.
- Вот, Харита Игнатьевна приглашала... - в сомнении отозвался Кнуров.
- Поедемте, Мокий Парменыч, поедемте! - с улыбкой принялся уговаривать его Вожеватов. - Весело будет!
Он поднялся и, обойдя Кнурова кругом, продолжал:
- Барышня хорошенькая, на разных инструментах играет, поет, обращение свободное!
- Много у них всяких бывает, - недовольно проронил Кнуров. – Потом встречаются, кланяются. С разговорами лезут...
- А я Ларисе Дмитривне подарок купил. - Вожеватов достал коробочку и открыл ее. В коробочке лежала брошь.
- Чай, дорогой? - наклонился Кнуров над брошью, рассматривая ее.
- Пятьсот рублей! - значительно произнес Вожеватов.
- Вы баржу дешево покупаете, так из барышей-то можно! - с ехидцей поднял к нему голову Кнуров, показывая язык.
Вожеватов рассмеялся.
- Я не опоздал? - спросил Карандышев у открывшей ему Аннушки.
- Опоздали, Юлий Капитонович!
Лариса, заслышав звонок, выбежала в переднюю.
- Лариса Дмитриевна, поздравляю Вас! - оживленно заговорил Карандышев, отдавая ей коробочку с подарком и цветы. - Это Вам.
- Благодарю Вас, - невыразительным голосом отозвалась Лариса и, приняв подарок, положила его на комод.
- Вы меня простите, пожалуйста, - извиняясь, говорил Карандышев. - Я торопился, меня управляющий задержал...
Лариса уже не слушала его. Она выбегала к дверям, надеясь увидеть совсем другого человека.
- Мы рады, - бесцветно произнесла она и удалилась.
Пригладив у зеркала волосы, Карандышев быстрым шагом направился в комнаты:
- Харита Игнатьевна! Поздравляю Вас! - приложился он к руке Огудаловой. - С новорожденной! Меня управляющий задержал...
Огудалова жестом указала ему на зал, где уже вовсю веселились гости.
- Господа! - провозгласил Вожеватов. - Предлагаю еще раз выпить за украшение нашего города, за Ларису Дмитриевну!
Гости столпились около Ларисы, зазвучали поздравления. Карандышев нерешительно застыл.
- Я слышал, что Лариса Дмитриевна отменно поет, - громко сказал усатый офицер. - Попросим!
- Попросим, попросим! - зашумели присутствующие.
- С удовольствием! - ответила Лариса. - Только немного позже.
- Хорошо. Мы подождем, но без песни мы не уйдем! - не унимался офицер.
- Вот, Юлий Капитонович, присаживайтесь. - Аннушка провела Карандышева к столу.
- Угощайтесь, чем бог послал, - проговорила Огудалова, ставя перед ним прибор.
- Меня управляющий задержал! Простите, господа! – извинялся Карандышев, приложив руки к груди. - Я ему говорю...
Громкий хохот заглушил его слова, Харита Игнатьевна отошла к Ларисе, которая разговаривала с Вожеватовым.
- Ты поблагодарила Васю за подарок?
- Вася, спасибо большое! - тепло улыбнулась Лариса. - очень милая брошка.
- Пустяки, - отозвался Вожеватов.
- Что ты понимаешь! - проворчала Огудалова. - Такая вещь знаешь сколько стоит?!
К ним приблизился Карандышев с бокалом в руках:
- Я хотел бы произнести тост в Вашу честь... - начал он, но Вожеватов уже увлекал Ларису в другую комнату.
- Господин Карандышев! Это неучтиво. Лариса Дмитриевна занята, - бросил он, уходя, Карандышеву через плечо. - Вы подождите.
- Лариса, займись гостями, - обратилась Огудалова к Ларисе, увлеченной беседой с Вожеватовым.
Потом Огудалова достала из шкафа футляр с брошкой, подаренной Васей, поправила прическу. Вздохнула, глядя в зеркало, и направилась к Кнурову.
- Мокий Парменыч! - кокетливо улыбаясь, она подхватила его под руку. - Вот, хотела дочери подарок сделать, да дорого, не по карману...
- Ну, что там, что это стоит? - отозвался Кнуров.
- Оцените. - Огудалова раскрыла футляр.
- А, это... - Кнуров узнал брошь. - Пятьсот рублей это стоит.
Он полез за деньгами.
- Если бы! - скорбно поджимая губы, проговорила Огудалова. – Все семьсот...
Кнуров поглядел на нее. Харита Игнатьевна развела руками. «Что делать?» - было написано на ее лице.
Кнуров усмехнулся про себя и принялся отсчитывать деньги.
- А как Вы думаете о Вашей дочери, что она такое? - с достоинством спросил он.
- Ну, уж я не знаю, право, что и думать, - не отрывала Огудалова взгляда от денег. - Мне одно остается - Вас слушать.
- Ведь в Ларисе Дмитриевне земного этого, житейского, нет...
- Нет, Мокий Парменыч!
- Ведь это эфир...
- Эфир, Мокий Парменыч! - вторила ему Огудалова, считая про себя: «Пятьсот, пятьсот пятьдесят, шестьсот...»
- Она создана для блеску. - Кнуров закончил отсчитывать деньги и передал их Огудаловой.
Вцепившись в купюры, Харита Игнатьевна, закатила глаза:
- О, право и не знаю, как Вас благодарить! Уж и слов не подберу.
- А, пустое, - проронил Кнуров.
Огудалова, придя во внутренние покои, спрятала брошку, деньги, и перекрестилась на иконостас:
- Прости мою душу грешную, Господи! Не для себя стараюсь - видишь...
Она вернулась в комнаты, распорядилась:
- Аннушка, еще шампанского.
- Господа! - громко говорил Вожеватов. - Я сегодня в суде любопытный куплет слышал. Между прочим, от судейского чиновника!
- Ну-ка, ну-ка! - заинтересованно загалдели гости.
Выждав паузу, Вожеватов продекламировал:
- Бери большой, в том нет науки.
Бери, что только можешь взять.
На что приделаны нам руки,
как не на то, чтоб брать, брать, брать!
Все расхохотались, послышались реплики:
- В суд пойдешь одетым, а выйдешь раздетым!
- И разутым!
Хохот возобновился.
- А я взяток не беру! - гордо объявил Карандышев, стараясь хоть как-то обратить на себя внимание.
- На одно жалованье живешь?
Карандышев самодовольно кивнул головой.
- Так ведь Вам никто и не дает. - отметила Огудалова, разнося гостям шампанское. - Вот кабы давали, а Вы не брали!.. Тут бы и хвастаться можно было!
Она засмеялась, а следом за ней и остальные.